Кто убил Влада Листьева?

Юрий Скуратов (2011)

Кто убил Влада Листьева? По мнению автора книги, бывшего Генпрокурора РФ Юрия Скуратова, Листьев оказался в эпицентре политических и уголовных разборок. Он стоял поперек горла не только у мафиозных структур, но и у властной государственной верхушки. Его пытались сначала купить, потом — сломать, а когда не удалось ни то, ни другое, его убили. В книге вполне достоверно и убедительно дается ответ на вопрос: кто убил Влада? Однако данная книга — это не строго документальное произведение, и некоторые герои в нем вымышленные. В послесловии Ю. Скуратов пишет: «Следствие по этому делу не закончено, оно продолжается, и по понятным причинам я многого не могу сказать открыто. Потому и выбрал особую форму повествования — жанр романа, где можно было бы совместить подлинное с вымышленным, действительные фамилии с придуманными. Но почти у каждой придуманой есть свой реально существующий прототип».

22

Государственный советник юстиции третьего класса Георгий Ильич Вельский родом был из Сибири. Никогда не думал о том, что станет московским жителем и уж тем более — прокурорским работником. Он был человеком науки, специалистом по редкой ветке юриспруденции — государственному праву. Институт окончил на Урале, кандидатскую и докторскую защитил там же, места те любил, сжился с ними и не думал, что ему когда-нибудь придется перебираться в Белокаменную. Но жизнь, как говорится, индейка, а судьба — злодейка.

Его приметили… На одной из конференций, где ему довелось делать доклад. Потом взяли на карандаш на другой конференции. В результате через полгода вызвали в Москву.

Должность ему предложили такую, от которой отказываться было нельзя. Если откажешься — сам на себе поставишь крест и максимум на что можешь потом рассчитывать — на командование метлами да лопатами в какой-нибудь каптерке, в другие места путь уже будет закрыт. И не потому, что существовала, так сказать, жесткая государственная или партийная дисциплина, хотя и это тоже было, — существовали некие нормы, которые нельзя было нарушать. Нарушивший их делался своеобразным изгоем, человеком, которому обязательно надо показаться врачу-психиатру. Ну действительно, если человеку предлагают должность министра, а он начинает брезгливо морщить нос и махать руками: «Нет, нет, нет!» — как к нему после этого относиться?

В таких случаях относятся обычно как к больному. Так бы отнеслись и к Вельскому, если бы он отказался.

В результате Вельский очутился в Москве.

В первые месяцы он очень скучал. Ему казалось, что в Москве он обязательно задохнется, ему не хватало воздуха. Иногда ночью он просыпался от того, что нечем было дышать, в комнате плавает бензиновая копоть, смешанная с запахом горелой резины, горячего железа, расплавленной краски, еще чего-то, чему и названия не было. Лицо его было мокрым, и тогда он неслышно, на цыпочках, боясь разбудить жену, подбирался к открытой форточке, чтобы дохнуть немного свежего ночного духа. Вслушивался в ночные звуки, стирал ладонью пот со лба — свежего воздуха все равно не было, затем, устало махнув рукой, вновь забирался в постель. К утру надо было обязательно выспаться и иметь свежую голову.

После Урала, где даже и отношения между людьми были проще, честнее, добрее, чем в Москве, здесь все казалось иным.

Если Вельский шел по улице, то обязательно хотелось оглянуться — чудилось, что ему вот-вот кто-нибудь всадит сзади нож под лопатку. Это была Москва, ее жизнь, протекающая по формуле, рожденной, как потом понял Вельский, совсем недавно, в перестроечные — при Горбачеве — времена.

Старая Москва — в шестидесятые, в семидесятые, в восьмидесятые годы — была другой.

Как только по телевидению объявили о том, что убийцы Влада задержаны, Вельский огорченно покачал головой. Задержаны? Как бы не так! Убийства таких людей, как Влад, готовятся очень тщательно, и вот так, походя, на одном чихе, их не раскрывают. Попрыгунчи-ковы методы здесь не проходят.

И зачем так спешит, так торопится генеральный прокурор, Вельскому было непонятно. Генерального прокурора он знал, как говорится, постольку поскольку и не больше, только в той части деловых отношений, которые связывали руководителя отраслевого института с руководителем ведомства, имевшего титул больший, чем простой министр (генерального прокурора страны, старшего среди министров-силовиков, всегда негласно приравнивали к вице-премьеру правительства). Расстояние между директором института, однозвездного генерала, и генеральным прокурором, у которого по армейской иерархии этих звезд имелось в четыре раза больше, было таким, как от Земли до Венеры, поэтому Вельский относился к генеральному прокурору довольно настороженно. Старался к нему не приближаться и уж не дай Бог — попасть в его окружение… Вот уж действительно, живя в аду, не знаешь, как отвести душу, чтобы ее не захапал, не зажал в тисках кто-нибудь — дьявол или такой человек, как нынешний генеральный прокурор. Точнее, и.о. генерального прокурора. Вельский недобро усмехнулся.

И в человеческом плане, и в профессиональном их генеральный прокурор, извините, и.о. генерального прокурора был никем. И все-таки ошибки этого и.о. резали слух, глаза, мозг и вызывали ощущение досады.

Вельский пожаловался жене:

— Знаешь, временами мне так становится неприятно все, что происходит в нашей конторе, что хочется сменить работу.

— Терпи!

— Куда ни глянь — всюду одни спасители Отечества типа нашего генерального, только нет от них России спасения: думают они лишь о своем кармане да о том, как бы получше облизать задницу президенту… До всего остального им нет дела.

— Грубо как, Георгий.

— Это реалии, Лена, реалии нашей жизни, и голову от них, как страусу, не спрятать. Служить грешно, выслуживаться тошно. Противно все это. Устал я!

— Может быть, нам поехать отдохнуть?

— А что? — Вельский оживился. — Хорошая мысль! На Байкал. Рыбу на удочке половить, омулька на рожне отведать. А! — Он потер руки. — Чтобы не видеть всего этого, — кивнул на экран телевизора, — не видеть и не слышать. — В следующий миг лицо Вельского погасло, он вздохнул. — Только когда это еще будет… В июле, не раньше. А сейчас на дворе март.

Жена поспешила сменить тему разговора.

— Ну что, убийц Влада вроде бы поймали? Верно вещает ящик? — Телевизор она назвала модным словом.

Вельский не выдержал, усмехнулся.

— Это не убийцы Влада, это совсем другие люди. Просто наше ведомство расписалось в своей некомпетентности.

— А как же сообщения телевидения?

— Врет телевидение.

— А генеральный прокурор?

— И он врет. — Вельский не удержался и добавил: — Как сивый мерин. И верит в то, что говорит, — верит в собственное вранье. Тьфу! Настоящих убийц не поймали и, как мне кажется, вряд ли поймают.

— Почему?

— Да потому, что их просто уже нет в живых. По неписаным законам криминальной России эпохи Ельцина их не должно быть в живых.

— Куда же они делись?

— Лена, ты наивная… Куда, куда? Повторяю, их убили. А тела бросили гнить где-нибудь в подмосковном лесу.

— Жена невольно обхватила плечи руками, крест-накрест, словно ей было холодно.

— Страшно как стало жить…

— Вот именно — страшно.