Отремонтированный снег

Юрий Татаренко, 2023

В сборник «Отремонтированный снег» вошли стихи, опубликованные в популярных литературно-художественных журналах: «Наш современник», «Сибирские огни», «Бельские просторы», «Южное сияние», «Байкал», «Начало века», «Образ», «Складчина», «Традиция и авангард», а также – в крупнейших периодических изданиях: «Литературная газета» и «Независимая газета». Стихи прозвучали на литературных фестивалях в Уфе, Москве, Липецке, Самаре, Братске, Махачкале, Мурманске, Новосибирске, Ленинске-Кузнецком и Коктебеле. «Отремонтированный снег» – синтез искренности, рефлексии, чувственности и созерцания. Сборник адресован ценителям и поклонникам современной поэзии.

Отремонтированный снег

Десять строк про одну семью

За свет внесешь очередной платеж,

Рутиной суетливо коронован, —

И вдруг одну простую вещь поймешь:

Приснишься морю — примет как родного.

Поедем в Крым: Гурзуф, Мисхор, Форос,

Инжир на ужин, но на завтрак — каша…

И сам себе ответишь на вопрос:

«А есть ли смерть?».

Чужая — есть.

Не наша.

Пленэр в Крыму

Ни синевы, ни совести, ни страха

Не видно за табличками «Жилье».

На солнце кошка разлеглась, и странно,

Что наплевать собаке на нее.

Ни капли снега на покатой крыше.

Ни грамма листьев — дерево цветет.

У мускателя — цвет и запах свыше.

У двух бокалов — допуски на взлет.

Раскрыл окно — как будто сдал экзамен,

Расправил грудь, как греческий герой…

И плыл февраль у нас перед глазами.

И выстужался домик под горой.

Феодосия

Снежинки над морем —

Соленые, пахнут рыбой.

Молчащая чайка

Летит параллельно дну.

И ржавчина красилась —

Скучно быть просто рыжей.

И сглатывал камень,

Как мог, не свою слюну.

И лето нескоро.

И будет песок в морщинах.

И вылетит пробка,

И сыр прильнет к лавашу.

И все повторится.

Но тот, с бородой мужчина

Приедет с другою.

И море поднимет шум.

Сутки с любимой

Улочками Гурзуфа

В горы не допыхтеть.

Сон про вулкан Везувий

Видит гора Медведь.

В цель посылает стрелы

Крымская темнота.

На берегу не встретить

Ксений, Марин, Наташ.

Сытым февральским морем

Налюбовалась ночь.

Скинул сто тыщ калорий

Стонущий осьминог.

Завтрак — бокальчик брюта —

С видом на гаражи.

Кошка с набитым брюхом

Облако сторожит.

Полная вазочка яблок.

Сыр не похож на еду.

Спят — не вкусившие Ялты —

Двое в ничейном саду.

Весна в Гурзуфе

На снимке облако завалено.

И склон горы не слишком крут.

Меж молоком и наковальнями —

Волны новорожденный жгут.

Приблудный пес сидел на пристани —

Ошейник некому надеть —

И в море всматривался пристально

В надежде вьюгу разглядеть.

Длинный день отъезда

Черное море под Крымским мостом —

Цвета Невы.

Серые камни под стать тополям —

Все без листвы.

Руки не мерзнут, а вроде пора —

Скоро январь.

Завтра любимой с улыбкой скажу:

«Рыбки пожарь».

Брошу монетку голодной волне —

Крым, отпусти.

Нет, не десятый — четвертый стакан.

После шести.

В километре от Карадага

У фабрикантов грез кончаются заводы.

Волошин сделал вид, что вновь не при делах.

И наглый черный кот ударился в зевоту,

Услышав разбитных подвыпивших девах.

И волны шелестят. И всё не слава богу.

Как после смс: «Успела на метро».

И мыс Хамелеон своим шершавым боком

Ни капли не похож на гладкое бедро.

Читатель винных карт дорос до детектива.

Меж небом и землей вдруг шире стала щель.

Сапожник без штанов. Фотограф без штатива.

Еще и склад закрыт потерянных вещей…

Башкирская смена

Виднеется море сквозь сосен чужой аромат.

И море чужое, и цвет его — полузнакомый.

Сданы и забыты английский, термех, сопромат.

Прольются стихи — от Кабанова до Минакова.

Закатно-мускатное прячется между камней.

Назвать их своими не сможем мы даже по пьяни.

Волна финиширует вполоборота ко мне.

И ты начинаешь: «А помнишь, на сплаве в Бурзяне?..»

Гурзуф

Идти вдоль моря, думать в вышину.

Забыть о том, что отпуск — это быстро.

Весь день искать то тень, то тишину.

Минуту счастья людям надо выстрадать.

Барашки замерли. Бегут года.

Осталась недочитанной газета.

Уже не минеральная вода

В твоем стакане из-под винегрета.

Мороженое стоит сто рублей.

Тяну коктейль, к нему охладевая…

Как не бывает детства без соплей,

Так у соплей, блин, детства не бывает.

Разлегся кот — не загорел живот.

Мы сторожим хозяйские простынки.

И наполняют новенький блокнот

Короткие стихи — зато простые.

14 июля

У каждого облака — запах свободы,

Едва различимый с вершины горы.

И нет путешествия — лишь эпизоды.

И предощущение дикой жары.

Весь мир — это карий и желто-зеленый.

За шторами носится облачный пух…

А что остается рабам и влюбленным?

Лишь пиво на вечер да море на слух.

Песочная бухта

На Черном море набело живем.

Черновики изучит мегаполис.

Задумаемся. Каждый о своем.

Каренина не бросится под поиск.

Допито белое. К тебе прильну.

Допито красное. Ты смотришь сонно.

А солнце через час пойдет ко дну.

А мы останемся. Мы легче солнца.

Последнее тепло

К завтраку подано лето по-бабьи.

Белому синее не переплыть.

Будет на ужин картошка с грибами.

Сядем, помянем… Цветы не забыть.

Вышел во двор, почесал бороденку.

Кажется, все же пиджак тесноват.

Листья молчали друг другу вдогонку.

Мальчик счастливый кричал: «Истапат!»

Нижнее боковое

Поезд едет — да мимо вайфая.

Мимо леса, кустов и травы.

И дорога, как строчка, прямая —

Если не поднимать головы.

Мною издали интересуясь,

Звезды искоса смотрят в окно.

«Обнимаю, целую, любуюсь».

Не отправлено. Но прочтено.

Конец октября

Из Братска написать родному брату

Логично вроде — только вот о чем?

О том, что ночь подобна реферату

«Как разводить кусачих белых пчел»?

О том, что двадцать первый век — советский,

Но только без учебников и книг?

С вахтовиками выпить по-соседски

Уговорил нетрезвый проводник.

Тайшет

Мы прибыли на двадцать первый путь.

Я думал, их так много не бывает.

Рябины гроздья — как следы от пуль.

Здесь наготове держат неба вату.

Здесь осень — не по правилам игра.

И смайлики — безжалостней ОМОНа…

И разобьется вдребезги экран

Подаренного в пятницу айфона.

Октябрь. Восточная Сибирь

Семь часов до Читы.

Все вагоны пусты.

Наполняется кружка «Тархуном».

Не тревожить руды.

Просто жить вдоль воды.

Синева — то, что делает юным.

Обогнули Байкал.

Водки просит рука.

Сопки требуют криков с вершины.

Поезд молча идет

Мимо слов, мимо нот,

Мимо плача пожарной машины.

За окном Селенга

Не пустилась в бега.

Поседела до снежных повесток.

Все готово к весне.

И до кладбища мне —

Пара сотен недельных поездок.

Стоянка поезда

Садится зарядка. И сырники тают во рту.

И только метель набирает в ночи обороты.

И ложка в стакане моем — часовой на посту:

Весь день охраняла пакет, где твои бутерброды.

И хочется в трубку кричать: «Кто он? Вадик, Олег?

Зачем он тебе — непростой, несмешной, ненадежный?..»

Под нижнюю полку забился мужской интеллект.

И странно глядит проводница на термос таежный.

Осенний плацкарт

Билеты взял в один вагон.

Места не рядом.

Под полотенцем телефон.

А где зарядка?

Колючий свитер голубой —

До подбородка.

А между мною и тобой —

Перегородка.

А нетяжелый чемодан —

На верхней полке.

В нем разноцветная еда,

Бутылок покер.

А у соседей колбаса —

На загляденье.

И ровно через три часа

Твой день рожденья.

Сон

От Уфы до Москвы —

Не страшнее, чем пара ночей.

И в пустое купе

Пассажира втолкнет проводница.

На искусственной коже

Растают следы от ногтей.

Под колесами рельсы.

И этот секрет сохранится.

Звёзды царственней — в профиль.

И замерло счастье анфас.

И рука затекла,

Неспособная шелк от вельвета…

Пофонарь мне в лицо.

И не бойся зажмуренных глаз.

И запомни меня

В тишине отведенного света.

Перекати-поле

Ровно сутки пути не на скором.

Пассажирском? Да вроде того…

У земли за румяным забором

Не с закатом — с дорогой родство.

А ты ищешь родства с облаками

За слегка дребезжащим окном.

И разводит попутчик руками:

Извини, не запасся вином…

Отдаляется поезд от Крыма,

Приближается к звездной родне.

И зачем-то тушенка открыта.

А гляди-ка — осталось на дне…

Се ля жизнь. Аритмией задорной

Недоволен купейный ковер —

И мальчишка с трубою подзорной

Утаил, у кого ее спер.

Налюбуешься небом весенним,

Громко скажешь: «Пора на покой».

И не ясно, как в песне, соседям,

Почему я весомый такой.

Четыре чая в первое купе

Вот и первый облом: проводник — старый дед из тувинцев.

«Цель поездки?» — сурово спросил у меня одного.

Расскажу пассажирам про литсеминар с Ягодинцевой.

Выпускница мехмата отрежет: «Стихи — баловство».

Что ответить мне, братцы, на сей приговор Пастернаку,

И Есенину, и Мандельштаму, и много кому?

Прочитаю Кабанова — ночью, вполголоса, внаглую —

И добавлю, что снова недорого было в Крыму.

Этапы малого пути

Тра-та-та, тра-та-та, тра-та-тушки —

Пританцовывал поезд ночной,

И вжимались в Россию избушки

После слов: «Ну, еще по одной!».

И казалось мне, так будет вечно —

А потом там, где надо, сойду —

И рассматривал благоговейно

На каком-то погоне звезду…

Опустели плацкартные нары.

Загрустил засыхающий сыр.

И твердит проводница Гульнара,

Неприступная, как конвоир:

«Собирайтесь. На выход с вещами!» —

И начальника поезда ждет.

Листопад на свободе и счастлив.

Неужели и мне повезет?

Притяжение

В Тюмени всегда луна.

В Барабинске вечна рыба.

Приехали, пей до дна.

Я понял, за все спасибо.

А поезду дальше быть.

И ветру собой гордиться.

Она ждет его любым.

Его ждет назад столица.

Из школы вернулась дочь.

Таджики стригут газоны.

В России повсюду дождь

И счастье за горизонтом.

Рассвет

И снова ночью шел весенний дождь —

А ты его не видел и не слышал.

Не начинай любовь — и не умрешь.

Сухим не выйти из войны на лыжах.

Не открывай коньяк — ты не Колумб…

Разбить о стену три-четыре стопки.

Купить билет до станции Тулун.

И дальше ехать только автостопом.

Так доживу до будущей весны.

А может, и до лета — будет круто…

Прибавилось в плацкарте тишины —

На взгляд в окно и две бутылки брюта.

В наушниках Высоцкий и Тальков.

Учусь не спорить, кто всех гениальней —

Запоминать рисунки угольков,

Пить по колено в Тихом океане…

Обское море

Смотрит в воду сосна.

И вот-вот быть сосной перестанет.

Всё до фени волне,

Поедающей мокрый песок.

С утонувшей звездой

Я бы мог поменяться местами.

На недельку нельзя?

Ну хотя бы тогда на часок.

Никогда не встречались

Смартфон и стальная подкова.

Разошлись навсегда

Сложный мир и простой «Ундервуд».

Абсолютный абсент,

Абырвалг и, конечно, ab ovo

Переплавлены в текст,

Что позднее стихом назовут.

Середина лета

О, предпляжное волненье,

Трезвой жизни преступленье,

Но в конце концов накатишь —

Как волна и все вокруг.

В существа полунагие

Превращаются богини:

Если мысли стали вялы —

Значит, взгляд давно упруг.

Активировать архивы,

Архивировать активы —

Море этим беспрерывно

Занимается, не пьет.

Невеликое мученье —

Знать свое предназначенье.

Хоть и расплясались волны,

Но глядят всегда вперед.

Дикари

Прочитана книга — присыпан песком переплет.

Над соснами коршун в печальных раздумьях завис.

Закат заминирован. Тучей не тычь — звезданет.

И парусник вволю поплавает мачтами вниз.

Вчера в новостях президент по секрету сказал,

Что Черное море не черное, а новодел…

Разбилась волна — отказали опять тормоза.

Не думай о смерти, когда ты по пояс в воде.

Домик у моря

Завтра будет четверг.

Не уверен, но вроде бы он.

У заката во вторник

Был очень хороший стилист.

Все своим чередом.

То Селин нам поет, то Дион —

Про огромный «Титаник»

И очень короткий плейлист.

На веранде вино.

На руках — две семерки и туз.

И прикрыта луной

Неизвестного зверя нора.

У ночных поцелуев

Солено-расслабленный вкус.

Сосны много о чем

Напряженно молчат до утра.

Отпуск в Сибири

Обеднеет июнь —

На прощальный концерт соловья.

И прибавится синего

В небе над городом Бердском.

В чемодане моем

Вдруг найдется расческа твоя.

Ну а в книжном шкафу —

Мемуар об актере Хабенском.

Деликатно шуршит

На ветру от конфеты фольга.

От моторки безбашенной

Волны спасаются бегством.

Станет меньше воды —

На моих два широких шага.

И прибавится синего

В море под городом Бердском.

Нестабилен вайфай —

И в сердцах задремал ноутбук.

Всю неделю жара —

И с тарелок сошла позолота.

Вдоль заката и волн

Улетит эсэмэска на юг.

И окрасятся синим

Глаза голубые на фото.

30 июня, закат

Покашливал прибой.

Июньская простуда.

И паруса вдали —

Чужой парад планет.

Песок в моей руке

Возник из ниоткуда.

И замышлять побег

Ему резона нет.

На сердце нет степи.

Зарос проулок к морю.

И чайка носит звук

В соседскую кровать.

И солнце в облаках

Кривит слепую морду.

И я не вижу нас.

Июль. И наплевать.

Разлука

Солнце спрячется в завтрашний день —

И вода моментально остынет.

И словам станет попросту лень

К нам протиснуться сквозь запятые…

Дочитаю бутылку вина.

Откажусь от вишневого сока.

Если волнам давать имена,

Будет ночь. И не так одиноко.

Ночь на пляже

Июль… Огни погасли в доме.

И хочется смотреть туда,

Где между небом и водою

Не километры, а года.

И вдруг под крышею оконце

Сверкнет капканом на звезду —

И по песку канатоходцем

Вокруг тебя я обойду.

Увы, но лунные ходули

Пошли ко дну и в этот раз.

Когда-нибудь, в другом июле,

В другом раю окликнут нас.

Старый пляж

Рассветы делаются наспех

Из ночи в ночь, из года в год.

Тропа, затоптанная насмерть,

Уже толпой не прорастет.

На тумбе — невключенный чайник

Включен в программу «Смерти — нет!».

И явно что-то знают чайки

Про процедурный кабинет.

Я знаю, что любая пицца

Готовится за полчаса.

Но хочется не торопиться

Нырнуть, как в море, в небеса.

А волны ищут брадобрея.

А шторы смотрятся в окно…

И скачут белки по деревьям.

И строчки прыгают в блокнот.

На берегу

Лежат ключи — никто не подберет.

Темнеет сталь от солнечного света.

Гоняет ветер волны взад-вперед,

Едва размявшись на сосновых ветках.

Из детской жизни слезы вычитать

Научится трехлетняя Кристина.

В песок уходит белая мечта:

Фата и море трудно совместимы.

Ведро, совок. Неполная семья.

И королю не усидеть на троне…

Вот так заводят лето для себя —

А через пару месяцев хоронят.

Пляжное адажио

Горячий песок. Полупальцы. Поклоны.

Вот был бы доволен месье Петипа…

И учатся чайки не сдерживать стоны,

Отвергнув твое предложенье поспать.

Гордится футболка разводами соли.

На завтраке очередь. Новый заезд.

И море старается впитывать солнце,

Пока облакам это не надоест.

Обское море — 2

Не ножик в яблоко, а руку в декольте.

«Безумство храбрых» — песня не об этом.

Ты поняла, я не какой-нибудь Вольтер,

Что спьяну возомнил себя поэтом.

Не думай, милая, когда не при деньгах.

Свобода тоже стоит мани-мани.

Ручные шишки пусть валяются в ногах.

А мы с тобой на это — ноль вниманья.

Бушуют волны — Речкуновка не Форос,

Весь в белых кляксах синий лист тетрадки —

Ответа ищут на один простой вопрос:

«Скажите, как не скурвиться, ребятки?».

Но мы молчим, увы — как лист перед травой.

Закат в песок зароет недовольство…

А рядом сосны шепчут, ищут голос свой.

И вновь — под ветра чутким руководством.

В санатории

День играет соснами.

Сумрачный ампир.

Волны бьются сослепу

О бетонный пирс.

Мы живем привычками.

Но в июльский зной

Лермонтов не вычеркнул

Конец ознакомительного фрагмента.