Дерсу́ Узала́
1923
Глава 7
Экскурсия на Сяо-Кему
Мелкие речки, текущие в море. — Кости оленей. — Комета. — Что такое солнце? — Река Конор. — Староверы. — Непогода. — Река Сакхома. — Недоразумение с условными знаками. — Река Угрюмая. — Жаренье мяса в земле. — Горы в истоках реки Горелой. — Звезды. — Суеверие дикаря и образованного человека. — Красные волки. — Возвращение.
Двадцать четвертого августа мы распрощались с рекой Билимбе и пошли вдоль берега моря. Продолжением берегового хребта, отделяющего реки Фату и Бейцу (притоки Санхобе) от моря, будет гора Узловая. Далее на север за ней в море впадают следующие мелкие речки: Кольгатео (по-удэгейски Куалигаса), Хаома (Хома), Сюригчи (Сюликси), Гицироза, Вестыгпи, Ойонктого (по-китайски Куандол, по-удэгейски Куанда), Ада, Чуркан (по-китайски Чаан-уоза, по-удэгейски Анку-га) и Конор. На этом протяжении в обнажениях на берегу моря встречаются слюдистые сланцы, известковые и глинистые песчаники, окрашенные окисью железа, затем известняки, сланцевая глина, мелафиры, базальты и андезиты. Гора Железняк падает к морю обрывистыми утесами, у подножия которых тянется узкая, местами совсем исчезающая полоса прибоя. Во время волнения идти здесь совсем нельзя. Около реки Кольгатео есть скала, удивительно похожая на голову человека. Удэгейцы называют ее Кадани, то есть «Каменный человек». По их преданию, это был великан. Один раз он вошел в воду и стал кричать, что никого не боится. В этот момент властитель морей Тэму превратил его в камень. От тяжести он стал увязать в землю и опускаться все ниже и ниже. Лет 50 назад еще были видны его плечи, а теперь над водной поверхностью осталась только одна голова. Иногда великан шевелится; тогда содрогаются и стонут прибрежные сопки.
От устья Билимбе до Конора — 12 км по прямой линии. В этот день, несмотря на хорошую погоду, нам удалось пройти немного. На бивак мы стали около небольшой речки Сюригчи. Нижняя часть ее заболочена, а верхняя покрыта гарью. Здесь был когда-то хороший лес. Недавнее наводнение размывало оба берега речки.
Невдалеке от бивака Дьяков нашел скелеты двух оленей, спутавшихся рогами. Я отправился по указанному направлению и вскоре действительно увидел на земле изюбровые кости. Видно было, что над уборкой трупов потрудились и птицы, и хищные звери. Особенный интерес представляли головы животных. Во время драки они так сцепились рогами, что уже не могли разойтись и погибли от голода. Стрелки пробовали разнять рога: шесть человек (по три с каждой стороны) не могли этого сделать. Можно представить себе, с какой силой бились изюбры! Очевидно, при ударе рога раздались и приняли животных в смертельные объятия. Хотя мулы наши были перегружены, тем не менее я решил дотащить эту редкую находку до первого жилого пункта и там оставить ее на хранение у китайцев.
Ночью, перед рассветом, меня разбудил караульный и доложил, что на небе видна «звезда с хвостом». Спать мне не хотелось, и потому я охотно оделся и вышел из палатки. Чуть светало. Ночной туман исчез, и только на вершине горы Железняк держалось белое облачко. Прилив был в полном разгаре. Вода в море поднялась и затопила значительную часть берега. До восхода солнца было еще далеко, но звезды стали уже меркнуть. На востоке, низко над горизонтом, была видна комета. Она имела длинный хвост.
Скоро проснулись остальные люди и принялись рассуждать о том, что предвещает эта небесная странница. Решили, что Земля обязана ей своим недавним наводнением, а Чжан Бао сказал, что в той стороне, куда направляется комета, будет война. Видя, что Дерсу ничего не говорит, я спросил его, что думает он об этом явлении.
— Его так сам постоянно по небу ходи, людям никогда мешай нету, — ответил гольд равнодушно.
При всем своем антропоморфизме он был прав и судил о вещах так, каковы они есть на самом деле.
Но вот на востоке стала разгораться заря, и комета пропала. Ночные тени в лесу исчезли; по всей земле разлился серовато-синий свет утра. И вдруг яркие солнечные лучи вырвались из-под горизонта и разом осветили все море.
— Дерсу, — спросил я его, — что такое солнце?
Он посмотрел на меня недоумевающе и в свою очередь задал вопрос:
— Разве ты никогда его не видал? Посмотри! — сказал он и указал рукой на солнечный диск, который в это время поднялся над горизонтом.
Все засмеялись. Дерсу остался недоволен: как можно спрашивать человека, что такое солнце, когда это самое солнце находится перед глазами? Он принял это за насмешку.
Вследствие того что мы рано встали, мы рано выступили и с бивака. Тропа по-прежнему шла по берегу моря. После реки Сюригчи на значительном протяжении идут метаморфические глинистые сланцы.
Из мелких речек здесь наиболее интересна Конор. Она длиной около десяти километров и состоит из слияния двух речек: большой — Левой и меньшей — Правой. Истоки реки Конор находятся в том же горном узле (горы Туманная и Дромацер), где истоки реки Забытой (приток реки Билимбе). Долина Конор большей частью болотистая, покрыта лиственным редколесьем; река маловодная, но имеет довольно быстрое течение. Около устья она разделяется на два рукава, текущие по глубоким расщелинам. По сторонам их возвышаются морские береговые террасы как результат отрицательного движения береговой линии.
Отдохнув немного на Коноре, мы снова тронулись в путь.
Тут тропа оставляет берег моря и по ключику Ада поднимается в горы, затем пересекает речку Чуриги и тогда выходит в долину реки Сяо-Кемы, которая на морских картах названа Сакхомой.
На Сяо-Кеме, в полутора километрах от моря, жил старообрядец Иван Бортников с семьей. Надо было видеть, какой испуг произвело на них наше появление! Схватив детей, женщины убежали в избу и заперлись на засовы. Когда мы проходили мимо, они испуганно выглядывали в окна и тотчас прятались, как только встречались с кем-нибудь глазами. Пройдя еще с полкилометра, мы стали биваком на берегу реки, в старой липовой роще.
Сегодня весь день стояла в воздухе какая-то мгла. Она медленно сгущалась. После полудня в ней потонули дальние горы. Барометр стоял на 757 мм при +14,5°С. На западной части неба все время держалась темная туча с резко очерченными краями. Характер ветра был неровный: то становился порывистым, то спадал до полного штиля. В тот момент, когда солнце скрылось за облаками, края последних стали светиться, как будто были из расплавленного металла. Прошло несколько минут, и вдруг из-за туч по желто-зеленому фону неба веером поднялись три пурпуровых луча. Явление это продолжалось не более двух минут. Затем оно начало блекнуть, и вместе с тем туча стала быстро застилать небо.
Я думал, что на другой день, 26 августа, будет непогода. Но опасения мои оказались напрасными. Наутро небо очистилось, и день был совершенно ясный.
Староверы Бортниковы жили зажиточно, повинностей государственных не несли, земли распахивали мало, занимались рыболовством и соболеванием и на свое пребывание здесь смотрели как на временное. Они не хотели, чтобы мы шли в горы, и неохотно делились с нами сведениями об окрестностях.
Река Сяо-Кема состоит из слияния двух рек: Горелой (длиной 15 км) и Сакхомы (длиной 20–25 км). Слияние их происходит недалеко от моря. Здесь долина становится шире и по сторонам окаймляется невысокими сопками, состоящими главным образом из базальтов с резко выраженной флюидальной структурой и листоватой сфероидальной отдельностью.
Во время недавнего наводнения вода сильно размыла русло реки и всюду проложила новые протоки. Местами видно было, что она шла прямо по долине и плодородную землю занесла песком и галькой. Около устья все протоки снова собираются в одно место и образуют нечто вроде длинной заводи.
Сегодняшняя вечерняя заря была опять очень интересной и поражала разнообразием красок. Крайний горизонт был багровый, небосклон оранжевый, затем желтый, зеленый и в зените мутно-бледный. Это была паутина перистых облаков. Мало-помалу она сгущалась и наконец превратилась в слоистые тучи. Часов в 10 вечера за нею скрылись последние звезды. Началось падение барометра.
Утром меня разбудил шум дождя. Одевшись, я вышел на улицу. Низко бегущие над землей тучи, порывистый ветер и дождь живо напомнили мне бурю на реке Билимбе. За ночь барометр упал на 17 мм. Ветер несколько раз менял свое направление и к вечеру превратился в настоящий шторм.
В этот день работать не удалось. Палатку так сильно трепало, что казалось, вот-вот ее сорвет ветром и унесет в море. Часов в десять вечера непогода стала стихать. На рассвете дождь перестал, и небо очистилось.
28, 29 и 30 августа были посвящены осмотру реки Сяо-Кемы. На эту экскурсию я взял с собой Дерсу, Аринина, Сабитова и одного мула. Маршрут я наметил по реке Сакхоме до истоков и назад, к морю, по реке Горелой. Стрелки с вьючным мулом должны были идти с нами до тех пор, пока будет тропа. Дальше мы идем сами с котомками, а они той же дорогой возвращаются обратно.
В восемь часов утра мы выступили с бивака.
Тропа начинается от самого дома старовера и идет по левому берегу реки. Здесь рельеф представляется в виде холмов с длинными пологими скатами. Разбросанные по долине реки, густо поросшие орешником холмы чередуются с болотцами и каменистыми участками, лишенными растительности. Между ними река проложила себе много проток. После недавнего дождя они все были переполнены водою. Эти пологие увалы есть не что иное, как размытые речные террасы, покрытые редколесьем из дуба, бархата, клена, черной березы, тополя, вяза и липы в возрасте от 150 до 200 лет.
Как и везде, густое подлесье в долине Сакхомы состояло из зарослей калины, таволожки и леспедецы. Среди кустарников нашел себе приют охотский хмель с зимующим одеревенелым стеблем, повесивший на близрастущее деревце свои цепкие плети с белыми пушками, как у одуванчика. В другом месте тонкие длинные ветви ломоноса с мелкими белыми цветами совсем опутали куст шиповника. Тут же из зарослей поднимала свою красивую головку пышная ятрышниковая любка, а рядом с нею — ядовитая чемерица, которую легко узнать по плойчатым грубым листьям и шапке белых цветов, теперь уже побуревших и засохших.
По дну длинных балок, прорезывающих террасы в направлении, перпендикулярном к линии тальвега долины, текут небольшие извилистые ручейки. Около их устьев кустарники прерываются, и их места занимают тростники и обыкновенная полынь саженной высоты, оспаривающие друг у друга открытые и сухие места.
Мул, которого взяли с собой Аринин и Сабитов, оказался с ленцой, вследствие чего стрелки постоянно от нас отставали. Из-за этого мы с Дерсу должны были часто останавливаться и поджидать их. На одном из привалов мы условились с ними, что в тех местах, где тропы будут разделяться, мы будем ставить сигналы. Они укажут им направление, которого надо держаться. Стрелки остались поправлять седловку, а мы пошли дальше.
Река Сакхома около устья шириной 6–8 и глубиной не более 1–1,5 м. Немного выше того места, где она соединяется с рекой Горелой, долина суживается. С правой стороны поднимаются высокие горы, поросшие густым смешанным лесом, а слева тянутся размытые террасы с лиственным редколесьем.
Здесь тропы первый раз разделились: одна пошла вверх по реке, другая — куда-то вправо. Надо было поставить условленный сигнал. Дерсу взял палочку, застругал ее и воткнул в землю; рядом с нею он воткнул прутик, согнул его и надломленный конец направил в ту сторону, куда надо идти. Установив сигналы, мы отправились дальше в уверенности, что стрелки поймут наши знаки и пойдут как следует. Пройдя километра два, мы остановились. Не помню, мне что-то понадобилось во вьюках. Мы стали ждать стрелков, но не дождались и пошли назад, к ним навстречу. Через 20 минут мы были у места разветвления троп. С первого же взгляда стало ясно, что стрелки не заметили нашего сигнала и пошли по другой дороге. Дерсу начал ругаться.
— Какой народ! — говорил он в сердцах. — Та к ходи, головой качай, все равно как дети. Глаза есть — посмотри нету. Такие люди в сопках живи не могу — скоро пропади.
Его удивляло не то, что Аринин и Сабитов ошиблись. Это не беда! Но как они, идя по тропе и видя, что на ней нет следов, все-таки продолжают идти вперед?! Мало того, они столкнули оструганную палочку. Он усмотрел, что сигнал был опрокинут не копытом мула, а ногой человека.
Однако разговором дела не поправишь. Я взял свое ружье и два раза выстрелил в воздух. Через минуту откуда-то издалека послышался ответный выстрел. Тогда я выстрелил еще два раза. После этого мы развели огонь и стали ждать. Через полчаса стрелки возвратились. Они оправдывались тем, что Дерсу поставил такие маленькие сигналы, что их легко было не заметить. Гольд не возражал и не спорил. Он понял, что то, что ясно для него, совершенно неясно для других.
Напившись чаю, мы опять пошли вперед. Уходя, я велел людям внимательно смотреть под ноги, чтобы не повторить ошибки. Через два часа мы достигли того места, где в Сакхому с правой стороны впадает река Угрюмая.
Тут тропы опять разделились. Первая ведет на перевал к реке Илимо (приток Такемы), а по второй нам следовало идти, чтобы попасть в истоки реки Горелой. Дерсу снял котомку и стал таскать бурелом.
— Рано делать бивак, — сказал я ему. — Пойдем дальше.
— Моя дрова таскай нету. Моя дорога закрывай, — ответил он серьезным тоном.
Тогда я понял его. Стрелки бросили ему укор в том, что оставляемые им сигналы незаметны. Теперь он решил устроить такую преграду, чтобы они уперлись в нее и остановились. Меня это очень рассмешило. Дерсу навалил на тропе множество бурелома, нарубил кустов, подрубил и согнул соседние деревья — словом, создал целую баррикаду. Завал этот подействовал. Натолкнувшись на него, Сабитов и Аринин осмотрелись и пошли как следует.
Река Угрюмая течет в широтном направлении. Узкая долина ее покрыта густым хвойно-смешанным лесом. Следы разрушительного действия воды видны на каждом шагу. Лежащие на земле деревья, занесенные галькой и песком, служат запрудами, пока какое-нибудь новое большое наводнение не перенесет их в другое место.
По дороге мы несколько раз видели козуль. Я стрелял и убил одну из них. В сумерки мы дошли до верховьев реки и стали биваком.
Вечером Дерсу особым способом жарил козлятину. Он выкопал в земле яму размерами 40 см3 и в ней развел большой огонь. Когда стенки ямы достаточно прогрелись, жар из ямы был вынут. После этого гольд взял кусок мяса, завернул его в листья подбела и опустил в яму. Сверху он прикрыл ее плоским камнем, на котором снова развел большой огонь на полтора часа. Приготовленное таким образом мясо было удивительно вкусно. Ни в одном первоклассном ресторане не сумели бы так хорошо его зажарить: снаружи козлятина покрылась красновато-бурой пленкой, но внутри была сочная. С той поры при каждом удобном случае мы жарили именно таким способом.
Отсюда на другой день стрелки Аринин и Сабитов с мулом пошли обратно, а мы с Дерсу продолжали маршрут дальше.
В верховьях Угрюмая разбивается на две речки, расходящиеся под углом градусов в тридцать. Мы пошли влево и стали взбираться на хребет, который здесь описывает большую дугу, охватывая со всех сторон истоки реки Горелой (Угрюмая огибает его с запада). С этих гор берут начало и другие реки. На запад течет Сяо-Кунчи (приток Такемы), на юг — один из притоков Билимбе, на юго-восток — Конор. Если стоять лицом вверх по реке Горелой, а спиною к морю, то вершины, составляющие упомянутый горный хребет, располагаются справа налево в следующем порядке: гора Голиаф (960), Туманная (970), Шпиц (940), Шанц (1000), Дромадер (1060), Облачная (980) и Алмазная (900 м). Последняя состоит из крупнозернистого кварцевого порфира. Здесь в жилах часто находили друзы горного хрусталя. Это обстоятельство, вероятно, и послужило поводом для того, чтобы окрестить ее Алмазной горой.
Все окрестные сопки обезлесены пожарами: дожди смыли всю землю и оголили старые осыпи, среди которых кое-где сохранились одинокие скалы с весьма причудливыми очертаниями. Одни из них похожи на людей, другие — на колонны, третьи — на наковальни и т.д.
Мы с Дерсу прошли вдоль по хребту. Отсюда сверху было видно далеко во все стороны. На юге, в глубоком распадке, светлой змейкой извивалась какая-то река; на западе в синеве тумана высилась высокая гряда Сихотэ-Алиня; на севере тоже тянулись горные хребты; на восток они шли уступами, а дальше за ними виднелось темно-синее море. Картина была величественная и суровая.
Когда начало смеркаться, мы немного спустились с гребня хребта в сторону реки Горелой. После недавних дождей ручьи были полны водой. Очень скоро мы нашли удобное место и расположились биваком высоко над уровнем моря.
С утра день был облачный, но к вечеру небо очистилось. Золотисто-розовые лучи заходящего солнца некоторое время скользили по склонам гор и взбирались все выше и выше. Потом они оставили скалы и стали играть с облаками на небе, потом угасло и это явление: вечерняя заря стала медленно замирать. Дромадер, Шанц и Алмазная горы резко вырисовывались на светлом фоне неба и казались теперь еще сумрачнее и выше. По мере того как пропадал свет солнца на небе, по земле разливался другой, бледно-голубой свет луны. Тени стали резче и темнее. Кругом пала обильная роса. Ночь обещала быть холодной, и потому мы постарались собрать побольше дров, благо в них здесь не было недостатка.
Лежа у костра, я любовался звездами. Дерсу сидел против меня и прислушивался к ночным звукам. Он понимал эти звуки, понимал, что бормочет ручей и о чем шепчется ветер с засохшей травой.
Одна половина была освещена красным светом костра, а другая — бледными лучами месяца, точно рядом, прижавшись друг к другу, сидели два человека — красный и голубой.
Мы разговаривали: говорили о небе, о луне, о звездах. Мне интересно было узнать, как объясняет все небесные явления человек, проведший всю жизнь среди природы, ум которого не был заполнен книжными аксиомами.
Оказалось, что он никогда не задумывался над тем, что такое небо, что такое звезды. Объяснял он все удивительно просто. Звезда — звезда и есть; луна — каждый ее видел, значит, и описывать нечего; небо — синее днем, темное ночью и пасмурное во время ненастья. Дерсу удивился, что я расспрашиваю его о таких вещах, которые хорошо известны всякому ребенку.
— Кругом люди понимай. Разве тебе, капитан, посмотри нету? — спрашивал он меня в свою очередь.
Я так увлекся созерцанием звездного неба, что совершенно забыл о том, где я нахожусь. Вдруг голос Дерсу вывел меня из задумчивости.
— Посмотри, капитан, — сказал он, — это маленькая уикта (звезда).
Я долго не мог разобраться, на какое светило он указывал, и наконец после разъяснений понял, что он говорит про Полярную звезду.
— Это самый главный люди, — продолжал гольд. — Его всегда одно место стоит, а кругом его все уикта ходят.
В это время яркая падающая звезда черкнула по небу.
— Что это такое, Дерсу? Как ты думаешь? — спросил я его.
— Одна уикта упала.
Я думал, что он свяжет это явление с рождением или со смертью человека, даст ему религиозную окраску. Ничего подобного. Явление простое: одна звезда упала.
— Китайские люди говорят, — добавил он, — там, где упала звезда, надо искать женьшень.
Для образованного человека это явление сложное: осколок астероида, случайно вошедший в сферу земного притяжения, раскалившийся от трения о воздух, горящий за счет кислорода воздуха, метеорное железо, космическая пыль… Падение их на Землю в течение многих веков должно влиять на объем, вес и плотность ее, а всякое малейшее изменение в этом направлении влечет изменение в движении ее и рефлектирует на движении других планет и т.д.
Я очнулся от своих дум. Костер угасал. Дерсу сидел, опустив голову на грудь, и думал. Я подбросил дров в огонь и стал устраиваться на ночь.
На другое утро мы проснулись от холода. Роса, выпавшая с вечера на землю, замерзла и превратилась в иней. Согревшись чаем, мы надели свои котомки и стали спускаться к реке Горелой. Долина ее шире, чем долина реки Сакхомы, и имеет явно выраженный характер размыва. Другой отличительной чертой ее будет отсутствие лесов, большей частью уничтоженных пожарами. Все склоны гор, обращенные к реке Горелой, сплошь покрыты осыпями, заросшими травой, кустарниками и завалены буреломом. Река имеет порожистый характер. Долина ее длиною 14 км, ширина устья около 4–6 м и глубина не более 0,6–0,9 м.
По мере того как мы подвигались книзу, ручей становился многоводнее. Справа и слева в него впадали такие же ручьи, и скоро наш ручей стал довольно большой горной речкой. Вода с шумом стремилась по камням, но этот шум до того однообразен, что забываешь о нем и кажется, будто в долине царит полная тишина.
Пробираться сквозь заросли горелого леса всегда трудно. Оголенные от коры стволы деревьев с заостренными сучками в беспорядке лежат на земле. В густой траве их не видно, и потому часто спотыкаешься и падаешь. Обыкновенно после однодневного пути по такому горелому колоднику ноги у лошадей изранены, у людей одежда изорвана, а лица и руки исцарапаны в кровь. Зная по опыту, что гарь выгоднее обойти стороной, хотя бы и с затратой времени, мы спустились к ручью и пошли по гальке.
Вдруг за поворотом речки я увидел какое-то животное, похожее на собаку, только выше ростом. Широкая голова, небольшие мохнатые стоячие уши, притупленная морда, сухое сложение и длинный пушистый хвост изобличали в нем красного волка или шакалоподобную дикую собаку. Цвет волка действительно был красный, темный на спине и светлый на брюхе. Животное лакало воду. Когда мы вышли на гальку, оно перестало пить и большими прыжками побежало к лесу. Вслед за ним из прибрежных кустов выскочили еще два волка, из которых один был такой же окраски, как и первый, а другой темнее, и еще несколько животных промелькнуло мимо нас по кустам. Я стрелял и ранил одного из них. В это время подошел Дерсу. Узнав, в чем дело, он направился в заросли и стал что-то искать. Минуты через две я услышал его оклик и повернул в ту сторону. Гольд стоял около большого кедра и махал мне рукой. Подойдя к нему, я увидел на земле большое кровавое пятно и кое-где клочки оленьей шерсти. Дерсу сообщил мне, что красные волки всегда бродят по тайге стаями и охотятся за козами сообща, причем одни играют роль загонщиков, а другие устраивают засаду. Когда они бросаются на животное, то растаскивают его на части, оставляя на месте, как и в данном случае, только кровавое пятно и клочки шерсти. Охотники говорят, что бывали случаи нападения их на человека.
Область распространения красных волков обнимает длину реки Уссури, Южно-Уссурийский край и прибрежный район к северу от залива Ольги до мыса Плитняк. Другими словами, северная граница их обитания совпадает с границей распространения диких коз и пятнистых оленей. Чаще всего животное это встречается в Посьетском, Барабашском и Суйфунском районах.
Отдохнув немного около речки, мы пошли дальше и к вечеру дошли до берега моря.
Следующий день, 31 августа, мы провели на реке Сяо-Кеме, отдыхали и собирались с силами. Староверы, убедившись, что мы не вмешиваемся в их жизнь, изменили свое отношение к нам. Они принесли нам молока, масла, творогу, яиц и хлеба, расспрашивали, куда мы идем, что делаем и будут ли около них сажать переселенцев.