Стороны света

Ю_ШУТОВА (2024)

Третий выпуск альманаха «Полынья». Сборник рассказов. «Стороны света» — это не только география, хотя тема путешествий всегда актуальна. Но тут еще и символизм мифов и религий, психологические аспекты и даже мистические потусторонние сферы. Мы любим многогранные понятия. Нам нравятся путешествия за край, блуждания в душевных потемках и риски духовных исканий. А легкий душок серы порой кажется весьма притягательным. Если вы согласны с нами, не стоит тратить время на сборы, отправляйтесь в путь налегке. Возьмите лишь эту книгу.

Виталий Логвин

ХРАП

Сибирь. Ранняя осень. Моросит дождь. Я стою на трассе, ловлю попутку. Тормозит фура.

— Приветствую. До города подкинешь?

— Полезай, — буркнул седовласый водитель.

— Спасибо, — ответил я, залезая в кабину. — Ваш напарник спит, шуметь нельзя?

— Его пушкой не разбудишь, так что болтать можно. В город погулять или дела?

— Егерь я. В контору надо заехать, да и так продукты купить, медикаменты, в общем, к цивилизации поближе. Раза два в год наведываюсь.

— Далеко владения твои?

— На лодке вверх по течению, почти два часа до поселка.

— Ух. И до города восемь. Почти весь день добираешься?

— Да, ночую там.

Дождик прибавил и уже поливал от всей души. Дворники еле поспевали.

— Звать то, как тебя? — спросил водитель.

— Андрей.

— Меня Шура. Андрей, расскажи, что-нибудь, наверно много всяких историй случается в тайге?

— Ну, не так уж много, но случаются, — отвечаю, улыбнувшись.

«Можно и рассказать, ехать долго, да и не часто с людьми общаться приходиться. А водила, вроде бы нормальный человек» — подумал я.

— Лет десять назад это было, во время обхода заповедника. Осень в тайгу рано приходит. В конце августа. Пора красива, грациозна, и в то же время от нее веет некой мистической тайной. Иду и любуюсь тайгой, наслаждаюсь свежестью воздуха. Вышел на пригорок, внизу река. Вдруг слышу выстрел. Потом еще один. Я к реке, смотрю, медведица лежит подстреленная, а рядом медвежонок суетится. Маленький совсем, месяца два-три, не более. На груди белое пятно, красавец. Я смотрю по сторонам, кто же думаю стрелял?! Из-за утеса лодка вынырнула, заметили меня двое, тут же лодка развернулась и ушла. Все это в метрах тридцати. Я браконьеров хорошо разглядел и накрепко запомнил. Один рыжий, волос и борода, как огонь. А второй — лысый и худой, со шрамом через все лицо. До заимки было недалеко, взял я мохнатого малыша с собой. Одного его оставлять нельзя было, погиб бы.

— Тяжелый небось, руки не отнялись?

— Нет, он еще маленький совсем был, веса не набрал. Но зато он мне потом жару дал. Его же кормить молоком надо. Я в лодку и в поселок. Помимо бутылочек, сосок, пришлось козу купить. Пока на ноги его поставил, намучился…

— А как назвал-то лохматого?

— Храп. Он пока маленький был, так храпел, что, наверно, вся округа слышала и боялась приблизиться к моей избе.

— Так медвежонок прям с тобой в избе жил?

— Ну да. Так он же как дите малое, ласки требует. А вот чуть подрос, мы вместе с ним стали ходить по тайге. И мне весело, и он мир познает,округу. Я с ним разговаривал, как с человеком, как с другом. Мы понимали друг друга с полувзгляда. Например, собираюсь вот на обход, по сторонам посмотрел, вроде бы все взял. Смотрю на Храпа, киваю ему, мол, пошли, а он фыркает, подойдет к печи, и несет оттуда упаковку патронов, которые я поставил с вечера подсушиться. И так во всем. Года через три, когда медвежонок еще подрос, стал пропадать на недельку-другую. Иногда уходил и на месяц, но всегда возвращался. Прикипел я к зверю. На одной волне мы с ним были. И вот как-то ранней весной Храп ушел и больше не вернулся. Затосковал я.

— Да уж, — понимающе, покачал головой водила. — Дальше-то что?

— Прошло лето. пришла снова осень, даже выпал первый снег. Я делал обход заповедника, далеко ушел. Сначала не придал этому значения… следы волчьи, вся тропа истоптана. Подумал, залетный какой-то волчара бродит. Вышел на опушку и слышу вой, и не одинокий. Через пару минут меня окружила целая стая. Откуда они тут взялись, даже не знаю. В заповедник волки раньше не заходили. Может голод… Ну думаю, все приплыл, Андрей, стрельбой их не распугаешь, а только разозлишь. Да и патронов я с собой столько не брал. Пару выстрелов сделать успею, и все.

Волки сомкнули круг и уже готовы были броситься на меня. Я выстрелил в вожака, тот упал замертво.

Тут раздался медвежий рев. Стая тут же отступила и ушла. На опушке стоял Храп.

— Ну и дела. Так получается он тебе жизнь спас?

— Да! Мой косолапый тогда подошел ко мне, лизнул в щеку. Храп так всегда делал, когда маленький был. И ушел. Я не видел своего лохматого воспитанника, но чувствовал, что он рядом. Сопровождал Храп меня почти до избушки.

Дождь продолжал поливать, стало темнеть. Шура включил ближний свет фар.

— Зима тогда, казалось, длилась бесконечно. Я один без Храпа. Вот тогда впервые и почувствовал, что такое одиночество. Думал, не вынесу и сопьюсь. Пришла весна, я на обход. Вышел на пригорок к реке, смотрю, медведица брюхатая воду пьет. И тут два выстрела подряд. Лодка, а там те же двое, что и в прошлый раз. Они было к добыче сразу. Но тут сверху уже несся Храп. Меня током прошибло. Это же подруга Храпа… У браконьеров опрокинулась лодка, и они стали тикать в разные стороны. Худого со шрамом Храп настиг. Рыжий ушел.

Я спустился к реке. Храп посмотрел на меня таким взглядом… мне передать это трудно, но я все понял и начал преследовать рыжего. Уже через полчаса я его настиг. Нет, арестовывать я его не стал. Я просто прострелил ему ногу. Он вскрикнул от боли. А минут через десять, рядом с ним стоял уже Храп. Дальнейшего я уже не видел, побрел домой. Внутри все кипело…

— Так ты человека на растерзание зверю отдал?! — с испуганным взглядом спросил Шура.

— Да кто из них зверь, это еще вопрос. Храп для меня как близкий друг.

С той поры прошло уже три года, я его больше не видел в заповеднике.

— Ну и дела… Знаешь, Андрей, даже не знаю, как поступил бы я, будь на твоем месте. Сложно все. Человек вроде бы венец творения, всю тварь должен к Богу привести, а тут такое, — и Шура замолчал, задумался.

— Шура, ну ты и философ.

— Катехизатором одно время был. Прихожан в храме просвещал. А потом женился, семью надо было кормить, жизнь закрутилась, завертелась. Сейчас даже в храм редко хожу, некогда. А может, и потребности ныне такой нет, не знаю. Мне в дороге хорошо, домой прихожу — уют и благодать. Андрей, а ты всю жизнь егерем?

— Нет. Я в двадцать шесть лет сюда приехал. Сам из Подмосковья. Пришел с армии, женился, сын родился. Все замечательно было. Дом, работа, жена, ребенок. А потом авария. Марина везла сына с школы домой, на перекрестке в них въехала Газель. Водитель был пьян. Жена и ребенок погибли. Даже до больницы не довезли. Я еще пару месяцев пожил в городе. Потом нашел в интернете объявление, что в этих краях нужен егерь и не раздумывая мотнул в Сибирь. Тут курсы прошел и в тайгу. На прежнем месте оставаться было невозможно. Мне все напоминало о сыне и жене. Да уже и здесь был, года через три наверно только улеглось все в душе и пришел в себя. А так, уж двадцать лет я здесь.

— Ну и страсти… Слушай, Андрей, давай перекурим? Сейчас к обочине прижмусь, чуть разомнемся, а то ноги затекли.

— Не курю. Но сегодня компанию тебе составлю, если угостишь?

— Этого добра не жалко.

Дождь чуть стих, мы вышли из кабины. Шура протянул мне сигарету, чиркнул зажигалкой, я подкурил, потом он.

— Ух, свежо, хорошо то как, — пробурчал Шура, размахивая руками, и делая небольшие пробежки вдоль обочины.

Я стоял недалеко от фуры, погруженный в свои мысли. Накатили воспоминания о Храпе.

И вдруг истошный крик Шуры.

— Андрей!

Я оглядываюсь, в метрах десяти от меня стоит медведь, здоровенный, просто громила. Встретив мой взгляд, он на мгновение остановился, фыркнул, встал на задние лапы и двинулся на меня.

Шура что-то орал, но я его уже не слышал. Жизнь замерла во мне, все остановилось. Ноги не слушались, будто вросли в землю.

Рев… Громила остановился, повернул голову назад, а там Храп. Да, уже было темно, но Шура машину не глушил, и фары светили. Ну и Храпа я узнаю даже по дыханию.

Завязалась драка. Храп был намного меньше громилы. Не знаю, сколько точно длилась схватка, пять, десять минут, полчаса, не знаю… Рев стоял сумасшедший. Боковым зрением я увидел, что Шура сидит в кабине с выпученными глазами и что-то мне кричит.

Раздался последний громкий рык, и громила ушел в лес. Храп истерзанный лежит на обочине, истекая кровью. Я подошел к зверю, обнял. Зверь, как обычно, лизнул меня в щеку и несколько раз фыркнул. Потом посмотрел на меня таким взглядом, у меня сердце кровью облилось. Вижу, что-то хочет сказать. Еще раз лизнул меня в щеку и испустил дух. Я стою на коленях, прижав его голову к себе. Дождь льет. Моих слез не видно.

Слышу, дверь кабины приоткрылась, и Шура встревоженным голосом кричит:

— Андрей, смотри!

Я сразу не понял, что он от меня хочет и куда надо смотреть. Но я услышал учащенное дыхание и фырканье. Поворачиваю голову, смотрю, а там маленький медвежонок. Он стоит чуть поодаль и боится приблизиться. И пятно белое на груди, как у Храпа.

— Это же сын Храпа, — кричу я Шуре. — Сахар есть?

— Минуту.

Я понимаю, что тот громила убил подругу Храпа, пока тот был на охоте. А когда вернулся и все увидел, то начал преследовать убийцу. Овдовел мой друг во второй раз, но потомство оставил.

— Держи, — кричит Шура, и дает мне жменю кускового сахара.

Я беру в ладонь три кусочка, протягиваю медвежонку. Он, чуть постеснявшись, подходит. Я беру его на руки, сажусь в кабину. Он весь мокрый, собственно, как и я. Горе и радость пытаются влезть в мое сердце и душу, одновременно. Похоже, у них это получилось. Медвежонок лег мне на колени. Я загрустил, вспомнил, как мы с Храпом жили на одной волне, с полувзгляда понимали друг друга. Мы поехали дальше. Через пять минут в кабине стоял оглушительный храп.