Пять фотографий из Великого Новгорода

Ярослав Яковлев, 2021

Найти одну-единственную фразу. Разгадать хитроумную загадку. Пройти непростой квест. И все это – в древнейшем российском городе. Зачем? Чтобы стать "человеком новгородским"… Об авторе: молодой российский прозаик Ярослав Яковлев ведёт закрытый образ жизни. О себе он сообщает лишь одно: "Я люблю Великий Новгород и хочу, чтобы его полюбили читатели".Ярослав Яковлев благодарит за всестороннюю помощь и поддержку в подготовке книги: Вячеслава Волхонского, научного сотрудника НГОМЗ, к.и.н. Юрия Данейкина, проректора по образовательной деятельности Новгородского государственного университета им. Ярослава Мудрого, к. ф-м.н. Елену Торопову, заведующую кафедрой истории России и археологии НовГУ, к.и.н. Сергея Аванесова, директора научно-образовательного центра «Гуманитарная урбанистика», заведующего кафедрой теологии НовГУ, доктора философских наук Эльвиру Гептинг, к.ф.н. Софью Кибалину, переводчика.

Оглавление

  • ***

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Пять фотографий из Великого Новгорода предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Часть первая

Можно на автобусе, можно на машине, можно на поезде.

Выбрал поезд. Машину он не водит, на автобусе — затекут ноги и спина. Поезда он, впрочем, тоже не сильно жалует: через окошко купе порой кажется, что страна ест уж слишком горький хлеб, и видеть это неприятно. Он больше любит самолёты. Долины облаков не принадлежат государствам, городам и улицам. Они анонимны — и от этого еще красивее.

Но в этот раз — по железной дороге.

Сосед по купе, как это нередко бывает, оказался словоохотливым. Вопреки своей воле Марк узнал, что Новгород — старейший в «десятке» древнерусских городов. Что в Великом Новгороде находится 37 объектов ЮНЕСКО, а это больше, чем в Риме или Париже. Что одним из памятников считается сама земля Великого Новгорода. Что это единственный исконно русский город, где есть памятники с XI по XX век… И Марк всё больше чувствовал себя сбитым с толку: и как тут найти этого «человека новгородского»? А ведь накануне он думал, что тут и посмотреть-то особенно нечего…

Конечно, сосед спросил, зачем он едет в этот город. Не углубляясь в подробности, Марк объяснил, что едет в Новгород, чтобы… чуть больше узнать о его памятниках.

— Какая удача, что я захватил с собой эту книжку! — воскликнул его спутник. — Она вам обязательно пригодится. Здесь много интересных фактов, которых вы не найдёте в интернете.

И протянул Марку маленькую молочного оттенка книжицу, на обложке которой значилось: «М.Каргер. «Новгород».

Через восемь вечерне-ночных часов, в 6:24 утра, Марк оказался на железнодорожной платформе. GPS-навигатор телефона подтвердил: всё верно, он не перепутал поезда, приехал именно в тот Новгород (а то всякое бывает: в пути он прочитал с десяток историй о том, как люди ехали в Великий, а приезжали в Нижний, и наоборот).

Первым город показал Марку здание железнодорожного вокзала. Сначала он подумал, что оно какое-то нелепое, но уже через секунду увидел в нём милые, наивные черты. На глазок Марк прикинул, что отстроили его в пятидесятые, и, надо же, кое-какой эстетики всё же вокзалу досталось. Автор, казалось, боялся, что его обвинят в «архитектурных излишествах», однако сделал из вокзала немножко — самую малость! — древнерусский храм.

Марк щёлкнул объективом. «На всякий случай, — сказал он себе. — Конечно, этот, хмм… чудак явно не про вокзал мне загадку загадал, но мало ли».

Он дал себе всего пару часов на отдых, а значит, нужно было торопиться в отель.

Марк остановился практически в центре. До кремля — совсем недалеко. За десять минут пешего хода он несколько раз успел поразиться, насколько невзрачна местная застройка. В лучшую сторону отличаются разве что местный Дом советов (автору всё же удалось краем колонн задеть советский ампир), а ещё улица со странным названием Газон со своей гроздью сталинок. Но в основном от вокзала до кремля, уяснил Марк, — жилой хрущёвский функционализм.

Конечно, у Новгорода есть причины быть местами неказисто пятиэтажным, подсказал Марку Гугл, ведь в годы войны город был разрушен полностью. Это не фигура речи, настаивал поисковик, и сыпал страшными кадрами — с израненной земли угоняют новгородцев в Германию мимо разграбленного кремля, покалеченных храмов, утопленных колоколов…

Марк вспомнил печальное сообщение заказчика: «Там особая земля: кислая — всё сохраняет. Вы это почувствуете». Он и почувствовал — ком подступил к горлу от того, что этот город когда-то был почти полностью пустым, будто наизнанку вывернутым, едва не ставшим музеем «ужасов войны» (поисковик подсказал, что была идея Новгород не восстанавливать, законсервировав его разрушенным, чтобы люди помнили о зверствах фашистов, но всё же решили отстроить).

Впрочем, для рефлексии времени не было. Он двинулся в кремль.

***

Заказ на эту фотосъемку Марк получил внезапно. Ещё вчера он и не думал, что проснётся не в Москве. И вообще, не в его характере было соглашаться на подобные авантюры. Как профессиональный фотограф, работающий для СМИ и, чего греха таить, фотостоков, он предпочитал получать внятные и подробные технические задания — где снять, что, в какое время суток. В противном случае от заказа отказывался. Но здесь всё было не так.

Два дня назад его What’s App загорелся таким сообщением:

«Вы по-прежнему снимаете на плёнку?»

Номер был Марку незнаком.

«Здравствуйте. Да. Коммерческие заказы — на «цифру», для себя снимаю на плёнку», — ответил Марк.

«Мне нужна фотография, сделанная на плёнку, из Великого Новгорода. Возьмётесь?».

Мелковат заказ. Ради такого уезжать из Москвы на день, а то и два?.. Явно много не заплатят, овчинка выделки не стоит.

«Нет, не возьмусь», — отчеканил Марк.

«Я заплачу вам в качестве аванса 200 тысяч рублей. И столько же — когда вернётесь с выполненным заданием», — гласило следующее сообщение.

Первая мысль: да он издевается.

«Кто вы? Какую организацию представляете?» — спросил Марк.

«Я — частное лицо. Ну, так что, возьмётесь?»

«Расскажите конкретнее, в чём моя задача».

«Моя фамилия — Новгородский. Родом ни я, ни мои родители, ни даже их родители не из Новгорода, но наши предки тут жили. Бабушка рассказывала мне легенду, которую она слышала от своего деда: мол, некто в городе, а может, в его окрестностях нацарапал: «Я — человек новгородский». Это не точные слова, но смысл такой. У нас в семье считалось, что это кто-то из наших предков автограф оставил. Может быть, звучит смешно, но это стало одной из причин, почему я решил пять лет жизни провести в Новгороде. Поступил в институт, учился неподалёку от кремля. Обошёл когда-то весь город, но подтверждения бабушкиным словам так и не нашёл.

Я давно оттуда уехал, тысячу лет там не был. Но последние годы, будучи не в Новгороде и даже не в России, я всё сильнее ощущаю себя человеком новгородским.

Найдите и снимите эти слова. Там особая земля: кислая — всё сохраняет. Вы это почувствуете.

Я уже не молод — если вы найдёте эту фразу, я смогу спокойно умереть… Я верю, что в плёночной фотографии есть жизнь — сам увлекался. Ну, а если не найдёте, что ж, аванс просто оставите себе. А если всё получится, я тут же передам вам вторую часть суммы.

У меня будет ещё одна просьба. Каким бы ни был результат ваших поисков, сделайте пять фотографий моего любимого города. Тех мест, которые именно в вашей душе оставят наиболее сильный след».

Судя по всему, заказчик попался, мягко говоря, эксцентричный. Опыт говорил, что с такими лучше не связываться. Но деньги… Деньги — великий соблазн. Особенно, если в твоей жизни вообще отсутствует понятие «зарплата», и большей частью живёшь только теми деньгами, что удалось заработать прямо сейчас.

Словом, Марк согласился. В конце концов, кипучую деятельность можно и изобразить, а спустя пару дней просто вернуться домой. К тому же он был убеждён: в этом маленьком провинциальном городе больше двух-трёх дней делать всё равно нечего.

Первая часть гонорара оказалась на его карте, стоило ему сказать «да».

Кремль

Памятник Тысячелетию России

Он заблокировал поднадоевший мелькающий экран. В конце концов, интернет вряд ли ему что-то про «человека новгородского» подскажет.

Примкнул к воробьиной стайке туристов у памятника Тысячелетию России. В отличие от других похожих группок, эта была, показалось Марку, без экскурсовода. Впрочем, через минуту он понял, что туристы — две зрелые семейные пары — внемлют невзрачному мужичку. Несмотря на сильную, необычную для июня жару, он был одет в плотную защитного цвета куртку с десятком карманов (в каждом — по блокноту с ручкой). Активно жестикулируя, он рассказывал гостям города о памятнике.

— Вот как вы думаете, — обращался к своим экскурсантам мужичок. — Из какого материала отлиты фигуры памятника?

Пары переглянулись.

— Из бронзы?.. — несмело предположил кто-то.

— Именно, — обрадовался рассказчик.

Тут он заметил нового слушателя и жестом пригласил присоединиться. Марк подошёл ближе.

— Ну, вашим товарищам, — мужичок указал на семейные пары, — то, что я всегда про памятник рассказываю, я уже рассказал. Но кое-что и вам поведать могу. Вот знаете ли вы имя автора памятника, молодой человек? — с напускной строгостью спросил он у Марка.

— Знаю, но фамилию забыл… — пожал плечами тот.

— Микешин его фамилия — объявил «экскурсовод». — Он, кстати, скульптором не был. Он был художником, и исполнилось ему, когда он получил заказ на памятник, лет двадцать пять, причем работал он совместно со своими бывшими учителями… А зачем этот памятник тут вообще стоит, знаете, молодой человек?..

Марк внутренне злился на прицепившегося к нему то ли экскурсовода, то ли просто местного чудака — некогда ему было трепаться. С другой стороны, он всё равно с трудом понимал, какая точка в его маршруте должна быть первой — почему бы и не памятник Тысячелетию?..

Он ответил, что с удовольствием послушает версию рассказчика и добавил:

— Кажется, вы — замечательный экскурсовод.

— Ну что вы, — махнул рукой чудак. — Я экскурсоводом не работаю. Так, стою тут, рассказываю людям о том, что знаю и люблю. Пётр Алексеич меня зовут, как императора, кстати. Так на чём мы остановились… Я спрашивал вас: зачем был нужен памятник?.. Почему Александр Второй повелел его установить?

Марк мимикой изобразил нечто, что можно было толковать: а расскажите лучше сами. И Пётр Алексеич продолжил:

— Я так думаю. России к тысячелетию нужен был какой-то объединительный символ. Который породнил бы людей разных сословий и взглядов. Но устанавливать важный монумент в таком небольшом городе, где его и увидят-то только местные жители — как-то нелогично, на первый взгляд. Да и к тому же императору говорили: не так уж давно было восстание декабристов, а вы в некогда республиканском городе хотите поставить фактически символ России?! А если мятежники сочтут это сигналом к действию?! Конечно, мятежей император не хотел. Но показать, что Русь начиналась там, где собиралось вече, — было важно. Памятник Тысячелетию России — это не просто монумент к юбилейной дате, это памятник реформам Александра II, и, может быть, даже надежда на лучшее будущее — ведь тогда император верил, что самодержавие и гражданские свободы — позвольте мне так их назвать — можно совместить. Не все реформы Александра удались, а вот монумент в Новгороде получился уникальным. Других подобных памятников, которые были бы посвящены не одному человеку или событию, а целому тысячелетию истории, не существует нигде в мире.

Рассказчик сделал торжественную паузу.

— Почему у него такая форма? — спросил Марк. — Что это? Колокол? Шар-держава?.. В интернете по-разному пишут.

— И то, и другое.

— Ну, это прямо противоречие — вечевой колокол и самодержавный символ, — усмехнулся Марк.

— И что? Это же Россия, — возразил Пётр Алексеич. — Хотя… Мне нравится думать, что это скорее колокол. С одной стороны, колоколом звали на вече, как вы подметили, а с другой — памятник-колокол тут «звонит» о русской истории. Сверху, видите?.. Шар-держава, гигантский, в четыре метра, а очертанием памятник напоминает колокол. На втором ярусе — шесть эпох государства. Начиная с Рюрика и заканчивая Петром Первым. На третьем — важные фигуры истории, считай, летопись в лицах.

— На верхнем ярусе — это же Россия?

Марк поднял взгляд и продолжил:

— Я имею в виду, женщина в национальном костюме, которая преклонила колени перед крестом?.. Православие-самодержавие-народность, где православие вроде бы самое главное?..

Пётр Алексеич будто бы не услышал полуироничный вопрос Марка и продолжил свой рассказ:

— Рюрик смотрит на Киев, князь Владимир — в сторону Византии, откуда он принёс к нам православие. Петр I — конечно, на Петербург. Михаил Романов — на Запад, куда русские прогнали польских интервентов. Дмитрий Донской — на Орду. А Ивана Грозного, кстати, вообще нет. Посчитались с чувствами новгородцев… Ведь Иван устроил когда-то кровавую расправу над Новгородом. В первоначальном списке фигур не было Николая Первого. Ходят слухи, что сам Александр не хотел видеть на памятнике отца. Но свита и родственники были с ним не согласны, и так на памятнике появился и Николай Первый.

— А кого ещё не взяли на памятник, кроме Ивана Грозного? — спросил Марк, едва поспевая за энергичным рассказчиком, который предложил обойти монумент кругом.

— Много кого… Поэта Шевченко, актера Дмитриевского, даже флотоводца Ушакова… Нет и Андрея Рублёва, например, и зодчих Воронихина, Захарова… Наверное, кого-то из них не изобразили незаслуженно. Но это решал не один Микешин. Последнее слово было за царём, но Микешин собрал вокруг себя историков, писателей, в общем, большой круг людей разных взглядов, которые помогли ему составить список тех, кого мы теперь тут видим.

Впечатлённый необычным рассказом, Марк сделал несколько снимков и, хотя результата он ещё не видел, заранее был недоволен: как ни сфотографируй этот памятник, кажется, будто уже видел это изображение на магните чьего-то холодильника. Всё, что безжалостно тиражируется, однажды обесценивается… Но теперь монумент предстал перед Марком совершенно другим — не таким уж, может быть, и величественным он казался будучи вписанным в городской пейзаж. Зато за эти полчаса символ Новгорода стал ближе лично ему, а потому как будто ценнее.

— Скажите, пожалуйста, — обратился на прощание к Петру Алексеичу Марк. — А на памятнике нет ли каких-нибудь надписей? Ну, может, кто-то когда-то что-то нём выцарапал?..

Тот нахмурил лоб:

— Вот никогда я не любил журналистов.

— При чём тут журналисты?

— Несколько лет назад обнаружилось, что на памятнике выцарапано одно неприличное слово… Ну, вы понимаете. Причем написали его давно… Да что написали — можно сказать, практически отлили в бронзе! Но, если честно, я не уверен, что это слово там вообще было — может, его просто хотят там видеть? Я уж не знаю, как эта информация просочилась в СМИ, но всякие там блогеры и журналисты хором начали писать: дескать, в Новгороде на памятнике Тысячелетию такоооое написано!.. Тьфу ты.

— И всё? Больше надписей никаких?.. — допытывался Марк.

Собеседник посмотрел на него удивлённо. Марк благодарно пожал ему руку.

— Вы в музей-то сходите, — он показал на здание в стиле классицизма напротив памятника. — Там берестяные грамоты выставлены, а это — главные новгородские надписи…

Если ответ на загадку заказчика он найдёт прямо сейчас, в музее, будет даже обидно — стоило ли ехать в Новгород ради этого? Да и какая тогда это загадка? Впрочем, как же не посмотреть на «главные новгородские надписи»?

Придётся идти.

Здание Присутственных мест

Это хорошо, что к каждой берестяной грамоте тут прилагается перевод на русский современный. Но всё равно, если мало знаешь о том, как жили тогда новгородцы, понятного мало. Например: «От Братяты к Нежилу. Иди, сын, домой — ты свободен. Если же не пойдешь, я пошлю за тобой судебного исполнителя. Я заплатил 20 гривен, и ты свободен».

Братята, Нежил… Марк тяжело вздохнул.

— Извините, пожалуйста, — обратилась к нему возле одной из музейных витрин незнакомая девушка. — Мне нужно сделать фото вот этих височных колец. Со вспышкой снимать тут запрещено, а без неё получается смазано. Поможете?

— Помочь можно, — ответил Марк. — Но фото вы увидите не скоро. У меня цифрового аппарата сейчас с собой нет, да и вообще, я больше плёнку люблю. Причём, когда проявлю фото, по старинке предпочитаю их не оцифровывать. Так что могу прислать вам потом по «Почте России» фотографию.

— Почему? Откуда такая принципиальность?

— Ну… Есть, например, одежда из масс-маркета, которую все мы носим, и она плюс-минус одинаковая. А есть платье, которое вы закажете у модельера, и оно будет сшито специально для вас. Вот в этом и отличие: цифровая фотография ставит фотодело на поток, каждый может теперь сделать терпимый и даже неплохой снимок. А плёночное фото — это вот то самое платье на заказ.

Марк остановился — почувствовал, что сказал, возможно, больше, чем хотела знать собеседница. Но она выслушала его с интересом.

— Как любопытно, — восхитилась девушка. — Всё-таки люди в Великом Новгороде удивительные. Не было у меня ни одного приезда сюда, чтобы я не познакомилась с кем-то совершенно необыкновенным.

— Я не новгородец, — улыбнулся Марк, делая снимок височного кольца. — Из Москвы я. А вы откуда?

— Тоже из Москвы. Гольяново. А зовут меня Зоя, — добавила девушка.

— А зачем вам фото этих… как их там… височных колец?

— Хочу сделать себе на заказ типа такого, — ответила она. — Вы не обращайте внимание, я «новгороднутая». Когда в 13 лет я сюда ехала в экскурсионном автобусе, никак не думала, что свяжу с Новгородом жизнь. У меня было обычное для столичных жителей предубеждение, что это рядовой провинциальный городок, в который я никогда больше не вернусь. А не отпускает он меня уже больше половины жизни. «Новгороднутая» — как есть.

— Как вы себя назвали?.. — рассмеялся Марк.

— Новгород люблю очень, — объяснила Зоя. — И сделала изучение Новгорода делом жизни, можно сказать. Я учусь в аспирантуре, пишу диссертацию про новгородские имена.

— Про Нежила и Братяту?..

— Нет, я про женские пишу, — ответила Зоя. — На материале берестяных грамот.

— Значит, вы много грамот изучили? — оживился Марк.

Зоя намотала русую прядь на указательный палец:

— Ну, некоторое количество, действительно, исследовала.

— Может быть, вы мне поможете? Только коротко объяснить я не смогу. У вас есть немного времени?

Зоя замялась:

— А в чем дело?

— Я должен найти, как в русских сказках… То не знаю что. И не знаю где. Ну, в смысле в Новгороде, но где точно, я не знаю…

— Так вы — не фотограф? — удивилась Зоя. — Вы — учёный?.. Послушайте, давайте уже перейдём с шёпота на нормальный разговор… Здесь вполголоса не поговоришь, да и людей вон сколько…

Они поспешно вышли наружу.

В голове Марка пронеслось: а как же иконы, которые выставлены здесь, в музее, на втором этаже?.. Гугл уведомил его об уникальных экспонатах — например, древнейшей русской иконе XI века апостолов Петра и Павла, эпичному образу «Битва новгородцев с суздальцами» и миниатюрным иконам-таблеткам с удивительно тонкой живописью. А еще ведь есть коллекция разного дерева и выставка о Великой Отечественной войне. Впрочем, ставку ему, кажется, нужно делать скорее на тексты, чем на изображения. А новая знакомая в этом как никто, пожалуй, может помочь.

— Честно говоря, это похоже на какой-то фарс, — сказала Зоя, выслушав рассказ Марка. — Конечно, не могу утверждать со всей уверенностью, но мне нигде не попадалась информация о том, что в Новгороде или его окрестностях могут быть такие слова. И от старших коллег не слышала этого даже на уровне легенд.

— Думаете, мне не кажется странным этот заказ? Конечно, кажется. А с другой стороны, вдруг?.. Никогда нельзя быть уверенными, что всё тут исследовано вдоль и поперёк. Откроешь Гугл, вобьёшь «Новгород», и сколько будет слов о том, что это, мол, дивная сокровищница без дна и так далее…

Зоя скептически поджала губы:

— Если говорить о Средневековье, то люди, конечно, могли написать что-то о себе на стене храма. Пойдёте в Софию — увидите. Но вряд ли использовались бы такие слова. А что касается берестяных грамот, это была большей частью деловая, бытовая, иногда даже любовная переписка средневековых новгородцев. Жена пишет мужу, что он должен купить на рынке. Девушка укоряет любимого человека за то, что он давно к ней не приходил. Или крестьяне протестуют против передачи деревни неугодному господину. Опять не то, что вы ищете. Или же эти слова — часть какой-то фразы?.. Но вы не представляете, каких трудов стоит историкам и лингвистам разгадывать подобные загадки.

— То есть, думаете, надо мне двигаться в Москву? — помрачнел Марк. — Ничего мне найти не удастся?

— Ну, почему же. Шанс, пусть и минимальный, есть. К тому же, кто сказал, что слова, которые вы ищете, относятся к Средним векам?.. А про сокровищницу вы верно говорите. Остановиться в поисках новгородских тайн просто невозможно…

— Разве вы занимаетесь тайнами?

И следующий глоток кофе показался ему неожиданно горьким — настолько сильным было негодование Зои.

— А чем же ещё?! — воскликнула она. — Как же иначе это назвать? Казалось бы, ну что особенного в этих древних именах? Но за каждым именем стоит судьба. И вот это действительно интересно. Мне кажется, что я собрала свой новгородский женский образ… Я не знаю, как её — мою — новгородку в реальности звали. Может, Ефимья, может, Настасья, может, Анисья… Но я знаю, какой она была: без чего не мыслила жизни, кому молилась, как одевалась. И она мне очень нравится, моя новгородка.

— Что-то, я думаю, средневековой женщине не позавидуешь, — покачал головой Марк.

— Это ещё как посмотреть, — возразила Зоя. — Новгородки сами делали брачные предложения, иногда даже вступали в повторные браки. Имели право распоряжаться имуществом, причём не просто помогали мужу в делах, но могли и сами организовывать различные, как сказали бы сейчас, активности. У супругов было раздельное имущество, закон не позволял мужу претендовать на то, с чем женщина пришла в его дом. Если на неё поднимали руку, обижали или обделяли, она была вправе развестись. Есть грамота, в которой новгородка по имени Гостята просит забрать её из дома супруга, потому что он привёл в дом другую женщину. Ну, и одно то, что женщины в Новгороде могли читать и писать (пусть не поголовно, но Московскую Русь превосходили точно) — дорогого стоит.

— Да уж, — проговорил Марк. — Если сейчас говорят, что Москва — не Россия, то тогда было: «Новгород — не Русь», пожалуй.

— Новгород, действительно, был особенным городом в свой республиканский период. Одна торговля с немцами как минимум с ХII века чего стоит. И не только с ними… Ну, вы в курсе про средневековые торговые пути.

Марк усмехнулся: учёные часто считают, что остальные настолько же «в курсе» интересующих их тем, как они сами. Пауза грозила затянуться.

— Новгород был развитым городом, — продолжала Зоя. — Археологи находят остатки деревянных мостовых. Дождевую и талую воду новгородцы отводили деревянными трубами. Вы, может быть, обратили внимание, сколько в музее среди археологических находок обуви? Сапоги, даже детские башмачки… Вот тебе и Русь лапотная!.. Ох, да много я могу говорить, но это не совсем по интересующей вас теме. Давайте в Софию зайдём. Не то чтобы я была знатоком софийских граффити, но, возможно, в чём-то вам и помогу.

Софийский собор

Он бывал в двух «софийских» городах. В греческих Салониках, где отдыхал с родителями ещё ребёнком, и, конечно, в Киеве — лет десять назад, когда познакомился по интернету с девушкой оттуда. И если салоникийская София то ли VII, то ли VIII века показалась ему рядовым местным домиком с крестом на маковке, то киевский собор поразил своим величием.

Хотя новгородская и киевская Софии были явно не близнецами, родственные связи между ними, отметил Марк, всё-таки прослеживаются.

— Вроде бы и похожа на киевскую… Но, скорее, нет, — сказал Марк, а про себя подумал: «Ветер вокруг дует совсем другой».

— Неудивительно, что они в чем-то совпадают, — объяснила Зоя, остановив Марка на некотором расстоянии от собора. — Строили наш собор пять лет, с 1045 года. Начали возводить сразу, как закончили строить киевский. Пригласили греков и киевлян. Понятно поэтому, что без киевского влияния не обошлось. Но и отличий много. Во-первых, новгородская София стилистически проще. Одно то, что у киевской изначально было 13 глав, а у нашей — пять, о многом говорит. (Есть ещё шестая — над лестничной башней южнее западного входа). В любом случае, у нас и внутреннее, и внешнее убранство строже. Практически нет мрамора, cюжетной мозаики, да и вообще, первые полвека храм стоял практически без декоративного убранства. Словом, наша София собраннее, суровее, севернее.

— Зачем на Руси была нужна ещё одна София?

— Пожалуй, так обозначались центры тогдашней феодальной Руси, — ответила Зоя. — Примерно в те же годы возвели Софию в Полоцке, теперь это Беларусь. Софийский собор как большой общегородской храм — это традиция, восходящая к константинопольской Софии. Прямая аналогия с Царьградом.

— А ворота эти какие-то католические… — протянул Марк, указывая на западный портал собора.

Зоя улыбнулась:

— А они и есть католические. В Новгороде долгое время бытовала легенда, что они попали сюда как военный трофей из Сигтуны, тогдашней столицы Швеции. На самом деле их сделали в Магдебурге, в Германии, для польского города Плоцка. Их и заказал тамошний архиепископ. То ли в XIV, то ли в XV веке они попали в Новгород, но при каких обстоятельствах — не ясно.

— Что тут? Библейские сюжеты? Про человека новгородского, конечно, ничего?.. — деланно вздохнул Марк.

Зоя снисходительно улыбнулась и продолжила:

— В основном тут новозаветные сюжеты, есть и несколько ветхозаветных, например, «Сотворение Евы». Это редкий сюжет. По крайней мере, мне известно только о двух таких изображениях — здесь, в Новгороде, и в Sainte Chapelle в Париже. Рядом с ним — фигурки двух мастеров, отливших эти ворота в Европе. И новгородский мастер Авраам, который собрал и дополнил врата — а их ведь привезли как пазл, разобранными на куски, — изобразил себя и даже подписался под своей работой…

— Я думал, средневековые люди были несколько скромнее, — с иронией заметил Марк.

— В чём-то были скромны, в чём-то — нет, — рассмеялась Зоя. — Вот сейчас внутрь зайдём, увидите, сколько в Софии надписей, которые оставляли там люди. Не стеснялись писать свои мольбы к Богу, иногда выцарапывать какое-то подобие дневниковых записей, некоторые даже вступали чуть ли не в письменные перепалки друг с другом прямо на стенах храма.

— И сколько они там… нацарапали?..

— Сейчас говорят о примерно 800 надписях. Конечно, глубоко исследованы не все, но я вас уверяю, вашей там нет. Уж о такой бы знали и говорили все. Но если вы уж взялись за эту тему, то просто обязаны понять, что это такое — софийские граффити.

И Зоя подхватила его под локоть.

Они поспешили к входу в храм. И пока шли, за эти пару минут, Марк успел додумать мысль, которая пришла к нему несколько часов назад, но всё не могла окончательно оформиться. Каким разным, выходит, может быть город, казавшийся безнадёжно скучным. От типового — к уникальному, от будничного — к торжественному, от — функционального к божественному…

И это он ещё почти ничего не видел. Как тут уложиться в три дня, да ещё и задание выполнить.

В соборе было немноголюдно, но в атмосфере отчего-то ощущалась суета. Этого Марк не ожидал: заходя в тысячелетний храм, заранее настраиваешься на сдержанное безмолвие. И хотя местный влажноватый воздух, действительно, наполнен спокойствием, чувствуется, что здесь параллельно идёт и мирская, обыкновенная жизнь, будто напоминая: да, в первую очередь София — православный храм, но он открыт и для тех, кто пришёл сюда не для молитв. Через минуту Марк понял, в чём дело.

В нескольких метрах от него пожилые хлопотливые служительницы сворачивали в аккуратный рулет бордовый узорчатый ковёр. И хотя руки напарниц работали сноровисто, давалось им это, видимо, нелегко. В какой-то момент, разогнувшись и потерев поясницу, одна из них обратилась к Марку:

— Молодой человек!..

— Я? — спросил Марк (когда в храме к тебе обращается бабушка, становится как-то не по себе).

— Ты, ты… Слушай, хороший мой, не в службу, а в дружбу: заверни ты ковёр до конца, а потом отнеси, куда надо, я тебе покажу. Увозить его куда-то собрались, в чистку, что ли… Мы с Ниной Георгиевной с этим ковром уже измучились!..

Марк оглянулся на Зою, но она только кивнула: мол, иди. Будто бы уже была свидетелем подобных сцен.

Выполнив поставленную задачу под взыскательным взором Нины Георгиевны и бабки Натальи (так велела себя называть обратившаяся к нему женщина), он осмотрелся в поисках своей спутницы.

— Да недалеко она ушла, голубушка-то твоя! — отреагировала суетливая бабка Наталья.

— Эммм… Не голубушка она мне, просто знакомая, — смутился Марк.

— Да? — удивилась бабка Наталья. — А я на вас смотрю и думаю: какая хорошая пара или, может, молодая семья… Зоиньку-то я иногда вижу в кремле, хорошая девушка. И ты, видно, парень неплохой. Верующий?

Марк не нашёлся, что ответить, а бабка Наталья продолжала:

— У тебя бородка почти как у Ярослава Мудрого, а Зоинька так и вовсе вылитая его жена. Вот кино б снимали, вас бы можно было взять играть Ярослава и Анну… Ой, Анна же!.. Бери ведро. Пойдём на Мартирьевскую…

Марк опешил:

— Полы, что ли, ещё помыть?..

— Нет, полы не надо, надо Анну протереть, — деловито ответила старушка, потуже затягивая свою палевую косынку. — Как тебя зовут-то, милый?

Но ответ бабка Наталья, кажется, не собиралась слушать: она уже была впереди, энергично указывая Марку при этом, куда нужно принести ведро.

Следующие несколько минут он наблюдал, как она протирает нечто вроде миниатюрного гроба, стоящего на небольшом возвышении. Чуть поодаль застыло несколько человек, которые ждали, когда Наталья окончит процедуру и позволит им «приложиться к мощам», как они это между собой называли.

Интересно, подумал Марк: для одних останки Анны — «предмет культа», как сказали бы в атеистические времена. А для бабки Натальи княгиня, помимо этого — будто хорошая знакомая. Неужели такое бывает: ведь Анна умерла тысячу лет назад. Настоящую тысячу лет назад — это не гипербола, убедился он, взглянув на табличку рядом с ракой святой.

— Анну, я смотрю, любят и почитают? — спросил Марк у бабки Натальи, продолжая искать глазами Зою. — Вы говорите, она была женой Ярослава Мудрого?

— Именно, — приосанилась собеседница. — Звали её Ингигерда, она была дочерью викинга, что ль, или как их там… Ярослав взял её в жёны. Ее православным именем стало Ирина. Очень уважали её и там, и здесь. Ирина родила Ярославу трех дочерей и семерых сыновей — среди них отец Владимира Мономаха.

— Подождите, а почему вы её теперь Ириной называете? Если она Анна?..

— В монастырь она потом ушла и приняла в постриге имя Анна, — покачала головой бабка Наталья. — Когда она умерла, Ярослав сильно горевал, и ничто его уже не радовало. Через четыре года и сам умер. Наверно, сердце не выдержало.

Она мелодраматично вздохнула и с чувством перекрестилась. Марк по-доброму усмехнулся, вдруг увидев в бабке Наталье черты своей покойной бабушки: в девяностые она с той же отдачей пересказывала ему бразильские сериалы.

Тут подошла Зоя. Прошептала:

— Бабка Наталья — хорошая, живёт Софией, здесь она — незаменимый человек. Но вот любит, да, экскурсантов к физическому труду привлекать…

— В этом что-то есть, — отозвался Марк.

— А святых у нас тут много, — продолжала Зоя. — Быть упокоенным в соборе — это знак особого признания. Но Валентин Янин, знаменитый исследователь истории Новгорода, считал, что не все святые, которые, как считается, здесь лежат, действительно находятся в соборе. С Анной тоже не так всё просто, как говорит бабка Наталья: если захочешь узнать подробнее, на тебя свалится масса противоречивой информации. Хотя, по большому счёту, я не думаю, что это важно для простых людей. Я сейчас не только о верующих, для которых мощи — это святыня. Для всех прочих — это ощутимое свидетельство того, насколько близко мы в соборе оказываемся к истории. Вообще, в Новгороде она не на страницах учебников, здесь история вещественна, она совсем рядом.

Теперь, показалось Марку, её голос звучал гулко и более объёмно:

— Это уровень пола XII века. Но что двенадцатый!.. Смотрите — это изображение Константина и Елены, датированное второй половиной XI веком. Древнее настенных храмовых изображений в России просто нет.

На Марка со стены южной галереи чуть грустно смотрели греческие лица первого византийского императора-христианина и его матери.

— Но они не имеют отношения к Новгороду, — удивился Марк. — Почему же они тут?

— Знаешь, сначала вообще мало кого изображали, — ответила Зоя, внезапно перейдя на «ты». — Через несколько лет или десятилетий после того как храм освятили, здесь, на южной паперти, изобразили Константина и Елену. Возможно, и в других частях собора были подобные одиночные изображения, но они не сохранились. А полноценный ансамбль росписей создали только в начале XII века. Но и от него за минувшие девятьсот лет остались только отдельные композиции.

Марк внимательнее вгляделся в хитросплетения оттенков: блеклые пудровый, серый, голубой… Он сделал несколько кадров. Древние стены не дарили пока оптимизма относительно «человека новгородского».

Бабка Наталья похлопотала: они оказались там, куда не пускают простых смертных. «Надеюсь, меня не уволят», — проворчала она, сопровождая их «к надписям».

— Я помню, что тебя интересуют надписи, — снова раздался Зоин голос. — Здесь их много. Я тебе уже говорила, что средневековый человек не считал вандализмом написать что-то важное на стене храма… Вот, смотри.

На розоватых цемяночных стенах — материковые очертания камней первоначальной кладки. Зоя захватила с собой лупу, и поэтому Марк мог внимательнее разглядеть тонкие острые буквы.

— Здесь много имён, — продолжала она. — Священнослужителей, чтецов… Но и обычные люди оставляли тут что-то типа автографов. Видишь, здесь хорошо сохранилась роспись: ранее она была прикрыта гробницей. Изображён апостол Пётр, и можно видеть три нацарапанные молитвы к нему. Две — написаны грамотно и даже, можно сказать, красиво. А третья — более небрежно, допущены ошибки, так ещё и автор подписался своим мирским, а не крестильным именем — Домашко Мыслятьевич. Но, что интересно, никто из новгородцев не задел нимб святого при письме… А вот — смотри. Люблю эту историю, она такая… человеческая и драматическая. Пишет человек: «Помоги, Господи, рабу твоему Твердиславу», а внизу уже его сын: «Тут писал Радко, сиротка Твердислава»…

— А это что за палка-палка-огуречик перечёркнутая?..

— Некто нарисовал этот рисунок под поминальной молитвой (видимо, изобразил умершего товарища), а кому-то ещё показалось это неуместным. И он подписал: «Отсохни у тебя рука!». Так что древние новгородцы тут не только молились, но и ссорились.

— Как в городских пабликах сейчас или на форумах? — улыбнулся Марк.

— Возможно. В любом случае, то, что люди писали на стенах храмов — это спонтанное, искреннее самовыражение, — согласилась Зоя. — Чем больше изучаю средневековых людей, тем отчётливее понимаю, что все мы одинаковые, по большому счёту. Что сейчас, что тысячу лет назад.

Они поднялись выше. Зоя рассказывала ему о глиняных горшках-голосниках, которые вмонтированы в стены и своды собора для акустики, о большом Успенском иконостасе, который на протяжении столетий дополняли и украшали многие новгородские владыки. Об иконе «Знамение» XII века, которая, считается, помогла новгородцам победить войска Андрея Боголюбского в 1170 году. О каменном Алексеевском кресте и об остатках престола начала XIII века, которые находятся под полом в алтаре…

В какой-то момент Марк перебил её:

— Вот ты так Новгород любишь и о Софии столько знаешь. А сами-то новгородцы в курсе, какое сокровище им принадлежит?..

— А оно всем принадлежит, — проронила Зоя.

Выйдя из храма, помолчали. Через минуту Зоя заговорила вновь, заставив его поднять глаза вверх:

— На кресте центрального купола собора сидит голубь из меди, это символ Святого Духа. Среди жителей ходила легенда, что голубь сел на крест и застыл от ужаса, когда увидел кровавую расправу Ивана Грозного над новгородцами. Во время Второй мировой в центральный купол попал снаряд. А испанцы, которые воевали на стороне нацистов, срезали повреждённый крест и увезли к себе как трофей. В 2004 году, если не ошибаюсь, году его вернули в Новгород. Сейчас древний крест — внутри собора, а здесь — его копия.

— Надеюсь, больше ничего трагического с Софией не случится, — поджал губы Марк.

— Если «человеки новгородские» позаботятся, — улыбнулась девушка.

— Или «новгороднутые»… — подмигнул Марк.

— Или так, — подхватила Зоя. — А про софийскую звонницу ты что-нибудь слышал?

Он развёл руками, а через пару минут, при первом взгляде на неё, сказал:

— Она похожа на какой-то терем из сказки. Только с колоколами…

— Это далеко не первое сооружение для подвески софийских колоколов, но при этом — самая древняя звонница, которая сохранилась в стране, — сказала Зоя. — Основа нынешней постройки — это середина XV века. Летопись сообщает, что её возвели взамен прежней, которую размыло Волховом. Да-да, когда-то Волхов был совсем не таким мелким… Звонницу перестраивали не один раз, и вид, близкий к нынешнему, она обрела в начале XVIII века. В конце XIX века, гуляя по Новгороду, звуками Софийских колоколов вдохновлялся юный Сергей Рахманинов. И не зря ценители его музыки отмечают удивительную «колокольность» многих его произведений.

— А эти стоящие внизу колокола древние? Или это копии?..

— Старейший здесь — подарок Бориса Годунова. Конец XVI века. Он — самый миниатюрный, «всего» 50 пудов1.

— А самый большой?

— Сейчас загуглю, не помню точно, но там какая-то космическая цифра, — схватилась за смартфон Зоя.

— 1614 пудов! — опередил её Марк. — Внутрь зайдём, поднимемся?..

Он предвкушал чудный вид на город.

— На город сверху лучше посмотреть с Боевого хода, — ответила Зоя.

Однако внутрь звонницы они всё же зашли. Там, потолкавшись среди туристов и осмотрев экспозицию колоколов, от совсем маленького в 1,5 пуда до 20-пудового, он убедился, что и здесь нет того, что он ищет. Но нельзя отрицать, что интересные истории были связаны почти с каждым экспонатом. Например, Чумной колокол 1554 года, который отлили для Знаменской церкви с молитвой об избавлении «от смертоносной язвы и напрасной смерти» — лютовала эпидемия чумы. Зоя заверила, что колокол с этой задачей справился.

Конец ознакомительного фрагмента.

Оглавление

  • ***

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Пять фотографий из Великого Новгорода предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Примечания

1

Пуд — устаревшая единица измерения массы русской системы мер. Составляет 16,38 кг.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я