Сердце ледяного мира

Яна Шепот (2024)

В мир, где царят вечные холода, приходит Пророк, который проповедует слово нового Бога — Всевидящего. Он обещает вернуть весну и тепло, но для этого нужно уничтожить память о древних Богах и всю магию. Многие не согласны с этим. Ивор, войт небольшой деревни, решает бороться с Пророком. Тот появился из ниоткуда и очень быстро добрался до власти. Его прошлое должно хранить тайны. Можно ли с их помощью уничтожить молодую религию?А в это время крестьянская девушка Мириам спасает в лесу неизвестного. Он не помнит ни своего имени, ни прошлого. Девушка решает помочь человеку вернуть воспоминания. Но чем больше она погружается в тайны незнакомца, тем запутаннее и загадочнее становится его прошлое. Кто он? Злой волшебник? Воплощение древнего Бога, который пришел решить судьбу мира?

Глава 7: Алин

Веки тяжелели и закрывались, но желание дочитать было сильнее, поэтому Алин встала с кровати, подошла к умывальному столику и протёрла глаза холодной водой. Сон отступил. Но вряд ли надолго. Поэтому Алин быстренько юркнула обратно под одеяло. На страницах книги ее ждали рыцарь Ромуль с возлюбленной принцессой Лилиан. Они знали, что король нашёл постель дочери пустой и отправил за беглецами погоню. Он не желал мириться с тем, что дочь вышла бы замуж за простого рыцаря, а не за наследника престола соседней страны, и очень разозлился, когда она ослушалась и сбежала. Он приказал схватить их. И вот уже несколько дней влюблённые спасались от преследования: не спали несколько суток, переходили ледяную реку в надежде сбить собак со следа. Вроде получилось. Кони не ржали за спиной, а лая собак не было слышно. Беглецы решили устроить привал. Ромуль припал ухом к земле и несколько минут прислушивался, а затем поднялся и довольно улыбнулся. Оторвались. Они развели костер, чтобы согреться. Рыцарь постелил для принцессы свой плащ, а сам остался на страже. Усталость сыграла злую шутку, он прикемарил буквально на пару минут, а когда открыл глаза, то уже был окружён королевской стражей.

Беглецов вернули в замок: рыцаря бросили в темницу, а Лилиан отец запер в башне до свадьбы с принцем Охлом. Принцесса так переживала за любимого, что заболела, и ни один лекарь не мог ей помочь. Она увядала на глазах. За несколько дней от красавицы Лилиан осталась лишь тень. Король испугался за свою дочь и уверовал в силу её любви. Он понял, что если казнит Ромуля, то Лилиан тоже умрёт, поэтому приказал освободить рыцаря и дал благословение на их замужество.

Ромуль оседлал коня и во весь опор поскакал к башне. Он взбежал в опочивальню любимой и тут же у постели опустился на одно колено и прошептал:

–Ты станешь моей женой?

На этом моменте Алин всхлипнула, а глаза заполнились слезами счастья. Пускай Лилиан услышит эти слова, пускай очнется.

Принцесса как будто вняла её мольбам, потому что открыла глаза, и болезнь тут же покинула ее тело: лицо осветила улыбка, на щеках заиграл румянец.

— Да, — прошептала Лилиан.

Вскоре во дворце состоялась их свадьба, на которую были приглашены все. Много мёда и вина лилось на том пире, а трубадуры в балладах восхваляли силу любви, способную победить любую болезнь, даже саму смерть.

Алин несколько раз прочитала последний абзац, её сердце наполнилось нежностью и радостью. Какая чудесная история! Как же она была рада за Лилиан и Ромуля. Алин закрыла книгу, прижала её к груди и залезла под одеяло. Не заметила, как так и уснула. В мире грёз она превратилась в принцессу, а любовь всей ее жизни — Эрн — перевоплотился в рыцаря. И они вместе убегали от злобного отца, пытаясь защитить свои чувства.

Утром она проснулась от того, что нянечка ходила по комнате и собирала грязные вещи, которые Алин по привычке бросила на пол. Книга лежала на столике рядом с кроватью.

— Доброе утро, снежинка, — улыбнулась женщина, заметив, что Алин села в постели.

— Доброе-доброе, Корра — ответила она, зевая.

Нянечка была низкой и полной женщиной. Она носила длинное коричневое платье. Она так давно работала у них, что Алин помнила ее молодой, с нежной гладкой кожей и блестящими волосами. Пока Корра наблюдала, как её подопечная расцветает: из смешной и пухлощёкой девочки превращается в неуклюжего подростка, Алин же наблюдала, как увядала нянечка: как на коже появлялись морщинки, которых с каждым годом становилось всё больше; как седели и редели волосы. Но однажды Корра изменилась до неузнаваемости: буквально за полгода её тело расползлось, а лицо расплылось. Папа сказал, что это все от заболевания, которое ни один доктор не может вылечить. Но, не смотря на внешние изменения, внутри нянечка оставалась такой же доброй и нежной, как раньше. Она по-прежнему придумывала новые сказки для Алин, целовала на ночь в лоб, утешала, когда та прибегала жаловаться, даже скрывала от отца её мелкие шалости.

— Как Вам спалось? — поинтересовалась нянечка, распахивая шторы.

Свет от Сангара наполнил комнату, и от этого на душе стало радостно. Редко в текущие времена можно застать теплый и полный света день.

— Ой, хорошо. — Алин потянулась и откинула одеяло.

— Вы полежите немного, я сейчас принесу Вам новое платье.

Корра вышла из комнаты с охапкой вещей под мышкой, а вернулась с платьем светло-лимонного цвета. Помогла ей одеться и усадила перед зеркалом.

— Ужасные волосы! — тяжело вздохнула Алин, наблюдая за тем, как нянечка аккуратно расчёсывает её непослушные пряди. — Почему мне не могли достаться нормальные прямые волосы, а не эти дурацкие кудряшки!

— Не говори так, снежинка! — воскликнула Корра. — У тебя прекрасные волосы. Они делают тебя особенной.

Алин хмыкнула, но ничего не ответила. Нянечка собрала пряди в жгуты, вплела ленты — жёлтые, под стать платью — перетянула их на затылке и закрепила тонкими заколками.

— Смотри, какая ты красавица! Будто сама королева.

Алин зарделась от этих слов и пролепетала «спасибо».

— А теперь беги завтракать, а я приберусь у тебя в комнате.

Обеденная располагалась на первом этаже. Через многочисленные окна в комнату щедро лился свет, поэтому свечи в настенных канделябрах не горели. Стол занимал половину помещения. На нём в глубокой тарелке дымились только что сваренные яйца; на деревянной доске лежали тонкие ломтики ветчины и запечённые овощи, а на большом стеклянном подносе красовались любимые черничные пирожные. Посередине возвышался кувшин, наполненный кипятком. Половые завернули его в полотенце, чтобы вода не остывала. Маленькие фарфоровые чашечки, украшенные цветами и ягодами, будто с нетерпением ждали, когда же их наполнят ароматным чаем.

Половые, мальчишки лет семи, замерли возле двери, которая соединяла обеденную с кухней — ждали, когда Алин сядет за стол, чтобы подать завтрак. Но Алин всё никак не решалась: отца ещё не было, а женщине садиться первой — некультурно. Она постояла, бросая взгляды на дверь, затем переступила с ноги на ноги, оглянулась и нерешительно опустилась на стул. Она чувствовала себя как на иголках и была готова сразу же вскочить, если отец появится в дверях.

Половой поставил перед ней миску с гречневой кашей, сильно сдобренной маслом, и жареной перепёлкой. Алин отломила ножку и втянула ароматы мяса с нотками розмарина и тимьяна. Их повариха — кудесница! Только она могла приготовить такие блюда, которыми не стыдно угостить самого князя!

В обеденную вошёл отец, когда Алин размешивала сахар в чае, а половые уносили пустые тарелки. Он был одет в домашний халат темно-бордового цвета, на ногах — светлые штаны и тапки из шерсти. Волосы он заплел в косу, которая получилась тонкой, будто мышиный хвостик. Отец как всегда был хорошо выбрит и надушен. Алин не помнит, чтобы хоть раз видела его растрепанным, неумытым или со щетиной. «По внешнему виду судят и решают, иметь с тобой дела — или нет!» — учил он её в детстве, когда Алин не хотела умываться или расчесывать волосы. «Вот посмотрят на тебя, на торчащие во все стороны космы, и подумают, что эта девочка, видимо, простолюдинка, неряха — поэтому не стоит с ней дружить».

— Доброе утро, принцесса.

— Доброе, — Алин поднялась в знак уважения и опустилась обратно на стул только после того, как сел отец.

— Как тебе спалось?

— Хорошо. Правда, ветер завывал так сильно, что я постоянно просыпалась. А Вам как спалось? Вы вчера поздно, видимо, легли.

— Да, пришлось засидеться над счетными книгами, — отец расстелил на коленях полотенце.

Половой принёс тарелку с кашей, но вместо перепёлки на ней была вантробянка — говяжьи потроха с чесноком и специями, запеченные в свином желудке.

— Приятного аппетита, — пожелал мальчик и ушёл.

Он занял привычный угол возле входа в кухню и замер, наблюдая за трапезой, готовый тут же броситься и убрать грязную посуду.

Алин разбила ложечкой скорлупу от яйца и двумя пальцами счищала ее, пока отец завтракал. Она ела медленно, смакуя каждый кусочек, а папа, в отличие от неё, ел рывками: набрасывался на пищу, будто голодный зверь, а потом делал перерыв, медленно попивал чай и заводил разговоры, после снова возвращался к еде.

И в этот раз Ивор расправился с половиной порции, промокнул губы полотенцем, которое лежало на коленях, и откинулся на спинку стула.

— Я сегодня вечером много думал, дочка.

— И о чем же? — поинтересовалась Алин, сбрасывая последний кусочек скорлупы в мисочку.

— О том, какой взрослой ты стала. Вроде ещё вчера бегала такой малышкой вокруг и постоянно просила взять тебя на ручки или посидеть на коленках. А ещё ты любила сидеть на плечах: широко раскидывала руки и заявляла, что ты птица, — отец усмехнулся, бросил в кружку заварку и залил кипяток. По воздуху поплыли ароматы малины и мяты. — Но теперь тебе уже пятнадцать. Не могу поверить, что ты выросла. Да ещё такой красавицей. Вся в маму, успокойте боги её душу.

Алин почувствовала, как тоска сжала сердце. Болезнь одолела маму в молодом возрасте. Она начала кашлять, но никто на это не обращал внимания. Спохватились тогда, когда кашель перерос в приступы. Мама тогда сгибалась, хрипела. Глаза выкатывались. Кожа приобретала нездоровый бледно-зелёный оттенок. Это очень пугало маленькую Алин: она плакала и кричала, просила прекратить. Тогда нянечка её уводила и рассказывала сказки. Буквально за сезон мама похудела, посерела, почти перестала есть, а потом легла в постель и не поднималась. Алин долго запрещали к ней заходить, но в один день всё-таки позволили. Мама напоминала скелет, обтянутый кожей. Запястья стали такими тонкими, что их можно было обхватить двумя пальцами. Волосы, раньше густые и кучерявые, выглядели тусклыми и серыми. Алин смотрела на маму и пыталась увидеть молодую, полную жизненных сил женщину, со счастливой улыбкой, с искорками в глазах. Это удавалось плохо. Реальность словно была пропитана настолько токсичным ядом, что он растворял воспоминания. Может было бы лучше, чтобы она не видела маму при смерти? Ведь она запомнилась именно такой: больной, худой и серой.

От этих воспоминаний глаза наполнились слезами, и Алин со всей силы сжала полотенце, чтобы не позволить себе заплакать.

–… я нашёл тебе достойную пару, — закончил отец предложение.

— Зачем? — удивилась она.

— Ты что, не слушала? — нахмурился отец, но тут же улыбнулся и повторил: — Замуж тебе пора, доченька. Ты уже достигла того возраста, когда молодые девушки вылетают из-под родительского крыла и вьют своё собственное гнёздышко. И я много думал о том, как устроить твою жизнь так, чтобы ты ни в чем не нуждалась и жила словно самая настоящая принцесса. Ведь ты и есть принцесса. И я нашёл тебе достойную пару.

От этих слов у Алин закружилась голова. Замуж? В смысле? Она, конечно, думала о замужестве, но оно представлялось каким-то далёким. Да и замуж она хотела выйти по любви, а не как все. Она знала, что брак — это, по сути, союз двух мужчин, и желание девушки тут не учитывается, но всё же надеялась и верила, что её отец не такой, что он чуткий и добрый. Но сейчас вся её вера, все её мечты рассыпались, как трухлявое полено. Алин почувствовала, как напряглись мышцы, а в груди будто застрял острый осколок.

— И за кого Вы хотите меня отдать, папа? — каждое слово давалось с трудом.

— За Якоба Радда.

Это предложение звучало настолько нелепо, что Алин усмехнулась.

— Папа, Вы серьезно? Радды влиятельные магнаты. Вряд ли они согласятся взять в жёны меня. Якоб скорее женится на Оливии Боции. Она из его сословия.

Отец посмотрел на неё таким взглядом, будто получил оплеуху. Он положил вилку на край тарелки и промокнул губы салфеткой.

— Доченька, тебе не стоит переживать за это. Я знаю, какое предложение стоит сделать Раддам, чтобы они согласились.

Алин поняла, что отец не шутит и, скорее всего, он всё просчитал на несколько шагов вперед. Он знал, кому и что нужно сказать, как правильно себя подать, чтобы добиться того, чего он хочет. Благодаря этому папа выбрался из крестьян и занял почётную должность главного писаря при князе, а потом получил титул войта — да, пускай самый низкий титул, но всё же — и кусок земли с деревней в своё управление.

Отец видимо заметил её кислое выражение лица, потому что попытался приободрить:

— Только представь, ты будешь жить, как принцесса: в большом роскошном доме, будешь носить платья из аксамита и ездить в позолоченной карете. И получишь более весомый титул, чем сейчас.

Эти слова сделали только хуже. Алин почувствовала себя разменной монетой. Всё это не ради её счастья, а ради власти. Она всего лишь кукла, через которую отец сможет получить новый статус, занять место в сейме и принимать участие в важных политических вопросах. Она никто. Она ничего не решает, а её желания ничего не значат. Алин почувствовала себя маленькой, но попыталась сопротивляться:

— А как же любовь, папа? Разве я буду счастлива за Якобом, если совершенно не люблю его?

— Любовь — всё это дурость, — махнул он рукой и отправил в рот остатки вантробянки. — Да и знаешь, как говорят в народе: поживёте — слюбитесь.

Алин же кусок в горло не лез. На душе было мерзко и противно.

— А знаете, как говорят ещё: с милым и мох покажется мягкой периной, и в лютые морозы будет тепло! — взвилась она.

— Какие наивные детские мечты, будто любовь заменит всё на свете, — хмыкнул папа, и Алин почувствовала, будто её оплевали. — Подумай, разве ты будешь счастлива в шалаше? Нет! Ты привыкла к тёплой постели, ко вкусной еде, к черничным пирожным. Разве ты сможешь спать на матрасе, набитым еловыми лапками, есть кислую капусту? Это только в твоих книжках принцессы спят на полу и чувствуют себя счастливыми. Жизнь — это не книжки. В жизни всё сложнее! Надо забрать у тебя эти книги, а…

Картинка перед глазами поплыла, Алин ухватилась за край стола. Боковым зрением она заметила, что отец испугался. Он что-то сказал и потянулся к ней. Мысль о том, что он прикоснётся, вызвала отвращение. Алин дёрнулась. Отец, такой родной и любимый, теперь казался ей чужим. Больше не хотелось находиться рядом с ним, а уж тем более сидеть за одним столом. Алин собрала остатки сил и поднялась.

— Я накушалась, — сказала она и с гордо поднятой головой вышла из обеденной.