Убитый этой смертью, но не лишённый бытия, причём смерть тем ужаснее, как ощущаемая, он низвергнут на землю в оковах: в грубой, многоболезненной плоти,
претворившейся в такую из тела бесстрастного, святого, духовного.
То были, наконец, равнодушные и сомневающиеся, у которых огонь погас и энтузиазм остыл, которые устали стремиться к лучшему, устали от грез, не
претворившихся в действительность, и сделались приверженцами старого, мудрого изречения: смотрите, ведь все обстоит благополучно! – а потому с насмешкой и недоверием встречали все молодое и новое, ища горького наслаждения в подобном бичевании своего собственного безумия, которому они изменили.