Судьба на излом: Маятник

Юрий Климонов

Возомнившее себя вершителем судьбы нашей планеты, руководство Бильдерберского клуба приказывает расконсервировать экспериментальную пространственно-временную установку и начинает сближаться с Аненербе. В результате эксперимента возникает маятниковый эффект, и в 1941 год попадает специалист одного из отделов ГРУ РФ. Пройдя путь от обычного человека до приближённого к верхушке СССР, он помогает провести полную модернизацию экономики и способствует образованию нового континентального государства.

Глава 4

Город Н-ск. 25 июля 1941 года. Районный отдел НКВД.

За три недели много воды утекло. Честно говоря, времени на поспать или поесть почти не было. Утреннюю гимнастику я не забросила, хотя для этого приходилось вставать почти на час раньше.

Общим приказом по НКВД наш городок стал считаться прифронтовым и хотя канонады мы ещё не слышали, количество беженцев неумолимо росло. Колонны с ними проезжали на машинах, автобусах и даже на телегах. Навстречу беженцам следовала военная техника. Некогда пустынная дорога около Н-ска превратилась в оживлённый тракт.

Сегодня я как обычно явилась на работу, но взъерошенный и небритый Тапочкин сразу испортил мне настроение.

Наверняка случилось что-то чрезвычайное, заставившее его провести бессонную ночь.

— Доброе утро, Василий. Судя по твоему виду, ночь прошла без сна. Что-то случилось?

— Случилось Анастасия Олеговна и не очень хорошее…

— Ну, чего замолчал?

— Приказом по НКВД М-ской области теперь в отделах должны служить только военнообязанные лица.

— И какая в этом проблема?

— Ну, вы же не согласитесь стать рядовым сотрудником НКВД?

— Это почему же?

— Потому что вам придется выезжать на задержания и другие оперативные мероприятия.

— Эх, Вася, Вася… долго тебе ещё учиться всем премудростям службы.

— Почему?

— Потому что в складывающейся ситуации я предвидела такой приказ и, естественно, была к нему готова.

— Значит, вы согласны?!

— Конечно.

— Тогда вот, — Тапочкин достал из папки напечатанный лист и протянул его мне — это приказ о призыве вас на службу в органы, с присвоением звания рядовой.

— И вот из-за этого ты провёл бессонную ночь?!

— Я долго думал, четыре раза печатал его, потом рвал. Наконец решил снова напечатать и будь что будет.

М-да… если бы этот молодой человек не был влюблён в меня по уши, неизвестно как сложилась бы моя судьба в этом времени.

После обеда я уже побывала в отделе военторга магазина одежды и на основании приказа райотдела НКВД выкупила новенькую женскую форму. За небольшую плату мне подогнали её под мои параметры, и уже из магазина я вышла, как настоящий сотрудник НКВД.

Не, оригинальная расцветка — я вся такая «синенькая», да и пимпочка на беретке — класс!

Добравшись до работы, увидела припаркованную «Эмку» у отдела. Судя по номеру автомобиля, к нам наведался младший лейтенант НКГБ Журавлёв, представлявший госбезопасность в Н-ске, так сказать, в единственном числе.

Подойдя к кабинету Тапочкина, я услышала ор гэбэшника. Задержавшись перед дверью, решила подслушать разговор. Судя по нему, Журавлёв только что подъехал.

— Вася! Ты что, охренел?! Ты какие дела проворачиваешь в Семёновском лесу, а? Или тебе жизнь не дорога? Это хорошо, что мы с тобой из одного детдома, вместе росли, вместе учились. Я тебя очень хорошо знаю, а то бы… сам понимаешь. Ну, колись, чего ты там задумал?

— Серёга, извини, но не могу я тебе этого сказать…

— Вася! Ты что? Ты к немцам переметнулся?!

— Скажешь тоже!

— Тогда кто из твоего руководства дал тебе команду строить замаскированные блиндажи стратегического назначения? И давай не будем ездить по ушам — ты до такой конструкции сам бы никогда не додумался. Это только по нашему наркомату проходили такие инженерно-технические сооружения.

— Это не моя тайна…

— Вась! Ты хоть понимаешь, что я буду вынужден с тобой сделать?

— Твоё право, осуждать не буду…

— Сдать оружие! — голос Журавлёва стал стальным.

Я решила не усугублять положение и вошла. Нет, я легко могла прикинуться шлангом, но тут будет белый пушной зверёк нам обоим. Нужно попытаться привлечь гэбэшника на нашу сторону. Риск, конечно, есть, но другого выхода просто не было.

— Товарищ младший лейтенант госбезопасности, разрешите обратиться к младшему лейтенанту Тапочкину!

— Не разрешаю. Он арестован.

— За что? — делаю глаза навыкат.

— За антисоветскую деятельность и подрыв обороноспособности в Н-ском районе.

— Это как же так?

— Вам, рядовая, знать не положено. У вас есть оперативная работа? Вот ей и занимайтесь.

— Товарищ младший лейтенант, тогда и меня арестовывайте.

— За что?

— Мы оба работали над этими инженерно-техническими сооружениями.

— Что? Василий! У нас в отделе НКВД шпионская ячейка?!

— Хуже, товарищ младший лейтенант госбезопасности, намного хуже, — это уже я играю ва-банк.

— Да как вы, рядовая, разговариваете со старшим по званию?!

— Журавлёв! Сядь на стул и не пыли. Хочешь получить ответы на вопросы заданные Тапочкину — тогда успокойся.

Младлей медленно поворачивает наган Василия в мою сторону, но уже не успевает закончить задуманное. Резкий толчок в кисть, дозированный профессиональный удар в шею и вот уже он мешком оседает на стул.

— Вот так вот. Посиди, охолони малость. Говорить ты можешь, а двигаться — пока нет.

— Вы кто? — его глаза излучают дикий ужас.

— Конь в пальто. Сначала ответь-ка на такой вопрос: кто ещё знает о блиндажах в том лесном массиве?

— Кроме меня из НКГБ пока никто.

— А в других структурах власти?

— Тоже никто.

— Отлично. Теперь слушай меня внимательно, Журавлёв. Скоро немцы будут здесь. Примерный срок — между двенадцатым и двадцатым октября, но всё может поменяться. Если наши доблестные военачальники прохлопали такой стратегический объект для ведения партизанской войны, то это не значит, что другие не могут им воспользоваться. Причём для тех же целей.

— А…

— Подожди, сначала выслушай, возможно, моя информация сведёт на нет часть твоих вопросов, — он кивнул, но продолжал пялиться на меня.

— Итак. Ты понял, для чего эти блиндажи строятся, но сейчас горишь желанием узнать кто эта дамочка, спецударом выбившая у тебя оружие, а потом и вовсе парализовавшая твоё тело? Наверное, думаешь, что я из немецкой разведки и завербовала Васю? — он кивнул.

— Понимаешь в чём дело… если я тебе это скажу, то вся информация будет переведена под гриф ОГВ, и ты станешь носителем гостайны стратегического направления. Ты готов быть всю жизнь под колпаком у Лаврентия Павловича?

— Эм… э-э-э… а Вася?

— А Вася решился на это.

— Я так понимаю, что здесь всем заправляете вы? — Журавлёв уже оправился от шока и с интересом смотрел на меня.

— В обычной работе командует Тапочкин, а что касается тобой упомянутого направления — здесь да, осуществляю главное руководство только я.

— Чертежи блиндажей у вас откуда?

— Отсюда, — показываю ему на свой висок — и не только их. У тебя сейчас есть два выхода из создавшейся ситуации — либо ты прикидываешься шлангом и забываешь об этих сооружениях, либо…

— Либо что?

— Либо становишься носителем гостайны и тогда уже впрягаешься в общее взаимодействие.

— Можно узнать ваше настоящее звание? — кажется, младший лейтенант понял, откуда ветер дует.

— Скажем так, старший майор. Курирую отдел Главразведупра.

— Охренеть… — Журавлёв кратко и ёмко охарактеризовал сложившуюся ситуацию. — Эх, Вася, а ещё друг называется.

— А я чего? Или тебя не учили держать язык за зубами?

— Ты, оказывается, можешь старшим майором НГКБ командовать, вот везуха тебе.

— Мальчики, не отвлекаемся. Так что ты решил?

— А-а-а, где наша не пропадала! Согласен.

— До дома недалеко, но рабочий день ещё не закончен, поэтому отдел пока покидать не будем. Василий! Объясни другу, кто я есть.

— Полковник Главразведупра из 20.. года. Перемещение во времени. Серёжа! Анастасия Олеговна назвала мне дату нападения немцев, с точностью до часа. Я тебе клянусь, что это так! Для того, чтобы уменьшить срок военных действий, она предпринимает все эти мероприятия. Кстати, имеет спецоборудование и оружие. Я его сам видел.

— Тарщ… разрешите я вас буду называть по званию из этого… из будущего? — киваю, — разрешите ещё один вопрос?

— Спрашивай, Журавлёв.

— Тарщ полковник, мы войну выиграем и когда?

— Это два вопроса, но отвечу. Да, выиграем и в моем времени она закончится 8 мая 1945 года.

— Сколько? Это же почти четыре года…

— Да, Сергей, и наша страна потеряет более двадцати миллионов жизней.

— Что?! — теперь уже оба младлея спросили в унисон.

— Солдаты, женщины, дети, старики. Вот потому я и стараюсь, чтобы их хоть немного меньше погибло.

— А может получиться?

— Если бы я этого не знала, то и не пыталась бы что-то предпринять.

— А знаете, тарщ полковник, я вам верю. Даже без предъявления доказательств.

— И почему? — ну-ка, ну-ка, младший лейтенант, сейчас посмотрим, какой ты оперативник.

— Нас учили этому. Вот вы говорите так, что как будто знаете не понаслышке об истории и в хронологическом порядке. Уверенно, что ли.

— Хм, интересно… продолжай!

— Потом наше ведомство вселяет страх среди рядовых граждан, а вы ведете себя, как человек, сам проработавший в органах довольно долгое время. Опять же, при входе в кабинет вы сразу взяли меня в оборот. Видна ваша оперативная хватка. И причём работаете вы именно в госбезопасности. У вас даже взгляд человека из разведки или контрразведки.

— Журавлёв! Ставлю вам «отлично» за теорию и практику анализа.

— Только за это?

— А за физподготовку и рукопашный бой «неуд», — ответила я ему и Василий заухмылялся.

— А можно мне восстановить двигательные способности?

— А ты будешь себя хорошо вести?

— Я же дал слово.

— Хорошо, поверю тебе, — ещё моё одно касание пальцем и он обретает своё тело вновь.

— Фу-у-ух… как тело-то затекло….

— Это пройдёт через десять минут.

* * *

Город Н-ск. 8 августа 1941 года. Районный отдел НКВД.

После вечернего чаепития в тот день у бабы Маши, мы более сблизились духовно (а вы что подумали?) и оба моих помощника начали проявлять рвение к поставленным мною задачам. Журавлёв не менее эмоционально, чем Вася, отреагировал на диковинные вещи из будущего, а его недоверие сошло на нет.

За прошедшее время четыре из семи запланированных блиндажей уже готовы. Каждый из них способен вместить в себя около трёх десятков бойцов. Внутри были оборудованы спальные места в виде двухъярусных нар, системой вентиляции, уходящей далеко от места расположения блиндажа и выходящей в замаскированный выход на поверхности. Двойные входы и выходы, тоже хорошо замаскированные, позволяли в случае обнаружения противником осуществить достаточно безопасный отход бойцов. Был построен ещё один блиндаж, но обыкновенный — под склад пищевых продуктов, медикаментов и мелкого инвентаря. По мере возможности мы заполняли его всем необходимым, стараясь не привлекать внимание окружающих. Ежедневные вести с полей войны заставляли нас, насколько это было в наших силах, увеличивать скорость возведения инженерно-технических сооружений, одновременно планируя сохранение некоего костяка группы, которая в разумных пределах будет обслуживать выводимую с передовой технику. Журавлёв и Тапочкин провели запланированный руководством осмотр районной станции МТС и ремонтных цехов местного механического завода, заодно выяснив наличие возможности «отжать» некоторые объемы ремонтного оборудования и небольшую часть пожилого персонала слесарей-механиков, не попадавших под воинский учёт. Кроме того нашлась пара одиноких медсестёр преклонного возраста, из местной больницы, готовых примкнуть к нам. Они были настроены глубоко пессимистично и испытывали страх и безысходность перед предстоящей эвакуацией. Вкрадчивые беседы младшего лейтенанта госбезопасности позволили привлечь их на нашу сторону, вкупе с тремя слесарями, плотником и одним поваром из здешней столовой. Минимальный костяк группы был готов.

Люди, проникшись энтузиазмом, изъявили желание оказывать посильную помощь в наполнении закромов склада. После работы, несмотря на сильную усталость, три женщины из нашей группы, собираясь на квартире одной из них, осуществляли заготовку маринадов. Пусть эти запасы были скромны, но видели бы вы с каким воодушевлением люди выполняли эту работу. Степан Лукич, самый старший по возрасту и очень опытный специалист в механо-сборочном цеху МТС, возжелал пообщаться с непосредственным руководителем группы и был неслыханно удивлён, увидев вместо умудрённого опытом мужика, как он думал, фигуристую дамочку. Это его слова. Однако по мере нашего с ним общения, седой, как старый лунь, механик в корне изменил своё мнение обо мне, обещав собрать весь домашний и частично производственный наборы ключей и других необходимых инструментов. Заодно он согласился присмотреть за остальными двумя слесарями, чтобы дать тем сигнал к началу сбора в условленном месте. Иван Антонович, столяр в третьем поколении, был человеком небольшого роста и пенсионного возраста. Он с большим энтузиазмом встретил слова начальника районного отдела НКГБ о привлечении его «на службу» и уже через пару дней, после наступления темноты, перевёз весь свой нехитрый скарб в один из блиндажей, оставив дома только всё самое необходимое. Раз в три дня, используя свою служебную «Эмку», Журавлёв перевозил заготовленные маринады, некоторые комплектующие в виде болтов, шайб, шплинтов и гаек разного диаметра, а также другие полезные мелочи, умело «экспроприированные» на механическом заводе и МТС.

* * *

Окрестности Н-ска. 19 августа 1941 года. Полдень.

Сегодня Журавлёв принёс плохую новость: немцы прорвали фронт в двухстах километрах отсюда, и танковая колонна углубилась в наши порядки более чем на сорок километров. Число беженцев увеличилось многократно, одновременно с этим начались первые воздушные налёты. Нас с Тапочкиным разделили: он остался контролировать возведение противотанковых сооружений за Н-ском, заодно не упуская возможности заниматься строительством блиндажей, а меня временно выставили регулировщицей перед городом. В принципе ничего сложного.

Некоторые бойцы и командиры, из проходящих колонн с военной техникой, даже пытались завязать со мной знакомство, путём дарения букетиков с полевыми цветами и подмигиванием с проезжающих машин, но их потуги оставались тщетны. Было движение и в обратном направлении: колонны с беженцами, вперемешку с потрёпанными частями РККА, двигались за Н-ск. Некоторые бойцы проходили в окровавленных повязках, передвигаясь понуро и не спеша.

Когда одна из колонн поравнялась с перекрестком, на котором я и стояла, кто-то издалека прокричал команду «Воздух!» И подтверждая его слова, из-за верхушек деревьев лесного массива вынырнула группа бомбардировщиков и пара «мессеров». Видимо, наше командование было извещено, что за линию фронта проникла целая вражеская эскадрилья, потому что навстречу им уже спешили несколько «ишачков».¹²

Завязалась свалка в воздухе. После этого воздушного боя на колонну техники удалось зайти только одному немецкому бомбардировщику, однако и наши истребители были сбиты. Сбросив бомбы ещё в конце колонны, немец поплёлся обратно, а «мессеры» прошлись очередями по остальной массе транспортных средств.

Двигающемуся недалеко от меня грузовику не поздоровилось и с прошитой очередью кабиной он остановился напротив моего поста. Голова водителя безвольно повисла на руле, а с открывшегося в мою сторону правого борта «полуторки» высыпал десяток красноармейцев, сразу прыснувших по обе стороны дороги. Внутри кузова сиротливо остался стоять на большом ящике брошенный бойцами ДШК.¹³

Чуть поодаль раздались крики и плач из разбомбленного автобуса, примерно похожего на тот, с которого началось моё приключение в этом мире. Над беженцами послышался характерный визг заходящих на второй круг самолётов противника. От всей этой ужасной картины налёта на меня накатила такая злость, что рванув к машине я мигом очутилась в её кузове. Пулемёт уже был снаряжён магазином, осталось отодвинуть его от борта рядом с кабиной, раздвинуть санки и передернуть затвор. С большой злостью я пнула этот ящик и он на моё счастье сдвинулся с места, заскрежетав обитыми жестью полозьями и позволив протащить себя до противоположного борта машины. Не обращая внимания на грязь в кузове, я села на коленки возле пулемёта и решила пощекотать нервы этим ублюдкам в «мессерах», которые пользуясь безнаказанностью продолжили своё черноё дело.

До сих пор вспоминая тот бой и мою первую стрельбу из крупнокалиберного пулемёта, считаю, что только удача помогла мне сделать это доброе дело. Стиснув ручки пулёмета, я начала стрелять, выплевывая очередь в противоход «мессерам». Ведущий наткнулся на неё почти сразу. Задымив черным густым дымом и отвалив в сторону, он упал рядом с лесом в овражек. Второй попытался уйти на вираж и ему не хватило совсем немного, но, как говорится, чуть-чуть не считается. Этого унесло прямо на деревья, где он благополучно взорвался.

Совершенно оглохшую, с перепуганными глазами, меня буквально вынесли с кузова и стали заботливо за мной ухаживать. Кто притащил воды, кто полотенце. Не знаю, как я всё-таки услышала из-за гвалта тот жуткий плач ребёнка, но, тем не менее, это случилось. Я вырвалась из заботливых рук бойцов и устремилась вперёд, где стоял разбомбленный автобус. Передняя его часть представляла собой кашу из дерева, металла и частей человеческих тел. У заднего колеса автобуса на спине лежала женщина. Под её головой натекла уже большая лужа крови, а рядом с ней на коленках сидела девочка и плакала, взяв в ладошки руку погибшей матери:

— Мамочка, не умирай! Как же я теперь жить-то буду? Папка погиб, теперь ты… мамочка, встань, ну пожалуйста! У меня больше никого нет!

Я молча схватила её, подняла на руки и понесла подальше от всего этого ужаса. У переднего края колонны скопилось несколько офицеров, которые что-то горячо обсуждали. Увидев меня, один из них поманил рукой. Я приблизилась и поставила девочку на землю. Та обхватила меня обеими ручками и испуганно прижалась ко мне всем телом.

— Представьтесь, боец! — приказал седовласый командир какой-то части, с четырьмя шпалами.

Хм… если память не изменяет, то это полковник.

— Рядовая НКВД Рогова. В настоящий момент являюсь регулировщицей.

— Если бы так действовали все бойцы нашей армии, то немцы не летали бы над нашими головами. Архипов! — на его зов прибежал лейтенантик.

Адъютант, наверное.

— Слушаю, товарищ полковник!

— Принеси мне из личного запаса «Красную Звезду» и удостоверение. А вам, товарищ рядовая, ещё напишу представление на сержанта. Заслужили.

Как там правильно отвечать… ой, не помню… что-то про труд и народ было… а! Вот!

— Служу трудовому народу!

— Василий Афанасьевич! Давайте я сам представление напишу, а вы завизируете? — к полковнику подошёл капитан в форме НКВД.

— Договорились, Анатолий Павлович! Только ты не забудь.

— Да мы сегодня вечером уже в М-ске будем, вот сразу и зайду в областной отдел.

— Рогова! Что с девочкой?

— Товарищ капитан! Разрешите мне её у себя оставить? — попросила я, видя как девочка жмётся ко мне и совершенно не хочет никуда идти. Словно понимая, что решается её судьба, она вдруг заревела в голос:

— Дяденька, военный! Не забирайте меня у тёти! Она хорошая, добрая!

— Ишь, как прикипела, — у полковника встал комок в горле. — Капитан, напиши ещё сопроводительную на девочку. Пусть выдадут соответствующие документы об удочерении. Такой боевой девушке можно доверить ребёнка.

Стоявшие рядом бойцы одобрительно загудели. Через пару минут принесли сумку с документами погибшей матери. Девочка оказалась моей тёзкой. Вот тебе и фунт изюма! Сошлись два одиночества в этом мире, две Насти. Малышке было всего семь лет и родом она из Минска.

— Тётя Настя, а можно я вас буду мамой называть? — на меня смотрели голубые глаза ребёнка, испуганного недавним авиационным налётом и только что пережившего смерть родной матери.

— Можно, дочка, можно… — ну вот, и я поплыла. Чисто по-женски: в горле комок, в глазах слёзы, а в груди не хватает воздуха.

Кое-кто из бойцов быстро пробежался с «сидором» по колонне, и моей новоиспечённой дочери собрали тушёнки, пару десятков кусков сахара, пачку чая, несколько яблок и даже кисет с махоркой для обмена на продукты. Старшина, кряжистый пожилой украинец, отдал мне тот «сидор» и с дрожью в голосе проговорил:

— Дочка! Ты просто не бачишь, якой ты чоловик! Да и дивчина дюже гарная. Не коснулись бы тоби пули, да обрести мужа-красавца!

Мне вручили удостоверение к ордену, помогли проколоть дырку на гимнастёрке, и я стала обладателем первой награды в этом мире. По колонне уже прошёл слух о моём отражении воздушной атаки, и практически каждая проезжающая мимо меня машина останавливалась, а сидевшие в них бойцы и командиры отдавали мне честь.

Чёрт возьми, как приятно! В моём мире такого никогда не случалось.

Примечания

12

Жаргонное название истребителя И-16.

13

12,7 мм крупнокалиберный пулемёт Дегтярёва — Шпагина.