От этих суровых дубов, недвижимо
распростирающих узловатые свои сучья, от этих стройно сверкающих берёз, в глубоком молчании столпившихся на краю вершины, от этих покоробленных осин и жидкого орешника с остатками жёлтой лапчатой листвы, слабо трепещущей на тёмных лозах, – веет какою-то щемящей печалью, свойственной всему, что носит следы разрушения…
Невдалеке, в этой же самой ложбинке, морщится маленькими грязноватыми волнами узенький прудок, запруженный полуразмытой плотиной, которую только, кажется, и сдерживают своими корнями молодые ветёлки, сиротливо
распростирающие по сырому воздуху свои мокрые, голые ветви…