Прощай, детство – здравствуй, жизнь…

Юрий Михайлов

Взросление подростка с окраины — путь тернистый, тем более, страна не оправилась после войны, живётся тяжело, надо помогать семье… В 16 лет школьник становится рабочим, получает первую зарплату, находит новых друзей, встречает первую любовь… Угораздило его влюбиться в дочку руководителя области, которая тоже полюбила этого самобытного и талантливого парня. Страшная трагедия разлучила их на три года. Выдержат ли испытания влюблённые, которым казалось, что они дня не смогут прожить друг без друга…

© Юрий Михайлов, 2016

ISBN 978-5-4483-1860-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1. Прощай, лето!

То, что Александр Витальевич — учитель физики в ШРМ (школа рабочей молодёжи) знали многие в пионерском лагере, в его кружок «Умелые руки» пацаны буквально ломились. В клубе с выставки поделок смотрели на них макеты первого паровоза Кулибина, работающие речные шлюзы, спутники земли, неопрокидывающиеся шахматы и шашки, десяток забавных атрибутов для показа фокусов. Дети любили учителя, хотя одевался он неаккуратно, ходил медленно с палкой — после войны носил тяжёлый протез, много курил, а иногда от него даже водочкой попахивало. Но таких лучистых и добрых серых глаз не было ни у одного из воспитателей: он мог часами разговаривать с пацанами, сидя на скамейке у фанерного павильона, где размещался его кружок, и выстругивая из заготовок липы ложки, клоунов или матрёшек.

С Лёшкой они познакомились на рыбалке, у самодельного бассейна на неширокой реке, где почти шестнадцатилетний подросток числился помощником физрука, следил за сохранностью инвентаря: спасательных кругов и длинных верёвок с тугими грушами на конце. Середину бассейна, собираемого после весеннего паводка из досок, регулярно чистили, выгребая вёдрами и баками с кухни песок и тину. Здесь, на глубине, и гуляла по утрам крупная щука, плотва да голавли. До бассейна Александр Витальевич более-менее спокойно добирался на протезе: рыбак он оказался давний и заядлый. Сидя на раскладном стульчике, легко справлялся с двумя удочками, а вот с жерлицами, которые надо ставить к осоке, прямо в воду, получалась закавыка. Тут-то бескорыстно, за азарт, рыбаку и помогал Лёша: с вечера или рано утром расставлял снасти, регулярно проверял катушки или рогатинки с живцами, тащил из воды попавшуюся на крючок рыбу. Вопль, крики, радость неописуемая, когда она трепыхалась на стальном поводке. Так вот и подружились они, солдат-инвалид и десятиклассник Лёшка, стали не разлей вода. Учитель знал, что подросток из многодетной семьи, где отец недолго пожил после войны, и что школа не первый раз направляет его в пионерлагерь бесплатно. Но сейчас 10-класснику вышагивать в пионерском строю, как-то неприлично бы выглядело. Поэтому на линейке всех отрядов Алексея Сапрыкина официально объявили помощником физрука, Сергея Ивановича, в прошлом — мастера спорта по велогонкам.

— Лёш, а что в десятом-одиннадцатом классах собираешься делать? — как-то спросил учитель подростка.

— Надо профессию получить, мы уже год на токаря учимся…

— И что, будешь ещё два года на станочника учиться? А как мама на это смотрит? Не тяжело ей одной-то тащить семью?

— Тяжело, конечно, но она ни в какую не хочет, чтобы я в ремесленное переходил. У нас полдома в ремеслухе, шустрый народ, почти все на учёте в милиции…

— Я вот подумал-подумал… Что хочу тебе предложить. Переходи-ка ко мне в ШРМ, с сентября я как раз буду вести два десятых класса, правда, не физику, а математику. Но это неважно, в «Б» даже классное руководство поручили. С комбинатом я переговорю, у меня в кадрах есть бывший ученик. Тебе когда шестнадцать-то будет?

— В августе…

— Хорошо. За сентябрь всё и уладим. На комбинате — большие ремонтные мастерские, станочники аж в три смены работают. За четыре-пять месяцев наставник обучит тебя на второй разряд и плыви дальше. А вечерами — ко мне, в школу. У нас, конечно, народ взрослый, усталый и серьёзный, знания хотят по-настоящему получить, с ними не забалуешь. Глядишь и аттестат добудем, а, брат мой, Пушкин?

— Хорошая идея… Но надо с мамой поговорить.

— В пересменок и посоветуешься, август доработаем здесь, а в сентябре — подключим все наши связи. В шестнадцать-то лет не больно берут на работу, конечно, хлопот много, особый режим труда и тд. Но не пропадём. Зато год сэкономишь, до армии, по сравнению с твоими одноклассниками, можешь два раза в институт поступать. Хотя я знаю, учишься ты хорошо, мне музыкант рассказал, он ведь из вашей школы… Господи, да мы все здесь комбинатовские: и школа, и ШРМ, и садики, и фабрика-кухня, и медсанчасть. Целый посёлок нас, многие друг друга в лицо знают.

Так и порешили: а до окончания смены в пионерлагере ещё оставались последняя помывка в бане, торжественная линейка, костёр с концертом худсамодеятельности и прощальный вечер танцев для старших отрядов.

***

Июль катился к закату, птицы щебетали уже только по утрам, спускаясь с густых высоких елей прямо на спящие веранды, где за тонкими фанерными перегородками посапывали дети. Синички всех мастей скакали по перилам, вороны и даже сороки прогуливались по вытертому сотнями ног полу, искали в щелях между досок крошки хлеба, жучков и личинок.

— Кыш-кыш, проклятущие, не дают детям поспать! — особенно громко шипела на каркающих ворон и сорок уборщица тётя Маруся, специально громыхая вёдрами, чтобы разогнать наглых, привыкших к ней птиц. Потом она вязала из сосновых веток два плотных веника и начинала выметать веранду. Пыли не было, утренняя свежесть наполнялась запахами хвои. Дверь в комнатку посредине веранды бесцеремонно открывалась и жёсткая ладонь уборщицы теребила русые волосы на голове подростка. — Лёш, а Лёш, вставай, сынок, чай, сам просил разбудить пораньше-то, чтоб до Виталича на реке оказаться… Ой, и что это тебя несёт, да почти каждое утро-то. Спал бы да спал, сил молодых набирался! А этот чёрт безногий, приучил парнишку к рыбалке… Ладно бы уж рыба была, а то так, баловство одно!

— Спасибо, тёть Марусь… Щас встаю, уже проснулся… Только минутку ещё. — И начиналась игра в поддавки: уборщица ворчала, подросток отвечал, что уже встаёт и снова засыпал.

— Всё, ухожу в другой конец веранды, не встанешь, уже некому будить…

Только после этих слов Лёшка поднимался с узкой панцирной койки, быстро надевал плавки, трико и майку, вытаскивал из дальнего угла комнаты трёхлитровый бидон с карасиками-живцами, за которыми специально ездил на велосипеде в деревню на пруд, и бежал к реке. Туман клочьями висел на еловом лапнике, клубился на просеке до самой низины, где стремительно кружила воронками речка: неширокая, но глубокая, капризная, чистейшая и рыбная, на удивление всех приезжающих сюда рыбаков. На большой поляне, через которую река бежала разливом, разрешалось купаться всем, кому ни попадя: приезжим рабочим, деревенским пацанам, родителям-варягам, которые без разрешения почти каждый день объявлялись у ворот пионерлагеря. Но Лёшка мчался влево по руслу, где за поворотом начиналась стремнина. Здесь каждый год и строили деревянные прочные мостки для бассейна. Пляжа как такового не было: взгорок из глины с песком, лужайка, поросшая осокой, клевером да мать-и-мачехой, а дальше — орешник, созревавший к концу августа толстыми зелёными плодами из двух и больше орехов. Объедались всем лагерем.

Лёшка открыл замок на фанерном сарае, стоящем у кустов, вытащил спасательные круги и канаты, развесил инвентарь на щиты, укреплённые на берегу, и только после этого достал жерлицы: сначала дело, потом — рыбалка. Забросил восемь жерлиц, на это ушло минут сорок времени, в руках оставались две, счастливые, которые он опускал в самое глубокое место реки. Смотрелись они смешно, даже нелепо: в плавательном бассейне стоят удочки с наживкой. Но именно здесь, на глубине, недавно попались щука в три килограмма и окунь-красавец почти на килограмм.

Когда дело было сделано, мальчишка снял одежду, разбежался и бросился в бассейн, долго плыл под водой, вынырнул, опять ушёл на глубину. Плескался минут двадцать. Потом вернулся в сарайчик, принёс зубную щётку и пасту, почистил зубы, намылил голову мылом и — снова в бассейн.

— Ну, тюлень, всю рыбу распугал, — сказал Александр Витальевич, потихоньку взбираясь по ступеням. — Сяду-ка я на стремнине, вот кузнечиков мне поймали мальчишки, порыбачу на голавля. Уж, больно гуляли они вчера.

Лёшка помог учителю снарядить удочки, спросил:

— А сколько времени, как там с завтраком?

— Проспал ты завтрак, парень… Поздно поднялся, наверное, дети уже на купание скоро придут. На-ка хлеба да пару котлет я тебе прихватил, чтоб с голоду не умер… — Александр Витальевич достал из кармана вельветовой тёплой рубахи свёрток, протянул Алексею. — Водички попей из реки, она у нас чистая…

***

За поворотом реки раздавались детские голоса: первыми, по расписанию, на поляну пришли младшие отряды. Лёшку они не беспокоили: купайся на здоровье, малышня, здесь не бассейн, до русла — метров 10—12 мелководья, вожатые и воспитатели справлялись с порядком сами. Он уселся на край настила, развернул бумагу с завтраком и стал уплетать котлеты, иногда наклоняясь к воде, пил её большими глотками.

— Уносит! Течение уносит… — донеслись крики с поляны.

Учитель и Лёшка одновременно повернули головы к повороту реки. Из — за кустов на спортивном велосипеде выскочил физрук, Сергей Иванович. Бросив машину, влетел на ступеньки, встал на поперечных мостках, держась за поручни. Не поворачивая головы, крикнул:

— Лёх, беги ко вторым мосткам, стой на подстраховке! Их двое, пацанов. Я постараюсь перехватить у передних досок… Господи, только бы сумели ухватиться за них!

Первым к бассейну подплыл, видимо, старший мальчик. Он махал руками, крутил головой. Перед настилом его развернуло, ударило затылком о брёвна. Растерялся пацан, опустил руки в воду, медленно пошёл ко дну. Его переломленное и уменьшенное в воде тело затянуло под настил. Сергей Иванович, не снимая тренировочного костюма, плюхнулся в воду, попытался встать на ноги, но глубина не позволила сделать этого. Тогда он стал кружиться на месте, ожидая, когда мальчишка выплывет, но прошло две минуты, а пацан не появлялся на поверхности воды.

— Вижу! — заорал во всё горло Лёшка, — он впереди вас, Сергей Ваныч!

И, не медля ни секунды, Лёшка побежал к физруку. Тот услышал крик, выскочил на полметра из воды, согнулся пополам и ушёл в глубину. Первой из воды показалась голова мальчика: он судорожно хватал ртом воздух, потом начал махать руками, пытаясь дотянуться до бокового настила. И вдруг его тело буквально взлетело над водой и плюхнулось на доски. Затем показалась голова физрука, мощные руки медленно втащили туловище на настил.

— Лёша, Серёжа… Ко мне! Пока держу малыша, — учитель лежал на животе, рядом валялся раскладной стульчик, в руках — клюшка с большой изогнутой рукояткой, которой он и поддерживал голову малыша над водой. В этом месте течение ослабевало настолько, что едва кружилось у досок, к которым и прибило мальчика. Похоже, он уже не дышал. Лёшка подбежал к учителю первым, спрыгнул в воду, встал на ноги, осторожно поднял тело мальчугана и положил на настил. Александр Витальевич перекатился на бок, подсунул палку под спину мальчика и стал, как домкратом, поднимать его вверх. Голова утонувшего перевалилась на правую сторону, рот открылся, по всему телу прошли конвульсии. Изо рта брызнул фонтанчик воды.

— Ну, маленький, ну, давай, помогай себе, — причитал учитель, — кашляни, чихни… Лёш, пожми ему грудь, а я ещё палкой поддомкратлю, — они начали сжимать и отпускать грудь малыша, из носа и рта снова побежала вода. Физрук подскочил и в секунду улёгся у тела мальчика, зажал ему нос, стал дышать в рот. На третьем-четвёртом вдохе малыш широко открыл глаза, и только потом застонал и начал учащённо дышать.

— Есть!! — заорал дурным голосом физрук. — Он дышит!!

Лёшка видит будто в кино: учитель как-то нелепо ползёт по настилу, волоча за собой тяжеленный протез и пытаясь выловить из воды клюшку. Старший из мальчишек старается усидеть, прижавшись к вертикальному стояку у перил, но его всё время клонит вправо и нет сил, чтобы удержать тело. Физрук поднимает младшего на руки и несёт к сараю для хранения инвентаря: там есть койка, на которую можно уложить мальчика, плита с газовым баллоном, где кипятят воду для чая. А из-за поворота реки бегут две женщины — воспитатель и вожатая малышового отряда — и в голос ревут, оплакивая утонувших питомцев.

***

После тихого часа к Лёшке из города на шикарном красном мотоцикле ЯВА приехал одноклассник, Димка Елохов, сын главного инженера мехзавода. Сзади его, в кожаной куртке и спортивной шапочке, восседала Танька Задонская, староста из параллельного десятого «А», одновременно — дочка начальницы пионерлагеря. Её почти неодушевлённо и безнадёжно любил Алексей, но об этом никто, включая саму избранницу, не знал. Вечером Лёшка на танцы не пошёл. Он всё время думал о мальчишках, которые, по вине этих дур — воспитательниц, чуть не утонули. Учитель не появлялся на людях: они с физруком, как сказал музыкант, пили водку.

Сразу после танцев Димка попросил одноклассника погулять пару часов, подышать свежим воздухом, а сам удалился с наездницей классного мотоцикла в Лёшкины скромные «апартаменты». Алексей ночевал в сарае на берегу реки…