Пастух, клеймящий рога. Ироническое фэнтези

NikBir

Ироническое фэнтези, основанное на нереальных событиях, произошедших в 2019 году на Земле в городе Москве и на планете Си́ббат, расположенной у Неподвижной Звезды. Книга содержит нецензурную брань.

© NikBir, 2022

ISBN 978-5-0056-7275-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Если ты идёшь к Богу на исповедь, пожалуйста, будь трезвым!»

Ироническое фэнтези, основанное на нереальных событиях, произошедших в 2019 году в городе Москве и на планете Си́ббат, расположенной в зоне притяжения Неподвижной Звезды.

Время указано по земному летосчислению.

Все сцены и персонажи вымышлены, совпадения с реальностью может быть только случайным.

Мнение персонажей не всегда совпадает с мнением автора.

В названиях некоторых понятий и предметов использован искажённый шумерский язык.

Автор стихотворений «Вожди!» и «Бубен скомороха» Фрумкер Георгий Михайлович.

Перепечатка и цитирование возможны только с письменного согласия автора книги или правообладателя.

Электричка, словно птичка,

Вдаль над рельсами летит!

В ней, как в чайнике водичка,

Время весело кипит!

Наша жизнь подобна спорту,

Сколько в ней обид и драм?

Мне сегодня дали в морду —

Завтра я кому-то дам!

…

С благодарностью за помощь и материалы из необычных путешествий: https://mylife.travel/

1. Пьянка

«Всё полезное невкусно!» — приговаривала мама Андрея, когда пичкала его рыбьим жиром.

Она не признавала новомодных коллагеновых капсул, различных порошков и БАД-ов, наводнивших Россию в конце прошлого столетия, справедливо полагая, что в них можно запихнуть неизвестно что!

Мама Андрея верила только натуральным продуктам и по-старинке наливала рыбий жир в столовую ложку из тёмной аптечной склянки.

Андрей сопротивлялся, но мама была сильней.

Когда он вырос, став сильным и крепким мужчиной, то превратил это мамино напутствие в шутливый застольный тост.

Ему было тридцать три.

Возраст свершений и возраст сомнений!

Расцвет физических и духовных сил!

В данный момент Андрей сидел на кухне и тупо смотрел на початую бутылку коньяка стоявшую в раковине меж грязной посуды.

Коньяк был без пробки и почему-то напоминал местного худого дворника восточной национальности в коричневом халате, потрёпанном жёлтом фартуке, но без метлы и шапки.

Рядом с коньяком, как тачка для мусора, застыла хрустальная салатница с остатками шпрот, под которой громоздились немытые тарелки.

Всё это невыносимо воняло, но воля Андрея была парализована вчерашним застольем и помыть посуду он был не в силах.

В голове крутился сложный философский вопрос: «Пьянеет ли вместе с телом душа?»

Ведь, если, какой-либо отдельный алкаш неожиданно гигнулся не успев протрезветь, то, значит ли это, что его бренные останки находятся в нетрезвом состоянии, а душа улетела в другой мир находясь подшофе?

Вопрос возник ранним утром, когда Андрей пришёл в чувство. Утреннее настроение было таким же муторным, как и вопрос.

Его квартира располагалась на первом этаже старой пятиэтажки.

Окна первого этажа, смотрящие на двор, находились высоко, потому что дом был с полуподвалом, разделённым на два крыла. В левой половине обитала какая-то неизвестная организация, а в правой, после того как закрыли прачечную, появилась сауна.

«Публичный дом для алкашей» — так называли сауну местные бабушки.

С этой сауной безуспешно боролся весь дом.

Бабушки даже снимали на видео посетителей и выкладывали эти видео в интернет, но ни требования, ни жалобы, ни митинги, ни скандалы, ни большое ведро с фекалиями, вылитое под двери сауны на прошлой неделе, успехов не принесли.

За открытым кухонным окном щебетало июльское утро.

Московское лето окутало улицы ароматом разнообразной зелени. Москитную сетку Андрей снял ещё вчера — так ему было комфортнее, да и комаров практически не было.

На детских площадках под строгим присмотром мам бегала и прыгала мелкая ребятня. На скамейках и лавочках сидели пенсионерки в толстых очках, которые, держа в руках сотовые телефоны, обсуждали пенсионные выплаты, действия правительства и автомобили посетителей сауны. Дети более старшего возраста, опутанные проводами от наушников, катались на велосипедах и скейтбордах.

Узбеки в рыжих майках, натянутых поверх рабочей одежды, мели дворы.

Солнечное утро радовалось жизни, весело шумело листвой, жужжало и трещало всякой мелкой гадостью, но Андрею, на все эти прелести мира, было наплевать. Сложный баланс его энергетических потоков был разрушен обычным бытовым пьянством.

Его тошнило.

Вчерашнее рвалось из него, как перегретые изотопы из ядерной бомбы. Эти порывы приходилось давить огромным усилием воли.

Жена и дочка три дня назад улетели на курорт, Андрей им купил аж два двухнедельных тура, чтоб они порадовались морю и Солнцу, а вчера нажрался коньяка с пивом, как свинья помоев.

Пил он со своим соседом по лестничной клетке, жена и тринадцатилетняя дочка которого тоже находились на каком-то черноморском курорте.

С соседом Андрей столкнулся возле подъезда около пяти вечера — оба шли с работы.

Привет! — привет!

Вопрос — ответ!

В итоге сцепились языками и, как-то так получилось, что решили отметить отпуск жён.

Сосед вызвался сбегать, взял у Андрея деньги, сказал, что летом актуален коньяк и пошёл в магазин.

Андрей зашёл домой, переоделся, умылся, включил на кухне телевизор, поставил на стол две большие тарелки — на одну сложил горкой малосольные огурчики, помидорчики и оливки, на другую — кружочки копчёной колбасы и порезанные на крупные ломти хлеб и копчёное сало. Потом вскрыл пару банок калининградских шпрот и вывалил их в хрустальную салатницу.

Пить коньяк под шоколад в России не принято.

Салатницу поставил между тарелками, украсил сервировку двумя мелкими рюмками и тремя высокими стаканами, в один из которых воткнул разноцветные салфетки, и стал ждать соседа.

Сосед принёс пару дешёвого коньяка и упаковку светлого пива с приклеенной пачкой сушёного жёлтого полосатика — раньше это называлось «с нагрузкой» — сейчас «подарок за покупку».

Чинно сняв кроссовки в прихожей, аккуратно повесив свою серую кепку на вешалку, прилизав редкие волосы и перекрестившись на икону Андрея Первозванного, висевшую под лампадкой над входом в большую комнату, сосед смиренно попросил домашние шлёпанцы.

Он работал таксистом, возраст подходил к сорока, звали его Лев Егорович Штейман.

Худощавый, с выпуклыми, широко расставленными глазами, с золотым зубом на верхней челюсти, он называл себя русским иудеем и страшно этим гордился. Ни крестик, ни кипу не носил, но почитал все авраамические религии.

Бог — всесвéдущий, всемогущий создатель всего сущего!

Вечность, надежда, истина, святость, благочестие, праведность и справедливость!

Бог Един!

Уважай верующего в Него!

Когда в школе Льва Егорыча начали дразнить «жи́дом пархатым», он пожаловался отцу, отец ответил:

— Все мы, Лёва, давно обрусели! Ещё при Сталине! Ну, какой ты «жид пархатый»? Я — Егор, пусть и Моисеевич! Крестик ношу, на девятое мая в церковь хожу! Мать твоя вообще атеистка! На каком языке говоришь, в какой стране живёшь, тот ты и есть! Будут дразнить, плюнь в морду и дай меж ног, чтоб больно и противно стало! Вот крест — заступлюсь!

На следующий день щуплый Лёва заявил обидчикам, что он русский еврей, а когда те начали ржать, взял в руки учительский стул. Обидчикам повезло — стул был деревянный.

За разбитый стул заплатил отец. Он же извинился перед дирекцией школы и перед родителями насмешников, объяснив им причину драки. Льва стали называть «Русский Лев» или просто «Русский» — прозвище, заработанное в неравной борьбе, стало гордостью!

Сели, выпили по «пятьдесят».

— Ну и дрянь! — Сморщился Андрей.

— По цене и вкус! — Гордо ответил Егорыч.

В России, между первой и второй — пуля не пролетит!

После третьей перевели дух, закусили и начали трепаться о том, что волнует каждого российского гражданина.

Лев Егорович был многословен и резок в высказываниях. Его мысли скакали по извилинам, превращались в слова и, как бурная горная речка, с шумом вливались в уши Андрея.

— Вот, знаешь, Андрюха, приятель у меня в Полтаве был, вместе в армии рядовыми служили, представляешь, вчера написал, что если бы это принесло хоть какой-то вред Кремлю, то повесился бы на Красной площади! И отправил меня в бан! В чёрный список! Сам-то, видать, белая кость! С четырнадцатого года, мы с ним спорили, чей Крым, кто прав, а кто нет! Пять лет дебаты шли! Он сначала пытался что-то объяснять, потом перешёл на оскорбления сильно разбавленные русским матом, потом, видишь, сдался и исчез! Прикольно, кстати, было читать рассуждения на русском, о том, что русский примитивен. — Лев Егорович усмехнулся: — На плохом русском, плохо о русском! Почему они на своём украинском мате не разговаривают? У них есть! Короче, конец нашей армейской дружбе! Давай, за дружбу!

Выпили.

— Да! — сказал Андрей. — Давай за дружбу! Лучше дружить, чем воевать!

— Лучше торговать ещё лучше! Деньги — сырье — производство — товар — покупатель — и снова деньги! Торговля, конечно не дружба, но и не война! Всё из-за денег! Всё!

— А что деньги? — Заинтересовался уже изрядно захмелевший Андрей.

— Деньги — это эквивалент развития отдельно взятого человека! Мы что всю жизнь делаем?

— Что?

— Зарабатываем! Или пытаемся заработать, что не одно и тоже!

Лев Егорович пожевал шпротину и неожиданно добавил:

— И главное тут сырьё!

— Не понял? Мы же про развитие говорили?

— Я говорю косо, но правильно! Хочется сразу сказать много и обо всём!

— Ну, давай! Послушаю!

— Вот и слушай! Деньги, это сырьё!

— Да, ну! — Удивился Андрей. — А эквивалент?!

Лев Егорыч косо глянул на Андрея и продолжил:

— Слушай дальше! Если у тебя нет сырья, то и сделать ты ничего не можешь! Есть у тебя кусок глины, то слепишь горшок и суп в нём сваришь, а нет — так и будешь жить без горячего! Без сырья, Андрюха, фабрику не поставишь! А где больше всего сырья? У нас! — Лев Егорович закинул ногу на ногу и стал похож на лектора общества «Знание» ведущего просветительную работу в сельской местности. — Вон, под Курском, аномалия какая, половина мировых запасов железной руды! А нефть и газ? Отметь — ещё Арктика наша, что там есть, никто толком не знает! Деньги — это рубли! Потому что рубли — это газ, нефть, титан, зерно, золото, наши двигатели для ракет, даже наша русская водка — это тоже деньги! Пока некоторые наши чинодралы будут думать не в рублях, а в долларах, так и будет — зависимость, санкции, мелкие пенсии и всё остальное! Получается, что мы колония. Мы им газ, а они бабки за этот газ, на свои американские счета и пользуются ими, как хотят! Получается, что мы им всё бесплатно гоним! Как тут на бесплатном, хорошо не жить? И наши тоже, баксов натырили, теперь их берегут и защищают! Меня ва-аще прикалывает — газ наш, а деньги ихние! Надо ж экономику так извратить! Я так понимаю: если рубль станет главной валютой, то наши чиновники и олигархи станут не просто сверхбогаты, а ещё и всему миру диктовать начнут!

— Но, технологии…

— А что, технологии? Нет сырья — нет технологий! Если у тебя нет железа, то тебе и ковать нечего! Пойми, Андрюха, если рубль займёт, то место, на котором он должен быть, то оттуда эти технологии будут нам доставлять, ползя на карачках! С поклоном предлагать будут! А мы ещё и выбирать станем — это подходит, это нет! А наши либералы, со своей рабской душой, только и думают, какую гадость собственной стране сделать! Либеральные чиновники, которых ещё не вытравили, собираются в свой либеральный кружок и базарят — тут плохо, там плохо, здесь плохо — а кто виноват, что плохо? Они же и виноваты! Если всё время воровать и ничего не делать, то и получишь минус вместо плюса! А, ещё, очень мне хочется посмотреть список акционеров западного и штатовского ВПК — нет ли там кого из наших?

— Ерунды не говори! Конечно нет! И, потом, экономисты говорят…

— Нет у нас экономистов! — Грубо перебил Андрея Лев Егорович. — Ельцин с Чубайсом и Гайдаром всех повывели! Одни необразованные бухгалтера остались! Умеют только валютой торговать!

Капнул в рюмки:

— Давай за русский рубль!

Выпили. Лев Егорович вытер губы:

— Июль… Хорошо… Тепло! Видал, наводнение какое в Сибири? Тулун, Приангарье… Кошмар!

— Да — жуть!

— Что думаешь?

— А что тут думать? Природа!

— Эх, Андрюха! Природа! Глубже надо думать! Заметь! Непогода медленно, но верно ползёт на восток, то запад тонул, то теперь мы тонем! Я недавно, где-то вычитал, что наша Земля постепенно восстанавливается после всемирного потопа, занимает своё обычное положение в пространстве и времени. Опять будет везде тепло, много воды, Сахара зацветёт, север оттает, вместо мха там вырастут деревья, появится много кислорода, флора и фауна вновь станут огромными, слон с дом, таракан с машину, жить будем тысячу лет, построим новые пирамиды! Всё, что есть вокруг нас, то уходит, то возвращается, только счастья человеку это не даёт.

— Где ты этого набрался?

— А, когда клиентов нет, по интернету шарю — там, знаешь, много чего интересного пишут! Читаю, сопоставляю, думаю! Например сто лет назад, тоже в начале июля, Деникин издал указ о наступлении на Москву, Беллу Райт убили, а декретом ВЦИКа учреждена должность… Сейчас, соберусь выговорю…

Лев Егорыч напрягся, покраснел, и произнёс по слогам:

— Чу-со-сна-бар-ма! Вот!

— Это чё? — Обалдело спросил Андрей.

— Снабженец чего-то армейского, не знаю. Давай по капле за июль!

Выпили.

— А в Дзержинске бомбануло? Может это конкуренты счёты сводят? Капитализм у нас нынче!

— Ну как мы с тобой можем знать? Лев, мы с тобой не ФСБ!

— Предполагать имеем право!

Выпили.

В телевизоре началась передача о вьетнамской войне.

Лев Егорович был категоричен:

— Вон, обрати внимание! Двадцать лет воевали! Кучу людей потравили! За что? Взорвать к чёртовой матери Пентагон! Сразу всё успокоится!

— Ну, Лев! — Возразил ему Андрей. — Остынь! Начальство там в бункеры спрячется, пострадают только простые люди, как мы с тобой! Ты же не хочешь такой грех на душу? И я не хочу! Мирно надо, мирно, предложения, переговоры, договора! Сам же говоришь, что Бог создал человека не для того, чтоб он других людей убивал!

— Да, к чёрту бункер! Бункер — это склеп для живых! По улице не прогуляешься, в речке не искупаешься, у моря на пляже не полежишь, в лес за грибами не сходишь! Там и сгниёшь, в этом бункере! Я, так, попугать немного, чтоб в чувство пришли! Понятно, что там тоже люди, а людей жалко, и вообще, мы, русские, не убийцы! Да и америкосы, не будут ядерную войну устраивать. Только если чужими руками. Они, конечно, не очень образованные, но из ума ещё не выжили — в США правит частный капитал, самые мощные блоки этого капитала — медицина и ВПК, которым эпидемии, хирургическая смена пола и затяжные военные конфликты, как молоко телёнку — чем больше сосёт, тем здоровей становиться! Они практичные — им «баксы» нужны, а не собственные похороны! Гонка вооружений, кстати, тоже неплохие бабки даёт! Ты бы дворец на могилу сменил? Нет? Вот и они не хотят! Но гадостей от них будет — не утонуть бы!

Повисла пауза.

Андрей поднял бутылку с коньяком, посмотрел на просвет.

— Здорово тебя зацепило! И что они в этот коньяк льют?

Выпили.

После обсуждения вопросов о том, как подружиться с недружественными странами, перешли к женскому вопросу.

Удивительно, но даже тут Лев Егорыч умудрился похвалить всё русское. Он взвился над мыслью, как сокол над курятником:

— Кто самая красивая женщина? — Орал он, размахивая банкой с пивом. — Историю надо знать! Француженка Марина Влади! Кто она? Русская эмигрантка! Кто отбил у мужа француза самую красивую женщину! Русский поэт Высоцкий! Выводы, господа, делайте сами!

Высказавшись, он с грохотом поставил недопитую банку с пивом на стол и торжествующее посмотрел на Андрея.

— А я чё? Я — ни чё! Я, в принципе, согласен! — Андрей думал о своём. Ему захотелось к жене и дочке.

Последующее обсуждение вопросов спорта и шоу-бизнеса прошло, как хоккейный матч, остро, напористо, комбинационно, в результате был принят вердикт о том, кто может и дальше оставаться на эстраде, а кого нужно «вилами со сцены гнать, помидоры продавать!»

— Даже симфоническим оркестром дирижёр управляет при помощи чего? Соображаешь? Понимаешь? П—а—л—о—ч—к—и! Палочки! Потому что, нужна строгость! Разумная, но строгость! Без жестокости! — Лев Егорыч прервался, хлебнул пива. — Россия сейчас единственная страна, где любят и понимают культуру! — Ещё хлебнул и добавил: — И Красный флаг надо вернуть! За него мои дед и прадед воевали!

— А Сталин?

— А что, Сталин? Сталин страну построил!

— А как же репрессии? ГУЛаг? Анонимки? Доносы? Пятьдесят восьмая? Этапы? Десять лет без права переписки? Это куда? Забыть? Мой прадед три войны прошёл, попал в плен, когда вернулся был репрессирован, только в начале шестидесятых реабилитирован! За что? За то, что воевал? Это всё взять и просто так забыть?! Давай будем помнить только Магнитку и Беломор-Канал! А кто их строил — не важно?! Сталин взмахнул рукой, и они сами выросли?!

— С именем Сталина в атаку шли! А забывать ничего нельзя! Из-за того, что нам Россия досталась такой огромной ценой, она мне вдвойне, втройне, в десятеро дороже! И, потом, если бы на нас Европа и Америка не наезжали, не устроили бы первую мировую и другие беспорядки, то и не было бы этого ничего — это всё результат происков европейцев, то им евреи во всём виноваты, то цыгане, то русские! Они внушили себе, что мы их колония и постоянно пытаются это реализовать. Всё оттуда идёт! А про Сталина я тебе вот, что скажу: — орут про культ личности, в основном те, кто желает затенить и скрыть преступления европейцев! Только заикнись про Дахау, тут же крик: Сталин устроил в России ГУЛаг! У нас человек возвращался, получал пенсию, жильё, бесплатную медицину, вспомни Окуджаву — у него в песне бывший зек два раза в месяц пьёт коньяк в ресторане под цыплёнка табака и под ананасы — в то время не каждый начальник мог себе такое позволить!

— Не Окуджава — это Галич, песня «Облака»…

— Ну да! Галич! Молодец, что помнишь! Он тоже против советов пёр, обличал, обвинял, а предложить, что-то лучшее не смог. Ошибся я в запале, прости! Я о другом, а сколько у них там из Биркенау домой вернулось? Попал в Дахау — всё, пипец! — забудь о коньяках и шпротах! Сталин… У нас в лагерях, конечно, не сахар был и об этом помнить нужно, чтоб не повторился весь этот ужас. С одной стороны понятно — военная обстановка, предатели, шпионы и диверсанты в тылу, да и другой нечисти хватало! — как такую массу народа проверить? Вот и были репрессии! Вспомни, как одни татары в Крыму восстание против советов готовили, а другие за те же Советы на смерть шли! Муса Джалиль — татарин, Маобитские тетради помнишь? Поэт! Герой! Великий человек! Гордость литературы! Вечность! А с другой стороны, извини, что мысли скачут, — страшно представить, что какой-то гад на тебя анонимку написал и тебя за это посадили, предварительно избив до инвалидности! Попал в подвалы и нет для тебя никакой защиты! А вместо адвоката — палач, которому платят за то, что он над тобой издевается! Жуткая, конечно, эпоха была. — Лев Егорович поёжился, как будто вышел в одной майке на сильный холод. — Двойственная эпоха. С одной стороны страна стала сильнейшей державой, с другой — какой огромной ценой. И никто наверняка не скажет, можно ли было в то время по-другому страну защитить и поднять. Эти споры никогда не утихнут, а если их умело раздувать — в костёр превратятся! Но, есть ещё и третья сторона: у нас имя Сталина начало ассоциироваться со справедливостью! Вот увидишь — Красное Знамя вернётся! Кроме того, я теперь понимаю, почему при советах книги копейки стоили — чтоб любому доступны были! Эх! Не ценили мы тех благ! Не ценили!

Андрей развёл руками:

— Да ты при советах-то и не жил! Ты же, вроде, с восемьдесят второго?

— Читать умею, мыслю много!

— Ну, у тебя на всё есть ответ! Я тебе слово, ты мне десять!

Оба перекрестились и выпили не чокаясь «за всех, кто погиб за Родину!»

Лев Егорыч имел собственное мнение на любой жизненно важный вопрос, вот только высказать свои соображения, не услышав противоречий и, не подравшись с оппонентом, ему удавалось редко.

Андрей был прекрасный слушатель — и соглашался, и особо не спорил.

Андрей на минуту вышел, но и в туалете его догнал голос Льва Егорыча:

— О-о-о! Андрюха! В телике педик вылез!

— Тот, который поёт?

— Не-е, тот, который шутит!

— Что, хорошо шутит? — Андрею было неудобно разговаривать, сидя на унитазе, но не отвечать было ещё неудобнее.

— Не-е, ужимки, как обычно!

— А чего ты тогда так обрадовался? Влюблён?!

— Ага! Сколько мусора на экране?! Ж-ж-жуть! Педик — не столько сексуальное направление, сколько жизненное кредо! Придёт такой к власти и пипец! Страну в притон превратит! Давай иди, жахнем!

Андрей вернулся.

Не чокаясь, выпили за Михаила Задорнова — «Света ему!»

Неожиданно Лев Егорович встал и, размахивая руками, продекламировал:

— «Вожди»!

Такая сырая пора —

Наверно, не видел я хуже!

И взрослые, и детвора

Буквально купаются в луже!

Однако возьмите вождей,

Слегка проведите по коже —

Они безо всяких дождей

Изрядно подмочены тоже!

— Слышал? Читал? Поэт. В Америке пишет. Фрумкер зовут. — Вертя в руках пустую коньячную бутылку, добавил: — Слушай, дорогой, коньяк кончился, давай денег — сгоняю!

— Фрумкер — еврей? — Спросил Андрей.

— Еврей. Как и я. Тебе по фамилии не видно? Я ещё таких стишков знаю! Вот, к примеру:

— Я, видно, неверно воспитан.

Во мне толерантности нет!

Я духом российским пропитан,

Каким был пропитан мой дед!

Я жить на Руси, как в Европе,

Увы, не смогу никогда —

Молюсь Небесам, а не жопе,

И верю в ученье Христа!

Андрей рассмеялся:

— Это тоже Фрумкер? Что тебя всё на политику тянет?

— Не-е, это наш местный, московский. Не еврей, но тоже пишет. А вот ещё слушай, «Зависть»!

— «Зависть»? Я у Олеши такое читал. Ну, выдай!

— Читаю Фрумкера — смешно!

Ещё читаю Губермана!

Гайдай — великое кино,

Что вечно будет течь с экрана!

Я не еврей, других корней.

И я готов сменить немецкий!

На то, чтоб зная суть вещей,

Писать и мыслить, как Жванецкий!

— Это, я Андрюха, тоже в интернете прочёл. Какой-то пассажир подсказал. Люблю политику. Нравится мне смыслы искать. Порассуждать люблю на тему, «что было бы, если…» — мозг мой так устроен! А вот, послушай, не про политику. Моё, я сам в такси сочинил, когда по инету лазил! Хотя, у нас, в России, всё есть политика!

— Лев, у нас прямо вечер поэзии какой-то!

— Эх, Андрюха! Не умеешь ты девчонок с нуля соблазнять! Учись!

— А мне зачем? У меня Люся!

— Ну, мало ли, жизнь, она, знаешь, разнообразность любит!

Лев Егорович встал в позу театрального декламатора и выдал:

— Люблю смотреть на голых баб!

У каждой бабы свой масштаб!

Как дорогой деликатес

Их селфи в лифчиках и без!

Красотки входят в интернет,

Чтоб поразить собой весь свет!

Желаешь славы? В мыслях муть?

Показывай пи#ду и грудь!

— Фу! Лев! Как неприлично!

— Нормально! По нашему! Точно и конкретно!

И, не удержавшись, выдал ещё одно восьмистишие:

— Вопросов больше, чем ответов.

Течёт сквозь нас фрактальный мир.

Не купишь в прошлое билетов.

Врач не пропишет эликсир!

Россия — ангел в белой тоге!

Святой, нестриженный, босой!

На сердце швы, в душе ожоги,

И неизвестность за чертой!

Лев смахнул пьяную слезу:

— Так — то, брат!

В магазин пошли вместе. Купили ещё пару коньяка и упаковку пива с жёлтым полосатиком. Вернулись, выпили. Что было дальше, Андрей помнил плохо — в памяти осталось, как сосед, по пояс высунувшись из окна, махал полотенцем и орал «Девчонки! Красотки! Идите к нам!», а потом, когда Андрей затащил его обратно в кухню, посмотрел на него неожиданно трезвыми глазами, поднял указательные палец, как учитель на уроке математики, и произнёс:

— Чтобы нравиться девушкам, нужно быть заметным!

Потом выдал какой-то непонятный тост о женщинах, которых мы любим, закончив его фразой: «За Россию, всех порву! Если Путин скажет, пойду добровольцем, хоть в море, хоть в Космос, хоть с Тарасом Бульбой ляхов бить!» Выговорившись, он хлопнул полстакана коньяка, вышел в коридорчик, привалился к дверям туалета, нажал на выключатель и, несмело тарабаня в хлипкие туалетные двери, начал нетрезво ныть:

— Розочка, любимая, пусти, прости! Пусти… Роза!.. Бля, нах! Открой сука!!! Дверь вынесу! Розочка-а-а, пусти-и-и-и-и!!!

От алкоголя бывает!

Такой пьяный перекос мозга лечится только трезвостью, которая приходит с утренним похмельным синдромом стыда за «вчерашнее».

Выбить дверей он не смог, сполз на пол, заплакал, когда немного очухался уполз домой.

Все остальные подробности вчерашнего вечера были скрыты мутным похмельным туманом.

Ответ на ещё один мучивший Андрея вопрос, почему его домашние шорты лежат в ванне и засыпаны толстым слоем стирального порошка, почему он, сверкая задом, спал на ковре в одной тельняшке, а трусы и носки висели на люстре, так и не был найден.

По полторы бутылки коньяка на организм, да ещё с пивом — серьёзная доза!

За окном проехала машина, от этого звука в голове Андрея застучало так, как будто по извилинам, словно по железнодорожным рельсам, пошёл гулять пустой товарный вагон.

Он через силу поднялся. Открыл холодильник, порылся в холодных недрах, нашёл аспирин и, не запивая, сгрыз две таблетки.

Через несколько минут вагон притих — видимо дошёл до нужной станции и встал под погрузку. Андрей вздохнул с облегчением, но тут в его желудке начала скакать армейская кавалерия! Мало того, усатый кавалерийский командир, видимо показывая своим бойцам упражнения с пикой, начал несильно, но чувствительно колоть этой длинной пикой прямо в стенки желудка Андрея. Одновременно с этим, потная, вонючая лошадь командира, гадила самым зловонным в мире навозом!

Он налил стакан воды, залпом выпил. Холодный поток смыл кавалеристов вместе с лошадьми и навозом. После чего порадовался, что ни он, ни Лев Егорыч не курили. «А то бы, сдох бы сегодня!»

В отличие от соседа, выпивал он довольно редко и не в таких количествах. Когда ходил с приятелями в баню или в бар, на вечер брал два «по пятьдесят водки» и пару кружек пива — ему вполне хватало для настроения.

И вчера думал — примут пару раз по «стошке» и разойдутся.

Вчерашняя пьянка нарушила привычный образ жизни.

Андрей был положительным героем: вставал в пять тридцать, по старой «ведевешной» привычке бегал «три туда, три обратно», вернувшись с пробежки, будил жену и дочку, делал с ними гимнастику и, обычно, в течение дня был бодр и свеж. Хотел быть здоровым и долго жить.

Кроме того, он очень любил короткие походы. Иногда брал рюкзак, палатку и уходил на пару дней в лес. Либо один, либо вместе с такими же, как он, любителями. Каждую осень брал неделю за свой счёт, но, вместо тёплого юга, ездил на комариный Север — воздух, свобода, независимость!

Жене не изменял. Любил.

На гитаре не играл и не пел, хотя мечтал научиться, но, стать «лесным бардом» ему так и не довелось.

Нажраться Лев Егорыч подбил: «Давай» — говорит — «Отметим наших жён по сто пятьдесят! Чтоб им цвести и пахнуть!» — вот и отметили!

Одиннадцатый час утра…

Андрей взял смартфон, набрал номер начальника. Извинился за опоздание и попросил два отгула за свой счёт, сказав, что приболел.

Он работал в фирме занимающейся охраной различных объектов. Начальник прорычал в трубку, что-то военное, типа: «Понял, разберёмся!» и отключился. Андрей с облегчением вздохнул. Сегодня четверг, в субботу и воскресенье у него выходные — до понедельника здоровье восстановится и всё будет «Норм!»

Полчаса ушло на мойку посуды, полчаса — пропылесосить полы. Мусор собран и будет вынесен чуть попозже.

Засыпанные порошком шорты сунул в стиралку — хорошо, что сначала посмотрел внутрь — там лежали кроссовки и кепка Льва Егорыча.

Закончив наводить порядок, побрившись и приняв душ Андрей переоделся — семейные трусы в горошек, чёрные бриджи, сверху оранжевая футболка — прилёг на диван и задремал.

Во сне пахло спиртом и лекарствами. Ему пригрезилось, что он стоит в родильном отделении и смотрит, как акушер принимает роды у какой-то женщины. Ребёнок появился на свет большим, здоровым, упитанным, глянул на мир огромными синими глазами и сразу же закричал:

— Открой двери! Открой!