Голубь говорит
курлы-курлы, растёт горлом, как чингиз-хан на горе трупов, ходит при этом, а если летит, то в одной руке у него медный шар, а во второй разорванная пополам волчица.
И все прекрасно помнил – и птичку
курлы-курлы, и тень мрака, чуть его не убившую…
Больше всего было жаль, почему-то золотых журавлей на кувшинах, все они разбились вдребезги, сыщику на секунду померещилось, что он слышит их жалобное
курлы-курлы…