За эти полгода постепенно стал я забывать о тулупе, приспособился к фуфайке и к старой куртке, но в метельную погоду нет-нет, да и вспоминал я и широкий запа́х полы моего старого товарища и высокий его ворот, в котором так хорошо было прятать щёки и глаза от
нижущего ветра и снежной крупы, и бережливое тепло его овчинного нутра.