Падшие в небеса. 1997

Ярослав Питерский

В 1937 году в Советском Союзе произошла катастрофа. Нравственная и моральная. И затронула она практически всех и каждого… 1937-ой. Казалось бы, обычная любовная история, «Он любит её, но у него есть соперник, тайный воздыхатель». Любовный «треугольник». В 1937 все это еще и помножено на политику. В любовный роман обычной девушки и ее любимого человека – журналиста из местной газеты, вмешивается «третий лишний» – следователь НКВД. Этот «любовный роман» обречен, так же как и журналист! Молодой человек отправляется в сталинский ад – ГУЛАГ!… Но история не закончена… Главные герои встречаются через 60 лет! 1997-ой… Сможет ли жертва, простить палача из НКВД?! И почему, палач, в своё время – не уничтожил соперника из "любовного треугольника"? К тому же! Главные герои, ставшие за 60 лет с момента их первой встречи – стариками, вынуждены общаться – ведь их внуки, по злой иронии судьбы – влюблены друг в друга! "Падшие в небеса" 1997 год" – роман о людях и их потомках, переживших "Великие репрессии" 1937 года.

Глава первая

Человек метался по комнате. Он бегал из угла в угол. Ходил и мучился от своих мыслей. Мужчина, как зверь в клетке пытался раздвинуть пространство помещения хаотичными перемещениями. Он, ускоряясь, бился руками об стену и вновь отступал. Со стороны это походило на странный танец туземца, на брачный полонез орангутанга, или на мазурку павлина. Человек урчал, что-то себе под нос и тревожно повторял какие-то несуразные слова, понятные лишь ему самому.

Комната была большой и просторной. Огромное окно слегка прикрыто массивной шторой. Темная рама и широкий подоконник. Стены порыты какими-то замысловатыми обоями. Большой письменный стол из дуба, ручной и старинной работы. Замысловатые резные ножки. Стул с мягким сиденьем и спинкой обитой полосатой тканью. Два больших, кожаных кресла в углу. Вдоль длинной стены стоял гигантский книжный шкаф. На полках множество станинных книг с золотыми переплетами букв и вензелей на корочках. Тома литературы высились, словно бутылки в винном погребе. Мрачновато переливаясь в лучах утреннего солнца. На полу ворсистый большой ковер, придавленный огромным диваном с мягкой широкой спинкой и резными боковинами. На противоположенной от окна стене, висели несколько картин в белых и желтых рамках. Авангардная мазня, была неоднозначна и выдавала: не то утонченный вкус хозяина, не то его безразличие к живописи. Рядом с большой дверью, в углу, стояли напольные часы. Они медленно помахивали золотым блином маятника, за рифленым и мутным стеклом.

Мужчина неожиданно остановился, как вкопанный и, хлопнув себя по лбу ладошкой, бросился к столу. Там схватив клавиатуру компьютера, начал усиленно долбить по клавишам. На мониторе с неохотой высветились слова. Они покраснели от множества орфографических ошибок. Человек занервничал и, потыкав пальцами по кнопкам, брезгливо исправил буквы. Наконец, радостно цокнув языком, надавил на клавишу «печать». Из принтера, что стоял на ковре в углу, покряхтывая от напряжения, вылез лист бумаги.

Мужчина схватил бумагу и, вскочив из-за стола, словно уговаривал сам себя, громко прочитал:

На могиле поэта, прозвучали стихи

Растроганный, плачу.

И слезы из глаз

Куда-то за ветром летят журавли

Вдаль за удачей

От надуманных фраз.

Капли дождя. Серый траур камней

Я слышу опять — рифму жизни его.

Уносит меня в небо клин журавлей,

Пытаюсь, понять — забывают, за что?

Не слышу ответа, да и кто его даст?

Окончена жизнь, подведен и итог.

Рождение мыслей и терзание фраз,

Манящая высь — нашей жизни порог!

Мужчина задумался. Он вслушивался в тишину комнаты. Загадочно посмотрел на тикающие в углу часы и устало, махнув рукой, плюхнулся в огромное кресло. Лист со стихами выпал из ладони. Человек лениво посмотрел на бумагу и тихо сказал:

— Да, пожалуй, так. Пожалуй. Черт. Сегодня, что-то прет меня. Не к добру. Это не к добру. Обычно, как прет, так день сумасшедший, либо, что-то происходит. Черт!

Мужчина встал и, потянувшись, подошел к окну. Медленно достал из кармана пачку сигарет, подкурив, растворил створку. Он смотрел на узкую полоску улицы между домов и грустно вздыхал. На вид ему было около сорока. Хотя на самом деле едва исполнилось тридцать пять. Высокий, с темно русыми волосами и усталыми морщинками под голубыми глазами, он казался старше своих лет. Прямой нос и красивый волевой подбородок. Открытый лоб и ямочки на щеках, внешность усталого и немного растерянного мужчины. Короткая стрижка под «канатку» и гладко выбритые щеки, слегка молодили, но это было лишь на первый взгляд. Через секунду становилось понятно, что этому человеку уже под сорок. Глаза, они грустные и немного уставшие, словно излучали какую-то неведомую тоску о той, уже прожитой половине его жизни! О тех уже несбывшихся мечтах!

Даже имя у этого человека было необычным, Вилор. Симбиоз от производного Владимир Ильич Ленин и Октябрьская революция, придумал его дед. Вилор, так назвала его мама по подсказке своего отца. Мамочка, словно наказала его таким громким и необычным именем. А в купе с его фамилией Щукин, имя звучало и вовсе необычно. Вилор Щукин! Человек с таким именем и фамилией, просто должен был быть необычным! И он им был! Он им и стал! Закончив филологический факультет университета, Вилор ударился в поэзию! Пробовал писать прозу. Ему литература давалась легко. Но вот поэзия стала болью и судьбой! Призванием и карой! Вилор стал поэтом! И как всякий поэт и натура творческая был человеком нестандартным и непредсказуемым в определенные моменты своей жизни. Вилор был два раза женат, но разводился уже на третий год совместной жизни. Женщины в его жизни, почему долго не задерживались. Нет, они любили и хотели быть вместе! Но вот сам Вилор не мог надолго пускать их в свое сердце! Он словно чувствовал, его могут обмануть! Его могут предать! Это комплекс давил на Щукина, и он не мог ничего собой поделать! Но два года назад все поменялось! Впервые за свою жизнь он встретил ту, ради которой был готов на все! Ту, ради которой он готов был бросить все и стать другим человеком! Ту, которую, он хотел пустить, причем не просто в свое сердце, а в свою жизнь, надолго, навсегда.

Но, на этот раз, его ждало разочарование, крах… она, его «любовь» оказалась за мужем. Причем была счастлива в браке со своим супругом и даже думать о разводе не хотела. А Вилор оказался отвергнутым. Нет, не в физически… нет! Она его любовь не отвергала. Напротив, у них были страстные свидания. Но вот духовно… Вилор чувствовал, она не до конца принадлежит ему! Она играет с ним в «запасной вариант»! Она замужняя, практичная и мудрая женщина, которая осторожничает и пробует запретную любовь на вкус лишь на тайных свиданиях с возможностью отступления и маневра. Вилор страдал. Он только теперь понял, какая это мука, когда тебя отвергают, а вернее не хотят пустить в свою жизнь! Вилор мучился и в этой душевной суматохе, конечно, мучил и окружающих.

Это сказалось и на творчестве. Вилор написал три романа и издал три своих поэтических сборника. Его книги расходились хорошими тиражами, и издатели вроде бы были не против заключать с ним контракты. Но после, того как Вилор влюбился его и накрыл этот проклятый творческий кризис,… который совпал с кризисом душевным и любовным.

Щукин докурил сигарету, артистично щелкнув пальцами, выбросил окурок на мостовую. Грустно покачал головой и тихо прошептал:

— Вот так, так и человека, нет-нет… да выбросят под ноги и растопчут. Пройдут, мимо и не заметят! А он будет лежать в грязной луже мерзкой и скучной жизни и, ждать, ждать, когда придет его смерть! Ждать и неизбежно понимать, что смерть будет облегчением! Смерть! Смерть и покой! Тьфу ты! Я уже как Гамлет! Сам с собой разговариваю! А? — Вилор рассмеялся.

Он отошел от окна и вновь плюхнулся в кресло. Долго сидел и смотрел на картину. Абстракция авангардиста немного раздражала:

— Ну, что, он тут зашифровал? А? Неужели, вот так художник рисует свои мысли? А? Вот так? Для кого-то это мазня? А для кого-то красота и полная гармония цвета, и красок, и главное понятное послание! Почему так? А? Почему Господь разделил так духовно людей? Хм. Опять я разговариваю сам собой? Тьфу ты! Нет! А в прочем, что тут такого? Человек разговаривает сам собой? Ведь внутренне каждый разговаривает сам с собой! Со своей совестью? Что тут такого? Мы же смотрим в театре пьесу, там актеры тоже сумасшедшие, они монологи произносят. По сути дела, тоже разговор сам собой! — Щукин улыбнулся.

Ему понравились свои мысли вслух, а главное их законченность! Красиво получилось и это радовало! Вилор нашарил рядом с креслом бутылку коньяка. Приложился к горлышку губами. Алкоголь обжег пищевод. Щукин зажмурился.

— Ага! Это конечно выход сидеть и пить в одиночестве! Нет, все! Я, по-моему, уже докатился! До ручки! Как там я настрочил? На могиле поэта прозвучали стихи, черт, а чем не эпитафия?! Красиво! Красиво, черт возьми, надо представить черный мрамор и вот такие вот сроки. Надо представить!

Трель звонка разрезала его монолог. Вилор скривился. Ему не хотелось сейчас никого видеть. Противно, когда хотят разрушить твое одиночество. Щукин тяжело вздохнул и поплелся к входной двери. Большой коридор его квартиры был похож на дворцовый зал. Паркет блестел и переливался в полумраке. Одежда на вешалке выглядела как застывшая стража у ворот. Вилор медленно подошел к двери и посмотрел в глазок. Гость продолжал непрерывно давить на кнопку звонка. Мелодичная трель уже стала походить на адскую какофонию. Щукин раздраженно крикнул незнакомцу:

— Ну, что трезвонишь? Что-надо-то?

Вилор попытался рассмотреть человека в глазок. Но тщетно. Какое-то смутное пятно. Стекляшка запотела и, образ размылся.

— Откройте дверь, пожалуйста, — прозвучал низкий и уверенный колос из коридора.

— Хм, открой, а ты кто? Может бандит?!

— Нет, я не бандит. Вам будет очень интересно со мной пообщаться…

— Чего мне с тобой общаться? А? Проваливай!

За дверью повисла тишина. Гость держал паузу. Но через мгновение уверенно и требовательно сказал:

— Вы Щукин?

— Хм, я-то Щукин, а вот ты кто? — разозлился Вилор.

— Я Маленький…

Щукин вздрогнул. Непроизвольно потянулся и отодвинул щеколду. Дверь медленно распахнулась. На пороге стоял невысокий коренастый человек. Он буравил тяжелым взглядом Вилора. У гостя было слегка округлое лицо, большие глаза и тонкие губы. Прямой нос и немного полноватые щеки. Рядом с мужчиной стояли два здоровенных парня, в кожаных крутках. Короткий ежик спортивной стрижки и толстые щеки. Вилор покосился на горилоподобных удальцов и вяло спросил:

— Вы, что хотите ко мне в квартиру с этими монстрами зайти?

Мужчина посмотрел на помощников и кивнул одному из них. Здоровяки отвернулись и сделали два шага назад. Гость ухмыльнулся и уверенно спросил:

— Ну, а сейчас я могу зайти?

Щукин отступил, освобождая вход гостю. Тот сделал шаг и переступил порог. Дверь щелкнула, и они остались один на один в полутемной прихожей. Вилор немного занервничал. Он не смог вынести тяжелого взгляда визитера и скрестив руки на груди, отвернулся.

— Вы, Щукин? — вновь напористо спросил гость.

— Да, Я Щукин. Я же сказал, — Вилор слегка разозлился. — А вы, впрочем, я знаю, кто вы, можете не представляться…

— Мне нужно с вами серьезно поговорить, — мужчина деловито осмотрелся. — Куда я могу пройти?

Вилор махнул рукой, указав на свой кабинет. Гость медленно, но уверенно прошел по коридору. Щукин шел за ним следом и рассматривал его походку. Она пластичная, немного напоминала поступь леопарда в саванне. Хищник крался, чтобы разорвать жертву. Мужчина деловито плюхнулся в мягкое кресло и покосился на окно. Затем, взглянув на стоящего возле Вилора, тихо сказал:

— Я Маленький… Леонид Андронович Маленький.

— Я уже понял… — Вилор медленно сел в соседнее кресло.

Нашарил рядом с ним рукой бутылку коньяка. Покосился на гостя и радостно воскликнул:

— Хотите выпить?

Маленький удивленно посмотрел на хозяина и брезгливо ответил:

— Нет. У вас все равно нет того, что бы я выпил. А пить бурду я не буду. Да и вообще. Я сюда не пить пришел!

Но Вилор не обиделся. Напортив, он демонстративно приложился к горлышку бутылки губами и сделал несколько глотков. Смачно крякнул и весело спросил:

— И, чем же я обязан столь высокому визиту?

— Вы не валяйте дурака. Я пришел к вам насчет моей дочери! — Маленький зло ухмыльнулся.

Щукин равнодушно пожал плечами:

— Поверьте. Я, честно не знаю, чем я могу помочь вам и вашей дочери.

— Послушайте вы! Не стройте из себя идиота! Вы прекрасно знаете, чем вы можете помочь мне в отношении моей дочери! — разозлился гость.

Щукин тяжело вздохнул и развел руками:

— Ей Богу! Ну, я тут не причем! Я ей и сам несколько раз говорил. Она меня не слушает! Поверьте!

— Значит, плохо говорили! Плохо! — Маленький вскочил с кресла и брезгливо посмотрел на хозяина сверху вниз. — Посмотрите на себя! Вам же почти сорок, а ей двадцать три! Вы же ей почти в старшие братья, да что там в братья, в папочки годитесь! Я же ровесник ваш почти! Я ее отец, мне же сорок девять всего!

Вилор отмахнулся. Потянулся за бутылкой и, сделав еще один глоток, раздраженно ответил:

— Причем, тут возраст?! Хотя и тут вы не правы. Мне тридцать пять, вернее тридцать шесть, но не это главное. Не это! Отец, возраст. Глупо все! Глупо и старомодно! Хрень какая-то! — Щукин, достал сигарету и, щелкнув зажигалкой, закурил. — Вы, о чем? Извините. Вы же не за это боитесь. Вы боитесь за то, что я никто, а она ко мне ходит и влюбилась в меня. А у меня нет ничего за душой. Вот чего вы боитесь и не надо тут разыгрывать чистоту нравственности! Не надо! Если бы у меня был солидный счет в швейцарском банке, вы бы не так говорили, наоборот бы, наверное, наседали на меня жениться поскорей на вашей дочери!

Маленький выслушал молча этот монолог. Он не перебивал. Напротив, в его глазах мелькнул огонек любопытства. Злость немного отступила. Леонид медленно сел в кресло.

Грустно ухмыльнулся и миролюбивым тоном сказал:

— Да! Да если на то пошло, вы правы! Что вы можете ей дать? Вы несостоявшийся гений пера? Вы же нищий! У вас же нет ничего за душой? Что вы ей голову-то морочите? Отстаньте от девочки! Дайте жить спокойно! Ей! И моей семье! Вы ведь ей судьбу сломать надеюсь, не хотите?

Вилор замахал руками и рассмеялся. Гость ждал, когда он успокоится. Маленький внимательно рассматривал хозяина. Щукин затушил окурок в пепельнице, что стояла на полу и, вновь взялся за бутылку.

Глоток и Вилор с пьяной издевкой в голосе, спросил:

— Ну и что же вы от меня хотите? А, господин депутат и папа? Что мне сделать?

Маленький ответил не сразу. Выдержал паузу. Отвернулся, глядя в окно, загадочно сказал:

— Я хочу, чтобы вы уехали. Просто исчезли. Я вам дам денег. Куплю билеты. Оплачу отель. Куда хотите. Хоть в Париж… хоть в Лондон. Нет… лучше в Париж. Там ваша братья, поэтическая шушера всегда любила тусоваться! Хотите в Париж?! А?! Монмартр! Елисейские поля? А хотите по Монмартру прогуляться? — Маленький взглянул на Щукина и зло улыбнулся.

Щукин тяжело вздохнул. Задумался. Посмотрел в который раз на картину авангардиста на стене и печально произнес:

— Да, Монмартр, был я на Монмартре. Это действительно завораживает свободой…

Мечутся негры по ступеням Монмартра

Черные тени в сумерках вижу.

Седой Базилик, как вершина азарта,

Голгофа любви над вечерним Парижем.

Ржавая штанга ЭйфЕлевой башни…

(в слове «ЭйфЕлевой» он ударение поставил не стандартно на первую букву Е.)

Мажет лазурь непристойного неба!

Сена — заводит со свободою шашни,

Вселяя надежду в тех — кто здесь еще не был!

Остров Сите — словно вкусная специя,

Сбросил тонкие трапы у пристани Лувра

Римский осколок, старинной Лютеции —

Тысячелетие людского разгула…

Висит аромат — любви и разврата,

Счастливы все от каштанов до арок

Быть здесь свободным — просто приятно,

Быть здесь влюбленным — просто подарок!

А по Конкорду ходят арабы,

На Елисейских, бродят цыгане,

Гранд опера изогнулся ухабом —

Изящным напыщенным и музыкальным!

И в винегрете людского веселья,

Париж искупается в сумраки ночи,

А утром забыв о вчерашнем похмелье —

Станет он, как дитя — вновь непорочным!

Как вам такие стихи? А? Понравились? Мне бы хотелось вот услышать ваше мнение? Просто, как человека? А? Только честно!

Маленький с удивлением кивнул головой и ответил:

— Это ж, что ж, ваше?! Мило, очень мило! Право скажу, не ожидал! Не ожидал. Не зря, я вижу, моя дочь в вас влюбилась. Есть вкус у девочки. Не такая уж вы и бездарность. Но, впрочем. Один стишок еще ничего не говорит! Как насчет моего предложения?

Щукин задумался. Закурил сигарету. Пауза повисла противной тишиной. Вилор вновь глотнул коньяка и поморщился. Маленький с нетерпением ждал его ответ, постукивая по подлокотнику пальцами. Наконец Щукин произнес:

— Хорошо. Я соглашусь. Но у меня, тоже есть кое-какая просьба. Вернее, условие.

Леонид с удивлением вскинул брови. Внимательно всмотрелся в глаза поэта, пытаясь распознать, что это шутка или искренность:

— Условие? Вы уже начинает меня раздражать. Вы наверно забываете кто я такой? Поймите. Я ведь могу все сделать и иначе. Но я просто не хочу огорчать мою девочку! Ну, хочу. И вам не хочу я зла! Не хочу! Поверьте! Я бы не предлагал вам прогуляться по Парижу! А смело бы мог вас упрятать, ну скажем лет на пять в зону! Как насчет того, что у вас тут найдут героин, наркотики? Вы ведь все представители богемы, любите кайфонуть? Как там у вас называется, с музой побеседовать?! А с ней, как я понимаю, без косяка, трудно разговаривать? Не так ли, господин поэт?!

Вилор рассмеялся. Это в конец разозлило гостя. Леонид побагровел, но сдержался и молча дожидался, когда Щукин ему что-то ответит. А тот, всплеснул руками, издевательски пробубнил:

— Скажите пожалуйста, какие вы тонкости знаете? Откуда? У вас в Госдуме вроде и поэтов-то нет. Хотя простите. Сейчас там хватает артистов. Простите. Ну, не об этом разговор. Черт с ними, со стихами. И все-таки есть у меня просьба! Если уж вы говорите такой добрый с одной стороны, а такой всесильный с другой, то вам ее выполнить ничего стоить будет. Так пустячок.

Маленький тяжело дышал. Но ответил ровно:

— Ну и что же это за просьба?

Щукин загадочно вновь посмотрел на картину на стене, зевнув, зажмурился, откинулся на спинку кресла:

— Я отстаю от вашей дочери, вернее… как отстаю?! Я к ней и не приставал! Я уезжаю. Надолго. Уезжаю, в общем, навсегда. Пропадаю. Хоть в Париж. Хоть куда. Но перед этим мне нужно, что бы вы… убрали человека.

Маленький недоуменно посмотрел на Щукина и переспросил:

— Что?! Убрать человека? Ну, знаете! Ха, ха. А я-то, тут причем? Что вы имеете под словом убрать? Это, хм, ну вы даете. Не меня же вы хотите попросить об этом?!

Вилор отмахнулся и раздраженно добавил:

— Ой! Боюсь, вы теперь идиота строите! Только что мне грозились, вон, наркотиками. Засадить! Связи! А тут, такой пустяк. Человека убрать!

Маленький задумался. Замолчал, опустив голову, рассматривал свои ботинки. Щукин покосился на гостя и лениво вновь спросил:

— Ну, так как? Поможете?

Гость засмеялся и, покрутив пальцем у виска, недоуменно ответил:

— Да вы, что, с ума сошли или перепили? Как я вам помогу? Ха, ха. Я ж не убийца!

Щукин радостно закивал головой, словно услышал то, что и ожидал:

— Да нет, вы я вижу и впрямь хороший актер. Какой талант пропадает?! Я же не прошу вас ножом махать или из снайперской винтовки стрелять. Нет. Все проще. Вы же прекрасно все поняли, мне нужен человек, который решит эту проблему. И все. Вы мне его найдете, а я в свою очередь отстану от вашей дочери. Вот и все. Сделка. И потом я подозреваю, вам это сделать будет не так трудно. И, не надо мне ту говорить о вашей репутации, вы уже все рассказали, когда говорили про наркотики в моем доме.

Леонид погрустнел. Взгляд его потух. Маленький надул губы и потер кончиками пальцев переносицу:

— Позвольте спросить? А, что такое есть в жизни поэта, что заставляет его пойти на такой шаг? Странно? Обычно, во все времена, наоборот, как говорится, поэтов заказывали. Наоборот, завистники его смерти желали. Власти травили! Ну и так далее, ну и так прочее. А тут, вон оно как, поэт собирается убрать человека?! Кто он? Конкурент? Более талантливый коллега по перу? Чья ж жизнь нужна вам?

Щукин тяжело вздохнул:

— Да какая вам разница?! Вам то, что? Согласны или нет? Тут, дел-то… для вас…

— Ну, вы вообще из меня монстра сделали?! — возмутился Леонид. — Думаете мне все так просто, раз и дать команду человека убить?! Раз и все?! Нет! Любезный. Вы ошибаетесь. Мне все равно знать нужно, что за человек, за что вы его приговорили?

— Да бросьте вы! Вам просто любопытно! Да и потом. Если вдруг все раскроется, вам же лучше. Не знали ничего и не ведали. И вообще, никакого отношения к этому не имеете. Как говорится: меньше знаешь, дольше спишь!

Маленький тяжело вздохнул. Ехидно улыбнулся и кивнул головой:

— Ну, что ж, пожалуй, вы правы. Есть, какая-то логика. И все-таки. Мне, просто любопытно, из-за чего вы хотите смерти этого человека?

Щукин зло посмотрел на Маленького и сквозь зубы процедил:

— Не волнуйтесь, не из-за денег. Из-за любви.

— Что? Что? Из-за любви?! Ха! Ха! Вы, что, правда? — рассмеялся Леонид.

— А, что тут такого?! Или для вас это дико? Когда один мужчина желает смерти другого из-за любви?! — возмутился Щукин.

Ему стало обидно. А Маленький, продолжал даваться смехом:

— Ха! Ха! Ну, вы даете? Из-за женщины? Из-за бабы?!! Ну, не ожидал!

Щукин, вскочил и, отвернувшись от гостя, словно стесняясь его, тихо сказал куда-то вдаль:

— А, по-вашему, нужно было из-за денег его убить?

Маленький протер глаза платком. Успокоившись, сказал смешливым тоном:

— Ну не ожидал. Ну, вы оригинал. Поэт. Выходит, вы и моей дочери мозги пудрили?! Все как в театре?! Поэт, любовь, женщина! Еще одна! Смерть! Красиво, но глупо-то как?! Как это оказывается глупо?! Убить человека из-за бабы?!

Щукин брезгливо ухмыльнулся:

— Да, я вижу, вы совсем не из этого измерения. Вас испортили деньги, власть и карьера. Вы забываете свои человеческие качества, причем самые красивые человеческие качества! Любовь, что может быть прекрасней? С ней и смерть рядом смотрится романтично! Понимаете? Нет, вам этого не понять. Хотя… Вы ведь готовы из-за любви к дочери, ну, скажем уничтожить человека? Готовы! Вон, у вас на лице это написано. Хотя, как я подозреваю тут другое…

— Что другое? Я отец.

— Нет. Тут тщеславие. Вам не благополучие вашей дочери важно, а что бы она такой же, как вы стали. Такой же. Что бы она, могла людей как каток, под асфальт закатывать. Что бы шла напролом. И главное деньги. Вот ваши три кита. Не так ли?

Маленький тяжело вздохнул. Тоже встал и печально произнес:

— Да, я вижу, мы с вами в наших рассуждениях о жизни, слишком далеки. Я по земле хожу. А вы, где-то там, далеко летаете. Хорошо. Раз вы, так хотите, пусть будет, по-вашему. Но учтите! Вы тоже сделаете, как и обещали. И больше никогда, слышите! Никогда к моей дочери не подойдете! А она никогда не появится на пороге вашего дома. Уговор есть уговор. Ждите, вам позвонят. Назначат встречу. И все-таки, почему вы хотите убить того человека из-за женщины? Она, что предпочла его вам? Почему вы решились на это?

— Нет, все проще. Она замужем за этим человеком.

Маленький посмотрел на поэта и вновь захохотал. Закончив смеяться, он медленно направился к двери. Щукин потащился за ним. Леонид на ходу смешливо бросил:

— Нет, вы и впрямь оригинал. Ну, все как в пьесе. Ну, ладно.

— И когда мне ждать? Как скоро? — робко спросил Вилор.

Перед тем, как выйти из квартиры, Леонид остановился, повернувшись, внимательно посмотрел в глаза поэту. Щукин заметил, в его тяжелом взгляде вновь засветилась ненависть и призрение.

— Не суетитесь и не торопите судьбу… К вам придут. И учтите, тогда заднего хода нет. Не будет! — Леонид вышел тихо, но громко хлопнул дверью.

От грохота Вилор вздрогнул и зажмурился. Он так и стоял несколько минут в полумраке неосвещенной прихожей, сжав кулаки, что-то бормотал себе под нос. Затем медленно опустился на колени, сложив руки на груди, медленно и громко сказал:

— Господи! Господи, прости меня! Господи прости! Господи! Прости меня, за грех этот! Прости меня, и эту невинную девочку! Прости!

Он вдруг представил себе глаза дочери Маленького! Глаза этой двадцати трехлетней девушки! Этой красивой блондинки с ангельским личиком! Ее образ очень походил на идеальную картинку во всех отношениях совершенной красавицы. Тонкая осиная талия. Большая высокая грудь. И красивое ухоженное по-детски, еще непорочное лицо. Брови в разлет и волосы, они были не просто белыми, а пепельно-белыми. Зеленые глаза и припухлый маленький ротик. О господи! Ну, зачем, зачем он встретил ее на своем пути? Зачем! Когда! Зачем задурманил ее разум?! Он поддался! Он проявил слабость! Там, в доме литератора, на очередной массовой пьянке! Она, Виктория Маленькая, настырно и по-хамски утащила его в коридор, когда он пытался ухаживать за какой-то высокой и стройной дамой, как потом оказалось, женой высокопоставленного чиновника из администрации края. Вика вытащила его в холл ресторана и толкнула в кресло. Она плакала и просила выслушать ее! И он ее выслушал ее! Эту молодую красавицу! Она бормотала ему о его прекрасных стихах! Она сыпала ему комплементы и говорила, что не может без него. А он лишь кивал ей в ответ. Молча кивал! А, что он мог сказать? Он и не думал о ней тогда! Он думал о ее теле! О ее роскошном молодом теле! Он косился на ее грудь и томно улыбался! А куда он мог смотреть? Куда? Она была в черном вечернем платье с роскошным декольте! Она была прекрасна и так беззащитна, она плакала и бормотала слова, эти откровенные признания в любви! А он! Он не мог ее остановить! И он дал, ей повод поверить, что он ее любит, вернее, может ее полюбить. А точнее полюбил с первого взгляда! Зачем? Зачем?!!

Вика Маленькая вошла в его жизнь стремительно, как влетает метеорит в атмосферу! Она была действительно ярким пятном последних месяцев его серой и унылой жизни! В его беспробудном пьянстве! В его постоянных гулянках с дружками в ночных клубах! Она, Вика, она стала надеждой! Может быть, поэтому он в нее поверил? Может быть? Она заботилась о нем как о старшем браке и любила. Любила, так неистово! Так ревностно! Она не давала ему прохода. И он, он вдруг почувствовал, что привязался к этой красивой девушке, которая, хотела быть с ним! Он, стал воспринимать ее, как часть своей жизни, как ее необходимость! Он хотел, хотел ее любить, и он и почти что полюбить ее! Почти… если бы не та, не та женщина, ради которой он был готов на все! Ради которой он сейчас попросил отца этой девушки помочь ему совершить страшное преступление.

Вилор вдруг вспомнил, как он узнал, что отец Вики очень влиятельный человек, бизнесмен связанный с криминальными кругами и ко всему прочему депутат Государственной думы! Когда же он узнал эту весть? Поначалу и отнесся к ней как-то равнодушно. Но со временем, он стал понимать, если Вика будет несчастлива, ее отец станет большой проблемой! И он стал! Вилор боялся этого дня, и он настал. Но настал он как-то обыденно и несуразно.

А сейчас Вилор чувствовал опустошенность! Опустошенность и уныние! Боль, вперемешку с разочарованием!

— Вика, Вика! Прости меня! Прости девочка! Прости и прощай!

Вилор едва не заплакал. Слезы накатились на глаза. Но Щукин сдержался. Он медленно поднялся и поплелся в свой кабинет устало, словно столетний старик, волоча ноги.