Параллели

Hege Loevesen (2024)

Талантливый шведский композитор Монс Хольмберг теряет любимую жену всего через полтора месяца после свадьбы. Тяжелая потеря полностью переворачивает мир мужчины, но переживания воплощаются в прекрасной музыке, которая приносит ему широкую известность. Спустя пять лет в жизнь Монса приходит новая любовь к девушке намного младше него. Сумеет ли юная девушка исцелить истерзанное сердце мужчины? И позволит ли Хольмберг сам себе отдаться чувству, против которого не только обстоятельства, но и он сам?

Городу, в котором всегда пахнет кофе

I

Мощный удар грома прокатился по темно-синему грозовому небу и порыв ветра распахнул окно на террасе дома, стоявшего на скале. Беллатрикс Хольмберг, высокая стройная женщина, затянутая в элегантное бордовое платье, идеально облегавшее прекрасную для ее лет фигуру, подошла к окну и захлопнула его, сердито откинув рукой легкую белую занавеску, трепыхавшуюся на ветру, словно обрывок паруса.

— Обычно здесь редко бывают дожди, но последние пару дней мы переживаем настоящий шторм, — сказала женщина, поджав губы.

За круглым столом, накрытым белоснежной, искусно вышитой ришелье, скатертью, сидел полноватый мужчина с роскошными усами и похожая на сухую щепку пожилая женщина с собранными в тугой пучок светлыми волосами. Мужчина был мужем мадам Хольмберг, а женщине в скором будущем предстояло стать ее сватьей.

— О, не стоит так переживать по поводу погоды, дорогая Беллатрикс, — ответила мадемуазель Шарби, отпивая чай из белой фарфоровой чашки. — Шторм скоро пройдет.

— Я переживаю по поводу детей. Где они? Не хватало еще заболеть накануне свадьбы.

— Они уже давно не дети, дорогая, — мягко заметил господин Хольмберг. — И ничего с ним не случится, гуляют где-нибудь неподалеку.

Очередной раскат грома заглушил хлопок входной двери, и, хотя на террасе их никак не могли услышать, вошедшие в дом молодой человек и девушка испуганно замерли на секунду в темном холле. Они посмотрели друг на друга и прыснули со смеху. Парень промок насквозь, а девушке каким-то чудом, наверное потому, что она укрылась его курткой, удалось сохранить сухими пышные кудрявые овсяного цвета волосы.

— Мы опоздали к чаю, — прошептал парень, давясь от смеха.

— Опять эти старые перечницы будут ворчать! — тихо засмеялась девушка.

— Каро, это все-таки наши родные, — попытался возразить юноша.

— Поверь, Монс, я прекрасно знаю, что твоя мамочка меня терпеть не может, — отмахнулась девушка. — Впрочем, это взаимно! — она снова тихонько хихикнула.

— Ты невозможная! — он привлек ее к себе и поцеловал в мягкие влажные губы.

Двадцать минут спустя парочка все-таки почтила своим визитом белую террасу. Девушка переоделась в легкое платье небесно-голубого цвета и собрала свои пышные волосы в небрежный пучок, а молодой человек сменил промокшие джинсы и футболку на светлые брюки и белую рубашку с коротким рукавом. Они вошли, чинно держась за руки и постарались как можно искреннее выразить свои извинения за опоздание на чай. Альберт Хольмберг добродушно усмехнулся в усы, а губы женщин сжались в две тонкие прямые линии. Опоздать к вечернему чаю в их понимании было смертным грехом, прощения которому нет и быть не может. Беллатрикс нарочито глубоко вздохнула, подняла голову и, выпятив вперед подбородок, произнесла ровным и почти безучастным голосом:

— Каролина, Монс, опасно гулять в такую погоду. Мы беспокоились…

— Вовсе нет! — невинно улыбнувшись, возразила Каролина, наливая чай себе и Монсу. Фраза девушки прозвучала крайне двусмысленно: каждому из собравшихся на террасе было понятно, что дело на самом деле было вовсе не в беспокойстве, а в длинном списке условностей и приличий, который в очередной раз нарушили молодые люди. Монс в этот момент от души завидовал отцовским усам, в которых можно было легко прятать улыбку.

— Каролина! — шикнула мадемуазель Шарби.

— Что, тетушка? — живо откликнулась девушка. — Я говорю, ничего опасного в погоде нет. Ты же видишь, ничего не произошло. Подумаешь, всего лишь дождь, а мы с Монсом не сахарные.

— Быстрей бы уже прошла свадьба, — Каролина перебирала какие-то буклеты, забравшись с ногами на небольшой диванчик. Молодые люди были наконец-то отпущены с протокольного семейного чаепития и теперь сидели в библиотеке. Монс разбирал свои ноты, а Каро наводила порядок на журнальном столике, заваленном рекламными проспектами.

— Ты так говоришь, будто свадьба тебе в тягость, — пробормотал парень, не поднимая головы от нотных листов, которые он уже четверть часа тщетно пытался рассортировать.

— Нет, что ты! — Каролина испуганно посмотрела на него. — Я совсем не о том. Свадьба это здорово, но ведь мы могли все сделать намного скромнее, без этого ненужного пафоса и сотен гостей, половину которых мы не знаем, а другую половину не хотим знать. Это же наш праздник, а получается будто мы всем должны и обязаны, и от этих обязанностей голова кругом и никакого праздника.

— Н-да… В этом ты права, и меня тоже от этого коробит, — Монс оставил свои ноты, сознавшись самому себе, что пытаться навести в них порядок в предсвадебной суматохе бесполезно, и подсел на диван к Каролине.

— Ну хоть платье мне позволили выбрать самой, — ухмыльнулась Каро. — Спорим, они упадут в обморок, когда увидят его!

Монс рассмеялся. К истории с покупкой свадебного платья он имел самое прямое отношение. Каро буквально выставила своей тетушке ультиматум: платье она выбирает без посторонней помощи. Вообще без посторонней, то есть это ответственное дело не будет согласовываться ни с мадемуазель Шарби, ни с мадам Хольмберг. Шарлотте Шарби оставалось лишь повздыхать и согласиться — споры со своенравной племянницей обычно ни к чему хорошему не приводили. Избавившись от попыток навязчивой опеки родственников, Каролина отправилась вместе с Монсом в один из свадебных салонов Ниццы, где с порога заявила: «Мне нужно платье, а моему жениху костюм. Только без всяких оборочек, рюшечек, стразиков и прочей ерунды. Это я о платье, разумеется». Ради выражения лиц консультантов, застывших после такого вступления в оцепенении, однозначно стоило затевать все это. Каролина решительно отмела все предложенные ей пышные и облегающие длинные платья и выбрала короткое, молочного цвета, с юбкой фонариком и такими же рукавами, задорно топорщившимися на плечах и обнажавшими ее изящные руки с тонкими запястьями. Дополнял платье атласный пояс небесно-голубого цвета, завязывавшийся сзади бантом. Фату Каро тоже отвергла в пользу элегантной небольшой шляпки с вуалькой. Для Монса они подобрали великолепный костюм, идеально совпадающий с тоном пояса ее платья. И вот уже несколько дней Каро томилась в ожидании момента, когда ее наряд наконец-то увидят не только ее чопорные родственницы, но и пара сотен не менее чопорных гостей из высших слоев общества Стокгольма, Парижа и Ниццы, приглашенных на их свадьбу.