Сортировка

Юрий Ра, 2023

Середина 80-х, Московская железная дорога. Попаданец в железнодорожника пытается вспомнить, чему его учили в институте, а потом понять – зачем это нужно в практической деятельности и нужно ли вообще. Заранее предупреждаю – вопросы останутся без ответов. Автор помнит, как выглядит интеграл и даже листал таблицы Брадиса в далеком детстве, картинок там не было. Нагнуть и превозмочь ему никто не даст, да он и сам понимает – не осилит.

Глава 2. Трудоустройство

— Раз я человек, то у меня есть родственники где-то. Может они здесь и живут, не стал бы я распределяться в какой-нибудь Нижнезадрищенск, логично?

— Нелогично — голос памяти был каким-то издевающимся и напоминал что-то совсем недавно пережитое, но напрочь забытое. — Ты идиот, если думаешь, что в СССР кого-то волнует дислокация твоих родственников. Понадобился где-то инженер путей сообщения одна штука, пульнули первого попавшегося, в данном случае тебя. И не факт еще, что ты реально понадобился. Могли и просто так попросить, от скуки.

— Это как? Что ты несешь, дорогая память?

— Плановая экономика, Петюнчик! План, трава, конопля, анашка, дурь, марафет… — улавливаешь тему?

— Нет. Про коноплю слышал, её выращивают. А про анашу только стишок детский. Малыши, малыши, накурились анаши! Тащимся, тащимся!

— Умничка, понял-таки специфику планового хозяйствования! Возьми с полки пирожок.

От этой мысли в желудке предательски заурчало. Петр вспомнил, что никакая мама его в дорогу не собирала, так что «тормозок» в дорогу ему никто не клал. И опыта взрослой и самостоятельной жизни у него — пять лет жизни в общежитии, впрочем и то опыт. Кстати, при мыслях о маме никакие струны в душе не задрожали, мысли о папе тоже скользнули как-то спокойно. Бабушка с дедушкой есть? Вроде есть, но память отметила этот факт также безэмоционально. Выходит, ни привязанностей, ни утрат, что Верхнезадрищенск, что Мухосранск — куда Родина кинула, там и прозябать буду, решил Петр. Он даже вспомнил, как вчера сдал койко-место в общежитии, и эту ночь провел в своей старой комнате на птичьих правах и чужой койке с матрасом, зато без постельного белья. Какие там пирожки в дорогу…

Если читателя раздражает такая неряшливая форма подачи мыслей главного героя то от первого лица, то от третьего, то все вопросы к Петру — он пока сам не понял, кто он и что такое. Прорвавшаяся из глубины души фраза «ни богу свечка…» показалась излишне эмоциональной и нелепой, но явно это какой-то ключ. Петр не раз уже ловил себя на том, что не очень уверен, что он это он, притом, что… личность пока не собралась в кучку.

Иду себе, дипломатом покачиваю, травинку в зубах грызу, пейзажем любуюсь. Пути железнодорожные справа тонкий аромат креозота испускают, коза на привязи посреди полосы отчуждения блеет, мужики в желтушках матерятся на бабку. Идиллия!

— Мужики, почто старушку костерите? Какое такое плохое зло она вам сделала? Вдруг решил вмешаться и спасти человека, хоть я и не Д*Артаньян, а бабка если на Констанцию и смахивает, то на долго и качественно пожившую, с солидным перепробегом после конца срока коммерческой эксплуатации.

— Уж не сомневайся, сделала! Жаба такая, уже третий раз сделала!

— Ироды, нешто я нарочно? Я козу пасу.

— Так что случилось, сограждане?

— Что?! Она нам в этом месяце кабель своей железкой третий раз пробивает! Мы ж только положили его, а ты гадина всё тыкаешь и тыкаешь стержнем в жилу! И как находишь только!

— Да колдунья она, мы таких раньше сжигали живьём!

— Ничего я не колдунья. Козу где-то пасти надо? Вот сюда и вывожу. А спицу, к какой козу привязываю, я втыкаю туды, где землица помягче. А не в ваш кабель говённый.

— Ага, а мягче земля как раз где мы её перекапывали при прокладке, говорю ж — ведьма. Вали отсюда со своей козой, чтоб больше не видели!

— Не ругайтесь на старуху, просто в милицию сведите, а там разберутся. Кто разрешил выпас в полосе отчуждения, зачем она кабель тыкает…

— Парень, ты шёл, вот и иди. Мы как-нибудь и без тебя, и без милиции порешаем всё.

И я пошел дальше на звук сигналов локомотивов, соударяющихся вагонов, непонятного бухтения под небесным сводом по громкой связи. Подъем на небольшой взгорок открыл эпичную картину — внезапно под моими ногами предстала станция почти целиком, ну или один из её парков. Кто знает, вдруг меня прислали на реально большой и серьезный объект. Хотя станционные пути и находились в ложбине, то есть под моими ногами, противоположная сторона пучка скрывалась вдали, а посчитать количество путей не получалось. Я начал считать, шевеля губами, сбился, снова сбился, а потом плюнул. Если возьмут работать, то всё в своё время узнаю. Еще во сне сниться начнет.

Звуки огромного железнодорожного узла нахлынули мощным валом, я утонул в этой какофонии. Было ощущение, что через какое-то время они станут для моих ушей что-то означать. Как по заказу мозг неожиданно начал их расшифровывать: вот маневровый локомотив продублировал гудком сигнал остановки, а это далекое шипение — работа вагонных замедлителей, и сразу божественный звук скрипки над всей станцией — стальные колеса пытаются вырваться из тисков этих самых замедлителей. «Ква-ква-ква-ква!» — маневровый диспетчер дал задание на перестановку вагонов, не доверяя хрипящей рации, висящей через плечо у составителя. Знамо дело, чем сквозь треск помех прорываться, проще ориентироваться на такое понятное «ква-ква-ква». Откуда я всё это знаю, я что, работал на станции в период практики? Кто я?

Я Фролов Петр, выпускник МИИТа и жертва косорукого архангела. У меня за спиной как два крыла две жизни: одна короткая и прямая как лом жизнь советского школьника, студента и физкультурника; вторая похожа на провода от наушников, засунутых в карман, в которой было всякое… Вторую вспомнить было интересно, но трудно. Раздваивались воспоминания о родителях, подружках, странные картинки из армии… Тот я служил что ли?! Промелькнул Ватикан и собор святого Петра, словно одна часть меня посещала его. Паломник? Дорогие иностранные машины, пальмы, непонятные явно порнографические кадры не то из жизни, не то из кино — интересно, но противно. Или наоборот, противно но интересно посмотреть опять…

Так вот почему как отрезало былые привязанности — призрак умершего человека поселился во мне. Абсолютно ненаучно, вразрез к классическим христианством, да и индуизм, насколько я про него что-то знаю, не предполагает реинкарнацию в живого взрослого человека. Жопа какая-то. Хотел поморщиться от такого неприличного слова, но понял — для духа слово не то что приличное, а чуть ли не термин. Интересно, давно ли он умер и где? Сколько лет он скитался неприкаянный? Может вообще, из Киевской Руси, нет из Киевской перебор. Точно, он из царской России, потому и на моление в Ватикан ездил. Летал? На аэроплане? Как на Боинге, вы что-то путаете, уважаемый призрак. Вы же в России жили, а там никаких Боингов и Мерседесов не было. Были, но не у всех? Что значит, не та Россия, которая была, но которая будет? Жопа какая-то у меня в голове, прости-господи.

Еще час ходу вместно копания в своей голове, от которого можно и глузду съехать, и завиднелся среди деревьев административный корпус станции. Ему его показали с третьего этажа поста управления всей станцией. Огромный как орган пульт управления на четыре руки привлекал больше внимания, но Петр одернул себя — потом насмотрится. Сейчас надо заниматься трудоустройством.

— Давай двигай, Петя, не заблудишься! — высокий и худой блондин с прической как у типичного африканца и носом достойным испанского идальго по имени Юра чуть ли не перекрестил выпускника института. Кстати, этот дежурный по станции был моложе Петра, но совершенно не испытывал никакого пиетета к своему будущему начальнику. Второй дежурный по имени Игорёк был таким же молодым, но еще более наглым.

— У вас все такие молодые работают?

— Ага! Третья же смена!

— И что?

— А, ты ж новичок. На узле сформировали сквозную комсомольско-молодежную смену во всех подразделениях из выпускников техникума. И вагонники, и локомотивщики — все молодежь, все друг друга знаем.

— И сильно косячите?

— Как накосячим, так и разгребем. Все друг друга прикрывают.

— Банда у вас, получается. Небось и путейцы в преступном сговоре.

— Типа того. А ты вроде шаришь. Работал на станции?

— Типа того.

— Усёк. Ладно, ты идти собирался, вот и иди, а то разбегутся лица, приближенные к начальству, оформиться не сможешь.

Но сразу уйти не получалось — Петр буквально прилип глазами к пульту. Огромная многосегментная тумба зеленого цвета как подкова охватывала кресла двух дежурных по станции. Сотни кнопок и лампочек, табличек и пломб на ней создавали ощущение чего-то сверхсложного в управлении. Сразу вспомнилось, как выглядят приборы управления современного пассажирского лайнера — в самолета все скромнее и проще в разы. Над пультом торчало несколько микрофонов, селекторный аппарат чуть не полсотни абонентов, три радиостанции. Пока Юрий общался с Петром по поводу административного здания, второй дежурный по станции буквально распластался над двумя рабочими местами, постоянно жал на какие-то кнопки и говорил, говорил, говорил по многочисленным трубкам и микрофонам, не выпуская их из рук. При этом жал на кнопки он вслепую, взгляд же Игоря был прикован ко второму блоку пульта — стальной стене размером десять метров на три, на которой светящимися ячейками были выложены все пути и стрелочные переводы станции, светофоры и переезды. Секции путей загорались то желтым, то красным, то гасли, светофоры перемигивались своими тремя цветами.

— Что, нравится?

— Ну дак, солидно! — Петр не покривил душой. Это было гораздо круче, чем симулятор истребителя или космического корабля в компьютерной игре.

— Ну-ка, что означает один зеленый и один желтый мигающий на входном?

— С полосочкой?

— С полосочкой.

— Поезд принят на бок по пологой стрелке, следующий светофор открыт.

— Молодец, будет из тебя толк!

— Да пошёл ты! Вернее я пошёл. — И Петр таки ушел от доморощенных экзаменаторов навстречу своей судьбе.

Первый этаж административного корпуса тонул в темноте, дверь на второй выглядела весьма непрезентабельно, а еще из-за неё тянуло сыростью и запахами душевой. И только третий этаж выглядел адекватно, а первая же дверь в коридоре имела табличку «Приёмная». Стандартная приёмная, которая неумело скрывалась за дверью, выглядела как классическая приёмная. В ней наличествовал стандартный шкаф, герань, стол с печатной машинкой и секретаршей, а также две двери с надписями «Начальник станции» и «Главный инженер». Секретарша была тут же атакована с натиском, достойным имперских штурмовиков при захвате «Сокола тысячелетия» под управлением Харрисона Форда:

— Начальник у себя?

— Работу докладывает.

— Что, сам что ли? С какого?

— Я хрен его знает тарщ майор. А вы по какому вопросу?

— На работу пришел оформляться.

— Да ну? Кем?

— Ну раз место начальника занято, буду замом.

— Ох ты ж! Что, сняли Валерку всё-таки? Ты по оперативной работе или по безопасности будешь теперь? С отделения дороги прислали?

— Бери выше. Из Москвы!

— Ох них! Ангидрид твою перекись марганца! А Николай Николаевич не в курсе!

И относительно молодая женщина немодельной внешности метнулась в кабинет начальника. А уже спустя три минуты Петр был приглашен в кабинет, отделанный панелями от шкафов перед светлы очи самого. Идущее селекторное совещание с отчетами о выполнении плана погрузки-выгрузки на станциях не стало помехой разговору.

— Так ты по распределению?! Какого хрена тогда мозги полощешь! Инку с панталыку сбил, она чуть на пороге не растянулась. Где вас только таких дураков находят? Один врет, другая бегает и орет как заполошная.

— Кому я врал?

— Ты сказал, что из Управления дороги приехал?

— Нет. Сказал, что из Москвы. Чин по чину, мол на работу трудоустраиваться.

— А чего она мне тогда по ушам ездила: Валерку сняли, нового зама прислали.

— Так я причем? Ваш кадр, вам виднее.

— Ты, я смотрю, тоже кадр.

— Тогда пошел я в кадры. Оформляться.

— Кем? У мен вакансий нет.

— А, вот и чудно. Давайте бумажку с печатью и подписью, что отказываетесь от молодого специалиста. Я тогда распределение аннулирую.

— Ага, разбежался! Меня ж потом с этим самым в отделении сожрут. Нет уж. Сейчас чего-нибудь придумаем.

— Придумайте. И жильём обеспечьте. И аванс с подъемными выпишите, чтоб я мог как человек устроиться в вашем Зажо… городе. У вас же город? Или в гостинице согласен пока пожить за счет организации.

— В гостинице? С этим не очень, то есть не так чтобы совсем, просто у нас её нет в городе.

— Совсем?

— А нахрена? Кто к нам поедет? Разве что вот такой как ты кадр. Дежурным по станции пойдешь?

— Так это не инженерная должность! Я что, за этим пять лет в институте знания получал?

— Вот тут ты ошибаешься, станция у нас внеклассная, так что на эту должность принимают специалистов с высшим или техническим образованием. Так что имею полное право.

— Ну ладно, для начала согласен дежурным.

— Э, нет, для начала ты составителем поездов побегаешь, станцию подучишь, специфику…

— А что сразу не с башмарей начинать? Или давай станционным рабочим, буду вагоны зачищать? Нет, товарищ начальник, на это я несогласный. Да и вы не имеете права молодого специалиста на рабочую должность ставить.

— Откуда вы такие грамотные вылезаете-то?

— Из института. Вы, Николай Николаевич, тоже МИИТ заканчивали?

— Не, я заочник. Всесоюзный заочный кончил.

— Ну тоже ничего. Кстати, про жильё я не шутил, обязаны как молодому специалисту…

— Не беси, а. Знаю, грамотный. Родственники у тебя тут есть?

— Мне еще тут родственников не хватало. У меня вроде все умные.

— Не дерзи, будет тебе общежитие. Но не сегодня.

— А сегодня мне где ночевать?

— В комнате матери и ребенка на вокзале. За мать ты точно не сойдешь, а за ребенка проканаешь.

— Не смешно. А я не шучу. Мы обычно одну комнату свободной держим. Перекантуешься денек-другой. Иди короче в кадры, мне сейчас работу уже докладывать!

Отдел кадров был дальше по коридору, а там Петр попал в руки крупной и добродушной женщины с такой подходящей ей домашней фамилией Окорокова. Документы Перта были взяты, изучены и переписаны. Пока кадровичка заполняла новенькую трудовую книжку, молодой специалист внезапно для себя выяснил, что является офицером. Из военного билета, который на полянке изучить Петя не удосужился, он узнал, что за время учебы в институте он успел стать лейтенантом запаса. Какие-то смутные воспоминания закружились в голове, причем черная железнодорожная форма сменялась мятой хэбэшкой без погон, а та аккуратно подогнанной и выцветшей солдатской формой с сержантскими лычками на погонах. Пальцы зашевелились, вспоминая порядок обращения с охотничьим ружьём, автоматом Калашникова, гранатометом РПГ-7, и почему-то сразу несколькими моделями пистолетов. Пролетело воспоминание радиолокационной станции, неожиданно укладывающей рельсошпальную решётку на щебеночную насыпь.

— Вводный и первичный инструктаж проводить?

— Да понятно всё, на головку не наступать, в просвет менее пяти метров не лезть, неисправными электроприборами ни-ни, услышав лай караульной собаки… стоп, это из другой оперы.

— Вот и умница, всему вас в вашем институте учили. Тогда распишись тут, тут, тут и тут.

— А тут за что?

— Не помню, все расписываются, и ты не умничай.

— Погодите, а чего вы меня учеником дежурного по станции оформили?!

— Так дежурным без сдачи экзаменов нельзя, милай. Отучишься, если потянешь, когда сдашь, тогда дежурным оформлю. Порядок такой.

— А оклад в полном объеме?

— Ага, размечтался. Семьдесят процентов и никакой премии, пока не сдашь. Но всё одно больше, чем у инженера, даже в учениках. А еще же и ночные!

Суровая проза действительности накатывалась и постепенно грозила утопить Петра в своей безжалостной пучине. Коды точек телепортации, внезапно всплывшие в памяти так отчетливо, буквально взывали к их немедленной активации, вот только ни одного намека на наличие кабин нуль-транспортировки жизнь не подкидывала.