Хрустальные Маски

Terry Salvini

Ночь любви и страсти всё смешала в жизни и в работе прекрасной Лорелей – молодой женщины-адвоката из Нью-Йорка, которая занимается щекотливым и на первый взгляд совершенно ясным судебным делом. Чтобы докопаться до истины, Лорелей решает проникнуть в сомнительные круги, где ей откроется оборотная сторона собственного характера. Вокруг главной героини вращаются остальные действующие лица: бывший возлюбленный, семья, друзья, коллеги, а главное Сонни, пианист и композитор, которого всё ещё не отпускает прошлое. Одни из персонажей остаются верными самим себе до конца, другие прячут свои лики за хрустальными масками, которые в конечном счёте разобьются о быстро бегущую, неотступную череду событий.

1

Лорелей поднялась со стула у себя в кабинете и подошла к окну. Она устала сидеть за письменным столом, перелистывать кодексы и барабанить по клавишам компьютера, тем более что скоро надо будет ехать в суд.

Хотя туч было не видно, чувствовалось, что вскоре пойдёт дождь; настроение у неё тоже посерело, как небо в прошедшие два дня, серость она ненавидела, серость вселяла в неё тоску.

Она долго стояла и смотрела на большие голубенькие стёкла выстроенного напротив небоскрёба, неотвязно думала о том, что случилось с ней прошлой ночью. Пыталась восстановить последовательность событий, но воспоминания у неё в голове походили на старую обшарпанную негодную киноплёнку, на которой кадры пробегают стремительно и застревают все время на одном и том же месте.

Она отлично помнила свадебную церемонию брата, обед в ресторане в одной гостинице в Манхэттене, музыку и тосты, их было также много, как мужчин, которые подъезжали к ней с ухаживаниями; вспоминалось множество лиц, которых она никогда раньше не видела, и столь же много тех, которые она давно хорошо знала. Среди знакомых образов всплывал, в частности, один, в последние часы он не отступал, и Лорелей опасалась, что принадлежит лик мужчине, с которым она ушла из ресторана и поднялась в номер.

Сильно надеюсь, что это не он!

Она все ещё стояла и пристально разглядывала свой кабинет, который отражался в стёклах высившегося напротив небоскрёба, когда шум у неё за спиной прервал ход мыслей.

— Лорелей, ты все ещё здесь?

Она обернулась на Саймона Килмера, белизна его кожи сочеталась с белизной редких волос на голове.

— Извини, я задумалась кое о чем. Уже иду.

Она отошла от окна и вернулась к стоявшему в углу кабинета столу взять свои записи. Лорелей зацепилась за папку с документами, папка в свою очередь задела пенал с ручками, и он упал. Ручки вывалились сначала на столешницу из красного дерева, а потом покатились на мраморный пол.

— Что с тобой сегодня? — спросил Саймон. — Нервничаешь из-за слушания по делу Десмонд? Мне очень жаль, но на заседание суда пойти тебе придётся, — строго сказал он. — Это самое меньшее, что ты можешь сделать, чтобы я забыл, что ты не хотела браться за это дело. Я тебя чуть не уво…

— Да причём здесь слушание! — прервала его Лорелей, она присела на корточки подобрать ручки и карандаши. Подняла на секунду голову и опередила следующий вопрос: — Не волнуйся, мои проблемы касаются только моей личной жизни. А теперь, будь добр, ни о чем меня больше не спрашивай.

Она поставила на место пенал, молча сняла очки и запихнула их в портфель.

Килмер пощупал тёмное пятнышко у себя на лице — едва заметную родинку под поседевшей бородой:

— Я вовсе не собирался вмешиваться в твою личную жизнь. Но в чем бы ни была проблема, постарайся снова стать посмекалистее и поэнергичнее: ты какая-то рассеянная и вроде как устала. На вечеринках много сил уходит… — он улыбнулся, словно давал понять, что догадался в чем дело.

Лорелей не ответила на провокацию и тоже постаралась улыбнуться. Сколь бы ни был Килмер человеком проницательным, он наверняка не мог точно угадать, что с ней приключилось вчера вечером.

— Сделаю, как советуешь.

— Давай, беги теперь, а то придёшь, когда все уже расходиться будут. И очень прошу: сообщи мне, чем кончится слушание. Я от тебя хочу услышать, а не от Итана, поняла?

— А у меня что, есть другой выход? Прекрасно знаю, что иначе ты мне как-нибудь отплатишь, — ответила она и вышла из кабинета.

Лорелей остановила такси, на работе она всегда ездила на такси.

— Довезите меня до Сентер-стрит номер 100, как можно быстрее, пожалуйста, — сказала она молодому таксисту с азиатскими чертами лица и гладко зачёсанными волосами.

Через пару километров послышался странный хлопок, такси завиляло, парень за рулём встревожился.

Что такое случилось? — подумала Лорелей.

Проклиная невезуху, таксист свернул к тротуару, прикидывая, где бы остановиться, но прежде, чем приглядел подходящее место, несколько минут ушло впустую. Таксист открыл дверцу, вылез из машины, обошёл её, тщательно проверяя колеса.

— И все-то у меня сикось-накось нынче утром! — вырвалось у него, он раздражённо махнул рукой. — Шину проколол, только этого не хватало!

Господи! Вот именно, только этого не хватало! — подумала Лорелей и тоже вылезла из такси.

— Сколько надо времени поменять колесо?

— Не меньше четверти часа, девушка.

— Не могу я ждать четверть часа! — на последнем слоге она почти завизжала.

— Очень сожалею, но я что сделаю; сами видите, — ответил таксист, указывая на почти спущенное переднее колесо.

Лорелей хлопнула дверцей.

— Так, скажите, сколько я вам должна. И побыстрее, пожалуйста.

— Да бросьте; сдаётся, что денёк у меня сегодня не из самых удачных.

— У меня тоже…

Она вытащила из кошелька десять долларов и протянула таксисту, парень, тем временем, открыл багажник и вытащил инструменты и запасное колесо. Он улыбкой поблагодарил Лорелей и решительно засунул банкноту в карман.

Лорелей зашагала по тротуару, дошла до пересечения с главной улицей и оглядела вереницу машин всевозможных марок и расцветок, которые мчались мимо неё. Когда завидела такси, подняла руку, сигналя водителю остановиться, но такси проехало, даже не сбавив ход.

Она увидела ещё одно такси, и в надежде замахала ещё сильнее, но и это такси пронеслось мимо. Попыталась остановить ещё одно: ни в какую! Проклятые жёлтые легковушки ехали своей дорогой, не обращая на Лорелей никакого внимания.

Да что же, ни одного свободного такси нет?

Она замаячила ещё одному таксисту, размахивая руками так энергично, что самой смешно стало: и этот проехал! Лорелей вздохнула и вернулась к азиату, менявшему колесо.

— Послушайте, вам сколько времени ещё понадобится?

— Ещё пару минут, девушка, — ответил он, затягивая один из болтов на колесе.

— Ладно. Давайте так, — она вытащила из портфеля ещё несколько банкнот. — Если довезёте меня до здания суда раньше одиннадцати, считайте, что вам выпал один из самых удачных дней.

Парень замер, разглядывая щедрую плату пассажирки, потом заорудовал гаечным ключам с бóльшим рвением. Две минуты спустя он уже опять сидел за рулём, а Лорелей на заднем сидении считала бежавшие секунды, уставившись в дисплей мобильника.

Из-за большого движения в Адской кухне такси поневоле стало замедлять ход, а потом и вовсе почти остановилось. Продвигалось со скоростью пешехода. Непрестанными гудками водители сигналили всё своё раздражение.

— Нет какой-нибудь развязки выехать из этого столпотворения? — спросила Лорелей.

— Сожалею, девушка. Будь она, думаете, я бы не свернул?

— У меня рабочее место на карту поставлено!

— Да вы знаете, сколько тут пассажиров садится, и у каждого своя история. Одни сядут и почти не шевелятся, всю дорогу молчком, будто меня и нету вовсе; другие нервничают так… будто их поджаривают на сиденье. И болтают напропалую так же, как вы.

Лорелей подметила в зеркальце заднего видения, что таксист улыбается; она тоже вымученно улыбнулась и заработала едкий ответ:

— И только одно у всех одинаково, — продолжил парень. — Все страшно торопятся доехать до места.

Лорелей глубоко вздохнула, стараясь успокоиться.

— Я уже извинилась, что ещё могу сделать?

— Ничего! Сидячим мумиям предпочитаю таких пассажиров как вы, девушка.

На это раз Лорелей улыбнулась увереннее. Ещё бы, я тебе вон сколько денег отвалила! — подумала она, откинувшись на подголовник. Неотступная боль сзади в шее немного утихла, давая Лорелей сосредоточиться на работе, но не прошла.

Может, это как раз тот случай, когда стоит принять болеутоляющее: врач несколько раз повторил, что пить таблетку надо, когда болит ещё не слишком сильно, и удваивать дозу только в крайнем случае. Но из-за упрямства и перегрузок на работе Лорелей пила лекарство как придётся; и вот результат — через пару лет ей приходится выпивать по две таблетки.

Лорелей вытащила из портфеля маленькую серебряную коробочку, взяла одну таблетку и захлопнула крышечку; взгляд её задержался на двух буквах Л, выгравированных на коробочке сверкающей позолотой: в своё время инициалы означали Лоренц Леманн, так звали её деда; а сегодня это Лорелей Леманн.

Как и опасалась, в суд она опоздала. Довезти её раньше одиннадцати таксист не сумел, но она всё равно оставила ему уже отданную сумму в виде возмещения за то, что парню пришлось терпеть её взвинченные нервы.

Лорелей взбежала по широкой мраморной лестнице, которая вела к входной двери, в надежде, что застанет хотя бы вынесение приговора. К счастью, она знала куда идти, и не пришлось терять времени и выспрашивать, где заседает суд; в огромном здании суда, если не знаешь его на отлично, заблудиться легко.

Но не успела она войти в зал, как поняла, что приговор по делу Десмонд уже вынесли: дверь была распахнута, и из зала выходили люди.

Чёрт подери, опоздала! Лорелей сжала руку в кулак и ударила по невидимой поверхности.

Она остановилась в двери и поспешно оглядела зал: через жалюзи на окнах проникал неяркий свет, но его хватало, чтобы разглядеть на лицах ещё не отступившую напряжённость; присутствовавшие на слушании люди и присяжные поднимались с мест, вставала и судья Сандерс, субтильная пожилая женщина, она вышла через дверь в глубине зала.

Лорелей вошла, слышался возрастающий гомон, она пошла искать коллегу Итана Морриса. Увидела, что он всё ещё стоит около подсудимой Лин Сорайи Десмонд.

Итан словно почувствовал, что подходит Лорелей, он повернул голову и натянуто улыбнулся. В следующий миг обернулась и Лин, её глаза восточного разреза зло сощурились.

— Этим не кончится, Леманн! — крикнула она. — Рано или поздно я тебе отплачу!

Пока двое полицейских в форме уводили её, она взглянула на стоявшего неподалёку и смотревшего на неё брюнета.

— Мой отец не забудет тебя, и не забудет того, что ты мне сделал… Никогда!

— Я тоже не забуду, Лин! Уж будь уверена, — твёрдо и решительно ответил мужчина.

Лорелей с любопытством взглянула на объект — а точнее, на субъекта — такого злобно выпада, и едва узнала этого типа, оцепенела, смотрела на него, будто впала в транс. В голове у неё опять побежали кадры старой плёнки, на этот раз отчётливые, пробегали непрерывно.

О, господи! Это он!

— Что с тобой? Это из-за слов моей подзащитной? — подходя, спросил Итан.

Лорелей расстегнула приталенный синий жакет, в этот момент она из-за него дышать не могла; глубоко вдохнула, пока грудь не расширилась, и лёгкие наполнились воздухом.

— Да нет. Я просто немного устала.

Адвокат улыбнулся и кивнул:

— Представляю себе, что вчера ты своего рода подвиг совершила.

— Да. И теперь встретиться с этой женщиной… — Лорелей глянула на дверь, из которой только что вышла Лин. — Ну… приятного, конечно, мало. А к тому же, я не успела приехать вовремя.

— Не волнуйся. Я не скажу Килмеру, что ты опоздала, ни ему, ни Саре. Если пойдёшь со мной на обед, расскажу всё, что говорили на заседании на случай, если он тебе устроит допрос с пристрастием, будешь знать, что отвечать.

— Спасибо. Но знай, что я не специально опоздала: такси шину прокололо.

— Килмер не поверит, но я знаю тебя лучше него. Давай пойдём обедать: только это удовольствие и осталось.

На выходе подошёл и перехватил их брюнет, который только что обменялся резкостями с подсудимой; Лорелей сжала ручку портфеля так, что ногтями почти впилась в ладонь.

— Адвокат Моррис, поздравляю с отлично проведённой защитой, но рад, что для победы этого оказалось недостаточно, — сказал подошедший и тут же улыбнулся, Лорелей тактично отступила на шаг.

— Понимаю вас, господин Маршалл, — Итан как будто почувствовал себя неловко.

— Желаю всего хорошего, господин адвокат, — продолжил собеседник и перевёл взгляд на Лорелей. — Привет, Лори, — и долго не сводил глаз, будто хотел сказать ей что-то, но пока не знал что.

Лорелей страшно разволновалась, не знала, что и думать; она открыла рот, собираясь поздороваться в свою очередь, но не смогла произнести ни слова.

Брюнет улыбнулся ей, хотя глаза цвета, напоминавшего янтарь, смотрели серьёзно.

— В следующий раз хотелось бы встретиться подальше от зала суда, — договорил он. Повернулся и ушёл.

— Ты чего, Лорелей? Даже не поздоровалась с ним.

— Извини… сама не знаю, что со мной стряслось.

Итан покачал головой, в глазах читалось недоумение.

— Ну ладно, пошли: я сегодня даже не позавтракал из-за напряжёнки, теперь всё кончилось, и голод зовёт.

***

Прошла неделя, Лорелей успокоилась и не слишком задумывалась о неприятности, которую она натворила. В редкие минуты, когда она об этом вспоминала, чаще когда лежала в постели одна, то гнала от себя воспоминания, брала какую-нибудь книгу и читала, пока глаза не покраснеют от усталости, тогда мигом засыпала; или смотрела разные документальные фильмы по телевизору. Всё, что угодно, лишь бы отвлечься и думать о чём-нибудь другом.

Ей почти не запомнились часы страстной любви, которые она провела со случайным любовником, но зато начинала припоминать, что произошло до того, как она поднялась в номер с мужчиной.

Она сидела за столом в большом ресторане вместе с другими приглашёнными на свадьбу и пощипывала кусочек свадебного торта, когда мужчина, держа в одной руке бокал с шампанским, а в другой стул, уселся рядом с другом Стивом прямо напротив неё.

— Все, кто сидит за этим столом, отыскали себе пару: даже Ханс и Эстер сумели. Только я остался, — сказал он и за этими словами отпил глоток шампанского, будто хотел поздравить себя самого.

— Советую тебе оставаться неженатиком ещё надолго, — пошутил в ответ Стив.

— Вот и я то же самое себе советую, знаешь ли? Каждый день, чтобы твёрдо запомнилось. На следующие несколько лет — никаких любовных обещаний: с меня хватит!

Лорелей почувствовала себя немного неловко и уставилась в тарелку, она поняла, что мужчина всё ещё томится по Эстер. Эстер же, казалось, была очень счастлива тому, кого выбрала себе в мужья. Мужчина целый день ничем не выдал горечи, но к вечеру от шампанского, должно быть, утратил бдительность.

— Вообще-то за нашим столом не только ты без пары… или я не в счёт? — поправила его Люси, блондинка с роскошными бёдрами и пышной грудью. — Но в отличие от тебя я иду своей дорогой, несмотря ни на что… — она подчеркнула интонацией последние четыре слова, словно хотела дать понять на что или, точнее, на кого намекает этим «несмотря ни на что».

— Да уж представляю себе, я в этом никогда не сомневался! — сыронизировал в ответ мужчина.

Люси разочарованно скривилась:

— Всё лучше, чем плакаться в жилетку!

Лорелей с трудом подавила смешок. Люси доставляло удовольствие кольнуть его каждый раз, как выдавался случай, и он старался ответить ей тем же, но надо сказать, что вообще-то был не из тех, кто относится к женщинам непочтительно. Отчего-то Люси всё время превращала обмен репликами с ним в перепалку. Это уже вошло в привычку, только так они и могли разговаривать, вплоть до того, что, если бы они помирились, Лорелей удивилась бы и, может, несколько разочаровалась.

Когда Люси ушла из-за стола и бросилась танцевать, мужчина переключил внимание на Лорелей; она составила ему компанию за парой after dinner, забыв, что сразу за спиртными напитками болеутоляющее принимать не надо.

В последние суматошные дни, когда она помогала Эстер готовиться к свадьбе и обсуждала с шефом дело Десмонд, боль под затылком не отпускала. Но гвоздичку в петличке ей преподнесли за два дня до свадьбы: возлюбленный позвонил из Лос-Анжелеса и сказал как ни в чём не бывало, что на свадьбу пойти с ней не сможет. Она закатила сцену, голова вконец разболелась, и ей несколько раз пришлось пить таблетки.

В голове оставался ещё один совершенно пустой пробел: с минуты, когда молодожёны под громкие радостные пожелания счастья ушли из ресторана, до того, как она проснулась посреди ночи в гостиничном номере на одном из верхних этажей. В этом пробеле высвечивались лишь вспышки: вот она голая обвилась вокруг загорелого мужчины, а он своим весом прижал её к простыне и ласкает, и целует.

И опять ничего не помнится, абсолютно.

И опять он, переворачивается на спину и увлекает её за собой, а она садится на него верхом. Ей вспоминались его кошачьи глаза, говорившие о неутолимой любви, и лукавая улыбка на губах, которая звала отдаться всем невыразимым желаниям.

И снова пробел, а после — сконфуженное пробуждение… и позорная действительность.