Меня она заарканила с ходу, всё было дьявольски притягательно – и эта тугая звучная плоть, и исходившая от неё неистребимая сила жизни, и даже простое лицо слобожанки.
И вновь мне представился отчий город и голоногие слобожанки с подолами, задранными до бёдер, их круглые склонённые спины и мощные грушевидные груди, почти уходившие в мыльную воду, плескавшуюся в серых лоханях.
Между тем во время курса лечения цыган, узнав, что его госпожа вне опасности и достигла, чего желала, начал шутить по-прежнему. Раз, когда вышла из избы старшая внука лекарки, он рассказал о шабаше русалок. Смеялась очень старушка рассказу, но разочаровала цыгана, объяснив, что не водяные ведьмы напугали его, а рыбацкие слобожанки.
Он женился на слобожанке-полуякутке, его девочки говорили только по-якутски, а сам он пахал землю, продавал хлеб, ездил зимой в извоз и глядел на жизнь умными, немного насмешливыми глазами.