Остров затонувшего солнца. Павильон желанных чудовищ

Tатьяна Александровна Kоролёва

1939 год, на Халхин-Голе идут бои, их тень парит над Азией предвестием большой войны, а в Шанхае под видом экстравагантной театральной труппы действует группа советских разведчиков. Им удается получить сведения о новейшем бактериологическом оружии, разработанном японскими военными — но документы попадают к ним загадочным, почти мистическим образом… Эхо той странной и романтической истории долетает до наших дней.

© Tатьяна Александровна Kоролёва, 2024

ISBN 978-5-0065-1016-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Татьяна Киця (под псевдонимом «Королёва»)

Остров затонувшего солнца

Пусть у вас на теле зуд,

Пусть у вас болезнь души —

От всего излечит Жуд-

Ши.

Скальд, из сатиры о

«Врачебной книге г-на Бадмаева Жуд-Ши»

Бесполезно расспрашивать меня об этом человеке, я знаю о нем исключительно со слов Куги. Сам лично я его не видел, поскольку именно в тот день разругался со своей девушкой Кайоко. Знаете, такое часто случается, если девушка начинает объяснять тебе, как надо зарабатывать. Она кричала, что я мог бы устроиться подсобником к реставратору, продавцом в антикварную лавку или проводить экскурсии для иностранцев, раз у меня хватило тупости бросить университет (отчитываться Кайоко, что меня выставили из-за проваленных экзаменов и бесконечных прогулов, я счел излишним). Так вот, продолжала она, я мог бы рисовать нормальную рекламу или мангу, говорят, за такие вещи прилично платят. В любом случае, мои дурацкие «графические листы» никому не нужны, кроме моего приятеля Куги, который вообще не в счет, — причитала Кайоко и тыкала пальцем в мои наброски.

Скандал был в самом разгаре, и я понятия не имел, что перед магазинчиком Куги остановился господин в респектабельном кимоно. Человек весьма крепкого сложения для своих преклонных лет, он некоторое время разглядывал пресловутые «графические листы», которые Куги вывесил в витрину исключительно из-за размера, на замену жалюзи. За спиной у него маячили парни в деловых костюмах, похожие на образцовых служащих. Один из них толкнул дверь магазинчика, и с вежливым поклоном пропустил почтенного вперед. Тот шагнул к прилавку и без долгих разговоров пожелал приобрести «военные картинки из витрины и все прочее в таком духе».

Пока Куги носился по магазинчику, собирал мои художества, сворачивал и запихивал в тубус, Почтенный сделал знак одному из парней в костюме, тот исчез и материализовался снова со старомодной коробкой для денег в руках. Водрузил коробку на прилавок и приподнял крышку — на мизинце у него не хватало верхней фаланги. Увидав такое дело Куги — большой любитель смотреть боевики — сразу решил, что находился в шаговой доступности от закоренелого якудзы¹. Нельзя сказать, что он сильно перетрусил, просто ноги у него стали ватными, и ему пришлось облокотиться на прилавок.

— Такая сумма будет достаточной для покупки? — осведомился почтенный.

— Ээээ… сейчас… тоесть… — пробормотал Куги, впечатленный горой наличности. — Надо спросить художника!

Бровь почтенного чуть заметно вздрогнула:

— Значит, художник жив?

— Ага, — подтвердил Куги, и добавил, хотя его никто не спрашивал: — Он молодой парень.

— Вот как? Я хотел бы встретиться с ним. Пусть прихватит побольше таких картинок, и приходит сюда завтра утром, если у него найдется время для меня, старика.

Почтенный изъяснялся со старомодной вежливостью, но при этом от него исходила такая уверенная, властная мощь, что Куги не решился перечить, и снова кивнул.

— Как пожелаете. Я приведу его прямо к открытию!

Почтенный кивнул и удалился вместе с обоими спутниками, а Куги еще полчаса вертелся в магазинчике, прикидывая, куда сподручнее спрятать деньги: сейфа у него нет. В конечном итоге, он запихнул коробку с наличными в спортивную сумку, переобулся в кроссовки и помчался к ближайшей станции метро, поминутно набирая мой номер, но слышал только длинные гудки…

…Кайоко ушла, хлопнув дверью. Однажды наступит день, когда узаконят браки с виртуальными личностями, кому тогда вообще будут нужны живые девушки? Я смял ее портрет, сгреб в охапку вместе с остальными неоконченными рисунками, отнес все в ванну, а потом включил воду.

Бумага медленно набухала, частички туши соединялись в крошечные торнадо и поднимались вверх вместе с пузырьками воздуха, как предвестники апокалипсиса. Когда я склонился к самой воде, чтобы лучше разглядеть это миниатюрное светопреставление, айфон выскользнул из кармана рубахи и плюхнулся в воду.

У меня аж сердце остановилось!

Мы прожили вместе два года — с айфоном, конечно, не с Кайоко. За все это время у меня даже мысли не было сменить моего верного друга на новую модель. Вся моя жизнь успела перекочевать в плоскую коробочку айфона, он успел стать частью моего тела, куском моей души, узилищем моих надежд и моей кармой.

Я не пытался спасти его. Нет.

Глупо спасть часть, когда гибнет целое.

Сколько там мне осталось? Год? Два? Максимум — пять. Никаким спортом я в жизни не занимался, последний раз «дышал свежим воздухом» на коллективной экскурсии по парку Ёеги в средней школе. Жру всякий фаст-фуд, запиваю газировкой с таким гипогликемическим индексом, что кишки слипаются, и курю-курю-курю. Если верить моей мамочке, рано или поздно совокупность этих факторов убьет меня. Зачем мучиться неопределенностью, если можно умереть прямо сейчас? Осталось решить как именно. Я возвратился в комнату, опустился прямо на голый пол, и стал представлять, как мое мертвое тело лежит здесь и медленно разлагается, затопляя мир потоками зловонных миазмов. Интересно, кто первым позвонит в полицию — консьержка или соседи? Хотя покойнику уже без разницы…

Я как раз пытался довести мысль до логической точки, когда в двери начали настойчиво звонить, потом стучать кулаком, наконец, сквозь тонкую стенку просочился пронзительный голос консьержки, отряжавшей соседей за полицией — полицейский участок расположен напротив здания в котором я арендую квартиру. Пришлось подняться и поплестись к дверям: ведь это покойнику без разницы, а пока ты живой, лишний раз объясняться с полицией — дурная забота.

Куги ворвался в мое жилище как вихрь, тараторил без умолку и собирал до кучи уцелевшие рисунки. Затем он выудил из шкафа относительно чистую рубаху, переодел меня и потащил за собой быстрее, чем я успел оказать сопротивление. Мой давний приятель запихал меня в лифт, потом в такси. На ночь глядя ехать в метро с сумкой денег и ценными произведениями искусства, — настоящий экстрим, — объяснил Куги.

Ночью в Токио не меньше пробок, чем днем, пока мы добрались до Гинзы, первые солнечные лучи уже взбивали тучи как омлет к завтраку. Есть хотелось отчаянно, но Куги не позволил мне даже кофе купить. Твердил, что нам нельзя задерживаться. Зато уже внутри магазинчика он вытащил початую бутылку виски, которую прихватил с какой-то презентации, и налил нам обоим в кофейные чашки. Взбодрившись, мы развесили мои работы и уселись прямо под ними — ждать.

Но почтенный господин больше не появился.

Зато ближе к полудню прибыли два мужчины в солидных костюмах. Мне они показались похожими на менеджеров банка или солидных чиновников. С поклонами они церемонно извинялись за почтенного господина Ито, который занемог так, что пришлось отменить все его встречи. Потом полюбопытствовали, который из нас художник?

Куги кивнул на меня:

— Вот скромная компенсация за ваши хлопоты, — дядька постарше вытащил из кармана пухлый конверт и положил передо мной. Затем сделал знак своему спутнику, тот мигом водрузил на прилавок небольшой лаковый короб. — Господин Ито наказал отдать это художнику. Он пришлет вам записку, как только почувствует себя лучше. Пожалуйста, примите этот скромный сувенир, не удручайте господина Ито отказом!

Я взял сундучок в руки и хотел спросить, что там внутри — но Куги, с которого уже семь потов сошло, пихнул меня ногой под прилавком. Мы — насколько сумели — вежливо поблагодарили, поклонились, и замерли, согнув спины, пока «костюмы» не укатили в своем дорогущем авто.

Куги повесил на двери табличку «Закрыто», разлил остаток алкоголя, мы заказали пиццу, а потом долго медитировали, разглядывая пятна жира и кетчупа на дне пустой коробки, и боязливо косились на лаковый короб. Наконец, я поднял крышку и обнаружил сверток из тяжелого, старого шелка. Куги сказал, что этот антикварный обрезок сам по себе стоит денег. Все же он арт-дилер и разбирается в таких вещах. Мы развернули ткань с большой осторожностью и принялись разбирать содержимое.

Там были старые фотографии и открытки, поразительно похожие на мои рисунки: военные из императорской армии, расчлененные трупы, немыслимые уродцы и красавицы в нарядных кимоно с хищными острыми зубками. Имелись еще вырезки из газет на разных языках: пожелтевшие и хрупкие как крылья бабочек. Выцветшая афиша призвала жителей и гостей Шанхая посетить гастрольное шоу «Павильон желанных чудовищ», с нею соседствовал ископаемый виниловый диск, путеводитель по дзенским монастырям, аптечный прейскурант, плакат с рекламой детского мыла, маленький плоский треугольник из желтого металла, и даже стеклянный глаз, реальный до жути! Все это мы разложили на полу, пока добрались до главной ценности: отдельного шелкового свертка, размером поменьше. В нем хранилась подборка записей, выполненных в строгой каллиграфической манере, модной во времена сёва²: рабочие заметки молодого офицера — что-то вроде современного планера. Читать их оказалось трудоемким, но увлекательным делом, мы провозились до глубокой ночи.

Утром Куги осенило, что он больше суток не проверял свои входящие, почту и комментарии. Он схватил планшет, прямо подскочил, и громко зачитал из новостной ленты, что сегодня ночью скончался глава одного известного клана якудза. Куги сразу же вообразил, что новопреставленный и есть его почтенный покупатель.

Я в этом сильно сомневался — если верить информационным агентствам, умершему старичку было основательно за девяносто, в таком возрасте мало кто расхаживает по магазинчикам и закупает оптом работы неизвестных художников. Фотографии «большого босса» мы не нашли, поэтому Куги уговорил меня сходить на похороны.

Впечатляющее зрелище!

По улочкам Асакусы растянулась нескончаемая вереница дорогущих автомобилей, сотни мужчин разного возраста шагали, склонив головы, в петлички их солидных костюмов были продеты белые хризантемы — знак траура. Иногда они бросали на зевак косые взгляды, выискивая полицейских в штатском, которых отрядили присматривать за порядком. Сами же служители закона, которых в толпе было действительно немало, вполголоса сокрушались о прежних временах, когда якудза знали свое место, не совались в политику или бизнес, а тихо-мирно играли в кости на задворках веселых кварталов. Они не хватались за пистолеты по любому поводу, а если возникала нужда убить кого-то, это делали с подобающей благопристойностью, исключительно холодным оружием…

Словом, мы услышали много нового, но как выглядел покойный, так и не узнали. Потому еще несколько дней не решались прикоснуться к деньгам, все надеялись, что почтенный покупатель объявится. За это время мы изучили содержимое сундучка вдоль и поперек, сообразили, что все вещицы из лакового короба так или иначе упоминаются в записях.

Сами по себе записи образовывали что-то вроде связной истории, в которой зияло несколько белых пятен. Чтобы заткнуть эти дыры, мы скоренько собрались и поехали в Шанхай. Просто так — как неофициальные лица, поэтому из китайских архивов нас отправили восвояси. Сказали, чтобы мы прислали запрос. Как полагается писать такие запросы, мы понятия не имеем, поэтому просто выложили сканы некоторых записей и фотоснимков в социальной сети Weibo и пошли прогуляться по городу.

Старых, еще довоенных построек в Шанхае сохранилось больше, чем кажется. Мы уже отчаялись обойти их все и решили покончить с этим бессмысленным делом, когда наткнулись на аптеку, торговавшую снадобьями, доставленными непосредственно из Тибета — как сообщала реклама в витрине. Рекламные надписи были сделаны на пяти языках, включая японский, и мы рискнули войти. Нас встретил старичок в одеянии цвета осенней кленовой листвы, сходном с монашеским балахоном. Его голова была абсолютно лишена волосяного покрова, вообще, он выглядел достаточно архаично, чтобы полюбопытствовать, помнит ли уважаемый сенсей шоу «Павильон желанных чудовищ»? Старичок наморщил лоб и ответствовал, что упомнить такого уже никто не сможет, настолько давно это было.

…В забытые времена, когда Поднебесной еще правили божественные императоры, один из них — особо пресыщенный в плотских утехах — повелел собрать для своего гарема девиц со всяческими физическими уродствами и разместить оных в специально выстроенном помещении, поименованном «Павильон желанных чудовищ»…

Старичок вещал в таком духе битый час, пока мы не догадались купить пачку слабительных порошков, которые потом выкинули в мусорный бак рядом с гостиницей. Пока мы болтались по городу, страничка Куги набрала добрую тысячу комментариев — большей частью в них обзывали нашу историю сфабрикованной для забавы, иначе говоря «фейком», и уверяли, что подобное было немыслимо в суровые военные времена.

Вот странные люди!

Подумали бы, зачем пожилому человеку — якудза он или нет — выдумывать такое? Тем более, ради чего это делать Куги? Он старообразную каллиграфию даже читает с трудом! Про меня и говорить нечего — я знаю английский куда лучше японского, поэтому решил перевести все, что мы вычитали, вызнали или просто догадались, и выложить здесь, на моем сайте. Если вы располагаете свидетельствами и подтверждениями описанных в этой истории фактов, без промедления связывайтесь со мной через специальную форму на странице или пишите на мою электронную почту.

Примечания

1

Якудза — традиционное название японской организованной преступности, вплоть до второй мировой войны половине двадцатого века якудза специализироались преимущественно на организации азартных игр, однако и в современном мире, оасширив сферу деловых интерсов, якудаз блюдут иерархические традиции и формы взаимоотношений.

2

Сёва дзидай (Просвященный мир) — девиз правления иператора Хирохито, охватывает период с 25 декабря 1926 года по 7 января 1989 года.