Лента Мёбиуса. Социальная драма

Ярослав Шумахер

Сумасшедший роман-откровение посвящен Виктору Пелевину и легенде Российского театра и кино, режиссеру и сценаристу Ренате Литвиновой.

© Ярослав Шумахер, 2023

ISBN 978-5-0059-6703-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

лента мёбиуса

Цадик поселился в Маленьком Страсбурге, как он любил называть этот район, в несколько домов на отшибе. Вернее, этот новый микрорайон у самого леса и озера с кучей лавок, парком и спортплощадками, район новый и малозаселённый, большинство домов пустовали, и не были заселены даже наполовину. Цадик любил некоторое уединение с недавних пор, жизнь его изменилась и приобрела неспешность, приобрела какой-то выверенный колорит, Цадик больше не гнался за заработками, не нагнетал жизненных задач. Поселился у леса, чтобы отдыхать, ходить, гулять, играть на любимых гармошках, порой медитировать; летом плавать и ходить за грибами. Лес он любил с детства, конечно, эти вот близлежащие леса не могли сравниться с теми лесами, в которых он привык пропадать, бывало, целыми днями в детстве, когда он выбирался с ведрами и пакетами. И мог собирать грибы целыми днями, выискивая места у подножий сопок и в низинах, где росли белые и жёлтые грузди. Север был сакральным для Цадика, был полон впечатлений и приключений, потому как это было его детство, далекое, однако, отнюдь не забытое. Цадик любил бродить целыми днями с ведрами наперевес, эта изматывающая подчас ходьба и лазание, и все же он находил редкое удовлетворение в усталости; бродил десятки вёрст за день и приходил домой с полными ведрами грибов. Грузди он относил бабке своей, которая их непременно солила, и они получались мягкие и смачные как сало!

Дед довольно рано ушёл из жизни, едва ему было 56 лет, и все же именно он пристрастил Цадика к походам за грибами. Впервые Цадик по серьезному отправился в лес с ним, когда ему было всего семь лет. И лес был отнюдь ни близко, хотя и на тот период ещё не так освоен горожанами, не изрыт просеками и лесными дорогами; зимой там проходили лишь несколько лыжных трасс! Цадик просился с дедом в лес и раньше, но дед не брал его, и говорил, «вот исполнится семь лет, тогда возьму, а пока мал ещё». И вот Цадик ждал, когда ему исполнится семь лет, в детстве он много времени проводил у бабушки своей, часто они с братом оставались у неё на ночевки, особенно, когда мать уезжала на лыжные соревнования или заграницу.

И вот Цадику исполнилось семь лет, и дед, как и обещал, взял его с собой в лес. И Цадик сильно устал в тот раз, однако держался бодро, дед был уже не так быстр, и все же грибы собирал довольно ловко, у него был там где-то, как водится свой огород, и он любил говорить, что его грибы никто не соберёт! Цадик же был ещё мал совсем, и все же проявлял интерес к этому занятию нешуточный, и также находил грибы, значительно меньше деда, Виссариона, конечно, и все же и ему попадались подберёзовики и красноголовики, так они называли подосиновики на севере. Белые грибы там не росли, как и опята, очень-очень редко попадались в особенно тёплый сезон, поэтому в основном собирали подосиновики и особо ценились грузди, белые и желтые осиновые.

Так вот, когда впервые Цадик увидел эту квартирку и хозяина, ему она очень понравилась, можно сказать, идеальное место для отдыха и чтения, для каких-то своих маленьких лесных радостей, Цадик любил лес, любил пошаманить, поговорить с духами, довольно быстро настраивал природный микроклимат, вещал на различных древних языках; и, в общем, ему по нутру пришлось это неприхотливое местечко, потому как жизнь уже успела его сильно потрепать; изрядно покидать его, хотя и не столь шибко, как, например, тех, кто оказывался в районе боевых действий. И все же Цадик давно заподозрил что-то неладное с людьми, что-то странное и вымученное; он и сам много пострадал от родственников в том числе, от конкурентов по бизнесу; и все-то как-то несерьёзно и по-детски, однако все эти мелкие неприятности, и тычки в спину, сказались и на его некогда богатырском здоровье! Цадик не был, конечно, рохлей какой-нибудь, да, был очень вынослив, силён ещё и молод и в свои сорок два почти выглядел не больше чем на тридцать, а когда приводил себя в порядок и брился, ему нельзя было дать даже двадцати семи! Это было удивительно в тридцать пять, когда на него западали двадцатилетние девчонки, однако и теперь внешне он не сильно изменился, хотя внутренне, конечно, претерпел много ударов, и ударов серьезных, ударов неудержимой судьбы злодейки? Цадик, поначалу хорохорился, и не верил в судьбу, он считал это нелепым. Вообще, ему жизнь своя казалась очень странным стечением обстоятельств; ввиду того, что она приобретала ценность вне его, а сам он лишь пытался выключиться из этого изнурительного процесса; и при помощи музыкальных увлечений, книг и порой спорта. Цадик от природы был, похоже, ещё и медиумом. В этом сложно разобраться, и Цадик осознал эту экзистенциальную опасность лишь годам к тридцати восьми, и это был такой мощный удар для него, осознать в православной стране такие редкие дарования, однако обо всем по порядку!

Цадику понравилось место это, и довольно уютная квартирка, и он намеревался поправить своё здоровье, пожить спокойно для себя, потому как его расход жизненных сил превысил допустимые нормы. И Цадик в определённый момент понял, что так нельзя себя тратить, по сути, на посторонних во многом ему людей, что им просто пользуются, что какого-то смысла в этом духовного совсем немного. И он решил уединиться, прежде всего, от ленивого и самодурного отца, с которым с детства у него были натянутые и очень непростые отношения, и потом уже от назойливых конкурентов, да, и родственников бывшей жены, и вот такая возможность ему подвернулась!

Цадик был впечатлительным и ответственным за людей близких во многом, и сильно от этого пострадал, как ему казалось; и собственно, в это трудное время его потрепали конкуренты, и даже больше, Цадик определенно, к сорока годам, нахлебался уже житья-бытья и Российской действительности, где приходилось искручиваться, что есть сил, чтобы выжить! Да, это претило его широкой натуре, все вот эти меркантильные маленькие интересы накопительные. Цадик привык много работать, он после женитьбы работал, наверное, лет пять без отпусков, без продыху; все пытался устроить жизнь, всех тянул; семью жены бестолковой, и делал это сноровисто, вымел сначала из города постепенно всех глашатаев иноверцев, и иногородних, Цадик один вёл дела, будто за ним крупная компания, и никому и в голову не приходило, что за ним никто не стоит по существу. Об этом знали только те немногие, которые с ним некогда начинали. Они-то впоследствии и подложили ему самую большую свинью, воспользовавшись многолетними его трудами и потугами, как им казалось. Сам Цадик вкалывал за семерых, Цадику это было сподручно, он брал работников, одних, других, и сам вкалывал и расплачивался со всеми, перебирая малых, и может, если бы не его исполинское здоровье, то это, пожалуй, было ему больше на пользу. Цадик, когда входил в раж, будто не замечал ни боли, ни усталости, и все же к делу подходил с головой, не было случая, чтобы он не рассчитал времени и сил, все спорилось — работа горела у него в руках! Однако это нравилось далеко не всем! Далеко не всем это нравилось, особенно тем, кто любил погреть руки на бедолагах, участвуя только ресурсами и капиталами.

Цадик был мягким с людьми, это ему и мешало вести дела с максимальным прибытком. Цадик хорошо платил людям, и это был своего рода минус, потому как другие выжимали из людей максимум и платили копейки; за это Цадика не любили, его не щадила та среда внешняя, которая живет и обогащается за счёт наёмного труда! Цадик им был как кость в горле, и это длилось на протяжении десяти лет. Цадик умудрялся водить полгорода за нос! Хотя и секрета особого не было; просто никто не мог выдержать такого темпа, однако когда-нибудь это должно было закончиться. И это закончилось, хотя во многом к этому приложили руку многие, опять же те многие-многие, безликие и отчуждённые, не заинтересованные в развитии бездуховные личности.