Хроника 80-х. Моя молодость в Мурманской мореходке

Юрий Иванович Граблин, 2022

Документальная история из 80-х о моём житие-бытие в Мурманской мореходке. Вот были времена…

Посвящается прекрасному человеку, хорошему командиру Валерию Павловичу Черкасову.

Весна 1972 года означала окончание восьмилетней школы и осуществления давней мечты Гоши Локотова, поступление в мурманское мореходное училище.

Тетка Гоши, очень кстати, преподавала в этом учебном заведении, а так как уповать на знания при поступлении было сложно, мать этого оболтуса рассчитывала на ее помощь. К слову сказать, Локотов ненавидел блат и все пытался сделать без чьей-то помощи.

Вернемся к школе. Подготовка к выпускным экзаменам проходила весело. Экзаменационные вопросы и ответы были записаны на древний магнитофон размером с чемодан. К Гоше с ночевкой приходили одноклассники и под бормотание магнитофона, выпив немного вина, курили и играли в карты, и строили планы на будущее. Магнитофон звучал громко, а ребята тихо. У мамы Локотова создавалась иллюзия усиленных совместных занятий молодежи.

Периодически попытки в одиночку осилить экзаменационные билеты, привели к тому, что к началу экзаменов, Гоша хорошо знал три первых билета по русскому языку и четыре по математике. Забегая вперед, скажу, что по удачному стечению, ему попались по русскому третий билет, а по математике второй.

Заранее были собраны с родителей деньги на выпускной вечер, по 25 руб. с человека (в Советское время это была приличная сумма. На 10 рублей проживала неделю семья из 3-х человек). Ушлые преподаватели произвели опрос выпускников (школа 8 летнего образования) кто куда пойдет учиться дальше.

Гоша учился неважно, но дураком не был. Престиж школы тогда еще имел значения у учителей, и он, сообразив, что данные вопросы повлияют на выпускные экзамены, с честными глазами соврал, что идет учиться в местное училище на слесаря — вентиляционщика.

Перед самым экзаменом преподаватели решили отменить застолье на выпускном, чтобы детишки не напились и раздали деньги, собранные на банкет не родителям, а ученикам. Финансовый поток, в основном до предков не дошел. Предприимчивые школьники сами закупили более крепкие напитки, чем планировались, с минимальным количеством закуски.

Экзамены сдали все. Локотов признался, что попробует поступить в ММУ, и тут же получил упрек о нечестности и то, что он всех там опозорит.

Выпускной вечер прошел стандартно. Начало было приличным, а дальше все в тумане.

На утро у Гоши ничего не болело, молодой организм не реагирует на бурные вечера, в памяти тоже ничего не осталось и ввиду того, что порочащие сведения со стороны не поступали, все прошло хорошо.

Собрав все документы и скудные знания, которые вложили в голову за восемь лет учебы, Локотов под надзором матери прибыл в Мурманск.

Город встретил романтика шумом порта, гудками пароходов и ни с чем несравнимым запахом моря и не совсем свежей рыбы.

Подав документы на механическое отделение Гоша с грустью узнал, что конкурс 7 человек на одно место.

Оставив мать отдыхать у родственников, где они остановились, юный абитуриент пошел знакомиться с городом. Центр был стандартный, а вот окраины были для него притягательны. В порт посторонних не пускали. Созерцая краны и мачты судов через заборы, Локотов побрел в сторону южных причалов. Пройдя район «Петушинки», судоремонтный завод и лесопилку, он смог наконец выйти на берег Кольского залива. Но в этом месте, к сожалению, ни причалов, ни пароходов не было.

На берегу, с полузатопленного понтона, местные ребята его возраста на донки ловили рыбу.

Гоша всю свою, пока короткую жизнь, к рыбалке был не равнодушен. Двое пацанов, заметив постороннего с любопытством наблюдавшего за процессом, предложили ему запасную донку и морских червей на наживку.

Морские черви похоже на простых дождевых только с маленькими перышками вдоль всего тела. Копали их при отливе, находя характерные отверстия в песке. Локотов видел их впервые и удивился, что они еще и щиплются.

Донка со свинцом и крючком на конце, забрасывалась как можно дальше и медленно тянулась к берегу. В основном, клевала мелкая камбала размером с блюдце.

Поймав штук 30 камбал, Гоша решил вернуться к родственникам. Вечерело. От пойманной им рыбы ребята отказались.

— Неси домой, мать пожарит, вкусно.

— Я не местный, поступать приехал. Мы с матерью у родственников остановились.

— Ничего, родственники тоже с удовольствием пожарят.

— Спасибо, меня кстати Гошей звать.

— Я Саня, а он Серега, ты захочешь приходи, мы тут каждый день рыбачим.

— Надо к экзаменам готовится, а он где-то рыбу ловит.

— Я город смотрел, с рыбой случайно получилось.

Мать сделала заключение:

— У тебя все случайно!

Экзамены Локотов шел сдавать первым потоком, а своим сказал, что вторым. Сдать то он сдал, но посредственно (на тройки).

Мандатная комиссия предложила ему переписать заявление на отделение промышленного рыболовства, откуда выходили техники-механики промыслового оборудования (тралмейстеры). Во всех рекламах и газетах, где приглашали в ММУ, почему-то это отделение не указали, а местные зная, что это за работа, не очень желали туда идти. Получалось так на другие отделения 7 человек на место, а на это 1/7 человека.

Набрали 2 группы по 30 человек и еще 10 человек кандидатов.

Кандидат платил за питание и получал форму б/у. По мере ухода людей из основной группы, кандидатов переводили в полновесные курсанты.

А уходило много. Кто-то в свои 15 лет не выдерживал казарменного режима, дедовщины, муштры, кто-то из-за неуспеваемости.

Забегая вперед скажу, что из 70 человек (включая кандидатов) отделение выпустило через 4 года всего 38 специалистов.

Переписав заявление, уже практически курсант побежал к родственникам с докладом и получил втык.

— Ты чего нам не сказал, больно умный! Мы бы только заикнулись, мог бы рта не открывать на экзамене, и в диктанте учителя тебе бы сами ошибки исправили.

— Ладно, успокойтесь, изрекла тетушка. Пару месяцев проучится, потом переведем на механическое отделение.

На том и порешили, хотя ни куда будущий тралмейстер переходить не собирался.

Прибыв в 4-х этажную казарму (общежитие) на ул. Егорова, Гоша помахал прошлому рукой. Впереди были два месяца карантина, когда нет увольнений (некуда не выпускают).

Первые дни суматошные, получали форму, знакомились друг с другом, со своими старшинами, назначенными с 3-го курса. Первокурсники попадали в одну роту с 4-м курсом или со вторым. С четвертым было лучше, с ними хоть не поспоришь, зато они не строили из себя «дедов», и не доколупывались по мелочам. Второкурсники наоборот, возраст с первым курсом практически был одинаковым, и из-за этого первое время возникали конфликты.

Далее не буду вести подробную хронологию, что-то не вспоминаю, а что-то и не хочется вспоминать.

2 месяца карантина: это помимо учебы, построения, отбой — подъем, строевые занятия, наряды в не очереди, драйки полов (палубы), уборки туалетов (гальюнов), лестничных пролетов и т.д.

Каждый день на кухню (камбуз) назначались двое рабочих, а так как после домашних харчей еды все время не хватало, Локотов старался подменить любого назначенного, не желающего работать. Позже, подсчитав, он выяснил, что за учебный год отработал на кухне 24 дня.

Рабочие таскали продукты, убирали посуду со столов, чистили овощи, рубили мясо, разгружали машины с продовольствием. Голодными они никогда не оставались, а что удавалось урвать, передавали в свою группу.

Набрав портфель провизии, вечером ребята выходили в хоз. двор, свистели и с 3-го этажа, где находилась аудитория группы ПР-11 и шла самоподготовка, в окно спускались друг с другом скрепленные флотские ремни. Портфель с подкормкой уплывал вверх.

На втором этаже были кабинеты начальства, но к этому времени их обычно уже никого не было.

Правда, один раз рука припозднившегося начальника отделения высунулась и отстегнула нижние ремни с портфелем. На каждом ремне было написано фамилия и группа курсанта. Ремни торжественно раздали вместе с нарядами в не очереди, портфель с продуктами, правда, тоже вернули.

— У вас рабочие по камбузу воруют продукты.

Наезжал дежурный лейтеха (лейтенант) Сливин на пожилую повариху тетю Валю.

— Да, воруют, ну и что?

— Как что? Это непорядок.

— Они что их продают?

— Нет, съедают.

— Продукты для курсантов, пускай съедают.

— Нет, это надо прекращать!

— Оставь мальчишек в покое, больше чем он сможет поднять не украдет.

— За ними надо следить

— Вот ты дежурный, ты и следи. Держи ключи, иди с рабочими и пусть они принесут 4 ящика сгущенного молока.

Провизионка находилась в подвале. Локотов и Батищев несли сразу 4 ящика на маленьких носилках. Через плечо «Бати», идущего вторым не мигая наблюдал Слива. Проходя по коридору, где вдоль стены стояли пустые молочные бидоны, курсанты резко притормозили, лейтенант налетел на заднего и все радостно грохнулись, сшибая бидоны.

Матерясь, поставив бидоны на место, поправили коробки с молоком и донесли до места. Сливин был горд.

— Вот, тетя Валя, принесли.

— Уследил?

— А как же.

— Что там у вас грохотало?

— Ребята неуклюжие запнулись и упали.

Повариха усмехнулась.

— Коробки переверни.

— За чем?

— Переверни.

У 2-х коробок были разорваны углы, 4 банок не хватало.

— Где сгущенка? Спросил Гоша.

— 4-ый нижний бидон от прохода.

— Молоток, Батя!

— Пошли, там машина с мукой пришла.

15-ти летние пацаны таскали тяжелые мешки с мукой на плечах, по лестнице в подвал, и никто не кричал, что эксплуатируют детей, никто не жаловался, и главное никто не надорвался.

В училище устраивали вечер танцев. Мужское население города не допускалось, зато девиц пускали всех без всяких приглашений.

Первокурсники с радостью узнали, что у них есть подшефные девчонки первокурсницы педагогического училища. На первый раз все были приглашены оптом, и уже в последствии разбились на пары. Бальные танцы, как в старину, никто не танцевал, была, как сейчас говорят, обыкновенная тусовка.

Ансамбль «Северные мальчики» был полностью из курсантов. Играли и пели ребята, по тем меркам, очень хорошо, одно удручало, чем меньше лычек на рукаве, тем меньше на тебя обращают внимания представительницы слабого пола.

Старшие курсанты водили своих красавиц по училищу, увлеченно что-то рассказывая, одновременно ища укромный уголок для продолжения беседы в более раскрепощенной форме.

После танцев разрешалось проводить своих избранниц до дома или до общежития. Обычно на это давали 1 час, но никто практически не укладывался.

Локотов стоял у тумбочки дневальным, время тянулось медленно, было 5 часов утра. В 6.30 надо было разбудить командиров и дежурного по роте, а пока он в нарушение устава борясь со сном выходил на площадку 4-го этажа и втихаря курил.

Курево кончилось, присев на тумбочку и оперевшись спиной о стену, дневальный прикрыл глаза.

Что ему приснилось не имеет значения, но разбудил его сигнал громкого боя (звонок). Старшина и командиры отделений, не разбуженные заранее, матерясь одевались в спешке. С перепугу, глянув на стенные часы, Гоша обнаружил, что таковых нет, так же отсутствовал ротный журнал и ботинок на левой ноге.

Все не разбуженные считали своим долгом, пробегая, выразить свое отношение к дневальному, кто матом, кто тычком.

Наконец из своего кабинета появился командир роты старлей Чебоксаров. Стоя на одной ноге Локотов пытался что-то доложить.

— Ну, что, цапля?

Гоша молчал, вопрос ответа не требовал.

— Сразу 6 нарядов в не очереди я дать вам не могу, устав не позволяет. Хотя вы этого заслужили.

6 нарядов выдали по частям:

2 — с настенными часами;

2 — с ротным журналом;

2 — с левым ботинком.

Хорошо, что неприятности заканчиваются и забываются быстро, правда кличка «Цапля» еще 2 месяца преследовала курсанта.

Наряды в не очереди первокурсникам раздавались щедро, иногда для всех наказанных не хватало работы.

Общежитие, где обитали курсанты было 4-х этажное казарменного типа. Кубрики с 2-х ярусными железными койками на 30 — 35 человек, все были на виду друг у друга, но жили в основном дружно.

Тянулись будни учебы, строевые занятия, дежурства… 2 месяца карантина закончились. На лысых головах подрастали волосы. Первокурсников стали отпускать в увольнения.

Курсанты из местных, как-то негласно взяли шефство над иногородними. На увольнение приглашали к себе домой с ночевкой с субботы на воскресение.

Гоша, если не было очередных свиданий, или самоволки в свой город, ехал к своему сокурснику в Колу. У Сергея дома они выпивали, ели домашнюю еду, слушали музыку. Васенко хорошо пел и играл на гитаре, даже пытался научить Локотова, но безуспешно.

Несколько человек, не выдержав муштры и казарменных условий ушли из Мореходки как-то незаметно.

Потихоньку подкатил Новый 1973 год и первые семестровые экзамены. Был среди первокурсников переросток Володя Скворцов, 20 лет от роду. Рыжий, бледный и такой худой, что больше было похоже на дистрофию. В армию его не взяли и как он прошел медкомиссию в Мореходку не понятно.

Все разговоры его сводились к бл-ким похождениям в родном Архангельске, так что его очень быстро все перестали слушать. Единственные свободные уши остались у Славки Лычкина. Своим трепом «Скворец» до такой степени раздраконил Славика, что тот обратился к Локотову.

— Гоша, ты не знаешь где в Мурманске найти проституток?

От волнения он заикался сильнее обычного.

— Тебе зачем?

— Да к приятно же.

— Ну, у тебя и заявочки. Откуда я знаю, я же не местный. Вон у Кольки спроси, тот все знает.

Кузин Колька, красавец парень, ловелас на которого девки пачками вешались, еще до Мореходки, а уж когда одел форму, вообще стали выкладываться вдоль дорог штабелями. Лычкину не отказал в помощи. Написал на бумаге адрес.

— На, держи и помни мою доброту, там этих шалав сколько хочешь. Выбирай любую.

— А с чем идти с цветами?

— Совсем дурак. Купи бутылку водки и за глаза хватит.

Получили стипендию 12 руб 60 коп. Славик отпарил брюки, купив бутылку водки, отправился в увольнение целенаправленно: лишать себя невинности.

Кузин, Локотов и еще человек 10 не успевшие до конца недели закрыть неуды (двойки) по учебе и потому лишившиеся увольнения, курили в сушилке. Кто-то бренчал на гитаре. Сушилка была выходным клубом для оставшихся в роте. Там было жарко, сумрачно и прекрасная вентиляция. Все курили.

Распахнулась дверь, на пороге стоял всклоченный Лычкин. Говорить от возмущения он не мог. Заикаясь на каждой букве размахивал руками, потом плюнул в пол и ушел, хлопнув дверью.

— Чего это с ним?

— С бл*док вернулся.

— Ты чей адрес уму дал?

— Стационара КВД (кожно-венерологического диспансера). Там шалав пруд пруди.

Хохотали до слез!

Приколы вообще были в ходу. То ночью толпой снимут верхнюю койку, нижнюю поднимут под потолок со спящим. Включают свет и орут — ПОДЪЕМ! Человек, привыкший что пол рядом, довольно оригинально приземляется. Бывало кровать со спящим уносили в гальюн (туалет). Мало того, что просыпаешься в отхожем месте, не совсем приятно, так еще и свою кровать обратно перетаскивать. Иногда под простынь укладывалась длинная нить и когда человек засыпал начинали медленно ее вытягивать. У спящего создавалось впечатление, что кто-то там ползает. Он вставал и отряхивал простынь рукой и ложился снова. Процедура повторялась.

Все обычно заканчивается первым курсом. То ли наученные опытом умудрялись заранее угадывать, то ли детишки попросту взрослели.

Как-то Локотов слегка задержался на обед, Минуты на 3-4, троими сидящим за столом этого хватило. В алюминиевые кружки был разлит томатный сок. Увидев, что стенки кружки испачканы томатом выше уровня налива, легко было догадаться, что насыпали много соли и размешали. Гоша старался есть медленно. Шутники желая увидеть реакцию на соль, тоже не торопились. Практически в столовой никого не осталось, только этот стол упрямо до обедывал. Локотов насыпал соли в кружку, размешал, спокойно выпил, встал и пошел. Через три шага он обернулся. Какие глупые рожи были у шутников.

Как я говорил, семестр заканчивался. Подошли первые экзамены общеобразовательные. Локотов почти все сдал на твердые тройки. Оставался последний по физике. Мало того, что по этому предмету он подготовился, мягко говоря очень плохо, сдача экзамена выпала на последний день сессии. Все экзамены можно было пересдать взяв измором преподавателя, главное надо было уложиться в сессию, иначе лишали стипендию на полгода, да пересдавать приходилось во время отпуска (так назывались каникулы) а его зимой всего две недели.

Командир роты сидел в кабинете начальника отделения с ведомостями. Каждый сдавший последний экзамен сразу двигался туда и доложив получал отпускное удостоверение 25 рублей. Скворцов не ответив ни на один вопрос, доложил, что сдал и получив что причитается, отбыл в Архангельск, чем в последствии поставил Чебоксарова в неловкое положение.

Локотов взял билет. Его, почему-то поставили подготовиться к ответу прямо к доске. Готовиться было не к чему ничего близко знакомого в билете не было. На передней парте готовился Варченко.

— Федя, выручай. Я ни хрена не знаю.

Прошептал Гоша подсунув билет.

По его виду было понятно, что он знает не больше. Сунув билет обратно, он стал осматриваться. Выручать товарища было надо. Слева от Федора была батарея отопления, спускник был обыкновенный латунный кран. Если знаний у него не хватало, то здоровья было хоть отбавляй. Поднатужившись он по резьбе рукой сдвинул, а потом медленно, незаметно стал его откручивать. Кроме двух придурков, струя кипятка ударила для всех неожиданно.

— Я только локтем задел.

Оправдывался виновник.

Вадик Столяров, отличник по учебе, но какой-то несуразный по жизни, героически попытался закрыть «пробоину» грудью, и сразу отскочил. Вода была горяченная.

Пока пытались ликвидировать аварию, все сдающие с бешеной скоростью пополняли свои знания. Временно экзамен перенесли в соседнюю аудиторию.

Варченко не пил, поэтому Гоша обошелся шоколадкой и сигаретами.

Кроме трех не сдавших все разъезжались по отпускам.

С отпусков треть курсантов, возвращались позже, принося справки о внезапных болезнях. Локотов исключением не был.

Командир Валерий Павлович почему-то очень долго изучал его справку. Ребята потом объяснили. За два дня до него прибыл из отпуска Скворцов тоже со справкой.

— Ты почему солгал. Ты же не сдал экзамены? В какое ты меня положение поставил?

— А я думал, что сдал.

— Я вам верю, зачетки не проверяю. Ладно с тобой мы еще разберемся.

Забрав у него справку не глядя отнес в канцелярию. Через 15 минут Чебоксарова вызвали на «ковер». Диагноз Скворцова прочитать было невозможно, печать переведенная с другой справки, была в обратную сторону. И все же ее прочитали. Она была выдана Архангельской гинекологической поликлиникой. На этом свою учебу Володя закончил.

Вернусь к тому, что всех после мед.комиссии и вступительных экзаменов обеспечивали форменной одеждой (парадной, повседневной и рабочей).

Шинели надо было подрезать 30 см от пола, но в моде были «нахимовские» короткие. Решили все вместе подрезать по выше. Мол всех не накажут. Наказали. Высчитали по 36 руб. с каждого. Три месяца были без стипендии.

Шинели должны были изъять и выдать б/у. Последнего не произошло курсанты остались при своих подрезанных.

Обидно, что через год мода поменялась, и в моду вошли шинели под «Дзержинского» почти до пола. И пришлось модникам в своих кургузых ходить до 4 курса.

В конце первого курса стали подгонять форму «не по уставу» для выхода в город. Брюки были широкими, но хотелось клеш. И в брюки от колена вшивали клинья. В будни клинья сметывали по шву внутрь, по выходным распарывали обратно. Кто мог заказывал в ателье вторые брюки. У многих были просто запасные с клиньями. Имея запасную суконку, одну ушивали под «глисту» ( в обтяжку) включая рукава. На ноги были в моде суконные боты на молнии и высоком каблуке.

При поимке нарушителей офицеры просто ножом или лезвием разрезали неуставную одежду прямо на курсанте. Другого способа бороться с этим не было.

Во втором семестре ребята втянулись в режим. И все стало привычным и обыденным.

Время слегка прибавило свой бег. Экзамены после первого курса прошли без эксцессов, за исключением математики.

Кто-то предложил в аудитории, где будет экзамен, прямо по побелке на стенах и потолке написать ответы белым мелом. В глаза это не кидается, а видно прекрасно. Целую ночь доблестные курсанты со стремянок, стульев и столов переносили знания из конспектов на стены. Когда закончили, ужаснулись, слишком все было заметно. Пригласили двух посторонних из дежурного отделения, и пообещав им, что если найдут шпаргалки в этом помещении, получат по пачке «Пальмира» (сигарет). К радости художников сигареты остались у них.

На экзамене первые два захода по восемь человек сдали довольно хорошо, чем удивили преподавателя Чаева. Правда, его удивило, что все экзаменующиеся постоянно крутят головами. Проследив за их взглядами, тут же с ужасом обнаружил местные «Петрографы». Экзамен срочно перенесли в другую аудиторию. Слава Богу, что не заставили пересдавать уже сдавших. 14 человек из двух групп, включая Локотова, не сдали экзамен. До конца сессии оставалось 4 дня. За это время нужно было уложиться сдать. Знаний не было, было только наглое упорство. Толпа ходила за Чаевым по два, а то и по три раза на дню, докладывала, что они готовы. Математик, отбросив билеты, заводил всех в ближайшую аудиторию и задавал с каждым разом все более упрощенные задания. Через три дня последние 6 человек с грустью ждали своей участи. Появился учитель, держа в руках только 6 зачеток.

— Ну, что оболтусы, хоть чего — нибудь подготовили?

— Конечно. Неуверенно прозвучал хор.

— Тогда держите свои зачетки. У всех тройки.

Реакция последовала как в победе над сборной Канады по хоккею. На дикий вопль даже стали выглядывать из ближайших дверей. А Чаев стоял и улыбался как-то по-доброму. В сессию уложились, стипендия была спасена!!!!

Экзамены сданы, вторая лычка на рукав пришита! Впереди месяц практики на судоремонтном заводе и месячный отпуск. Настроение портило 7 нарядов в не очереди в счет отпуска. Даже если Гоше заступать через сутки 14 дней отпуска коту под хвост.

Командир роты Валерий Павлович тоже слинял в очередной отпуск, и без всяких, блин, нарядов.

Вместо него был назначен командиром лейтенант Сливин. Личность не совсем приятная.

Общага-казарма на Егорова 5 встала на ремонт и курсантов перевели в здание на против.

Прибывшую на СРЗ молодежь разбили на две группы. Одну закрепили за слесарями, другую за токарями. Через 15 дней обещали поменять местами. Забегая вперед, хочу сказать, что слава Богу, такого не случилось. Локотов попал к токарю.

Практикантов слесарей распределили по бригадам, которые болтались по судам. Удел учеников — таскать инструменты и работать на подхвате. Вторую половину ребят раздали токарям по одному в руки.

Познакомились: Я Гоша, а я Николай.

— Что делать. Спросил Гоша

— Стой, смотри.

Прошло 10 минут.

— Мне, что так и стоять?

— Можешь сесть.

— Пойду лучше покурю.

— Иди.

В курилке собрались все юные токаря. Сидели курили, трепались до обеда. Периодически курсанты по одному или два человека исчезали на минут на 15, навестить своих наставников и приходили обратно. За весь первый день Локотов что и сделал, что сходил два раза за газировкой с графином для своего шефа. После жесткой дисциплины, время практически было одуряющей вольницей, только заступающие в наряд ходили на развод и контролировались офицерами. Остальные обнаглели. Многие мурманчане даже ночевали дома.

Завтракали и обедали в столовой на СРЗ (судоремонтном заводе). Кормили хорошо, процентов 60 туда вообще не ходило, а остальные за них объедались.

После дня получки, рабочий день Николая в течении 4 суток, начинался с графина газировки. А первые сутки он пришел вообще никакой.

— Гоша, включи станок и пускай молотит. Я вон там за стеллажами, в случае чего буди.

Токарный цех был довольно большой и поэтому потерю «бойца» до обеда никто не заметил. После обеда привезли тележку с какими-то толстыми шайбами.

— Где токарь?

— Ушел в туалет.

— Ну, ладно, он знает, что делать.

Пришлось будить Николая.

— Тут ничего сложного. Снимаешь фаску, переворачиваешь и с другой стороны тоже самое. Глубже или мельче значения не имеет. В случай чего я там же.

Гоша ощутил себя настоящим токарем. Работа была сделана. Прошла неделя, работать было тяжело потому что денег на курево не хватало, курилка стала рабочим местом для курсантов.

В пятницу вечером:

— Николай, можно я до среды не появлюсь, а если спросят, ты скажи, что я был, а я тебе пузырек поставлю.

— Линяй, можешь и без пузырька. Ну, если приволокешь, не откажусь.

Договорившись со старшиной Таращенко Серегой, чтобы его не ставили в наряд, Локотов уехал из Мурманска в родной город.

Отдыхать дома гораздо лучше, чем даже ничего не делать на СРЗ.

К обеду в среду, с бутылкой за ремнем под фланкой, Гоша появился в токарном цехе, правда он слегка задержался, буквально на недельку. 12 дней пролетели, как мгновение.

Отдав обещанное Николаю, навестил курилку, но там из курсантов никого не было. Обойдя цех он тоже никого не обнаружил.

В душе поселилась паника. Кто-то, как-то говорил, что возможно курсантов переведут с судоверфи на ремонт общежития.

Кстати судоверфью СРЗ называли по старинке, там уже давно ничего не строили, а занимались только ремонтом судов.

Гоша вернулся к своему станку.

— Коль, а где все наши?

— Черт его знает, я уже давно никого не видел.

С расстройства Локотов навестил столовую, где с огромным облегчением обнаружил двоих сослуживцев.

— Вы куда все пропали?

— Локот, ты бы хоть поздоровался.

— Здрасьте.

— Мы сейчас поедим и на на шлюпки, загораем в цех не заходим, чтобы не мешаться.

— А эти, со слесарями?

— Им не повезло!

Сразу за корпусами СРЗ в ряд стояло огромное количество списанных шлюпок, привезенных сюда то ли для ремонта, то ли для догнивания.

Курсанты кто спал, кто играл в карты. Васенко бренчал на гитаре.

— О!!!! Явился!

— Здорово Серега, ты чего без меня заскучал?

— Нет. Мать спрашивала куда ты пропал. Поехали сегодня ко мне ночевать в Колу. Вмажем.

— Ладно,видно будет.

Гоша иногда, когда была возможность, ночевал у друга. В тот день возможности не было.

— Ты, чего вольтанулся? Я за тебя отдуваться должен? Литеха тебя 2 раза искал.

— Да ладно, исправлюсь… Может быть. Во всяком случае постараюсь. А чего от меня Сливе надо?

— Хрен его знает.

— Ну, Серега, сказал же исправлюсь.

— А куда ты денешься, через час заступаешь дневальным по роте, Соловей дежурный.

Локотов нашел Соловьева.

— Васька, заступаем.

— Знаю.

— Кто по училищу?

— Каплей Ползунов.

— Лектор!

— Опять поддатый на развод явиться. Главное, чтоб без заскоков, а то снова целый час лекцию читать.

На первом этаже, в дежурке, построились курсанты заступающие в наряд. На кануне выдали стипендию и поэтому от отдельных выдохов пахло перегаром.

Капитан-лейтенант Ползунов был капитаном третьего ранга на подлодке, но по пьянке допустил какую-то ошибку. За что и был разжалован. Списан на берег и отправлен в ММУ воспитывать оболтусов.

Появился он с 10 минутным опозданием с блаженной улыбкой на лице и веточкой сирени в петлице.

— От кого спиртным пахнет?

Все молча смотрели на покачивающегося офицера.

— Сейчас каждый мне дыхнет.

Он двинулся вдоль строя. Заступающие поочередно дышали ему в нос и кто пил и кто не пил.

— Странно, ни от кого не пахнет.

Потом улыбнулся, вынул сирень из петлицы, понюхал.

— Ааа, это у сирени винный запах. Развод разойдись!

Более идиотского развода Локотов еще не видел.

Утром у тумбочки Гоша скомандовал:

— Рота!

Пришел лейтенант Сливин. Сливин замещал нашего командира Чебоксарова, пока тот был в отпуске. Собственно, командовать было не кому, в помещении кроме него и Соловьева никого не было.

— Василий, зайди ко мне в кабинет.

Через минуту дневальный услышал из кабинета отборный мат, изрыгаемый всегда спокойным и деликатным Соловьевым. Выходя он хлопнул дверью.

— Ты чего Спросил Гоша.

Конец ознакомительного фрагмента.