Друганы. Рассказы

Юрий Сыров

Эта книга о мальчишеской жизни в средневолжской деревне. О тёплом, радостном, счастливом детстве. Для тех, кто помнит вкус и аромат хрустящей, белой от золы, с чёрными пятнышками впёкшихся угольков, корочки подового хлеба. Для тех, кто, продрогнув, влетал в сени, где бабушка сметала с него веником снег. Вбежав в дом, сдирал с себя обледеневшую одежду, прыгал на печь. Для тех, у кого самый дорогой человек детства – бабушка. Воспоминание о которой вызывает приятное томление в груди, грусть и слёзы.

Тюмка

Загребая дорожную пыль босыми ногами, будто по рассыпанной чёрной, горячей муке, задумчиво брели два закадычных другана: белобрысый, кругленький Митька и сутуловатый, худощавый, в неизменном чёрном картузе, Костька. Сзади телепался маленький — моложе друзей на целых два года! — семилетний Серёжка. Вдруг Костька резко остановился. Ужас отразился на его лице, будто он увидел саму бабу-Ягу в ступе.

— А-а-а… Ху-у! Робя-а-а! — прошипел он леденящим голосом. Мурашки побежали по спинам мальчишек. Они замерли и, открыв в ужасе рты, уставились на Костьку. Серёжка вцепился ему в руку, уставился на него немигающими, широко раскрытыми глазами и прошептал, прерывисто дыша:

— Костинька… Чё-ё?

Костька, будто очнувшись от оцепенения, обвёл мальчишек удивлённым — дескать: вы чё это так испужались? — взглядом, и спокойно протянул:

— У Варёночки яблоки — во-о! — и он развёл руки в стороны, показывая, какие огромные яблоки в саду его соседки — старой, сгорбленной старушки, которую все, и старые и малые, звали — Варёночка. Серёжка облегчённо вздохнул. Митька свирепо посмотрел на Костьку, открыл рот, но не найдя в своем лексиконе таких грозных слов, которых заслуживал бы Костька, зло сплюнул, мотнув головой. Но злость всё-таки просилась наружу, и он её выпустил, отвесив лёгонького подзатыльника… Серёжке.

— Ты чё….? — возмутился от неожиданности Серёжка. Митька немного замешкался с ответом, но природная сообразительность выручила его:

— А то! Ты вчерась Стёпку дразнил?!

— Дык все дразнили! А мне чё, нельзя?! — с негодованием выпалил Серёжка.

Степан Иванович — деревенский дурачок. Ума ему Бог не дал совершенно, но дал способность виртуозно играть на балалайке. Целыми днями Степан в любимой им солдатской форме, подаренной очередным демобилизованным земляком, шлялся по деревне и распевал под балалайку сочинённые им тут же частушки. Мальчишки любили подразнить его, но Стёпа сильно не обижался, только улыбался беззлобно, да ещё громче играл и пел.

Митька с Костькой Степана Ивановича не дразнили никогда, наоборот, часто сами заступались за него, отвешивая подзатыльники направо и налево (правда, только тем, кого сами не боялись).

— А вот Костинька, прохерссор твой, не дразнил! А знашь, чё не дразнил? А то, что сам знат, что ишшо дурней Степки во сто раз!

Серёжка предусмотрительно, зная по опыту, что сейчас с друзьями — начнётся, отошел в сторонку!

После недолгой перебранки и упоминания про недостатки всех их родственников, друзья, сжав кулаки, перешли к активной фазе скандала…

Всё это обычно быстро заканчивалось. И вот уже приятели молча, делая вид, что вообще незнакомы друг с другом, брели дальше. Расстроенный Серёжка то плелся сзади, то забегал вперёд. Пытался что-то спросить у друзей, как-то растормошить их: нужен был повод, толчок к примирению. И таким «поводом» мог оказаться он — Серёжка. Он знал, что иногда примирение у друзей наступало, когда они, отвешивая друг другу тумаки, вдруг сообща переключали злость на того, кто был рядом — ведь общий враг сближает больше, чем страстная любовь!

По дороге, поднимая вихрь пыли, нёсся мотоцикл. За рулём — участковый милиционер Тимофей Фролович, в народе попросту — Тюмка. Ну, вот он и «толчок»! Мальчишки прыгнули на обочину, пропуская мотоциклиста и, задыхаясь и отплёвываясь от пыли, начали поливать его всякими нехорошими словами. В этом соревновании — кто крепче и изощрённее выматерится в Тюмкин адрес — и наступило примирение. Больше всех радовался Серёжка. Он готов был целовать друганов от счастья!

— Робя! А меня на той неделе папка в Саранск с собой брал! — крикнул Серёжка, вспомнив, что так и не похвастался перед друзьями.

— Да ну! — восхитился Костька, — Митьк, видал? А мы с тобой сроду в городу Саранском не бывали…

— Ну и чё? Зато я с мамкой в Куйбышеве был, — пробубнил Митька, ещё не совсем примиряясь в душе с Костькой.

— Да, — продолжил задумчиво Костька, — Саранск — это те не деревня.

Серёжка гордо задрал голову, почувствовав свое превосходство перед старшими товарищами, и важно произнёс:

— Да-а, в общем, так себе… — потом встрепенулся, вспомнив самое важное:

— Вот! Тюмок та-ам… На кажном углу стоят!

Костька остановился, вопросительно уставился на Серёжку:

— А углов?

— Чё, углов? — не понял Серёжка.

— Ну, углов-то скока?! — кричал, закатившись от смеха, Митька.

Наступил окончательный мир, особенно радостный после скандала и потасовки!

— Да ну её, Варёночку! Давайте нони к нам в сад залезем! У нас яблоки — во! — и Митька развел в стороны руки — еще шире, чем недавно Костька.

Переполняемые счастьем друзья припустили по дороге, поднимая пыль выше, чем Тюмкин мотоцикл.