Эльф в кармане

Юрий Черкасов

Стоя под дверями реанимации, где истекает кровью его подруга Варя, студент-химик Игорь Кравец клянется отомстить. Однако сначала он должен вспомнить события предыдущих дней, чтобы вычислить загадочного убийцу. У него есть три друга – Роман, Николай и Максим, – с которыми он внедряет в жизнь изобретение, связанное с тушением торфяников. Кроме того, есть еще «вечный студент» несколькими годами старше Наседкин, навязчивая журналистка и следователь Авангард Иванович, вбивший себе в голову, что в случае с Варей виноват только Игорь и никто иной. Постепенно вспоминая, Игорь приходит к выводу, что виновник – сосед Вари, некто Саша – Шшасса, и он отнюдь не человек, а эльф, специально охотящийся за девушками, с целью отнятия живительной крови и жизненной силы. Девушка умирает, друзья делают ему алиби, а Игорь готовит месть. Обратившись за помощью к журналистке, обнаруживает, что она гоблин и тоже охотится на эльфов. Та решает убить Игоря, заминировав помещение, в которое его заманила. Тот выбирается и спешит расквитаться с эльфом первым. Шшасса, как оказалось, не переносит музыку в стиле «дарквэйв», впадая от звуков в ступор. Этим Игорь и воспользовался. В это время следователь пытается проникнуть в квартиру. Игорь, понимая, что обречен, узнает мотивы эльфа, совершает казнь и впадает в апатию. Но тут ему на помощь приходят друзья, предлагая колесить по стране, уничтожая эльфов, коих оказывается, в «карманах» реальности очень много. : прочее

Часть первая. Жизнь около реанимации

Глава первая. Одно измученное тело

Дверь отделения мокро чмокнула. В узкую щель просочилась медсестра, по ушам резанул крик. Сердце Игоря замерло, рухнуло, мгновенно взвилось и забухало с удвоенной силой, эхом отдаваясь в голове. Он дернулся и напрягся — кричала Варька.

— Ну?! — прохрипел.

Девушка в халате покачала головой и убежала вниз.

«Живи, живи!» — мысленно взмолился.

Варя кричала с тех пор, как попала в больницу. Ничего не помогало. Те крохи и крупицы информации, что удалось выудить из персонала, давали странную и страшную картину. Все тело Вари было испещрено порезами, но не это главное. Порезы имелись и на внутренних органах. Мелкие и множественные, точно повторяющие внешние, будто сделанные тончайшим скальпелем.

Один из врачей, прижатый Игорем к стенке, недоуменно поделился сомнениями:

— Нет у нас хирургических инструментов такой длины и толщины. Порезы сделаны так хитро, что тело может функционировать. Какой-то садист… — тут доктор подозрительно глянул на него, но смягчился: — мерзавец сделал все, чтобы она мучилась. Бедная девочка!

— Ее можно спасти? — Игорь нервно мял его халат в районе глотки, не замечая, что душит ни в чем неповинного врача.

— Мы делаем все возможное, — доктор вырвался, потер шею и поспешил уйти.

Слова словами, а вот выражение его глаз утвердило Игоря в самом худшем. И все же он старался не думать о том, что сейчас происходит в операционной, иначе боялся не выдержать и наломать дров. Его присутствие в больнице не было обязательным, потому что к Варе все равно никого не пускали. Поначалу Игорь пытался прорваться в отделение хирургии — его выгоняли, и тогда он сыпал угрозами, молил о снисхождении. Тщетно. Еще и пригрозили: «Не буянь, а не то вызовем охрану и вышвырнем вон».

Игорь сомневался в действенности предупреждения, но дипломатично поутих и принялся допекать вопросами медперсонал, потому что иначе не мог. Уйти тоже не мог. Он должен был находиться здесь ради памяти о любви, ради похорон потерпевшего крах будущего, ради поддержания злого тонуса и, самое главное, ради информации. По крохам, урывками, обмолвками он собирал и копил все, что касалось любимой. Ну и попутно сатанел от убогости пейзажа, унылости помещения, острого отчаяния и непрерывного курения на лестнице.

Круглые механические часы над входом в отделение показывали половину десятого. Навсегда. Время встало. Как остановилось оно и для Игоря. Было много и ярко — до, но будет мало и мрачно — теперь.

Не будучи верующим, он все же пытался неумело, но истово молиться. Ничего не обещал, просто просил помочь. Создавал в уме образы любимой и слал наверх. Кто их примет — Аллах, Иисус или Один — ему было все равно. Из скромных познаний о вере он вынес немного, но и этого хватило, чтобы не уповать на милость богов. Милость — не их добродетель. Он цеплялся за надежду, что боги умеют ценить красоту и жизненную силу. А оценив, не дадут пропасть Варьке.

Пытаясь взбодрить себя музыкой, порылся в памяти, выудил, почти целиком, альбом одной шведской рок-группы и ужаснулся. Название и группы, и альбома как нельзя точно характеризовали нынешнее положение дел. Боль Варьки и ее танцы со смертью. И все-таки пролаял любимую, вторую композицию. Стало еще тоскливей. Потом, добивая себя, исполнил близко к оригиналу и третью. А затем и следующие. Они с Варькой любили хороший рок! Держись, девочка!

Игорь одернул себя и едва сдержался, чтобы не ударить рукой по губам: «Почему любили? Любим! Любим, черт подери!»

Пока он пел, желающих подымить поубавилось, а один интерн вообще в ужасе выронил пачку сигарет. Игорь поднял ее, повертел в руках, пробормотал: «Жаль, не моя марка», — и закурил одну.

Сегодня утром позвонил следователь, вежливо и скучно назначил встречу. Игорь идти в полицию отказался. Сошлись на том, что тот придет в больницу. Тем более что ему все равно нужны показания медиков о состоянии потерпевшей.

Игорь подозревал, что встреча — просто формальность для заполнения необходимых протоколов. Записать и закрыть дело, что в просторечии означает — висяк или глухарь. Безнадега. Пустота. Без вариантов для потерпевшей.

Потерпевшей… Какое странное слово. Варя… и потерпевшая. В голове просто не укладывалось. Впрочем, там в последнее время много чего не укладывалось. Он не был готов к такому удару. Еще днем Игорь с надеждой провел взглядом толпу врачей, проследовавшую в отделение, а потом узнал, что это были местные светила от медицины. Медсестра проболталась, что их заинтересовал уникальный случай.

— Поглазеть пришли! — с яростью прошипел он в лицо девушки. — Статеек натискают, может, и на диссертацию кто наскребет материальчика, да?

Впрочем, до дебоша не дошло. Одно из светил, покинув отделение, участливо посмотрело на него и уронило:

— Потрясающе! В ее крови обнаружен неизвестное вещество, не дающее сворачиваться крови. Представьте себе! Мы ищем способы спасения. Не отчаивайтесь… пока.

«Что ты знаешь об отчаянии! — хотелось закричать Игорю. — Каково жить без почвы под ногами и смысла? Держаться за тоненькую, грозящую оборваться ниточку надежды и поддерживать себя лишь грезами о грядущей мести?»

Не закричал.

Слегка подвыпивший врач-анестезиолог, закурив, признался:

— Она постоянно вопит. Безостановочно. Мы уже накачали ее всем, чем можно и нельзя из сильнодействующих препаратов, да почти без толку. Прикинь, не действуют, а только чуточку понижают децибелы. Я послал в аптеку за берушами, — извиняющимся тоном добавил он. — Ну невозможно сосредоточиться, понимаешь? Это пытка! М-да…

Едва не потеряв сознание от жгучей жалости, Игорь отрешенно подумал: «Интересно только — пытка для кого?»

Больных в операционную не пускали, и как источник информации они были бесполезны.

Ординатор, стрельнув и неумело закурив сигарету, откашлявшись, промямлил:

— Ослепительные по мощи вопли!.. Это кошмар какой-то!..

Интерн в измазанном кровью халате сказал то же самое, только жестами и матами.

Медсестра, скользнув заинтересованным взглядом по фигуре и лицу Игоря, отклика не увидела, вздохнула и милостиво снизошла:

— Не ней места живого нет. Это ужас! Как она еще держится, ума не приложу…

«Почему я еще не сошел с ума?»

Игорь знал более-менее вразумительную картину произошедшего: мужчина, выгуливая собаку на пустыре за городом, обнаружил на снегу тело истекающей кровью девушки. Обнаженной и живой. Прежде чем потерять сознание, она назвалась. Мужчина вызвал полицию и «Скорую помощь».

Далее начинались странности: в окружности полусотни шагов не было ни единого следа обуви или автомобиля, а девушка в ложбине лежала явно недолго. Снег под телом подтаял, но не успел замерзнуть вновь, хотя температура в тот день была крепко минусовая. Парашют и катапульта поблизости отсутствовали. Запросив соответствующие службы, полиция выяснила, что ни вертолеты, ни частные самолеты ни в тот день, ни накануне в том районе не летали.

Дуболомы-участковые прессовали окрестных бомжей, оперативники опрашивали жителей близлежащих домов. Но уже к вечеру стало понятно, что дело, скорее всего, перекочует в архив с пометкой «Нераскрытое». Зацепиться оказалось не за что. То есть абсолютный, неимоверный, фантастический висяк.

Сегодня следователь поставит точку. «А я — запятую», — Игорь горько усмехнулся.

Дверь в отделение снова приоткрылась и тут же закрылась. Он смог уловить лишь леденящий, перевернувший душу стон и обрывок разговора:

–…безнадежно…

Старенький врач с бородкой и усталыми глазами близоруко прищурился и, мелко затянувшись сигаретой без фильтра, окончательно прояснил ситуацию:

— Она утыкана трубками повсюду. Мы, мням-мням, лишь впустую гоняем физраствор, глюкозу и прочее. Все проходит транзитом. Боюсь, мням-мням, об излечении не может быть и речи. Мы никогда не сталкивались с таким и сейчас решительно беспомощны. Все закончится, мням-мням, в течение нескольких часов. Крепись, мальчик!

Игорь, не помня себя, бросился с кулаками на стену. Отдышавшись и пососав саднившие костяшки пальцев, задумался.

«И ведь казнить себя вроде не за что! Отчего так погано на душе? Мы ж с ней договаривались, что пока я буду в командировке, никаких действий не предпринимать, сидеть мышью и не высовываться. Не лезть на рожон, не умничать, не искать приключений, не провоцировать наконец! Зачем она решила ускорить события? Одна, без помощника, без советчика. Э-эх, Варька… Торопыга любимая… Ну не мог я разорваться! Черт, я просто не готов… Я не хочу тебя потерять!»

На глаза навернулись слезы. Ничего не видя, он прижался лбом к оконному стеклу: «Неужели все кончено?»

Холод. Ветер. Снег. Дура-зима, плюя на март, добирала свое, устроив метель, мстя себе и людям за декабрьскую слякоть, январскую скромную морось и февральскую оттепель.

В широкое окно коридора третьего этажа больницы постоянно стучали широкие лапы елей. Бросая горстями в окно снежную крупу, приглашали угрюмо повеселиться, словно парочка крепко поддатых кумушек решила неуклюже сплясать в тяжелых зимних зипунах, бестолково взмахивая руками, приседая и кренясь в разные стороны.

Л-ляп, шух, пс-сс, тах.

Разболтанная металлическая рама дребезжала и постанывала толстым стеклом, ведя с ветром долгий и до тошноты однообразный разговор.

Ту-та, та-та, ту-ту.

Сумеречное небо, плотно забитое тучами. Гадко, мерзко и погано.

Игорь отвел взгляд и уставился перед собой, где тоже не было ничего выдающегося — две лифтовые кабинки со сжатыми, словно губы недовольной старушки, створками. Он в который раз прочитал, что «Лифт не работает», и то же самое, только в перевернутом виде, и скосил глаза на лестничную площадку — пусто и заплевано.

Люминесцентные лампы исправно помигивали, освещая неприглядное убранство предбанника — преддверия, аппендикса для страждущих посетить отделение хирургии. От лифтов, свернув налево, можно было попасть в различные службы и специализированные кабинеты, но там была дверь, закрытая по случаю праздника на огромный амбарный замок. Впрочем, Игорь уже сделал к нему дюжину лихорадочных подходов, пока не сломал. И если бы спросили: «Зачем?», то наверняка затруднился бы с ответом. Чего только не сделаешь от вынужденного безделья, если ты натура энергичная…

Две колченогие кушетки, на одной из которых он расположился, грозили умереть на посту, раскинув ножки.

«Атмосферное давление во столько-то там ртутных столбиков действует на все сущее!» — подумал Игорь и, поздравив себя с тупой шуткой, снова вышел покурить на лестницу. На первую затяжку горло, саднившее от бесчисленных выкуренных сегодня сигарет, отозвалось хриплым кашлем. Растоптав окурок, вздохнул и вернулся к кушеткам, ставшими родными. Чтоб рухлядь не обижалась, уселся на другую, и повел головой по сторонам. Смотреть было решительно не на что. Все опостылело.

Серый кафель на полу был уже скрупулезно посчитан, помножен на ноль, поделен на черта лысого и отправлен на двадцать третью, двадцать первую и одиннадцатую букву алфавита. Треснувшие и дефективные плитки получили свою долю внимания и были живо откомандированы в ад вместе с завхозом больницы. Помещение было измерено шагами, шажками, шажочками, прыжками на одной ноге и ходами шахматных фигур. Кроме того, Игорь изобрел еще одну игру «Безмозглый ишак», где ходить можно как в голову взбредет. Корявая надпись на стене «Все врачи — суки!» поддерживала его до обеда, а слово из пяти букв с мягким знаком в конце, старательно написанное на боковушке кушетки помадой с блестками, надоело только недавно. Фантики от конфет, мятые влажные салфетки и вызывающие нездоровые ассоциации в храме здоровья голубые комочки использованных бахил подверглись обструкции и похоронам в углу. Из разводов краски на стенах показались образы всех мыслимых и немыслимых чудовищ. Надпись «Добро пожаловаться!», сделанную фанатом готического шрифта над дверьми отделения, он бессчетное количество раз предал анафеме за глупость. Сложная гамма сплошь мерзких запахов напрочь вытеснила лекарственный дух помещения из ноздрей. Три плаката о туберкулезе, язве двенадцатиперстной кишки и предлежанию плаценты у беременных были прочитаны вдоль, поперек, наискосок, через слово и через маты. Причем он нашел в себе симптомы всех описанных заболеваний.

Днем хоть посетители были, с которыми Игорь перекидывался словами, слушал, отстраненно кивая, их жалобы — сплошь непризнанных светил медицины! — на врачей-неучей. Но чаще всего он сидел, обхватив себя руками, и унимал нервную дрожь, регулярно накатывавшую после ступора. Одна посетительница из жалости угостила его пирожком с чем-то сладким. Тот встал поперек горла и частенько просился на волю.

С верхних этажей, цокая каблучками и жизнерадостно смеясь, сбежала стайка ярко одетых девчат с букетами цветов.

«А я ведь тоже Варьке к празднику подарок приготовил заранее. Оригинальный и со смыслом. Большое полотно с рисунком и ровно сто катушек разноцветных ниток — швейные пазлы. Продавщица предложила использовать лишь одну катушку в год. Мы собирались жить и любить друг друга вечно!» — опустошенно подумал Игорь, отходя от окна.

Пока он предавался невеселым размышлениям, появился еще один посетитель.

«Ух, ты!» — удивился Игорь, глядя на невзрачного мужичка, который скромно примостился на кушетке и теперь рылся в древнего вида дерматиновом портфельчике с ученической защелкой. С виду в пожеванный и выплюнутый жизнью портфельчик можно было засунуть лишь банку шпрот, пару тощих бутербродов и газету.

Он ошибся все три раза. Из портфеля была извлечена только обычного вида папка с завязками и надписью «Дело №».

«Машина времени забросила проверяющего из советских времен. Даже кушетка признала своего!» — нехорошо развеселился Игорь и кашлянул.

— Ну-с, приступим! — посетитель, словно дождавшись сигнала, поднял на него бесцветные глаза и хлопнул ладонью по папке.

— Э-э… к чему приступим?

— Вы же Кравец, Игорь Леонидович?

— Да-а…

— Не беспокойтесь, допроса не будет — просто беседа для протокола. У вас же алиби! — веско произнес мужчина.

«Ч-черт! Это ж следователь! — Игорь бросил взгляд на часы на стене, ругнулся, вспомнив, что они стоят, и удивился, отчего на них посмотрел. — А какая мне разница который час? Время — это отрезок бытия, в котором Варька борется за жизнь. И все».

Усевшись на соседнюю кушетку, Игорь сцепил руки и принялся разглядывать следователя. Его, как ни странно, устраивало быстрое закрытие дела, ведь при более глубоком копании наверняка всплывет, что алиби у него нет. Удовлетворил и облик следователя — обычный клерк, циник и неудачник, подвизающийся на бумажной работе. Не орел, не голодный гончий опер.

«Хотя физиономист из меня никакой, — с опаской подумал он, — поэтому надо бы проследить за словами, чтобы лишнего не наболтать! Про то, что я из командировки вернулся не сегодня, например».

— А вас как звать-величать? — поинтересовался Игорь.

— Авангард Иванович… мы, — запнувшись, поморгал белесыми ресницами следователь.

«Да-а, — подумал Игорь, — у твоего батяни амбиции были ого-го! Я тебя сделаю…»

Последние слова он мысленно повторил сначала с вопросительной, а потом восклицательной интонацией и, подумав, остановился на последней.

Авангард Иванович переплел тощие ноги, пристроил папку на коленке, выудил из кармана куртки ручку с обгрызенным колпачком и принялся что-то писать. Игорь заглянул: «Ну да, протокол».

— Год рождения?

Он назвал. Следователь черканул несколько каракулей.

— Место рождения?

Игорь старательно продиктовал и зачем-то добавил:

— Местный я.

Авангард Иванович поморщился и нудно пробубнил, что подобная отсебятина в протокол не вносится, почесал кончик носа и рассказал, как однажды пришлось переписывать целых семь страниц из-за того, что подследственный назвал неправильное отчество бабушки.

«Блин, ты надеешься, что я утону в слезах жалости?» — возмущенно подумал Игорь.

Впрочем, он быстро, с ноткой злорадства, утешился, обратив внимание на ножки кушетки, на которой восседал следователь. Они медленно и неуклонно разъезжались.

Как Игорь не старался, но полностью сосредоточиться на ответах не получалось. Отделение хирургии жило своей жизнью — двери поминутно распахивались, впуская и выпуская людей. Игорь сжимался, вскидывал голову, ловил взглядом выражения лиц, ушами — обрывки разговоров, мурашками по телу и секундными головокружениями — звуки, доносящиеся из отделения. По телу, постоянно меняя географию, волнами проносилась непроизвольная нервная дрожь.

— Где учитесь?

Он продиктовал аббревиатуру и факультет института.

— Химиком будете, — удовлетворенно произнес Авангард Иванович, благосклонно покивав. — Это хорошо.

Игорь безразлично пожал плечами.

— Курс?

— Четвертый.

— Не выпускной, — глубокомысленно отметил следователь.

«Это точно. Закончить его не получится», — отрешенно подумал Игорь, проводив безнадежным взглядом напряженную спину одного из врачей.

— Когда и как познакомились с… — следователь запнулся, почесал нос и виновато закончил: — потерпевшей?

Игорь с изумлением уставился на следователя.

«Как я раньше не догадался! Дурью маялся и ломал тут имущество, блин! Нужно было нырнуть в воспоминания! В безопасный и сладостный карман памяти. Есть же что вспомнить! Тем более что последние вопросы Авангарда были напрямую связаны. Если бы я не учился на химика, если бы не пошел в тот день в парк, если бы…»

— Когда и как познакомился, говорите? — улыбнулся он и плавно погрузился в воспоминания.

«Если бы не пошел к бабушкам…»

Глава вторая. Две удалые старушки

— А что сейчас слушаешь? — поинтересовалась Ирина Андреевна, затянувшись папироской.

— Да все шведский слиз-метал продолжаю, бабуля, — не стал скрывать Игорь.

— Молодец! — похвалила та. — Глэм-то потихоньку возрождается. Вот, помню, в девяносто первом…

— Ну, началось!.. — прервала провал в воспоминания, грозивший, как и бывало обычно, нешуточным многословием, ее подруга и компаньонка Зинаида Никифоровна — вторая бабуля. Так он, не мудрствуя, называл обеих, хотя, казалось бы, по крови ближе Ирина Андреевна. Во-первых, сложилось это исторически, а во-вторых, просто было за что.

— В чем дело?! — возмутилась первая.

— Если собираешься грузить молодое поколение рассказом о посещении дерьмового по подбору исполнителей и песен фестиваля «Монстры рока» в Тушино, то учти — меня там не было. А значит, можешь и приврать, — со значением произнесла компаньонка. — Ты не находишь, что мальчик растет и заслуживает самых лучших и качественных наших воспоминаний, а?

Ирина Андреевна передала тлеющую папироску подруге и благосклонно кивнула.

«Только не о Вудстоке!» — ужаснулся Игорь. О-о, то была потрясающая история, как две подружки из славного города Иваново, с высоты девятнадцати лет наплевав на легкую промышленность, очутились в Ленинграде и охмурили боцмана судна, отправлявшегося за границу. В рейсе они научились пить, курить, материться, потеряли девственность на всех уровнях и… очутились в Нью-Йорке, откуда уже рукой было подать до городка Бетел.

Три дня фестиваля перевернули их до этого, чего греха таить, весьма скудный внутренний мир. Подружки влюбились в рок, проехали Америку автостопом туда и обратно, досконально выучили английский, стали убежденными хиппи и навсегда привязались к однолетнему двудомному растению, запрещенному во многих странах. Потом были два старпома, дикая, не только из-за штормов, качка и Лондон. Дальше еще кто-то на бричке, под бричкой, на капоте авто, верхом и на одномоторном самолете… Короче, почти вся Европа, не исключая тайных троп Карпатских гор в обществе милых пастухов. В общем, после трехлетнего отсутствия подружки-путешественницы вернулись домой.

Молох системы, перемалывающей в то время и за меньшую провинность, девушек не тронул, но дальше их пути на некоторое время разошлись. Перед расставанием они сделали одинаковые татуировки — он сам не видел, мама рассказывала! — от подмышки до бедра с полным перечнем городов, которые посетили во время путешествия.

Излучающую непривычную свободу и уверенность Ирину Андреевну приняли в крупное столичное издательство переводчицей. Ее подружка вышла замуж за дипломата и поселилась в Берлине. Связи не теряли и часто тусили на различных рок-сейшнах. Под старость же Зинаида Никифоровна, не заведя детей и потеряв мужа, но не изменив себе, переехала жить к подружке, прихватив в качестве приданого почти трехметровый кусок Берлинской стены. К счастью, имелись фото самой стены, поэтому, отламывая и продавая куски во времена безденежья, подружки не имели проблем с доказательством подлинности раритета…

История, конечно супер, но слушать ее в тысячный раз? Увольте!

Пока старушки искали удовлетворяющий обеих пласт воспоминаний, Игорь рассматривал комнату. Вещи, населявшие ее, были с богатейшей историей и, казалось, имели дополнительный вес, излучая достоинство. Коллекция севрского фарфора на полке, комод времен хождения золотых червонцев с профилем последнего царя и несколько картин художников-передвижников мирно соседствовали с рок-плакатами. Два книжных шкафа, битком набитые книгами с автографами авторов, плюс еще один шкаф с переводной классикой. Стол в середине комнаты, покрытый тяжелой скатертью с кистями, на которой в беспорядке лежали фотокарточки рок-звезд ушедшей эпохи, придавленные толстым стеклом в форме столешницы. Бронзовая пепельница в виде расширенной вульвы была битком набита окурками. Тихо, фоном, звучал психоделический рок. Испещренный граффити, уже двухметровый, кусок стены из Берлина за время его отсутствия не уменьшился — значит, с деньгами у бабулек все в порядке.

«Пора делать ноги», — поежившись, решил он, вертя в руках кубик для игры в кости.

Бабушки, вкусно и с треском затягиваясь, окутываясь клубами терпкого, со специфическим запахом дыма, сидели друг напротив друга и были удивительно похожи. Обе сухопарые, с длинными седыми волосами и ремешками на лбу, в безразмерных рубашках с вышивкой в виде цветов, слаксах, шлепанцах и в миллионе — на двоих — фенечек. Они одинаково поджимали губы, одинаково фыркали и щедро сыпали ругательствами, интимными подробностями и рок-цитатами.

Бабушки-старушки, м-да. И, тем не менее, они прекрасно освоили компьютер и прочие гаджеты, по электронной почте и скайпу делали выволочки Оззи Озборну за пьянки с дебошами и слали Дио рецепты народной медицины на основе меда, надеясь помочь ему одолеть страшную болезнь. Еще планировали попасть на концерт воссоединенной группы «Cinderella» и заодно отругать вокалиста Тома Кифера за долгое молчание — кажется, у одной из старушек был с ним стремительный роман или секс. Мало того, они взялись за неподъемное дело написания мемуаров о Вудстоке. Списывались с участниками и зрителями, рукопись пухла и пополнялась новыми деталями. Три дня великого фестиваля уже занимали более пяти сотен страниц текста и работа продолжалась.

Игорь не был ханжой. Его детство и юность прошли счастливо. В полной семье и с минимумом запретов. Только недавно, уверившись, что он не пропадет, родители мирно разошлись и разъехались в разные концы страны, обзаведясь там новыми семьями, сдав порядочным людям опустевшую квартиру — все равно Игорь жил в институтском общежитии. В итоге, денежки ощутимо пополняли его ежемесячный бюджет, а требование раз в две недели проведывать бабушку ничуть не напрягало.

Точнее, бабушек. Зинаида Никифоровна давно стала полноправным членом семьи, однако слушать сокровенные вещи да еще с детальными подробностями от убеленных сединами старушек было выше его сил. Травка, что бабушки растили в тайной теплице и регулярно курили, всегда держала их в тонусе и, что удивительно, они никогда не болели. Раз и навсегда вбив себе в голову, что все болезни от неправильного кислотно-щелочного баланса, сидели на железной диете, разве что иногда срываясь в жуткий жор вследствие обильного накуривания.

Пока Игорь предавался размышлениям, бабушки не на шутку разошлись, заспорив, в каком году Эрик Клэптон подарил свой «Fender» знаменитому лондонскому кафе.

«Это надолго», — опечалился Игорь, услышав, что они начали, как в юности, называть друг дружку Гердой и Бетти, и метнул кубик на стол. Тот повертелся и остановился на фотографии с Хендриксом. Старушки частенько играли в подобную игру, проверяя память, а заодно вываливая груду историй о той или иной звезде.

— Ага! — крикнула Герда — Ирина Андреевна. — Вот этой истории ты…

— Нет, я! — взвизгнула Бетти — Зинаида Никифоровна. — Игорьку интересно будет услышать, как Джимми поцеловал…

–…тебя в лобик, обозвал малолеткой и ушел, — закончила Герда.

— Не путай лобик с лобком! — торжествующе выпалила Бетти и выронила папиросу.

— Хендриксу некогда было заниматься куннилингусом со всякими там… Его хотела и ждала вся женская половина Америки! — победоносно выкрикнула Герда и рассмеялась.

— Да ты… Да как ты… Дура! И ничего у тебя не было с Сантаной. Врушка! Герда-врушка! — хихикнула Бетти.

— Ах, так?! Хочешь, докажу? — хохоча, вскочила Герда.

«А кто дедушка, так никто и не знает… Прикольно было бы, а вдруг… рок-звезда тех времен? Она ж беременной из путешествия приехала! Хотя сомневаюсь, обязательно сболтнула бы…» — подумал Игорь, осторожно разнимая старушек, краснея и стараясь поменьше слушать.

— Девочки! — строго прикрикнул. — Прекратите возню. Мне пора, так что наделите своим знаменитым вареньем и проводите.

Герда и Бетти мигом уступили место охающим и причитающим Ирине Андреевне и Зинаиде Никифоровне. Через пять минут, расцеловав помирившихся подружек и звеня банками, он их покинул.

— Как успехи в учебе и на личном фронте? — прокричали они напоследок хором.

Игорь неопределенно махнул рукой: «Никак!» Домик, где они жили, располагался на окраине города, и это было на руку. Можно без помех и нежелательных свидетелей проветрить от запаха травки голову и одежду. После визитов к бабушкам он чувствовал острую зависть. Они — такие цельные, самодостаточные, вечно укуренные, на своей приятной волне и совершенно счастливые.

Не торопясь, он пошел по улице, подставив ласковому сентябрьскому солнышку лицо. Ему нужно было еще собрать в парке по дороге и притащить в общежитие опавших, экологически чистых кленовых листьев. Ребята попросили. Для опытов!

Глава третья. Три как бы друга

Игорь к двадцати двум годам представлял собой типичный образчик определения «дерьмо в проруби». Ни особых интересов, ни привязанностей, ни целей. Немножко музыки, алкоголя, секса, ровного усердия в учебе. Следствием такого образа жизни стало то, что поначалу предложение институтских друзей его не заинтересовало. Добиться славы, пока есть время и возможность? А она, типа, специально лежит и дожидается? Как же, глупости все это!.. Однако друзья — Роман, Максим и Николай — стояли на своем.

— Три курса за плечами, не спецы, но в химии кое-что понимаем, — аргументировал Роман, самый активный из четверки.

— Нужно совершить открытие! — вторил ему верзила Николай — он недавно познакомился с одной незамужней журналисткой, поэтому жутко комплексовал из-за отсутствия денег для достойного ухаживания.

Максим — медлительный картавый коротышка, листая потрепанный журнал под названием «Самые большие пожары XX века», неожиданно предложил тему:

— Давайте изобгетем сгедство для тушения тогфяников!

Все сразу прямо-таки загорелись идеей толстячка, поэтому Игорю ничего не оставалось, как скептически ухмыльнуться и примкнуть к друзьям, чтобы те не обижались.

И пошло-поехало. Их комната в общежитии превратилась в небольшую химическую лабораторию. Досконально изучив существующие методы борьбы с напастью, друзья решили пойти своим путем — тушить органику органикой. Дело было за малым: разыскать органическую «подушку», изобрести химический состав для ее пропитки и заодно найти вариант связывания кислорода, чтобы задушить огонь.

Задача была со многими неизвестными, поэтому поначалу экспериментировали с пищевыми отходами, ведь органика должна быть доступна и бесплатна! Чуть из общежития из-за вони не выгнали, но все равно из задумки ничего не вышло. Потом перешли на отходы деревообрабатывающей промышленности — тоже, впрочем, впустую.

Были, однако, и маленькие победы. Вернее, одна, когда Ромке удалось подобрать химический состав, способный реакцией замещения связывать свободные молекулы кислорода. К сожалению, ингредиенты оказались весьма дорогостоящими, поэтому желательно было подыскать аналог попроще, то есть подешевле, а в идеале вообще бесплатно. В общем, скептицизма у Игоря не убавилось, зато нашлось, куда тратить свободное время…

И вот теперь очередь дошла до опавшей листвы. В парке, несмотря на выходной день и прекрасную погоду, народа было мало. Выбрав безлюдную дорожку, он двинулся по ней, глазами разыскивая самый, хе-хе, экологически чистый клен. Вскоре такой нашелся, а под ним лавочка, усыпанная желтыми пахучими пятипалыми лоскутами.

Воровато оглядевшись, он наклонился и принялся собирать букет из листьев, прикидывая, куда бы его спрятать, а то еще засмеют прохожие! Внезапно раздавшийся рядом крик его порядком напугал. Он живо уселся боком на лавку и сбросил охапку листьев под ноги.

Крик повторился ближе:

— Ушастик! Стой! Куда ж ты, дурашка, несешься?!

Игорь, словно нехотя, обернулся. В его сторону бежала девочка, а впереди несся щенок. Невообразимая коричневая мешанина коротких путающихся лап, длинных мельтешащих ушей и широкой, счастливой от полноты жизни, собачьей улыбки, обнажившей мелкие зубы, кубарем катилась на него и, судя по всему, останавливаться не собиралась.

— Дядечка! — задыхаясь, выкрикнула девочка. — Словите Ушастика! Он маленький еще, не укусит!

Игорь мысленно возмутился обращением, но все же привстал со скамейки, нагнулся, чтобы подхватить двумя пальцами живой комок звонко тявкающей энергии, и выпрямился. Щенок, опешив от такого грубого вмешательства в личную жизнь, обвис и описался, щедро смочив кучу листьев, отобранных для опытов.

Однако Игорь этого не увидел. Он во все глаза смотрел на приближавшуюся девочку. Да какую девочку?! Девушку. И это было только первым открытием. Каждое последующее отмечались громом среди ясного неба, ударом под дых, отвисанием челюсти и исчезновением способности ясно мыслить.

— Хозяева выбросили Ушастика на улицу! Ну не сволочи, а?! А ему в приюте не сидится, играть и бегать хочет! Представляете? — выпалила девушка, едва переведя дух, и уселась на скамейку.

Игорь обалдело выпучился на нее и медленно вертел в уме услышанное: «Приют, сволочи, играть. Какая прелесть!..» Он не смог бы сразу сказать, что в девушке нравится больше: стройные ноги, обтянутые голубыми джинсами, или яркий батник, чуть приподнимающийся на небольших острых грудках? А может, вкусный даже с виду рот с пухлыми губами или аккуратный носик с россыпью веснушек?… Чуть нахмуренный лоб над рыжеватой челкой?… Тонкие руки с возмущенно вздыбленным пушком и нежными пальчиками?… Маленькие родинки треугольником на шее?… Или, возможно, серые, слегка сонные глаза, которые казались беспомощными, доверчивыми, со скачущими в глубине чертиками?…

Все — и по отдельности, и в целом, — было прекрасно. Игорь едва не спросил: «Из какой сказки ты сюда выпрыгнула?» На голову девушке просилась соломенная шляпка. Просто вопила от желания… С чего бы?

Та, слегка смутившись от пристального разглядывания, грубовато поинтересовалась:

— Долго вы будете стоять столбом и держать его на весу?

«Всю жизнь!» — чуть не брякнул он и глупо чмокнул губами.

— Ой! — опомнился Игорь, когда щенок, устав скорбно таращиться и изображать спелый плод, извернулся и цапнул его за идиотски оттопыренный мизинец. — Возьмите, это ваше!

Девушка хихикнула и взяла на руки мигом успокоившегося щенка.

— Больно? — спросила она участливо.

Игорь не сразу сообразил, о чем речь, кивнул сначала утвердительно, а потом отрицательно, и спрятал руку за спину.

— Тогда спасибо и всего хорошего! — сообщила девушка, поднимаясь.

«Не-ет!» — Все мысли, кроме междометий и идиоматических выражений, выдуло из его головы.

Присев на корточки, девушка принялась надевать поводок на возмущенного щенка.

«Я хочу поцеловать ее в макушку!» — поразился он чудаческому желанию, но повода задержать красавицу не придумал, пока взгляд не упал на пакет с банками.

— А вы варенье любите? — непослушными губами просипел Игорь и, не давая ей опомниться, затараторил: — У меня бабушки варят изумительное варенье. С перцем! Сливовое, да. Пальчики оближете и добавки непременно попросите… Клянусь!

— Кто ж его не любит? — с любопытством посмотрела на него девушка и хмыкнула: — Да еще с перцем…

— Вот и договорились, — засуетился Игорь, протягивая ей банку. — Вот и увидимся завтра, и расскажете, понравилось или нет… Лады?

— Завтра? — с сомнением протянула девушка. — А давайте! В это же время на этом же месте!

«Разве я доживу?…» — счастливо удивился Игорь.

Девушка пошла по дорожке к выходу из парка, таща за собой упирающегося щенка, а Игорь так и остался стоять, не в силах согнать с лица глуповатое выражение. Обернувшись с лукавой улыбкой, она произнесла:

— Меня зовут Варварой!

— Хорошо! Очень рад! — выкрикнул Игорь и от избытка чувств подпрыгнул: «Так ты, значит, не небожительница!.. Что со мной? Я сейчас взлечу?…»

И только когда Варвара, наконец, скрылась между деревьев, он сорвался с места и побежал по ковру листвы в противоположную сторону, раскинув руки…

Глава четвертая. Четыре визжащих ножки

Внезапно раздался возмущенный визг ножек кушетки по кафелю. И-и-и, вз-з, тах!

Следователь беспомощно взмахнул руками, шлепнулся на пол и распластался в корявой позе, безобразно раскинув ноги. Папка, чудом не раскрывшись, полетела к Игорю.

Он вскочил и свирепо сжал кулаки. Авангард Иванович поднялся на карачки и принялся собирать куски развалившегося допотопного мобильного телефона, вылетевшего из кармана. Игорю до дрожи захотелось врезать ногой по оттопырившемуся тощему заду в залоснившихся брюках. Он даже отвел ногу: «Сволочь! Ну, сволочь же! До чего ж ты жалок!»

Из отделения выглянула медсестра, выпучила в ужасе глаза, рукой прикрыла рот и юркнула обратно.

«Такое сладкое воспоминание прервал, гаденыш!» — разъяренно подумал Игорь и опустил ногу. Он понял, почему так взъелся на бестолкового следователя. Тот своей безликостью и лезущей в глаза дешевой никчемностью буквально отождествлялся с образом жертвы. И словно просился: пни меня, врежь, унизь, растопчи… А у Игоря как раз было подходящее настроение как противовес невозможности помочь любимой. Плюс самодовольство от знания того, что следователь собирается закрыть дело, которое сам он почти распутал. И в ближайшее время поставит в нем жирную и кровавую роспись. М-да…

По лестнице загрохотали шаги, и в предбанник ввалился, шумно отдуваясь, толстый больничный охранник в камуфляжной форме.

«Медсестра вызвала, — сообразил Игорь. — Видать, подумала, что это я его приложил. Ха!»

Испуганно застыв, блюститель порядка, вооруженный только огромным пузом, неожиданно тонким голосом проблеял:

— Чего вы себе позволяете?

— А ничего! — кривя губы, ласково ответил Игорь. — Помогаем инвентарю выйти на пенсию.

Охранник не понял иронии и испуганно уставился на него маленькими глазками, чудом видневшимся в дрожжевом тесте щек. Следователь проверил исправность телефона и принял вертикальное положение.

— Извините, — пробормотал он, — я такой неловкий…

«По жизни причем!» — безжалостно додумал Игорь.

Охранник перепугался еще больше. Он обошел их вдоль стеночки маленькими шажками и нерешительно замер у дверей отделения. На его лице было крупными буквами написано желание оказаться за дверями.

«Граница на замке, — зло развеселился Игорь, — идиотина!»

— Вы бы вынесли мне… нам стульчиков, пожалуйста, — вежливо попросил следователь и посмотрел на Игоря.

— Обойдусь, — буркнул тот.

Охранник вздохнул с облегчением и скрылся в отделении. Передернувшись от отвращения, Игорь подал папку, стараясь не прикасаться к пальцам следователя. Протокол тот нашел и поднял сам.

Из отделения выглянул охранник и деловито уточнил:

— Без спинки подойдет?

Авангард Иванович благодарно кивнул.

— У вас куртка вымазалась, — сообщил Игорь.

Следователь ахнул и принялся стаскивать с себя верхнюю одежду. Игорь отвернулся. Отвечать на вопросы расхотелось окончательно. Он все еще находился под ярким впечатлением от воспоминаний знакомства с Варькой. Ноздри, казалось, вдыхают острый запах опавшей листвы… Перед глазами стоит ее улыбка… Щенок звонко тявкает и вертится юлой… А игривый труженик-ветер, выполняя поручение кокотки-осени, бесстыдно оголяет деревья… Мир бескраен и восхищает красками и жизнью… Жизнью!..

«Эх, Варька, Варька, что ж ты наделала?!»

Под холодным и бездушным светом неживых ламп Игорь не испытывал благодарности к следователю, вовлекшему его в пучину дорогих сердцу воспоминаний. Он знал, что дальше будет еще мучительнее. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы угадать следующие вопросы. К примеру, что было после знакомства? Этого служаку вряд ли заинтересует, а жил ли он до этого вообще? Прошедшие полгода по насыщенности и чувственности перекрывали всю прошлую жизнь. Есть что вспомнить и рассказать…

«Только не тебе, ментовская харя! Даже куртку хреново почистил!..»

Вышел знакомый, едва им не задушенный врач, и Игорь ринулся к нему. Тот отпрянул, схватился рукой за ворот пальто и выставил перед собой вторую, выпалив скороговоркой:

— Без изменений!

«Дать бы тебе больно! Домой он идет! С чистой совестью, гад!.. Сытно поужинает, у телевизора вальяжно развалится, жене пожалуется на усталость. А что — смену, сука, сдал!»

Охранник вынес покрашенный белой краской лабораторный стул. Авангард Иванович уселся, оттолкнулся ногой и крутнулся несколько раз, убирая высоту.

«Ты смотри, высоко ему! Вот же убогий!»

Охранник в задумчивости постоял возле останков кушетки и, повздыхав, поволок их вниз. Дорогой те провизжали свою лебединую песню.

— Вы не ответили на вопрос, — строго произнес следователь.

Скрепя сердце и зажав волю в кулак, Игорь упаковал самый счастливый день в жизни в несколько слов.

— Проживаете где?

— Общежитие химиков. Комната тридцать три.

— Не дома? — блеснул осведомленностью следователь.

— Квартира сдается. Родители живут в другом месте. Я студент, нужны деньги, — четко ответил Игорь.

Авангард Иванович понятливо покивал.

— А в комнате живете…

— Вчетвером, — закончил Игорь.

— Э-э, всегда?

«Урод!»

— Мы с первого курса вместе, — сообщил и мысленно добавил: «Бригада, ёпта!»

— Так это ж открытие, по торфяникам, вы сообща и совершили? — пораженно вскинулся следователь.

«Переигрываешь, падла! — холодно подумал Игорь. — Ты прекрасно знаешь, что, как и когда. Твои подельники уже были в институте, как ищейки вынюхивали по общежитию, даже в деканат заглядывали, недоноски!»

Ослепительно скривившись, кивнул, прикрыв глаза. В тот день, кроме знаменательного знакомства, произошло еще одно важное событие.

* * *

Общежитие встретило Игоря знакомым галдежом жизнелюбивых студентов. Диско, рок, рэп и блатняк смешались с запахами жарившейся картошки, недорогого парфюма и мощного перегара. Взлетев по лестнице, он остановился. Дверь в их комнату оказалась распахнутой.

Игорь вошел. Телевизор в беззвучном режиме гонял картинки, из динамиков общего компьютера звучала нейтральная, потому что музыкальные вкусы у всех разнились, Энн Леннокс, а стол для опытов, всегда уставленный пробирками, спиртовками и ретортами, был наполовину расчищен. В открытом окне маячил Ромка, смотрелся в карманное зеркальце, смазывал чем-то физиономию и сдавленно ругался сквозь зубы. Невозмутимый Николай боролся с узлом галстука, раз за разом терпя поражение. Максим неумело елозил веником, собирая осколки пробирок, колб и реторт в кучу. Игорь принюхался. Отдельный запах из миллиона компонентов, витавших по общежитию, вычленить было сложно. Впрочем, определенно пахло нехорошо.

— Дерьмо, что ли? — спросил он Николая.

Тот, сделав многозначительную мину, показал глазами на возмущенный Ромкин тыл. Максим головы так и не поднял. Приблизившись к столу, Игорь шумно втянул воздух.

— Точно, дерьмо! Объясниться никто не желает?

— Гомка попгобовал погаботать с новым компонентом, — соизволил отозваться Максим.

— Органика! — добавил, усмехаясь, Николай.

— И каковы результаты? — улыбнулся Игорь.

Его буквально распирало. Он любил сегодня всех и способен был обнять весь мир.

— Пегебогщил с огнем и пгочим, — поморщившись, уныло сообщил Максим, незаметно смахнув веником часть осколков под свою тумбочку.

Игорь покачал укоризненно головой и жестом велел, мол, выметай обратно. Максим вздохнул и отправился по соседям в поисках совка. Николай в сердцах отбросил галстук и с любопытством покосился на пакет Игоря.

— Бабушкино варенье — чур, одну банку не трогать, — и сдобных булочек купил. Налетай! — потребовал он.

Игорь как самый финансово независимый никогда не жадничал. Впрочем, друзья тоже не наглели.

— Кленовых листьев принес? — Лицо Ромки было испещрено мелкими порезами. Видимо, колба взорвалась совсем близко. Больше никакого ущерба, кроме, понятно, уязвленного самолюбия, он не понес.

— Да сколько хочешь! — Игорь вывалил листья и ехидно добавил: — Экологически чистые, как заказывали-с.

Роман поддерживать ироничный тон не стал. Придирчиво покопавшись в ворохе, выудил пару наиболее сухих и принялся толочь их в фарфоровой ступке.

— Когда свидание? — завалившись в обуви на свою кровать, спросил Игорь.

Николай наморщил лоб и что-то в уме подсчитал.

— Дык вечером!

— А чего сейчас с галстуком возишься?

— Никто в общаге завязывать не умеет, а Коляну хочется выпендгиться пегед своей свигистелкой кгашеной, — просветил его неестественно оживившийся Максим, вернувшийся с совком.

Игорю в живописной трещине на потолке почудились контуры лица Вари, и он широко улыбнулся.

— Ничего она не свиристелка! — принялся защищать свой любовный выбор Николай.

— Хогошо, — покладисто кивнул Максим, покосившись на веник. — Одна из пгедставительниц дешевой пгодажной пгессы, угу? О, вагенье! Обожаю твоих бабуль! Посвататься, что ли, к Бетти? Кем я тогда тебе буду?

— А я попрошу усыновить! — поддакнул Николай.

Ничего сегодня не могло согнать Игоря с романтической волны. Он умильно уставился на туристический плакат, изображавший море, сливающееся с небом: «Точь-в-точь ее джинсы!»

Друзья продолжили беззлобную перепалку, поедая варенье и сдобу. Роман чиркнул зажигалкой и зажег спиртовку. Конфуз с предыдущим опытом не лишил его исследовательского азарта.

Игорь сладко ежился и прокручивал в голове фрагменты знакомства в парке. В комнату заглядывали однокурсники, клянча варенье и требуя совок обратно. Николай, занимавшийся штангой, быстро убеждал, что на самом деле сладкого им не хочется, а наводить порядок и подавно.

— Пацаны!.. — отставив реторту, ошарашено проговорил Роман и вытер пот со лба.

— Еще дегьмеца? — осведомился Максим, слизнув языком капельку варенья в уголке рта.

— Ч-черт! Фигня какая-то получается… В смысле, не фигня, а… Блин, не может такого быть!

— Внятней излагай, — пробасил Николай, вышвырнув последнего голодающего и закрыв дверь.

— Не получится… — обалдело промямлил Роман и, схватив еще несколько кленовых листьев, быстро просушил их на спиртовке и стал толочь в ступке.

Отрешившись от всего, Игорь прижал к груди подушку и раздумывал, куда бы пригласить Варю на следующем свидании: в кино или кафе.

— Да что случилось? — Друзья столпились за спиной Романа.

— Ничего! Разве… Короче, опыт удался.

— Так это же отлично! Кгасавчик!

— Опыт удался, — повторил Ромка, — с той лишь разницей, что быть такого не может…

— Я сейчас врежу, — предупредил Николай.

— Тупо торф, тупо кленовый лист. Все. Готово!

— Не понял?!

— Не вгубаюсь…

— Смотрите! — сказал Роман, снимая со спиртовки вторую реторту. — Здесь ничего. Видите?

— Ну!

— Добавляю реактивы, — мерной ложечкой отвесил на глазок нужное количество и засыпал в реторту. — Реакция есть?

— Нет, — хором ответили Николай и Максим.

— А в первой реторте реакция была без добавления реактивов! — многозначительно произнес он и резко повернулся к Игорю. — Эй, лишенец, где листья собирал?

— Отвали, — нежно ответил Игорь, витая в грезах.

— Коля, ты, помнится, грозился врезать? Действуй!

— Просто так? — засомневался Николай.

— Не просто так, а по теме, — подбодрил Роман. — Некоторые листья пропитаны каким-то составом, и я хочу знать, где растет тот клен кудрявый!

— Игогек! — позвал Максим.

— Отвянь.

— Игоре-ек! — Николай по складу ума и характера предпочитал вторые роли.

— Ну что вам надо?! — возмутился Игорь и повернулся в их сторону.

— Где клен, с которого ты приволок листья?

— В парке, возле дома бабушек. Сами ж хотели оттуда!

— Собирал под деревом или из кучи?

— Под деревом!

— Врешь! — крикнул Роман. — Колись! Открытие из-за тебя срывается!

— Чего-о? — приподнялся на локте Игорь.

— Всю хронологию. Быстро! — решительно потребовал экспериментатор, пока Максим с Николаем крутили другу руки.

— Гады! — взвыл Игорь. — Стараюсь тут, а вы!.. Сатрапы!

— Я внимательно слушаю, — Ромка подвинул стул к кровати.

Как ни изворачивался, а про встречу с Варей пришлось рассказать. Хронология, мать ее!

— И все? — недоверчиво переспросил Роман.

— Ну был еще щенок бестолковый.

— Так это он тебя цапнул? — кивнул на его мизинец Роман.

— Кто ж еще!

— Не пойму, — разочарованно развел руки Ромка. — Откуда тогда на листьях непонятный состав? Ты точно все рассказал?

— Да-а… — попытался вывернуться из крепких рук друзей Игорь, и застыл, пораженный воспоминанием.

— Давай, излагай, — нетерпеливо потопал ногами Ромка.

— Щенок надул! Точно. Я его, неугомонного, на вытянутой руке держал. А он уписался со страху, видать. И прямо на кучу листвы. Да! Больше ничего не было!

— Какой из себя щенок? — напустился Роман.

— Погода и возгаст? — не отстал Максим.

— Что он ел? — брякнул Николай.

— Не знаю! — подумав, ответил на все три вопроса Игорь.

— Блин! — резюмировал Ромка и махнул рукой. — Отпустите этого кинолога доморощенного… Когда, говоришь, следующая встреча?

— А зачем тебе?

— Пойдем вместе! — отрезал тот. — На щеночка посмотрим заодно. Девушка, я так понимаю, в собачьем приюте работает? Значит, даст нам животное на несколько дней.

— Ни за что, — раздельно прошипел прямо в лицо другу Игорь. — У меня чувства, может быть, серьезные к ней, и возиться со щенком я не буду, и вам не позволю маячить и все портить. Железно!

— Хорошо, — слишком уж быстро согласился Роман, почесав макушку. — Значит, все сделаешь сам. Пойдет?

— А не проще по сети порыскать и самим узнать состав собачьей мочи? — предложил Игорь и удивился своей сообразительности.

— Это… э-э, само собой, — смутился Роман и тут же попытался спасти лицо: — Но и от питания, знаешь ли, много чего зависит.

— Они едят сплошные консоме и дюфлопе, — издевательски сказал Игорь, встал, поправил одежду и пошел к выходу, напоследок с обидой бросив: — Ни славы мне, ни почета… Друзья, блин, называются!

Его снова повалили, только уже на кровать Максима.

— Чего хочешь, герой? — торжественно потребовал Роман.

— Ты — говнюк! — пожаловался Игорь.

— Согласен! Ну так что?

— Продолжай опыты, — для вида выдержав паузу и получив в бок от Николая, ответил он, — закрепляй результат.

Тот понял требование буквально и побежал к столу.

— Макс, а ты мне… — Игорь совершенно не находил поручений для друга и получил еще раз в бок от нетерпеливого Николая.

Удар пошел впрок.

— Ой! Помнишь, ты давал слушать группу лирическую? По-моему, «Поэты осени» называлась…

— Ага, — осклабился тот, — «Poets of the Fall». Я тебе целый диск с их лучшими песнями набью.

— А с тебя, Коля, — разошелся Игорь, — дюжина роскошных роз!

— Дык дорого, — поник друг.

— Не мелочись! За открытие нам премию дадут, да, Ромка?

— Зубами выгрызу, — сосредоточенно процедил тот.

— Музыку и цветы — на завтра, а открытие… — Игорь ухмыльнулся, — можно и сегодня.

Тут Роман не выдержал и бросился на него. На помощь ему — Максим и Николай. В дружеской потасовке пострадала лишь кровать, тоже, кстати, издав несколько душераздирающих звуков.

— Только молчок! — отдышавшись, приказал Роман, приложив палец к губам.

— Нас точно ждет признание? — шепотом уточнил Николай.

— Не исключено, — ответил Роман.

— Это хорошо! — обрадовался Николай.

— Жугналисточка твоя будет, гучаюсь, — хихикнул Максим.

Позже купили водки, тайком пронесли и, э-э, тихо выпили. За успех!

Ромка под общий хохот рассказал, как добывал органику из мужского туалета. Максим, близоруко помигивая, скачивал заказанную музыку и бросал ее на флешку Игорю. Немного побуянив в общежитии и собрав на пиджак побелку со стен, Николай в женских вьетнамках ушел на свидание. Блаженно раскачиваясь на стуле, Игорь скрипел так и не собранным стеклом и склонял на все лады имя девушки: Варя, Варюша, Варюня, Варюнька, Варюшечка, Варварушка, Варька, Варечка, Вареньице, Варенюшенька… И все выходило ласкательным. Неужели хватит на всю жизнь?

«Женюсь!» — решил неожиданно, испугался, рассмеялся и улегся не в свою постель.

Окольными и травматическими путями Максим добрался до него, сунул флешку и наушники, потребовав: — Сними пробу! — и тут же обессилено задремал, пуская слюну.

Игорь долго недоуменно вертел флешку, пока не сообразил вставить ее в мобильный, а наушники — в уши. Вскоре, качаясь на волнах алкоголя и бурных фантазий, поплыл вслед за музыкой. Постепенно с ним происходила непонятная трансформация. Грезилось, будто он как никому не нужный сломанный робот тихо ржавел и доживал на свалке. И тут пришел кто-то — любовь?! — и смазал маслом сочленения, отскоблил ржавчину и вправил шарниры, подарив новую жизнь. И все заработало в полную силу. Он ожил, обрел смысл, увидел цель.

Музыка была великолепна. Совпадала с его внутренним ритмом и тактом сердца. Мягко ложилась и нигде не жала. Наполняла его изнутри. Игорь с восторгом обнаружил в себе почти нетронутые запасы нежности и сентиментальности.

«Точно женюсь!» — окончательно расхрабрился он. Перед глазами вспышками проносились кадры возможного будущего. Вот Варя в свадебном наряде и смешным маленьким букетом, вот она же, забравшись с ногами в кресло, вытирает покрасневший от насморка нос платочком и забавно чихает… Их будущий первенец в выпуклом животе и тихая гармония в серых с зелеными точками глазах Вари… Первая морщинка в уголке ее рта… Заполошные сборы сына в первый класс… Чуть погрузневшая Варя сменила прическу… Она же призывно смеется, протягивая к нему руки… Бурный скандал и трепетное перемирие под тихие стоны и скрип кровати… Варя-бабушка… Они сидят за обеденным столом в окружении детей и внуков…

Из мизера знакомства и всплывшими из подсознания клише Игорь нарисовал, богато раскрасив, будущее счастье и заснул, напоследок подумав: «Непременно женюсь. Этого хватит на всю жизнь…»

Глава пятая. Пятая спица колеса

— Молодой человек, эй?! — Игоря потормошили за плечо, он вскинулся. — Вы меня совершенно не слушаете! — обидчиво выкрикнул следователь. — Я все понимаю, но нужно быть более ответственным…

«Век бы тебя, недоделанный, не слышать!.. Ты настолько равнинно никчемен, что зацепиться можно лишь за бугорок незаслуженного имени. Тьфу!» — свирепо ругнулся про себя Игорь, с тоской провожая уходящие на задворки сознания лучшие воспоминания, и процедил вслух:

— Извините, задумался. О чем вы спрашивали?

Из отделения никто не выходил. Тревога вновь привычными тисками сдавила голову: «Живи, Варька! Наперекор прогнозам! Борись!»

Нестерпимо захотелось позвонить бабушкам. Вылить горе, повыть, поплакаться в трубку. Они бы поддержали, дали совет, успокоили. Он сунул руку в карман куртки и потрогал плоский прямоугольник мобильного телефона.

«Нельзя! — приказал себе. — Нужно терпеть!»

— С учебой как дело обстоит? — словно издалека прорезался голос пятой спицы в колесе, то есть Авангарда Ивановича.

— Почти хорошист, — выдохнул Игорь.

«Он что, специально довести меня хочет? Еще пара подобных вопросов, и я его попросту задушу, падлу! — представил, как пальцы сжимают тонкую цыплячью шею следователя, и немного воспрянул. — Все равно буду уходить в карманы воспоминаний. Тебе ж, чума блеклая, лучше будет — и я не свихнусь, и ты цел останешься».

За гневными размышлениями он не обратил внимания на то, что Авангард Иванович пристально и со странной улыбочкой его разглядывает. Следующий период ожидания новостей о состоянии Вари — Игорь не назвал бы его временем, — прошел под непрерывный аккомпанемент вопросов следователя и зарядами снежной крупы в окно.

Заряд, ш-ш-пах, вопрос, заряд, ш-ш-пах, вопрос. Увлекательно до тошноты…

Игорь прекратил изучать сосредоточенную физиономию Авангарда Ивановича, выяснив, что его раздражает в нем абсолютно все, и переключился на входящих в отделение врачей и медсестер. Вглядываясь в лица, он гадал, кто из них принесет радостную или печальную весть.

Особенно, еще утром, запомнился один врач. Легко взбежав по лестнице в распахнутой на объемистом животе дубленке и сдвинутой набекрень шапке, тот дохнул ядреной смесью чеснока и алкоголя, подмигнул и потребовал сигарету. Закурил, блудливо проводил взглядом аппетитную фигурку девушки и с ходу рассказал анекдот. Игорь упустил суть, но вежливо покашлял. Отсмеявшись и вытерев слезы, врач посоветовал держать хвост пистолетом и скрылся в отделении. Вскоре оттуда донесся дружный смех. И Варя не кричала… в этот раз.

«Вот бы… Он бы!..» — Игорь немного зарядился надеждой, вспоминая толстяка, и довольно бойко ответил на несколько вопросов следователя. А тот, словно специально, к главному решил идти окольными и очень извилистыми путями, покрывая бесконечный протокол бисерными закорючками. Пытка продолжалась.

Заряд, ш-ш-пах, вопрос, заряд, ш-ш-пах, вопрос.

Как назло, сосредоточиться на воспоминаниях не получалось. Перед глазами стоял врач — вот он выходит торжественно, смотрит так, по-доброму, и говорит: «Кризис, к счастью, миновал. Будет жить!» Или — распахивается дверь, и толстячок вопит счастливо во всю глотку о чудесном исцелении Вари.

«Э-эх, если б желания исполнялись, то Варька жила бы вечно и без болезней!» — подумал, тыча носком ботинка в створку лифта. От скуки и тоски не заметил, как начал детально отвечать на вопросы следователя. И не сразу спохватился.

«Это формальность, не гони!»

Через пару вопросов все повторилось. Игорь с удивлением обнаружил, что цветисто рассказывает о своих с друзьями тупых шутках над занудной преподавательницей по биохимии. Смешав древний фиксаж с гидропиритом, устроили под ее столом такую невыносимую вонь… А в аудитории студенты морщились и недоумевали, робко выдвигая версии о том, что она переела гороха. Хе-хе.

«И давно я так откровенничаю? — подумал он, подозрительно покосившись на следователя. Авангард Иванович старательно заполнял протокол, невинно высунув кончик языка. — Вроде не сболтнул ничего лишнего…»

Однако впредь за речью решил следить. Что за атавистический страх и неестественная болтливость перед представителями карательных органов? Память предков, блин! Не те времена, черт подери!

— Прописаны где?

Ш-ш, пах. Игорь сообщил.

— Кто еще… Ой! — Авангард Иванович вскочил со стула, суетливо дергаясь, подошел к нему и виноватым шепотом спросил: — А где здесь туалет?

Инстинктивно отшатнувшись, он ответил:

— В отделении есть. И на первом этаже. Слева от входной двери.

— Я отлучусь на минутку, хорошо?

«Да вали уже! — Следователь скоренько засеменил по ступенькам. — Припекло, видать, сильно. Ишь, папочку забыл прихватить… Глянуть, что ли?»

Внезапно его внимание привлекло движение за окном. Даже не движение. Что-то… О… Ах! Невесть каким образом ветром к стеклу приложило пятерню ярко-желтого кленового листа…

Игорь застыл, мгновенно погрузившись в воспоминания.

* * *

На следующий день после грандиозного открытия и, соответственно, попойки Ромка потребовал, чтобы на свидание Игорь непременно пошел в самом лучшем виде. И тут же решительно взялся за дело, бросившись шерстить общежитие на предмет одежки. Его стараниями комната в мгновение ока превратилась не то в склад ненужных вещей, не то в лавку старьевщика — это как кому нравится.

Игорю идея не пришлась по душе. Он решил выглядеть как обычно. Пускать пыль в глаза и чувствовать себя неуютно в чужих вещах не хотелось. Если б не Николай, пообещавший самый лучший букет цветов, за которым и сгинул на полдня, Игорь давно бы перестал изображать припадочный манекен и открещиваться от подношений.

Максим, умница, в последний момент успел спрятать опытные образцы в тумбочку и выложить на стол кулек окаменевших сушек. Изобретения нужно беречь, иначе сопрут!

От волнения и переживаний на Игоря напала икота и нервный почесун. Ромка орал, чтоб стоял на месте. Однокурсники хохотали и разве что пальцем, как в чучело, не тыкали. Наконец в комнату ввалился Николай с широкой улыбкой и цветами. Сдернув с себя чужие вещи и подхватив свой легкий пиджак, Игорь как был в джинсах, футболке и мокасинах, так и бросился прочь. Вот же морока с доброхотами! Остановившись у входа в общежитие, надел пиджак и провел руками по волосам. Готов? Готов!

Конец ознакомительного фрагмента.