Михаил Симонов. Жизнь и труды создателя Су-27

Юрий Остапенко, 2022

Тяжелый истребитель Су-27 – этапная машина в отечественном самолетостроении, и она в полной мере является детищем Генерального конструктора Героя Российской Федерации М.П. Симонова (1929-2011), без малого два десятка лет возглавлявшего ОКБ им. П.О. Сухого. Михаил Петрович Симонов вошел в историю авиации не только как создатель самого совершенного истребителя четвертого поколения в мире, целого семейства боевых «сушек», как их любовно называют летчики, разработанного на его базе (Су-30, Су-33, Су-34, Су-35), но и спортивных самолетов – Су-26, Су-26М, Су-29, Су-31, Су-49, на которых наши пилоты завоевали множество золотых медалей на первенствах мира по воздушной акробатике. Также он внес значительный вклад в создание фронтового бомбардировщика Су-24 и легендарного штурмовика Су-25 «Грач». В тяжелые для страны 1990-е годы Симонову удалось спасти уникальный коллектив суховцев от распада и выйти на мировой рынок вооружений с продукцией, которая была на голову выше, чем у западных конкурентов (до сих пор семейство истребителей Су-27 остается самым востребованным товаром на мировом авиационном рынке). «В плеяде блестящих авиационных конструкторов, создавших громкую славу советской авиапромышленности, имя М.П. Симонова стоит особняком: у него, помимо удивительного конструкторского дара, обостренного чутья на все новое и необычное, был еще и талант хозяйственного руководителя, сумевшего в годы безвременья, вызванного распадом СССР, удержать от деградации свое ОКБ, которое всегда работало на оборону. Книга Ю.А. Остапенко является весомым вкладом в портретную галерею замечательных конструкторов советской авиационной техники, людей, сделавших в буквальном смысле слова нашу Родину крылатой…» (Владимир Дейнека, генерал-полковник авиации, бывший командующий морской авиацией ВМФ).

Перевод в Москву. Крах всех планов?

Симонов сидел в пустом купе и отрешенно смотрел в окно на мельтешащий люд на перроне и молил бога, чтобы никто не постучал в двери, чтобы до самой Москвы не было попутчика, чтобы не отвечать на вопросы, не вести пустых бесед с пустым попутчиком.

В дверь постучали. Проводник посторонился и пропустил мимо себя молодого человека со щегольским чемоданом. Что-то неуловимо знакомое проглянуло в его лице, но вспоминать не пришлось, поскольку вошедший тотчас воскликнул:

— Товарищ инструктор, разрешите разместиться? Курсант Половинкин прибыл по вашему приказанию.

— Ну и ну, — только и мог вымолвить Симонов. — Неужто сам Полтинник ко мне пожаловал? Садись, рассказывай. — Он был доволен, что не ему придется сейчас рассказывать кому-то историю своей жизни, а будет возможность узнать судьбу одного из самых трудных своих курсантов, которые летали у него в Казанском авиаспортклубе.

Поезд тронулся, оставляя за окном до боли знакомые, ставшие почти родными места, и боль разлуки каким-то образом утишивалась от слов нежданного собеседника, который своим рассказом не давал прерваться связи времен, которая уже готова была порваться…

— Так что все у меня складывается нормально, Михаил Петрович, — вел к завершению свой рассказ Иван Половинкин по прозвищу Полтинник, некогда бывший грозой казанской окраины в Авиастроительном районе города Казань.

— А насчет летной работы не думал?

— Думал, да комиссия забраковала. Да оно и к лучшему, наверное. Я теперь на 22-м авиазаводе имени Баранова работаю в сборочном цеху. Слесарь-сборщик четвертого разряда, между прочим. Так вот, и техникум вечерний при заводе есть, так что все будет тип-топ. Вот отпуск в Сочах проведу и поступать в техникум буду. А как ваши дела, Михаил Петрович?

— Да как тебе сказать, Ваня, у меня, пожалуй, не все тип-топ, как ты говоришь.

— Что такое, Михаил Петрович? Вы же, вроде, всегда фартовым мужиком были.

— Где-то наперекосяк пошло…

— Кто же вам дорожку смог перебежать?

— Да тут не кто-то перебежал, а, похоже, система против меня восстала.

— Что-то мудреное вы говорите, товарищ инструктор. А попроще нельзя?

— А попроще получится, что товарищ Табеев меня вон из Республики выставил.

— Эт-то какой же Табеев?..

— Да-да, тот самый, о ком ты подумал.

— Ни фига себе! Первого секретаря обкома себе во враги заиметь! Ну и что теперь?

— А теперь вот в Москву еду, вроде как в ссылку. Там все чужие, за места держатся, чужаков нигде не любят, а в столице особенно.

— Чего-то не усекаю я, Михаил Петрович. Все спят и видят, чтобы их в Москву перевели, а для вас в Москву — вроде как в ссылку. Это как же?

— А вот так! В Казани я кончил институт, при нем организовал конструкторское бюро, то есть был уже при месте — Главный конструктор как-никак. Работа у меня была любимая, легкие самолеты и планеры начали мы строить, а теперь там, в Москве — «Кто крайний? Я за вами буду».

— Да не кручиньтесь, Михаил Петрович! Вы-то точно прорветесь. Многие москвичи вослед скрежетать зубами будут. Характер у вас что надо. Конечно, на родине-то попроще было бы, ну да что поделаешь — жизнь.

— Это точно ты говоришь — жизнь. А Казань не родина моя. Меня много и до нее по стране помотало…

— Это вроде как «Мой адрес Советский Союз»? — засмеялся Иван.

— Точно, мы все родом из СССР, — и неожиданно для себя он вдруг рассказал Полтиннику, этому едва знакомому парню, с которым на учебном аэродроме один или два сезона помучился, про всю свою жизнь.