Спасибо, Мой господин!

Ян Рохленко, 2000

Израиль. Начало века. Террорист-смертник в заминированном автомобиле, в толпе туристов школьников, на дискотеке, в рейсовом автобусе, на железнодорожной станции. Многочасовые новости приковывают к экрану телевизора и полное непонимание происходящего вокруг. Если у тебя, мой терпеливый читатель, клаустрофобия и ты ни разу в жизни не находился в лифте – то у тебя нет никаких шансов застрять между третьим и четвертым этажом. Если у тебя нет водительских прав, и ты никогда не сидел за рулем машины, то в полицейском протоколе вряд ли напишут: " Не справился с управлением…" или " ДТП со смертельным исходом…" . Но если в день "Икс" кто-то решил умереть, принеся себя в жертву никому непонятным идеалам, то ты уйдешь вместе с ним – бессмысленно и бесполезно… Всем прошлым и будущим жертвам террора посвящается…

В сравнении с вечностью: любое суждение ошибочно, любое мнение субъективно, любое наказание бессмысленно. Наказывая ребенка или лишая жизни преступника мы проделываем это уже с невинным существом, потому что для"вчера"эффект горячего чайника невозможен. Отомстить и защитить — истинные цели любого наказания…

День, которому суждено было стать самым значимым в жизни простого банковского клерка Валентина, начинался с суеты. Где-то там — наверху — в унисон мыслям, шелестели листья эвкалипта, и через воздух, перемешанный с песком, с трудом пробивались лучи солнца цвета ржавого металла. Дул горячий ветер с пустыни, превращая жизнь во вредную привычку, единственным способом избавиться от которой это было просто перестать дышать.

Валентин, покинув квартиру, постарался как можно скорее добраться до своего недавно купленного авто и, упав на сидение, практически сразу включил кондиционер. Лёгким движение дворников удалил тонкий слой песка с лобового и заднего стекла и осторожно выехал со стоянки, гармонично вписавшись в громадную пробку, двигающуюся в сторону нижнего города.

Дорога, которая должна была занять минут десять, сегодня затянулась на час пятнадцать. Валентин успел прослушать на всех языках новости, позвонить родителям и ответить на все"неожиданные"вопросы, что дети здоровы, всё как всегда, и что за последние несколько часов абсолютно ничего не произошло; после чего выслушал наказ быть осторожным и самое главное:"Пусть все будут здоровы!", — с облегчением выключил громкую связь телефона. После чего, следуя преемственности поколений, автоматически начал набирать по очереди всех детей и, не сознавая, что для ребёнков на другом конце провода полностью отсутствует понимание между звуковой оболочкой слов и смыслом, начал задавать похожие вопросы, получая при этом однозначные ответы. После выполненных перед близкими и перед самим собой обязательств, Валечка заскучал. Последние несколько сот метров до места назначения тянулись особенно долго. Но любой путь, как минимум во временных рамках, при любых обстоятельствах приходит к своему логическому концу и Валентин наконец приехал.

Он опоздал везде!

Утро завершилось, бесплатную парковку найти было уже невозможно. С трудом втиснувшись между двумя автомобилями и очистив все карманы от мелочи, Валечка отправился искать аппарат, чтобы купить билетик на стоянку.

Подойдя к таксамату, он заметил арабского парня лет двадцати пяти, который, стоя рядом с этим полезным ржавым обшарпанным механизмом, с аппетитом заглатывающим любую и в любом количестве мелочь, просил у прохожих разменять стошекелевую купюру: — Вы не могли бы разменять? — Обратился он к Валентину. — Да, конечно, — ответил Валечка, одной рукой протягивая пять шекелей и предлагая положить в другую сто. Гримаса удивления перекосила смуглое лицо молодого человека. Выдержав трехсекундную паузу, Валечка добавил: — Ладно, потом отдашь! Я планирую забрать машину отсюда где-то с трех до пяти. Подвезешь? Глаза парня округлились, а большие выгоревшие ресницы подскочили к густым чёрным бровям, предавая лицу испуганно-смешное выражение. Валя не выдержал и рассмеялся: — Да шучу я, шучу! Меня зовут Валентин, — сказал он, протягивая руку парню. Молодой человек наконец понял, что его разыгрывают; улыбнулся широкой открытой улыбкой, показав Валентину удивительно ровные, красивые белые зубы и осветив блеском чёрных больших глаз тусклое хамсИнное утро, — Я Ахмет, — сказал парень, не переставая улыбаться и тепло пожимая руку Валентина. — Спасибо, мой господин, — побдагодарил Ахмет, бросая пять шекелей в прожорливый таксомат.

Как часто какое-то обстоятельство, происшедшее с вами, наталкивало вас на мысль:"Ну почему именно я? Почему я не задержался, не заболел, не умер? По чьей злой воле и по какому стечению обстоятельств Я оказался в этой точке и именно в эту секунду?". Эти вопросы будет задавать себе Валентин всю свою оставшуюся жизнь, вспоминая по минутам этот странный день.

Взглянув на часы, Валечка поспешил к месту службы. Чувственно подметив детали: нищий на углу с пластиковой коробкой, продавец в кипе с самодельными бутербродами, раздатчик бесплатных газет в синей робе и с белой надписью на груди"POST"… В общем, всё как всегда.

Зайдя в здание банка, он постарался незаметно проскочить мимо немногочисленных клиентов, быстро приземлился на свое рабочее место и практически сразу нажал на кнопку, приглашая следующего посетителя. На табло высветился номер 12. Всё последующее время Валечка продолжал мыслить цифрами, редко разбавляя чувства словами типа: процентные ставки, ипотечная ссуда, долговые обязательства, индексация, курсы валют…

Валентин любил свою работу, но очень быстро от неё уставал, поэтому после третьего посетителя у Валечки потух огонёк в глазах, речь утратила нотки эмоциональности и он опять заскучал. Вдруг вспомнилось, что в течение восьмичасового рабочего дня ему положено три перерыва; он принял последнего клиента и перестал нажимать на кнопку, недолго покопался в бумагах на столе, после чего поднялся и медленно побрел в курилку пить кофе.

Помещение довольно приличных размеров в прошлом предназначалось для курения, но после антитабачного закона курильщиков выставили на улицу и комната использовалась для coffe time и беспредметных разговоров. В помещении было шумно: Яша и Шмулик аргументировали одновременно, а Эдик, периодически поглядывая то на одного, то на другого, молча кивал, соглашаясь с обоими.

— Привет правым и левым — проорал Валентин. — Да и центристам, тоже здравствуйте, — подмигнул он Эдику. — Что на этот раз не поделили? Опять единое еврейское государство? Шмулик насупился и переключил своё негодование на Валентина: — Я тебе поделю, ваша бы воля давно бы уже растащили Израиль на пазели, как Советский Союз, только там каждый пазл картинка, а у нас просто три цветные фигурные картонки, одна из которых Иерусалим. А без Иерусалима ты, Валентин Шпильман, есть Микронезия!

— Шмулик, а Вы ведь уже всех давно сами разделили — На наших и ваших? осторожно заметил Яша — во всем сомневающееся, пожилой еврей с большими грустными глазами обиженной дворняги, — В поисках подтверждения собственной правоты, издеваясь над толерантностью и отвергая любое инакомыслие, Вы готовы поверить всему тому, что не выходит за рамки Вашего восприятия мира. — спокойно продолжил он свою мысль, — Как Вы относитесь к хиджабу на голове мусульманки на улицах Парижа?.. — А к хиджабу на голове мусульманки, врача, спасающего вашего ребенка?..

Форма теряет свое значение, когда главным становится значимое содержание…

Трудно спорить с другими отстаивая свою точку зрения и совсем невозможно переубедить самого себя.Сомнение — привилегия думающих, — Он оценивающе обвел поверх очков взглядом всех присутствующих. Эдик замер и с восхищением, чуть приоткрыв рот, смотрел на Яшу. — Посредственности — всегда уверены в правильности своих решений. И мы лениво следуем за серыми вождями, которые искренне верят в исключительность своего народа, но при этом нисколько не сомневаются в нашей с вами парнокопытности. Мы не всегда говорим то, что чувствуем, но всегда уверены, что услышали именно то, что нам говорят другие…

— Добро должно быть с кулаками… — наконец Шмулик умудрился вставить в поток мыслей и слов фразу, которая вошла в него с самого детства вместе со стихами Станислава Куняева.

— Любая теория исходит от добрых намерений и всегда во благо — сразу перебил его Яша — в зависимости от масштабности"полета мысли" — на благо человечества, некоторой части общества, семьи или конкретного человека."Благими намерениями…", что называется. Парадоксально — эти теории обращены к лучшим сторонам нашего сознания — доверчивости и вере в справедливость, но удивительным образом преобразуются в ненависть и жестокость. Но ведь невозможно с помощью насилия защитить, заставить любить или хотя бы уважать ближнего. Невозможно изменить мир и словом, но если есть маленький шанс достучаться? Может стоит попробовать, начав с самого себя? — пронзительно завершил свой монолог Яша.

— Вот Вы и пробуйте, — обиженным голосом произнес Шмулик. Он осознал, что его перебили и назвали «посредственностью», но это было сделанно в такой деликатной форме, что он еще пока не решил — оскарбиться ему или нет. — Пока Вы здесь разводите эту философию и учите своего Лиорчика играть на скрипке, другой папа, там в Палестине учит своего сына ненавидеть вашего Лиорчика. И поверьте мне если когда-нибудь их пути сойдутся, он откажется от вашей “привилегии думающих” и не будет сомневаться стрелять ему в вашего мальчика или нет.

Неожиданно, Эдик подал голос, это случалось крайне редко, поэтому все сразу замолчали и с удивлением посмотрели на него. — Моя тетушка Софа живёт в Нью Йорке. Ещё в Одессе, сколько себя помню, она всегда боялась воров и бандитов. Поэтому, купила себе квартиру на Манхеттене, в небоскребе на верхнем этаже. С вахтером и сигнализацией. Думала не достанут… Во! — Эдик многозначительно скрутил фигу. Жила лет пятнадцать спокойно. А тут тебе бац…. 11 сентября… Прилетел… Теперь у неё в жизни осталась только одна мечта и два занятия: постоянно слушать новости и наблюдать за небом. — А Мечта? — переспросил Валентин, — Да на историческую Родину репатриироваться, Валюша; говорит спокойнейшее в мире государство. — Вчера прочитал, — продолжил мысль Эдик, — все в мире думают, что Израиль самое опасное место для жизни. Но мы то знаем, что в Иерусалиме опаснее всего. Иерусалимцы же абсолютно уверенны, что в районе ГилО очень опасно, потому что палестинцы со своей горы стреляют по окнам их домов. Жители района ГилО определили, что чаще всего пули попадают в дом номер 8, в окна пятого этажа. На пятом этаже живут с мыслью, что хуже 27 квартиры просто не может быть. А живущий в квартире пенсионер электрической компании Мойше, может часами вам рассказывать, что у него всё спокойно, только просто вечером необходимо пореже заходить на кухню и во время регулярных обстрелов с шести до девяти вечера вообще не подходить к холодильнику, потому что в него уже раза три попадали пули. Все находящиеся в комнате улыбнулись.

Конец ознакомительного фрагмента.