Судьба на излом. На пути к совершенству

Юрий Климонов

Созданный финансовыми магнатами «Маятник» торжественно провалился, оставив с носом его вдохновителей. Вместо триумфа Бильдербергского клуба с его «золотым миллиардом» произошла смена мирового лидера, превратив эту страну в континентальную, а позже и в трансконтинентальную.Эта серия книг задумана для иллюстрации жителям постсоветского пространства технического могущества СССР и его друзей, если бы их потенциал использовали не для обогащения олигархов, а для развития науки и техники.

Глава 1

Москва. Кремль. 24 июня 1943 года. 9 часов 15 минут

Я просидела с маленькими детьми почти год. Некоторое время меня почти никто не беспокоил, за исключением самого Сталина и временами интересующегося нашими житейскими проблемами Берии. Но если Иосиф Виссарионович иногда сам заезжал к нам, привозя даже игрушки моим грудничкам и сетуя, что, ни Яков, ни Василий не спешат его побаловать внуками, то Лаврентий Павлович ограничивался стандартным коротким телефонным разговором. Я подозреваю, что Фёдора он к себе всё-таки вызывал и заставлял его более подробно рассказывать о семейных проблемах. Выховы тоже частенько появлялись в кругу нашей семьи. Два месяца назад Катя поведала, что ждёт ребёнка и теперь я с опаской ожидала вызова на работу. Так оно и получилось.

Вчера Сталин снова приехал к нам в гости. Вообще, рождение моих сыновей и случившиеся до этого известные вам события, при которых я стала частью семьи Джугашвили, наложили своеобразный отпечаток на поведение вождя. Он стал немного мягче и чуточку эмоциональнее, что ли. Но все эти изменения его личности никоим образом не касались взаимоотношений со всем кабинетом министров СФГ. Там по-прежнему царил его монархический стиль управления, причём к нему прислушивался не только Канарис, но даже сам японский император Сёва, оба входившие в Совет Трёх.

Вчерашний визит главы государства сразу показался мне необычным. Хотя он и взял как обычно Серёжу и Артёма на руки, но тон его диалога был совсем другой.

— Настя! Ты сколько уже отдыхаешь?

— Почти год, Иосиф Виссарионович.

— Не соскучилась по работе?

— Эм-м-м… когда выходить?

— Нет, жалко, что ты не моя кровная дочь, а только духовная. Ты меня понимаешь так, как не понимают мои сыновья.

— А что, Фёдор не справляется со своими обязанностями? Я ни разу не слышала от него информации о каких-либо трудностях в ГКРе.

— Нет, он хорошо работает, но комитету не хватает твоего настроя. Не забывайте, товарищ комиссар первого ранга, вы давали мне обещание за две пятилетки сделать из нашей страны очень продвинутое во всех направлениях государство.

— Товарищ Сталин! Я отлично помню данное мною обещание. С учётом состоявшейся беременности моей сотрудницы — Екатерины Выховой, считаю, что назрела необходимость моего выхода на работу.

— Узнаю прежнюю Анастасию Олеговну, — улыбнулся Сталин. — Приезжай завтра в Кремль. Познакомишься с новым кабинетом министров и получишь сведения о нынешнем состоянии экономического и технического развития страны.

И вот сейчас я присутствую на заседании правительства СФГ. Наличие двух переводчиков создаёт комичность всей ситуации при обсуждении тех или иных вопросов, заодно замедляя само заседание. Открываю блокнот и делаю первую пометку. Сталин заметил мои действия, улыбнулся, но не стал привлекать ко мне внимания окружающих. Заметил это и Канарис, также лишь улыбнувшись. Постепенно мои заметки растут, и я перелистываю уже третью страницу. Наконец, глава государства заканчивает заседание, но просит не расходиться.

— Мы все знаем, что Анастасия Олеговна с сегодняшнего дня вышла на работу. Судя по тому, что она постоянно делает заметки в своём блокноте, у неё есть кое-какие предложения. Так, товарищ Асташёва?

— Так точно, товарищ Сталин. Давайте по порядку. Первое. Понимаю, что за год трудно освоить другой язык в полном объёме, но хотя бы элементарные диалоги нужно знать. В связи с чем, предлагаю заниматься вечерами над совершенствованием остальных двух общегосударственных языков. Это касается всех членов кабинета министров. Второе. Почему каждый из вас стремится привлечь к решению вопросов только своих соплеменников? Вот, посмотрите — немецкие товарищи дают заказы немецким заводам и частично европейским, японцы своим, а наши — только в пределах бывшего СССР. Почему не выставить их на все производственные мощности СФГ? Мы единое государство или нет? Нужно прекращать местечковость и землячество. У нас нет разделения по национальности, понимаете? Нет, и не будет. Только в таком случае мы добьёмся эффективного управления экономикой СФГ.

— Не в бровь, а в глаз, — усмехнулся Берия. — Я вам говорил, товарищ Сталин, ещё полгода назад об этом говорил, но всё списали на притирание экономик. Вот вам свежий взгляд на текущее состояние дел.

— Товарищ Асташьёва, — смешно коверкая русский, спросил Канарис — а вы у нас что… э-э-э… курьируете?

— Вот! Оказывается, кое-кто уже может! — радостно восклицаю я. — Товарищ Канарис! Я — глава ГКР.

— А Фьёдор Асташьёв?

— Мой муж? Пока я была в декрете, он меня замещал.

— Декрет? Это как «Декрет о земле»?

— Нет-нет, вы ошиблись. Декретом может называться и отпуск по уходу за ребёнком. В моём случае — за детьми. У меня двое сыновей.

— Я помнью, год назад вы говорьили, что ждётье прибавленья в семье.

— Товарищ Асташёва, — обратился ко мне глава государства — есть мнение съездить на Байкал, чтобы, так сказать, ознакомиться с перспективами развития этого района нашей страны. Заодно постараемся общаться без переводчиков.

— Товарищ Сталин! У меня детям меньше года…

— Ничего страшного. Возьмёшь супруга, пусть тоже немного отдохнёт. Кроме того, дадим вам профессиональную няньку.

— А старшую дочь тоже можно взять?

— Не возражаю.

* * *

Москва. 25 июня 1943 года. Управление ГКР. 13 часов 35 минут

Наконец-то я вернулась к своим обязанностям. Поначалу всё было в новинку: многие проекты, запланированные ещё при мне, уже были претворены в жизнь, а те, о которых рассказывал муж, находились либо на пике их выполнения или подходили к своему логическому завершению.

Тщательно просмотрев за первый день выхода на работу главные направления дальнейшего развития экономики и, ознакомившись с перспективными разработками в области науки и техники, я ждала отчёты от своих старых знакомых: академиков Иоффе, Бакаева, Королёва и Курчатова, кстати, ставшего самым молодым, получившим такое звание.

В дверь аккуратно постучали, и на моё приглашение войти в кабинет, зашло несколько человек из окружения Бакаева. Они осторожно столпились у входа, не решаясь пройти дальше.

— Здравствуйте, товарищи! Проходите, присаживайтесь, — настойчиво приглашаю их пройти — у вас какие-то трудности или проблемы? Не стесняйтесь, рассказывайте.

— Уважаемая Анастасия Олеговна! Александр Семёнович дал распоряжение на открытие нового направления. Будут задействованы как перспективные специалисты в химии, медицине, так и химико-технологические мощности НПО «Химические технологии» в Горьком. Сейчас полным ходом идёт строительство лабораторий в означенных местах, а смежники не дают нам возможности закончить строительство корпусов. У них, видите ли, не хватает ресурсов… — один из сотрудников выпалил почти скороговоркой вышесказанное и замолк, ожидая моей реакции.

По виду европеец, возможно, даже немец. Явно не советский гражданин, а говорит почти без акцента. Надо будет поинтересоваться, откуда он.

— Я вас поняла, товарищ…

— Нейман. Рудольф Нейман.

Точно, немец.

— Товарищ Нейман, у вас есть полная смета необходимых материалов и план по сдаче объекта?

— Да, конечно. Вот, — протягивает он мне папку с документацией — пожалуйста, здесь все документы, сметы…

Раскрываю её и внимательно пробегаю важные разделы.

Ну, так и есть. Опять местечковость и землячество. Ладно, сейчас я дам этим инициативным людям полный карт-бланш.

— Вы, кстати, хорошо говорите по-русски, — мимоходом делаю комплимент Нейману. — Где научились?

— Закончил курсы, — он пожимает плечами — да и постоянное общение с коллегами совершенствует мои знания.

— Замечательно. Вижу, что вы заинтересованы в развитии нашего союзного государства, — ставлю свою визу на всех сметах и плане строительства. — Вот теперь вы покажете всем ответственным на местах эту папку и добавите, что если они и дальше будут нарушать сроки строительства объекта — ими заинтересуется Комитет Государственной Безопасности СФГ. Как людьми, саботирующими приказы руководства страны, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Он быстро проглядывает листы с визами и лучезарно улыбается.

— Товарищ комиссар первого ранга! Большое вам спасибо! Теперь мы ни на один день не опоздаем! Люди готовы работать по две смены, понимаете? После войны, будь она неладна, мы получили столько возможностей, столько прав и свобод… — он снова заходится в переполняющих его эмоциях, — … а тут тебе бьют по рукам. Но теперь мы сделаем всё как надо! Обещаю! Слово даю!

— Вот и отлично, — улыбаюсь ему в ответ. — Есть ещё какие-нибудь проблемы, вопросы?

— Разрешите? — робко тянет руку ещё один молодой человек из пришедшей делегации.

— Присаживайтесь поближе и, пожалуйста, представьтесь.

— Шатров. Николай Степанович.

— Очень приятно, товарищ Шатров, слушаю вас.

— Видите ли, Анастасия Олеговна… я по профессии врач-гематолог, но закончил ещё и химический факультет ЕМХТИ. Отсюда и моё участие в группе академика Бакаева.

— Почему отказались от своей основной специальности?

— Всё дело в том, что моё направление исследований в медицине раскритиковал товарищ Лысенко…

— Это который Трофим Денисович? — с трудом сдерживаю раздражение.

— Совершенно верно. Товарищ Лысенко перекрыл кислород с последними опытами в генетике…

Подсознание выдаёт на гора популярную в моём погибшем мире фразу из кинофильма «Карнавальная ночь».

— Товарищ Шатров! Иногда среди нас присутствуют такие товарищи, которые нам совсем не товарищи! Это я не про вас, — спешу успокоить его, видя появившуюся бледность на лице — а имею в виду Лысенко. Так в чём проблема?

— Я занимался начальными исследованиями в области генетики. После запрета от Лысенко, пришлось перейти на работу в химическую промышленность.

А вот это уже интересно! Попробую разузнать побольше о его исследованиях. Если у него есть желание дальше продолжить это направление медицины — помогу.

— Насколько вы продвинулись в своих исследованиях до закрытия отдела?

— Немного, товарищ комиссар первого ранга. Есть кое-какие перспективные направления, но группа расформирована. А я чувствую, что за этими исследованиями будущее!

— Я вас поняла, товарищ Шатров, — быстро пишу на бланке ГКР разрешение на создание отдела генетических исследований. — И вы абсолютно правы. Вот вам распоряжение на открытие отдела под опекой ГКР. Собирайте снова вашу группу, определяйтесь с помещениями, лабораториями и снова в бой. Как только организационные вопросы будут решены — жду вас у себя. Кое-какими наработками помогу, но хочу сразу предупредить, что с этого момента вы попадаете под «колпак». Такой вариант вас устроит?

— Простите, это уровень «Совершенно секретно»? — в его глазах заметно удивление создавшейся ситуацией.

— Берите выше — «ОГВ». Но зато патронаж ГКР и руководства СФГ откроют вам двери к любым материалам, заводам и смежным разработкам.

— Я согласен, — немного дрогнувшим голосом отвечает мне Шатров.

— Вот и замечательно. Поговорите с вашими коллегами по отделу. Те, кто захочет работать при таком уровне секретности — милости просим, остальные останутся там, где сейчас нашли себя заново. В будущем вы получите возможность… а, впрочем, пока не буду забегать вперёд. Определяйтесь, и жду вас здесь снова.

— А как же Лысенко?

— Товарищ Шатров! С этой минуты этот шарлатан и проходимец больше вам не указ! Вы подчиняетесь напрямую ГКР. Ещё вопросы? И, кстати, за какой промежуток времени вы сможете определиться с группой сподвижников?

— Я соберу людей за неделю, это максимум. Спасибо за доверие, тарщ комиссар первого ранга! Я его оправдаю! Даю слово! — я подаю ему руку, и он отвечает энергичным рукопожатием.

— Есть ещё вопросы, пожелания, жалобы? — окидываю взглядом собравшихся, но они все отрицательно мотают головой. — Тогда в добрый путь!

Звонит телефон. Поднимаю трубку и слышу немного изменённый голос Абрама Фёдоровича. Подсознание рисует аналогичный тембр голоса, получающийся при общении через радиотелефонную трубку, как это было в моём погибшем мире.

— Здравствуйте, Анастасия Олеговна! Не догадываетесь, с чего я вам звоню? В смысле, с какого устройства?

— Рискну предположить, товарищ Иоффе, что с какого-нибудь радиотелефона, — в ответ в трубке слышится нечленораздельный возглас.

— Феноменально! Вы попали в самую точку! Как вы догадались?

— Такими простыми вещами меня не удивить, уважаемый Абрам Фёдорович…

— Ну, нет! Я всё равно вас удивлю! Как? Я говорю с вами из соседнего кабинета! И со мной здесь целая делегация!

— Серьёзно? Тогда вам это удалось! Приглашаю ко мне и без всяких задержек.

— Ровно через пять минут, Анастасия Олеговна. Хочу показать оборудование вживую.

Через несколько минут в кабинет заходят сам академик, несколько его помощников и вместе с ними Королёв и Вернер фон Браун. Все трое светил науки одеты с иголочки, причём внешность немца однозначно смахивает больше на славянина.³

Мордастое лицо, а-ля «кровь с молоком». Этакий высокого роста богатырь из русских народных сказок, но никак, не немец.

— С выходом вас, Анастасия Олеговна! — искренне пожимает мне руку Иоффе. — Как детки?

— Спасибо, растут.

— Тут вот какое дело, товарищ комиссар первого ранга… — заговорщицки снижает громкость повествования Абрам Фёдорович — … пока строятся производственные цеха, решили поработать, так сказать, кустарно, в одной из моих лабораторий. Нам невтерпёж проверить одну созданную нами сообща разработку.

— Интересно, какую?

— Мы тут совместили по некоторым направлениям наработки из вашего «ящика Пандоры», ну и решили создать управляемую ракету военного образца.

— Даже так?

— А Курчатов обещал модернизировать урановую боеголовку, минимизировав до необходимого нам уровня, так вот неплохо бы её установить в такую ракету. Для первоначального испытания мы готовы использовать обычную, а уж потом… — взгляд академика был сродни ученику школы, получившему две «пятёрки» за один урок.

Та-а-к… давненько меня не было на работе. Это они за ОДИН год состряпали МБР, а что будет, когда их КБ «войдёт во вкус» и под рукой окажется большинство технологий XXI века из моего мира? Мама дорогая! Тогда нам и ВМФ с ВВС больше не понадобятся в таком количестве!

— Обеими руками «за». Что требуется от меня?

— Для начала постановление о привлечении к проекту некоторого количества заводов и лабораторий. Вот список. И ещё: очень плохая новость — остановилось строительство производственных цехов и лабораторий НПО «Радиоэлектронные технологии» в Ленинграде, Мюнхене и Нагано. Причина банальна — не хватает ресурсов. Как в технике, так и в людях. Вот подробная смета необходимых материалов, нарядов на изготовление тех или иных компонентов оборудования и станков, — он подаёт мне пухлую папку.

— Как вы все понимаете, товарищи, я такие вопросы одна не решаю. Это компетенция руководства страны.

— Товарищ-щ Асташёва, извинит за моё ишо плохой русский… — фон Браун силится что-то ещё сказать по-русски.

— Говорите по-немецки, остальным я переведу, — обращаюсь к нему на немецком.

— О! Это такой приятный сюрприз! Так вот, фрау Асташёва, я хотел бы заметить, что работа в коллективе единомышленников чрезвычайно плодотворна. Творчество в паре с товарищем Королёвым приносит мне необычайное душевное наслаждение. Да-да! Мы дополняем друг друга общими идеями — там, где я не могу додуматься, помогает он и наоборот. А товарищи из смежных лабораторий помогают нам, каждый в своей области знаний. Эта ракета — первая, как говорят русские, «ласточка». Кстати! Мне показали последние наработки из будущего. И вы знаете, товарищ Асташёва, я до сих пор пребываю в состоянии шока. Как жаль, что мы пока не можем воссоздать большинство из этих систем! Как нам не хватает миниатюрных компонентов! Мы бы такое смогли воплотить в жизнь!

— Вы должны понять, товарищ Браун, что не только вас одного останавливает данный технический казус: скажу тоже русской пословицей — «видит око, да зуб неймёт». И это происходит в подавляющем большинстве направлений науки и техники. Поэтому ваша главная задача, товарищи: как можно быстрее воссоздать производственное оборудование, способное выпускать такие микрокомпоненты. И тогда технический прогресс не будет, как сейчас, топтаться на месте. Тем не менее, я забираю у вас эти документы и в ближайшее время сообщу о них руководству страны. Сразу скажу, что я целиком и полностью на вашей стороне, товарищи. Для укрепления обороноспособности нашего государства нам нужны новые образцы вооружения. Но нужно ждать реакции руководства СФГ — как оно скажет, так и будет.

— Да-да, мы понимайт, — энергично кивает головой фон Браун, переходя снова на русский.

— Кстати! А почему не запустить в серию этот радиотелефон? — между делом интересуюсь у академика Иоффе, держащего в руке трубку. — Я смотрю — не такой он уж и громоздкий. Эта конструкция была бы очень полезна в некоторых местах, где нет возможности установить стационарный телефон.

— Вот полный свод документации на пуск этого устройства в серию, — Абрам Фёдорович извлекает из портфеля и подаёт мне вторую пухлую папку. — Осталось только поставить вашу визу. Это фактически смежная, я бы сказал — второстепенная разработка. Она стала побочным проектом от системы телеметрии ракеты.

— Каков хитрец, а! — улыбаюсь я.

— Это ещё что, — расплывается в ответной улыбке академик — для бытовых нужд нашего народа, в частности женщин, мы создали другое устройство. Это так называемая «радионяня». Знаете, что это такое?

— Вы забыли, откуда я? — ухмыляюсь в ответ. — В том мире это устройство было очень популярным.

— Тогда вот вам и третья папка. Честно говоря, я и не рассчитывал, что все три новшества пройдут на «ура».

— Да родители малолетних детей с руками их оторвут! Даже не сомневайтесь.

* * *

Москва. 29 июня 1943 года. Управление ГКР. 10 часов 05 минут

Готовимся к поездке на Байкал. На время нашего с мужем отсутствия исполнять обязанности руководителя будет Коля Выхов, а помогать ему — бывший лейтенант, а ныне капитан госбезопасности Полукаров. Тот самый Сева, который показал небывалую работоспособность при реализации проекта «Белый лебедь», для акта возмездия над САСШ.

Пока знакомлю их с текущими вопросами, на которых стоит заострить своё внимание, Выхов кивает головой и таинственно улыбается. Я останавливаюсь и решаю поинтересоваться его загадочной мимикой, но не успеваю. В кабинет буквально врывается субъект мужского пола, в котором я безошибочно угадываю псевдоучёного и академика несуществующей науки — Лысенко.

— Вы что себе позволяете?! — возопил он вместо приветствия. — Решили возродить эту псевдонауку?! Эту чёртову генетику?! Да я до товарища Сталина дойду! И хана будет вашему ГКРу! Собрались тут, понимаешь…

— Могу констатировать, что в вас нет не только ни капли ума, но вы ещё страдаете нарушением субординации, — отвечаю ему ледяным тоном и хладнокровно нажимаю кнопку дежурного охраны.

— Я?! Я не имею ни капли ума?! — он задыхается в своей ярости.

— Товарищ Капельский, — обращаюсь к оперативно прибывшему в мой кабинет начальнику охраны, — гражданин Лысенко арестован. Доставьте его в Наркомат Внутренних Дел, а я сейчас позвоню Лаврентию Павловичу и сообщу все подробности.

— Вы не посмеете! — продолжает орать представитель псевдонауки. — Я — академик! Впрочем, я согласен! Я сам расскажу товарищу Берии о ваших преступных деяниях!

— Какие громкие слова, — улыбаюсь в ответ. — Думаю, что это наша с вами первая и последняя встреча.

— Я тоже надеюсь! — он нервно поправляет лацканы пиджака и резким шагом выходит из кабинета в сопровождении прибывшего наряда охраны.

Больше я его никогда не видела. Лаврентию Павловичу надоели его выходки ещё со времён начавшегося нашего негласного противостояния в 1941-ом. Это лето стало для Лысенко фатальным. По нескольким предъявленным ему обвинениям он был арестован и о дальнейшей его судьбе я ничего не знаю. Да и не интересовалась, если честно.

После звонка Берии снова переключаю внимание на Выхова и интересуюсь его недавней загадочной физиономией.

— На время поездки Асташёвым выделили личную охрану, — отвечает он, снова изобразив таинственность на лице.

— Можно подумать, что ты этим открыл Америку, — фыркаю я.

— Как сказать. Не хочешь поинтересоваться личностями?

— Ну, можно… — осторожничаю я, видя, что интрига не спадает.

Он поднимает трубку внутреннего телефона.

— Это старший майор Выхов. Пригласите охрану Асташёвых для предстоящей поездки.

Через пару минут в дверь кабинета стучат и после разрешения входят двое сотрудников в звании старших лейтенантов. Один из НКВД, другой из госбезопасности. Внимательно вглядываюсь в лица и… кидаюсь обниматься.

— Серёжа! Вася! Как же я рада вас видеть!

Вот это да! Журавлёв и Тапочкин! Я уж думала, что наши дороги никогда не пересекутся, а оно вот как повернулось.

— Здравия желаю, тарщ комиссар первого ранга! — приветствует меня покрасневший Журавлёв.

— Здравствуйте, Анастасия Олеговна, — Вася более раскован, чем Сергей, но тоже волнуется. — Вот и свиделись.

— Ну, рассказывайте как живёте, что нового? Кстати, знакомьтесь — мой муж, Фёдор Асташёв.

— Здравия желаю, тарщ старший майор! — с серьёзным видом отдаёт честь Тапочкин и сразу за ним Журавлёв.

— Здравствуйте, товарищи! — мой муж тепло пожимает руку обоим. — Супруга рассказывала мне о вашей совместной работе в Н-ске. Рад познакомиться.

— Взаимно, тарщ старший майор, — Журавлёв быстро отходит от волнения.

— Ребята, не тяните резину — что у вас нового, рассказывайте.

— Тарщ… — начинает Тапочкин.

— Просто Анастасия Олеговна, — поправляю его я. — Для близких друзей и боевых товарищей — только так.

— Спасибо, что не забыли нас, Анастасия Олеговна, — улыбнулся Василий. — Ну, как дела… нормально. Женат, жена уже на сносях. Через три месяца рожать. Серёга, вот, скоро тоже собрался зарегистрировать свои отношения.

— Поздравляю, Вася. Где обосновались? Далеко от Москвы?

— В Химках. Начальники смен охраны в своих наркоматах.

— По-о-онятно, — растягиваю я. — А к нам сами напросились?

— Решили рискнуть… — смутился Сергей. — Вдруг всё-таки не забыли о нас.

— Сейчас по шее получишь! — хохочу я. — Чтобы я таких слов больше не слышала!

— Не надо, Анастасия Олеговна! А то, как вспомню первый день нашего с вами знакомства…

— А что там было? — полюбопытствовал мой супруг.

— Она меня, тарщ старший майор, в шею ткнула, и я на стул мешком осел, — сообщил Журавлёв.

— Это она может, — улыбнулся Фёдор.

— Кстати! Как у вас с рукопашным боем? — интересуюсь я.

— Занимаемся по методике вашего мужа, — начинает рассказывать Василий. — У нас часто бывают даже сводные занятия.

— Ты выпустил методичку? — удивлённо смотрю на супруга. — А мне ничего не сказал.

— Ну, это… уже полгода как… — теперь и он в смущении.

— Ну да, пока жена в декрете, можно что-то и утаить. Да, товарищ старший майор?

— Вы были в декрете? — удивился Тапочкин.

— Вася! Если ты не забыл — я же не демонесса, а обычная женщина. И ничто человеческое мне не чуждо. Кроме Настеньки у нас ещё два сына — Артёмка и Серёжка. Да и няню на время поездки дают. Вот для них охрана, а точнее — опека и требуется.

— А как там Мария Ивановна?

— Живёт с нами на правах даже не домоправительницы, а скорее бабушки, — улыбаюсь я.

— Я так понимаю, вечер воспоминаний ещё впереди, — как всегда ёрничает Выхов. — Позвольте мне кратко ввести в курс дела охрану и поезжайте-ка вы домой.

— Да мы, может, в общежитие поедем… — неуверенно начинает Журавлёв.

— Завтра подъём в 6—00. Пока до нас доберётесь, это ж во сколько нужно вставать? Какой у вас отдых будет? — говорю ему тоном, не терпящим возражений. — В зале поспите, места много.

— Есть, тарщ комиссар первого ранга.

Примечания

3

На самом деле, Вернер фон Браун родился в городе Вирзиц в провинции Позен тогдашней Германской империи, ныне — Выжиск в Польше.