Придумай название

Nick Gtars

Сюрреалистически рок-н-рольное восприятие молодости. Все персонажи вымышлены. Места действия и время не столь важны. Важно ощущение происходящего внутри и снаружи.

2. Немного позже начала

Утро, обыденное утро обычного города, похожего в ранние часы на гигантский муравейник: непрерывное броуновское движение, только каждая частица думает, что знает цель своих бегов, согнало всех занятых и страждущих на остановке автобуса. каждый ехал лишь туда, куда предписывал его уклад жизни, и в толкотне час-пиковых людских течений напряжённо думал о своих мини-проблемах. Надежда и мечта в эти сутолочные часы перевоплощается в конкретный номер городского транспорта: у каждого есть свой номер, везущий к ежедневной цели, все места забиты, всё распланировано, всё ясно — кому куда. Город — копошащаяся и попутно ругающаяся в этом копошении — масса ясностей.

Утром на остановке были: мокрые люди и дождь, торопящий и без того суетливую толпу, а сам не спешащий уходить. Дождю просто нравилось быть, и он не спешил, заигрывая с юными лужами и пуская пузыри, как ребёнок. Дождю нравилось быть, он и был по этой причине, ощетинивая человеческие ручейки разномастными зонтиками — раздражительностью в переполненном автобусе. Кто это там ляпнул про любовь к ближнему?..

Пэл подрулил к остановке где-то за пол часа до колледжа, и чтобы скоротать неизбежное ожидание номера, стал скользить глазами по мокрой публике, интерпретируя, для собственного кайфа, психоанализ сэра Фрейда к окружающим, но однообразие озабоченных лиц полёта не давала.

— Так, в колледж уже опоздал, — мелькнули по часам глаза, и перескочили на попавшие в поле зрения стройные ножки, ого, козочка! — мысленно присвистнул Пэл по поводу тоненьких чёрных чулочков, прилегавших к манящей коже. (Пэл даже позавидовал этим чулочкам..), стройненьких ножек, возбуждающих желание пропорционально высоте взгляда, которые служили фундаментом не менее соблазнительной талии, бёдрам и бюсту. Венчало этот соблазн в мини-юбочке лицо милашки со взглядом, дающим понять, что даёт не каждому… Пэл не терзался критерием верности или постоянства к Ли, изучая кубатуру прохожих милашек, а просто делал то, что хотел, как впрочем, и в остальном, за некоторыми исключениями.

Визуальное познание гёрл в чёрных чулочках прервал подошедший Ив.

— Куда это ты пялишь свои телескопы, на эту газель? — каждодневные фразы: ни о чём,

— А, привет, а что, стильная герла, я бы ей отдался, — ответил Пэл, — что, припаздываем?

— На первой паре — опять дремучие лекции о несуществующем мире, главное. — не напороться на ментора, а так всё о-кей.

Дождь всё ещё был, и почти всей толпе было наплевать за суетной спешкой на этот дождь: это ж только дураки, взобравшись на горку, смотрят на закат, но никто не хотел быть дураком, и каждый имел своё дело… Плевали на дождь, а он не злился, а просто был, подходили номера, но всё не те, Модерновая Венера нашла свой номер и сделала ручкой, укатив на своё дело, лишив Пэла его время препровождения,

— Чертов номер! — Пэл и Ив уже начали промокать, но Ив ещё не склонен был тянуть на погоду.

— Купи себе тачку, и… — попробовал отшутиться Ив.

Я ещё дочку Рокфеллера не успел,..да и папа у меня не в кабинете из чьей-то кожи, — Пэл явно утратил беззаботность. — О, наш! — заметил Ив нужный номер.

Вошли внутрь, оставляя дождь снаружи, который был как лунная соната. Привались к таким же делово-спешащим мокрицам с амбициями наполеоновского масштаба, поехали. Начиналось обычное утро, которое родит без мук и творчества, обыденно так, день, который либо полюбит нас, либо вымотает нервы. А дождь подумал: быть ли ему ещё, и решил остаться на остановке, вместе с подросшими лужами, просто быть и торопить людей, через час — полтора нужные номера расфасуют всех скептиков и оптимистов, всех Гитлеров и Бетховенов, Шиллеров и Лобачевских по их боевым постам — миллионы грандиозных белковых столбов с уникальной мозговой способностью БЫТЬ, но это через час.. Забудем про дождь, что там — просто день жизни… Но день жизни не просто! Он либо полюбит, либо погубит ещё какого-нибудь Моцарта, даже не зная про миссию Сальери. Но Моцарт и не почувствует, не узнает, что он мертв, ибо в мире номеров не зачем быть Моцартом, этот мир плевал на далекие набоковские берега, тут другое течение: хлеба и зрелищ! И можно много хлеба и мало зрелищ, а можно и вовсе без зрелищ — не до них, если есть живая очередь. И Бог не обвинит в этом нас, ему просто было и будет жаль. Но мы — атеисты! Потерянный рассвет вставал над городом,., На автобусном причале ещё был дождь.