История Балетты. Том I

Юрий Юрьевич Крестиничев, 2021

Некогда внутри газового гиганта на стальных городах жили люди. Годами среди них ходили легенды, что, установив срок в четырнадцать веков, в небытие ушёл легендарный Нотус, бессмертная сущность. Ушёл, чтобы вернуться. И вот, когда отмеренное время подходит к концу, на одном из стальных городов появляется человек, утверждающий, что знает устройство вселенной.

Глава 2. Первородный ирвин

Молодой господин Ноэль, окружённый группой дилетантов, стоял перед портретом на входе дома культуры. Семинар за семинаром шёл в его жизни. Глаза цвета недозрелого миндаля носились из стороны в сторону в поисках, чего бы нового увидеть. По природе своей он ни в чём не нуждался, ни к чему не стремился. Брюки его заказного пошива переживали четвёртый год, пиджак и того больше. Перекинутая через плечо сумка сопровождала его с начала работы здесь.

Очки приходилось менять каждые полгода, и дело это, когда один глаз не видел близко, а другой не видел вдали, было не из дешёвых. Пособие в восемьсот условных единиц, выплачиваемое ежемесячно, не приносило в дом его достатка. Когда Ноэль почувствовал себя счастливым? Счастье пришлось на тот момент, когда в одной из сотни деклараций кто-то обсчитался и направил ему выплату в восемь тысяч вместо восьмисот. Боже, как радовался Ноэль! Но днём позже бедолага получил письмо с требованием вернуть выплату, если он только не хочет остаться без пособий на год.

— Значит, четырнадцать веков назад…

Обращаясь к портрету, на нём можно лицезреть колоссальных размеров фигуру в чёрном балахоне. Старик, подумаете вы. Старик, ответят вам. Только этого старика звали Нотус. Что давало ему силу низвергнуть с земли любого. По праву всесильный образ его запечатлелся и нашёл отражение здесь.

— Сколько веков из четырнадцати прошло, как думаете?

— Говорят, исход четырнадцатого уже случился, и выходит…

Особо броский из группы четверых рядом с Ноэлем обратил на себя внимание не столько экспрессивностью высказанного, столько внешним эпатажем.

— Нотус находится среди нас? О да, за кварталом, на соседнем переулке, через стену…

Они расхохотались. Лишь один Ноэль не сводил глаз с портрета, заворожённый глубиной личности, на нём изображённой.

— И даже за вашими спинами.

Голос не относился к стоящим. Он возносился над ними, как возносится ропотливый гул перелётного косяка чаек. Кажется, существующий повсюду, во всех гранях пространства.

На лестнице стоял человек, чем-то похожий на Ноэля по одежде, но в дождевой накидке. Не все черты его лица Ноэль видел отсюда. Только глаза запали ему в душу. Слегка прикрытые золотистые глаза смотрели на стоящих внизу, и оттого незримое отягощение находило на видящего их в непосредственной близости. Человек улыбнулся.

— Существование Нотуса в прошлом неоспоримо… правда, деталь в его облике стёрта.

Жестом человек попросил обернуться к портрету.

— У Нотуса не было серых глаз. Нотус — первородный ирвин.

Фраза эта оказала на присутствующих особо резкое влияние. От одного слова «ирвин» четвёрка пришла в негодование, какого ранее не испытывала ни вместе, ни по отдельности. Человек явно готовился подставиться под штыки и вида не показал.

— Да чтобы Нотус был ирвином?! Этой швалью!..

— Не просто ирвином. — Человек в дождевике приложил ко рту руку, хотя, видимо, не собирался зевнуть, а делал это привычно для него. — Первородным ирвином. Это означает, что глаза его выглядели голубыми с белёсым ободком. Сейчас таких уже и не встретить. Никак не серыми.

Самый бойкий выступил против него на глазах Ноэля.

— Откуда вы это взяли? Как мы можем знать, действительно ли Нотус был ирвином, если подобное утверждает человек, не обладающий никакой квалификацией? Мы же являемся представителями…

— В этом и есть ваша слабость.

У четверых, едва ли не уверенных в своей победе над стоящим на лестнице, поперёк горла встал ком. Фигура, отведя шею назад, вальяжно вздохнула, цокнув языком об нёбо.

— Человек, который есть ничто, может стать всем, — зацепился за них он. — Если же вы нацелены опровергнуть это, мы можем поговорить. Но. Судить, о чём-то говорить, возможно лишь при том, когда сильны вы будете умом. Во свете дня слабы мы, а ночью знаем всё о том, о сём, но думаем об этом ночью, а не днём. Не знаю я, кто стар, кто млад. Кто был силён, тот станет слаб. И вы слабей меня, но не в годах, а в сути. Умнее станьте, а затем и будьте.

Четверо желали подобраться вплотную, чтобы посмотреть на человека. Тот, напротив, сам сделал первый шаг вперёд. Их ряды окончательно дрогнули. Тёплый взгляд прочитавшего нравоучение речитативом сменился на весьма колкий. Тогда же четвёрка бросилась врассыпную, стоило им соотнести поведение говорящего с тем, что они когда-либо могли слышать.

— Ланер!

В ответ они услышали давящие всхлипы, будто бы принадлежащие собаке, которую душили. Ноэль не верил, что человек оказался бы в состоянии издать такие звуки. Куда более ужасающим для него стал факт, что это не предсмертные изнывания задыхающегося. Это смех.

Люди устремились к выходу, сбивая друг друга с ног. Произошла настоящая давка из четырёх человек. Названный Ланером неумолимо приближался. Он не сделал и шага, смотря на случившуюся неурядицу. Ноэль внимательно оценил подошедшего человека. Виски чуть выбриты. Волосы его росли назад. Причём выше уровня ушей на висках имелся едва заметный прогиб прядей к верху, характерный для вьющихся волос. Сами волосы почти закрывают всю шею. Округлые концы их заворачиваются внутрь, создавая подобие мешка.

— А ты?

— А… Я не с ними.

Человек кивнул и протянул Ноэлю руку.

— Меня зовут Генгель Ланер. Можно просто «Гера». Фамильярность любого рода приветствуется.

— Юндэ Ноэль. Рад знакомству. Вы… Ты хранитель дома культуры?

— Скорее уж я его разоритель… — ответил Гера, не скрывая радости. — На самом деле меня можно назвать попечителем.

Взяв Ноэля за плечо, Гера повернулся к портрету Нотуса. Тот занимал большую часть стены, и краску, потраченную на его создание, можно было использовать для маркировки дороги у дома Юндэ. Нотус сидел в открытой позе, словно чего-то ожидая. Гера смотрел на портрет безо всякого дыхания.

— Почему им так не понравилась твоя фраза про то, что Нотус был ирвином?

— Потому что ирвинов почти не считают людьми. А если говорить об этом применительно к Нотусу, каждый третий будет вне себя, каждый второй опротестует. Но факт остаётся фактом. Пройдёмся?

Здание дома культуры напоминало по форме цирк с железным куполом. Выйдя из него, двое устремились навстречу багряному небу. Каждому впервые попавшему сюда странно бы показалось уже то, что шли они по железной платформе. Где у неё край? Как сойти на землю? Что же, оглянитесь. Багряное пространство впереди — это не небо. В нём смешалась и твердь, и воздух. И среди всей этой пустоши тут и там возводились стальные города.

Десятки деревень и городов. До некоторых рукой подать. В основе большинства городов находились платформы со шпилями-балансирами, поэтому они имели округлую форму. Через годы этот мир назовут «Балетта».

Поднявшись выше, Гера застыл на одном из переходных мостиков, оглянувшись в сторону разгрузочных доков. Душу его так и не настигло общечеловеческое стремление к покою, которое на короткие секунды возможно удовлетворить, наблюдая за чем-то столь спокойным, как разгрузка ящиков весом в несколько тонн. Он просто думал, каким образом попасть домой.

— А где ты живёшь, Гера?

— В Гдето. Городе на востоке.

Безусловно, Юндэ знал, где находился Гдето, но переспросить не решился.

— Г-гдето? Это же… город преступников. Воров, убийц, торговцев оружием и прочих.

— Да, но я в нём родился. И, раз мы начали этот разговор, там находится третья по численности диаспора ирвинов. Хочешь когда-нибудь побывать?

— Упаси господь мою душу…

Они смотрели на западную сторону города. Туда, где горизонт прерывался белой пеленой, забирая под себя дома. Редко кому нравилось это место, но Гера словно находился не в себе, смотря туда, в отличие от остального общества, одухотворённо. Дважды хлопнув Ноэля по плечу, он спросил:

— Ты ведь оттуда? Ступай своей дорогой.

А после ушёл обратно в здание.