А когда он обернулся и увидел – и, конечно, я увидела – прочно занимавшего весь дверной проём грузного священника в самой настоящей рясе, с массивным крестом на груди, то заорал что-то нечленораздельно, но явно радостное и побежал к священнослужителю, занёсшего уже грозящую длань над головой трусливо гнусившего что-то охранника.
Над всем этим господствовал звонкий, грудной, хотя тоже, в силу обычая, для большей истовости несколько гнусивший голос псаломщика – митрополичьего поддьяка, высоко и шибко забиравшего большею частью там, где не следовало.