И снова дед садит внука на твёрдые, заплатами прикрытые колени, скоблит брюкву, ворчит, стукает малого черенком по лбу, пока насытившийся, ублажённый пузан не зашевелит ртом заторможенно, лениво, и глаза его не начнут склеиваться, и маленькое тельце, что слабая былка, отягощённая росой, приникнет к выпуклой груди деда и в тёплом её
заветрии распустится доверчиво и защищенно.