Сад, впрочем, был хотя довольно велик, но не красив: кое-где ягодные кусты смородины, крыжовника и барбариса, десятка два-три тощих яблонь, круглые цветники с ноготками, шафранами и астрами, и ни одного
большого дерева, никакой тени; но и этот сад доставлял нам удовольствие, особенно моей сестрице, которая не знала ни
гор, ни полей, ни лесов; я же изъездил, как говорили, более пятисот верст: несмотря на мое болезненное состояние, величие красот божьего мира незаметно ложилось на детскую душу и жило без моего ведома в моем воображении; я не мог удовольствоваться нашим бедным городским садом и беспрестанно рассказывал моей сестре, как человек бывалый, о разных чудесах, мною виденных; она слушала с любопытством, устремив на меня полные напряженного внимания свои прекрасные глазки, в которых в то же время ясно выражалось: «Братец, я ничего не понимаю».
Солнце стояло еще очень высоко, «дерева в два», как говорил Евсеич, когда мы с крутой
горы увидели Багрово, лежащее в долине между двух
больших прудов, до половины заросших камышами, и с одной стороны окруженное высокими березовыми рощами.
Вид в снегах быстро бегущей реки, летняя кухня на острову, высокие к ней переходы, другой остров с
большими и стройными деревьями, опушенными инеем, а вдали выпуклоутесистая Челяевская
гора — вся эта картина произвела на меня приятное, успокоительное впечатление.