Я иду тебя искать

Юрий Вячеславович Ситников, 2021

Одноклассник Глеба Витька Комаров пропал в самом начале учебного года. В день исчезновения его видели в машине бизнесмена Степанова, который упорно отрицает факт знакомства с Витькой. Сам Степанов ведёт себя крайне подозрительно: ночью отправляется в супермаркет на поиски некоего свёртка, из-за которого позже с ним происходит несчастный случай. А между тем в городе продолжают пропадать люди. Глеб с друзьями начинают собственное расследование, оно приводит их в магазин сувениров, принадлежащий старухе по прозвищу Горбоносая. Ребята догадываются, Горбоносая совсем не та, за кого себя выдаёт. Ведь на прилавках её магазинчика продаются необычные сувениры – миниатюрные копии исчезнувших людей…

Глава первая

Исчезновение Витьки

— Ребят, слушайте, Витька Комаров пропал! — крикнула Надя, вбежав в класс. — Его мама у директора сидит. Витька со вчерашнего дня дома не появлялся.

— А он вчера в школе был?

— Вроде нет.

— Был.

— Разве?

— Точно был, — сказала Соня. — Но после третьего урока ушёл.

— И что с ним могло случиться? — Катька вертела в руках ручку, до конца не веря в правдивость Надиных слов.

— Откуда я знаю, говорю, что слышала. Мама его плачет.

Димон толкнул меня локтем в бок.

— Глебыч, думаешь, Комар реально пропал?

Я пожал плечами. Витька, конечно, ещё тот кадр, запросто может выкинуть какой-нибудь фокус, но чтобы не прийти домой ночевать! Нет, такое даже для Витьки — перебор.

— Не знаю, Димон. Но по-любому с нами должны будут поговорить.

— Кто?

— Хотя бы Витькина мать.

— А я сомневаюсь… — договорить Димон не успел. В классе, сопровождаемая Ниной Владимировной и директрисой, появилась Витькина мама.

Лицо её было бледно, вокруг глаз тёмные круги, губы дрожали. Сомнения моментально испарились — Витька действительно не вернулся домой. Нас просили рассказать всё, что хоть как-то могло помочь в его поиске. Алла Николаевна, не сдержавшись, расплакалась. Нина Владимировна усадила её за свой стол, принесла воды, успокаивала, как могла. Директриса ждала от нас информации.

А что мы могли сказать, чем помочь? Последний раз Витьку видели в школе вчера, и то, как выяснилось, видели не все. Я напряг память. С Комаром я разговаривал на первой перемене. Он спросил, есть ли у меня запасные наушники, я посоветовал обратиться к Димону. Об этом и рассказал сейчас Анне Анатольевне.

Димон подтвердил:

— Витька спрашивал меня про наушники.

— Витя ушёл из школы после третьего урока, — повторила Сонька.

— А кто-нибудь видел, как он уходил?

— Я видела, — Соня встала и, стараясь не смотреть в глаза Алле Николаевне, тихо сказала: — Четвёртым уроком у нас биология, я спустилась на первый этаж и столкнулась с Витей.

— Он не с тобой спускался?

— Нет. Он стоял у стенда с расписанием. Я спросила его, подготовил ли он доклад по биологии…

— Тебе как всегда больше всех знать надо, — не сдержалась Светка.

— Парамонова! — прикрикнула директриса.

— Да, представь себе, — Соня повернулась к Светке и выпалила: — Биологичка сказала… Ой, извините, Татьяна Юрьевна сказала, пока все не сделают доклады, новую тему не начнём. Остался один Витька. Поэтому я и спросила про доклад.

— А дальше, Соня.

— Доклад он не сделал, а когда я начала возмущаться, сказал, что вообще не собирается идти на биологию. Развернулся и вышел из школы.

— Больше Виктора никто из вас не видел? Днём, вечером? Может, кто-то разговаривал с ним по телефону? Ребята, вспомните, это очень важно.

— Нет, Анна Анатольевна.

— Не видели.

— Не разговаривали.

— Я хотел позвонить ему вечером, — сказал Стасон. — Но потом передумал.

Алла Николаевна поднесла к глазам платок.

— Витя не рассказывал, у него не было неприятностей? Не жаловался?

— Нет. А что с его телефоном?

— Телефон отключён.

— А в полицию вы обращались?

— Дима, — Нина Владимировна посмотрела на Димона с укором, — что за вопрос, конечно, Алла Николаевна была в полиции. Написала заявление.

— Его приняли? Просто, говорят, заявления принимают только на третий день после исчезновения человека.

— Пропал подросток, школьник, — жёстко ответила директриса. — Они обязаны взять заявление и в срочном порядке принять меры. Алла Николаевна, не волнуйтесь, всё нормализуется. Пойдёмте. Нина Владимировна, ведите урок.

Уже в дверях Витькина мама остановилась и обратилась к нам:

— Пожалуйста, если что-то узнаете или вспомните, звоните… в любое время звоните. Прошу вас.

Урока как такового не было. Все мысли были заняты Витькой Комаровым. Снова и снова мы пытались понять, что могло с ним случиться, строили предположения, выдвигали всевозможные гипотезы.

— Неделю назад в Подмосковье семиклассница пропала, — сказала Светка.

— Её нашли?

— Да.

— Где она была?

— В лесу.

— Ой, — испугалась Соня. — Так она…

— Девушку задушили.

— Света, перестань!

— Нина Владимировна, но это правда. А месяц назад…

— Не надо нагнетать. Я в курсе, что каждый день пропадают люди, но давайте будем оптимистами. С Витей всё в порядке, я уверена.

— Тогда где он?

— Не знаю.

— Короче говоря — измена, — выдохнул Димон.

— Полная, — согласился Стасон.

***

Алиска ждала меня на первом этаже возле раздевалки.

— Мы куда-то должны идти? — спросил я, судорожно вспоминая, на что мог согласиться и сразу же об этом забыть.

— Нет.

— У вас сегодня шесть уроков, я думал, ты уже дома.

— Глеб, я слышала про Витьку. Это правда?

— Ага.

— Ужас! Привет, Дим, — Алиса кивнула подошедшему Димону и села на скамейку. — Говорят, с его мамой в кабинете директора случилась истерика.

— Ты сама Витьку когда последний раз видела?

— Дня три назад.

— Глебыч, у Люськи сколько сегодня уроков?

— Как у нас — семь.

— Трубку почему-то не берёт.

— У них только что физра закончилась, — сказала Алиса.

— Тогда ясно. Предлагаю дождаться Люську и пойти в пиццерию.

Люська первым делом заговорила про Витьку:

— Жесть! Нам когда сказали, что он пропал, я не поверила. Прикиньте, я ж его вчера видела.

— В школе?

— Нет. Он из школы вышел и сел в машину.

Алиса аж подпрыгнула на месте.

— В какую машину?

— В обыкновенную. Чёрная иномарка. Я и владельца знаю — Александр Степанов, живёт в нашем подъезде.

— Это бизнесмен, что ли? Такой высокий толстый дядька, да? — уточнил я.

— Ну да.

— Люсь, — я усадил сестру на скамейку и сел рядом, — ты уверена, что Комар садился в машину Степанова?

— Вроде да.

— Уверена или нет?

— А что за наезды, Глеб?

— Это не наезды. Витькина мать с ума сходит, важна любая информация. Если ты действительно видела, как Витька садился в машину Степанова, то мы немедленно должны рассказать об этом полиции. Понимаешь?

Люська начала обкусывать губы.

— Сейчас я уже не уверена.

— Люсь, ну как так может быть?

— Алис, я не могу точно сказать, что видела, как Витька садился в тачку.

— Но ты именно так сказала.

— Преувеличила. Я видела Витьку. Он стоял на крыльце. А потом к школьным воротам подъехала машина Степанова.

— Стоп. Откуда ты знаешь, что это его машина? Может, обозналась.

— Глеб, я разбираюсь в марках машин. И потом, номерок-то степановский.

— А что Витька?

— Он спустился по ступенькам и… вроде подошёл к машине.

— Опять вроде!

— Я не могу сказать наверняка.

— Вроде подошёл, вроде сел, вроде уехал.

— Да, вроде!

— Так ты видела, как он садился, или нет?

Люська посмотрела на Димона и пожала плечами:

— Я с Наташкой разговаривала, за Комаровым специально не следила. Так, краем глаза отметила, что по лестнице спускается. Но до ворот он точно дошёл и… по-моему… нет, утверждать не буду.

— Машина долго у ворот простояла?

— В том-то и дело, что она почти сразу с места сорвалась. Наверное, поэтому я и решила, что Витька в салоне.

— Н-да, с такой непроверенной инфой в полицию не пойдёшь.

— Почему? — удивилась Алиса. — Расскажем им, а они уже пусть выясняют.

— Что расскажем, Алис? Как Люська болтала с Наташкой и краем глаза что-то там заметила, но сама ни в чём не уверена?

— Ладно, — Димон похлопал меня по плечу. — Пойдёмте в пиццерию, есть охота. Там решим.

— Мы с Глебом не можем, — сказала Люська.

— Это почему, интересно, вы не можете?

— Действительно, — я был удивлён не меньше Димона. — Ты вообще о чём?

— Правильно, уже забыл. Если бы не я, отправился бы сейчас в пиццерию. А к нам, между прочим, сегодня пра приехала.

— Ёлки-палки! Точно. Совсем забыл, Люсь.

— Оно и видно.

— Э, Глебыч, что за пра?

— Прабабушка.

— Ого! У вас есть прабабушка? Я не знал. А чья она мать, Люсь?

— Дианы.

— Круто. И сколько ей лет?

— Много!

— Пра со старшей дочерью живёт в Финляндии, к нам редко приезжает, — пояснил я.

— Но когда приезжает, квартира превращается в сумасшедший дом, — засмеялась Люська.

— В смысле?

— У пра с памятью серьёзные проблемы.

— Маразм?

— Всего понемногу. Память дырявая, как дуршлаг. Может с тобой разговаривать, а через минуту обо всём забыть. Но, вообще-то, она у нас прикольная.

— Интересно, — я перекинул через плечо рюкзак, и мы пошли к выходу, — она одна или опять со своей жучкой прилетела?

— Не напоминай мне про этого монстра, — Люська поёжилась. — Бр-р-р. Таскается всюду с собакой, а та такая противная. Визжит вечно. Фу!

— Большая собака?

— Ага, огромная. Той-терьер. Величиной с пульт от телевизора.

— Такая масечка, — улыбнулась Алиса.

— Эта масечка — хуже Гитлера. От неё шума — как от взбесившегося бульдозера.

— Не преувеличивай, Люсь.

— Я преувеличиваю? Глеб, скажи ей.

— Да, псинка действительно шумная.

— Как её звать-то?

— Кого ты имеешь в виду: нашу пра или её зверюгу?

— И ту и другую.

— Собаку вроде… Хитти. Или Хиппи. Глеб, не помнишь?

— Хитти.

— А пра?

— Ева Адамовна.

— Ева Адамовна? — засмеялся Димон. — Круто!

— Круче не бывает, — Люська вздохнула и вдруг предложила: — А пойдёмте к нам, заодно с пра познакомитесь.

— Я с удовольствием, — закивала Алиса.

— И я с вами.

— Наивные, — Люська толкнула меня в бок. — Они не подозревают, на что соглашаются.

Глава вторая

Ложь бизнесмена Степанова

В коридоре нас встретила Диана.

— Наконец-то пришли! Мне уезжать надо, маму одну оставить нельзя.

— Подожди, — насупилась Люська. — Намекаешь, мы должны постоянно быть рядом с пра?

— А как же, Люсьена. Она практически ничего не помнит, не дай Бог, выйдет из дома или включит плиту.

— Диан, мы так не договаривались.

Диана посмотрела на меня с мольбой:

— Глеб, мама приезжает раз в два-три года. Ну что мне, отказаться от съёмок?

— Не перегибай палку. Будем рядом с пра. Или я, или Люська.

— Я знала, на вас можно положиться.

— Надолго пра приехала?

— На месяц, — ответила Диана из своей комнаты.

— Обалдеть, — прошептала Люська. — Целый месяц быть привязанной к дому — полный аут.

— Люсь, она наша прабабушка.

— Знаю-знаю, но мне интересно, кто с ней будет сидеть, когда мы в школе.

Услышав слова Люськи, Диана сказала, что скоро у неё намечается двухнедельный отпуск.

— Знаю я твои отпуска — с утра куда-нибудь уедешь и вернёшься ночью. Там озвучка, там пробы, там репетиция.

— Не злись, Люсьена, на первое время я договорилась с Ингой, она будет при маме с утра до вашего возвращения из школы.

— Нашла кого попросить, — буркнула Люська.

Инга жила в нашем подъезде, на втором этаже. Ей было лет сорок, и все поголовно называли её старой девой. Высокая, нескладная, неуклюжая, с грубым голосом, Инга вечно была чем-то недовольна. Лицо суровое, взгляд хмурый — по-моему, она даже улыбаться не умеет.

— Ну всё, я убегаю, — Диана надела туфли, взяла сумочку и, потрепав Димона по волосам, вышла.

— Так всегда: все стрелки на нас переведёт, а сама смоется. Где вообще пра? Спит, что ли, с дороги?

Не успела Люська дойти до своей комнаты, как из гостиной, на тонких кривоватых ножках, боязливо вышла Хитти.

— Худшие опасения оправдались — Хитти тоже с нами.

Вертя маленьким хвостиком-обрубком, Хитти принюхалась и зашлась лаем.

— Прелесть, — умилилась Алиса. — Иди ко мне. Иди, маленькая, не бойся.

Хитти вытаращила глазищи и подбежала к Алисе.

— Она не укусит, Глеб?

— Понятия не имею.

— По идее, не должна, — Димон наклонился и осторожно провёл кончиками пальцев по гладкой шерстке Хитти. — Алис, гладить можно.

— Только осторожно, — предупредила Люська. — Эта каракатица очень хрупкая. Чуть не рассчитаешь — ей каюк.

Алиса возилась с собакой, Димон пошёл мыть руки, мы с Люськой в нерешительности стояли у двери гостиной.

— Готова? — спросил я.

— Готова.

— Тогда пошли.

— Пошли. Алис, хватит с собакой обниматься. Идём с нами. Где Димка?

— Я здесь.

— Подтягивайся.

Мы вошли в гостиную. Пра сидела в мягком кресле, держа в руках пульт от телевизора. Взглянув на Алиску, я не смог сдержать улыбку. Они с Димоном полагали, что наша пра выглядит как обычная старушенция, которая привыкла сидеть на лавочке у подъезда, щёлкать семечки и перемывать кости соседям. Ничего подобного. В отличие от ровесниц, давно смирившихся с почтенным возрастом, пра до сих пор не считала себя старой. Всегда аккуратная причёсана, на ногах не тапки, не шлёпки, а только кожаные туфли на плоской подошве; из одежды пра предпочитала исключительно брючные костюмы — в одних ходила на улице, в других дома. Никаких халатов, старых кофточек и бесформенных юбок.

— Привет, пра! — крикнула Люська.

Пра обернулась.

— Боже мой! Боже мой! — заголосила она, с легкостью встав с кресла. — Вот и птенчики мои прилетели.

— Здравствуй, пра!

— Виталик, — пра заключила меня в объятия. — Мальчик мой! Как вырос, возмужал. Сколько тебе лет, детка?

— Пра, я, вообще-то, Глеб.

— А я как тебя назвала?

— Виталик.

— Не могла я такого сказать. Не выдумывай. Мальчик мой! Глебушка!

Потом пра перевела взгляд на Алису и раскинула руки.

— Любаня, детка, как ты изменилась!

— Ой, а вы… вы перепутали, — Алиска залилась краской.

— Пра, это меня надо обнимать, — усмехнулась Люська. — Я твоя правнучка.

— Любаня!

— Люся.

— Люся? Мне не нравится это имя — слишком много плохих воспоминаний. Была у меня подруга, Люсей звали. Как сейчас помню, поехали мы с ней в пятьдесят втором году в Ташкент. Зачем поехали, уже не помню, но точно знаю, что в Ташкенте Люська меня сильно обидела. Чем — не помню, но обидела очень сильно.

— Пра, давай ты позже нам расскажешь.

— Подожди, Виталик. Так вот, потом мы с Люськой помирились, а в шестьдесят девятом году, летом… Или в семьдесят седьмом, осенью? Забыла. — Пра нахмурилась. — О чём я вообще рассказывала?

— О подруге своей — Люсе.

— Ах да, о Люське! Хорошая была женщина, царствие ей небесное. Год назад скоропостижно скончалась. Главное, не болела ничем, а тут возьми, и умерла через десять дней после сто первого дня рождения. А говорят, больные только умирают. Ничего подобного. Бывает и здоровый человек ни с того ни с сего помрёт. Вот как Лидка…

— Какая Лидка, пра? Ты про Люсю рассказывала.

— Кто такая Люся?! Знать не знаю никаких Люсь. Одноклассницу мою Раей звали. Помню, поехали мы с ней… или пошли? А может, и полетели… В общем, хорошие выдались выходные.

— Мы попали, — шепнула Люська Димону. — Пра, и всё-таки меня зовут Люся, а не Люба.

— Иди, я тебя обниму, детка. Какая ты красавица! А это кто такие? — пра кивнула на Димона с Алиской. — Я их не помню.

— Это Димка, мой друг.

— Симпатичный мальчик, — пра провела ладонью по щеке Димона и улыбнулась.

— Пра, а это Алиса, — сказал я. — Моя девушка.

— Алиса… Красивое имя. И ты тоже красивая. Только худенькая очень. Тебя дома кормят, детка?

— Алиска у нас вечно на диетах сидит, — прыснула Люська.

— Любаня, и ты здесь? — воскликнула пра, бросившись обнимать Люську.

— Мы уже здоровались, — проворчала Люська. — И я не Любаня. Я Люся!

Хитти загавкала, пра нагнулась и взяла собачку на руки. Потом отошла к дивану, села и о чём-то задумалась.

— Ну, как вам наша пра? — спросил я у ребят.

— Прикольная.

— Зачётная у вас пра, Глебыч.

— Если бы не проблемы с памятью, цены бы ей не было.

— Люсь, всё-таки возраст у неё такой. Делай на это скидку.

Люська посмотрела на притихшую пра и шмыгнула носом.

— Сама знаю. Она у нас лучшая.

Хитти начала вырываться и тявкать.

— Детка, веди себя прилично, — шёпотом сказала ей пра. — Мы не дома, здесь нельзя шуметь.

— Как не дома, пра? Ты чего? — Люська села на край дивана.

— Я, детка, скажу тебе по секрету, — пра поманила Люську пальцем и покосилась в нашу сторону. — Лечу сейчас к дочери в Москву. Она у меня знаменитая балерина…

— Актриса.

— Ты её знаешь?

— Пра, ты уже прилетела к Диане.

— Не может быть! А ты кто?

— Люся.

— Детка, я так рада тебя видеть! Соскучилась я по вас с Виталиком. Кстати, детка, а почему ты одна приехала меня встречать?

— Глеб, сделай что-нибудь, — одними губами прошептала Люська.

Я подошёл к пра и предложил ей отдохнуть с дороги:

— Ты наверняка устала. Не хочешь прилечь?

— Глеб, ты такой внимательный мальчик. Да, я хочу прилечь. Ночью не спала, переживала. Я так боюсь этих самолётов… Как представлю, что надо будет войти в салон и сесть в кресло… душа в пятки уходит.

— Не будем тебе мешать, отдыхай. А потом попьём чаю.

— Да, да, конечно. Кстати, — окликнула нас пра, когда мы были уже в дверях. — Почему зал ожидания такой маленький?

— Идите, — сказала нам Люська. — Я уложу её, а потом приду.

В коридоре я услышал голос пра:

— Детка, ты такая заботливая. Совсем как моя внучка — Любаня.

***

Люська пришла на кухню минут через пятнадцать.

— Пра заснула?

— Вроде заснула. Теперь надо эту вредительницу куда-нибудь определить, чтобы она своими воплями её не разбудила.

— Люсь, дай Хитти мне. Она такая милая.

— Иди к Алиске, чудовище! Судя по всему, у вас любовь с первого взгляда.

— Мы о Витьке говорили, — напомнил Димон. — Решили просканировать Степанова. Если он подъезжал к школе, то это может быть важной зацепкой.

— Могу смотаться к нему прямо сейчас. Я с его дочерью общаюсь.

— Люсь, без подготовки нельзя.

— Брось, какая подготовка. Тем более есть у меня одна идейка.

— Колись.

— Ничего говорить не буду, чтобы не сглазить, — Люська подошла к окну. — Машина стоит во дворе, значит, Степанов дома. Ну, рулю к нему.

— Люсь, не наломай дров.

— Не боись, у меня всё под контролем.

Состроив недовольную гримасу, Люська позвонила в дверь Степановых. Машка открыла почти сразу.

— Приветик.

— Привет, Маш. Отец дома?

— Да.

— Можно с ним поговорить?

— Проходи. Только подожди пару сек, я посмотрю, не спит ли он.

— А я всегда думала, бизнесмены целыми днями на работе пропадают, а твой папаша дома сидит. Да ещё спит днём.

— Люсь, у папы ангина.

— Прости, я не знала.

Через минуту Маша разрешила пройти в комнату отца:

— Не спит, заходи.

Степанов, в халате и с перевязанным горлом, сидел за компьютером.

— Маша говорит, у тебя ко мне дело. Садись.

— Нет, дядя Саш, я постою. А вообще, я пришла к вам ругаться.

Степанов засмеялся:

— Люсь, зачем ругаться-то?

— Вы вчера, когда от нашей школы отъезжали, окатили меня грязью. А я в светлых брюках была. Застирала, конечно, но пятна всё равно остались.

Александр Сергеевич нахмурился, кашлянул и замотал головой:

— Ты ошиблась. Вчера я не проезжал мимо вашей школы.

— Как не проезжали? Я же видела вашу машину.

— Получается, не мою.

— Дядя Саш…

— Люсь, я третий день из дома не выхожу. Ну хочешь, у Машки спроси.

Люська сникла.

— Хм, странно… Неужели обозналась?

— Конечно, обозналась. Бывает. А этих водителей-лихачей я бы прав лишал. Брюки совсем испорчены?

— Не в брюках дело. Дядя Саш, извините. Ошибочка вышла.

— О чём разговор, Люсь. Всё в порядке.

Машка подтвердила: отец третий день безвылазно сидит дома.

— Утром ухожу в школу, он ещё спит, возвращаюсь — сидит за компом. А ты зачем к нему приходила-то?

— Да так. Неважно. Маш, слышала про Комарова?

— Ага. Говорят, он из дома убежал.

— Врут. Он не вернулся из школы и не ночевал дома.

— Представляю, каково сейчас его родителям.

— Да уж, несладко им. Ну я пойду, пока.

— Пока.

Дома Люська сказала нам вот что:

— Степанов врёт и не краснеет. Сидит перед компом, с перевязанным горлом. Типа ангина у него. Уверяет, что третий день не выходит из дома.

— А почему сразу врёт? Заболел человек, дома сидит — вполне логично. Комар не в его машину садился. Если вообще садился.

— Глеб, я даю стопроцентную гарантию — вчера у школы останавливалась тачка Степанова. И за рулём сидел он.

— Ты не можешь утверждать.

— А кто мог там сидеть? Машка? Ольга Евгеньевна? Так они водить не умеют. Остаётся только дядя Саша.

— Твоё слово против его слова. Кому из вас верить?

— Мне! Хочешь, докажу?

— Докажи. Только не ори, пра разбудишь.

— Идите сюда, — Люська позвала нас к окну. — Скажите, что вы видите во дворе?

— Ничего.

— Глеб, не тормози.

— Я имею в виду, ничего особенного там нет.

— А всё-таки.

— Деревья, кусты, — сказал Димон.

— Люди идут, — улыбнулась Алиса, укачивая на руках притихшую Хитти.

— Деревья, люди, птички, — передразнила Люська. — Раскройте глаза. Машины припаркованные видите?

— Видим, конечно.

— На степановскую тачку посмотрите.

— Тачка как тачка.

— То есть ничего необычного вы не замечаете?

— Нет.

— Хорошо, буду разговаривать с вами, как с идиотами. Начнём с тебя, Глеб. Скажи, сколько машин стоит рядом с машиной Степанова?

— Одна справа, другая слева.

— Отлично. Итого — три машины.

— Куда ты клонишь?

— Узнаешь. Димка, вопрос к тебе. Что ты можешь сказать о тачке, которая справа?

— Форд Фокус, хэтчбек. Кому принадлежит, не в курсе, но…

— Плевать, кто владелец. На саму машину смотри. В чём она? Ну!

— В листьях опавших.

— Пять баллов тебе. Алис, твой ход. Машина слева тебя не настораживает?

— Нет. Я в марках не разбираюсь. Это Тойота?

— Алис, это мерс, — сказал я.

— Марка не столь важна. Главное — внешний вид.

— Классная тачка.

— Дим, я говорю о листьях. Почему вы не замечаете очевидного? Листья! Всё дело в опавших листьях. Смотрите, под тополями стоят три тачки, две из них в жёлтых листьях, а третья… прошу заметить, она принадлежит дяде Саше, практически чистая. Несколько листочков на крыше и капоте не в счёт. Какой делаем вывод? Форд и мерс стоят здесь минимум дня три. А степановская тачка совсем недавно была на ходу. Врёт дядя Саша, что безвылазно сидел дома. Говорил бы правду, его машина была бы в жёлтых листьях.

— Люська права.

— Наконец-то заметили!

— Получается, чисто теоретически Витька мог сесть к нему в салон.

— И наверняка сел. Не зря Степанов подъезжал к школе.

— Но какие общие дела могут быть у Комара и Степанова?

— Да никаких.

— Ой ли, Алис! Прежде чем утверждать, надо иметь на руках неопровержимые доказательства. Что мы знаем о Степанове? Занимается бизнесом, а каким — неизвестно. Деньги есть, но не столько, чтобы считаться уж очень обеспеченным. Значит, бизнес фиговенький. Про Комара молчу. Витька редкостный пофигист, он в любую историю вляпаться может.

— Возвращаемся к тому, с чего начали — Степанова необходимо просканировать.

— Кто этим займётся?

— Могу я, — предложил Димон. — Глебыч, ключ от скутера дашь?

— Само собой.

— Тогда по рукам. Мы с Димкой следим за Степановым, Глеб с Алиской пасут пра, — резюмировала Люська.

— Люсь, не пасут, а присматривают за пожилым человеком.

Люська показала Алиске язык.

В коридоре послышались шаги. Хитти сразу же проснулась, вырвалась из рук Алисы и, выскочив из кухни, подняла лай.

— Тише, детка, тише. Сейчас я всё улажу.

Войдя, пра сердито спросила:

— Милейшие, вы работать собираетесь, нет?

— В смысле?

— Что за бардак в вашем ресторане? Я жду заказа, а официанты лясы точат, — ткнув пальцем в Люську, пра потребовала: — Детка, изволь принести мне кофе с коньячком, за крайний столик.

— Неужели я тоже, дожив до её лет, стану такой… гм… неадекватной бабуленцией? — спросила Люська, когда пра вернулась в гостиную.

— Ты сначала доживи.

— Какой ты добрый, Глеб.

— Чего ждёшь, милейшая? — смеялся я. — Клиент сделал заказ.

— Предлагаешь ей и в самом деле коньяка в кофе налить?

— Она же просила.

— А пра не окосеет от такого заказа? В её сто двадцать с хвостиком коньяк пить вредно.

— Да ладно, плеснёшь капельку для вкуса.

Люська взяла турку.

— За официантку меня ещё не принимали. Сначала обозвали Любаней, потом сравнили со столетней бабкой, теперь я официантка в ресторане. Атас вообще!

Глава третья

Женщина-кошка

Было около полуночи, когда я, подойдя к окну, увидел во дворе Степанова. Он не спеша дошёл до машины, открыл заднюю дверцу, достал белый полиэтиленовый пакет.

Я рванул в прихожую, надел кроссовки, схватил ветровку и выскочил на лестницу. Дорога была каждая секунда, поэтому дожидаться лифта не стал. Перескакивая через две, а то и три ступеньки, я нёсся вниз, в тревоге и возбуждении. Наверное, похожие чувства испытывает охотник, заприметивший в лесу дичь, или парашютист, собирающийся сигануть вниз с борта самолёта.

Неизвестность манила и будоражила, и, хотя я понимал, что моя незапланированная вылазка из дома не имеет ничего общего с безобидной игрой и, быть может, даже чревата серьёзными последствиями, всё равно испытывал приятное беспокойство. Мне казалось, я ничем не рискую и всё, что сейчас делаю, является частью тщательно обдуманного плана. Выбегу на улицу, сяду на скутер и начну слежку за тачкой Степанова. Неспроста он вышел из дома ночью, наверняка есть веская причина. Тем более учитывая ангину.

Удивительно, но я совершенно не брал в расчёт тот факт, что ночью дороги свободны от пробок и иномарка Степанова, рассекая по пустынной магистрали, моментально оторвётся от моего скутера. И быть замеченным я не боялся. Твёрдая уверенность, граничащая с какой-то абсурдной убеждённостью, гнали меня вперёд. Третий этаж, второй, первый… Вот и металлическая дверь, осталось протянуть руку, нажать на кнопку и раздастся противный писк домофона.

Нет, рисковать не стоит. Я быстро поднялся на один этаж, посмотрел в окно. Степанов всё ещё стоял у машины. Ну и ладно, пока он не сядет, буду торчать в подъезде.

Я позвонил Димону и зашептал:

— Привет, не спишь?

— Фильм смотрю.

— Слушай, тут такое дело. Степанов, кажется, собирается уезжать. Возле машины топчется, а я на первом этаже тусуюсь.

— Всё понял, буду через пять минут.

— Не, Димон, я один справлюсь. Я просто так позвонил, чтобы время убить.

— Ничего подобного! Я выхожу.

— А родители?

— Спят уже, не заметят.

— Только, Димон, в наш подъезд не заходи, Степанов может увидеть. Иди за кустами и постой немного под балконами.

И тут Степанов закрыл машину и не спеша направился по тротуару в сторону школы. Неожиданный поворот. Я рассчитывал на слежку на колёсах, а выходит, придётся следить за ним на своих двоих. Что ж, может, это и к лучшему.

Выйдя из подъезда, я снова позвонил Димону.

— Он к школе топает, я за ним. Догоняй.

Миновав школу, Александр Сергеевич перешёл дорогу, обогнул продуктовый магазин и, остановившись под рекламным щитом, стал звонить по телефону.

Запыхавшийся Димон подбежал ко мне, когда Степанов, закончив разговор, пошёл дворами к круглосуточному супермаркету.

— Глебыч, тебе не кажется, что он просто вышел прогуляться?

— Ночью?

— Смотри, в супермаркет моторит. Запросто мог за сочком выйти.

— У него ангина.

— Не факт. Ангина — отличная отговорка.

— Стой! Он обернулся.

— Но нас не заметил.

— Мог почуять слежку.

— Забей. Ничего он не почуял.

— Димон, смотри, опять обернулся, — я отскочил назад, прижался плечом к стволу тополя.

— Стрёмный он какой-то сегодня. Но оглядывается не по нашу душу.

— Ты обратил внимание, что он телефон из рук не выпускает?

— Вижу.

— Или звонка ждёт, или сам звонить собирается. О! Опять обернулся.

Прежде чем зайти в супермаркет, Александр Сергеевич убрал телефон в нагрудный карман куртки.

— Идём за ним или на улице останемся ждать?

— За ним, конечно. Только действуем осторожно — магазин практически пустой, запросто засветиться можем.

У входа Димон взял корзину.

— Зачем?

— Для маскировки. Ты видишь Степанова?

— Он за стеллажами с конфетами.

— Прикольно будет, если он конфет к чаю захотел, а мы успели из мухи слона сделать.

— Вряд ли дядя Саша за конфетами пришёл… Димон, он идёт сюда!

Мы завернули за стеллаж с консервами и сделали вид, что увлечённо разглядываем на банках срок годности. Степанов прошёл мимо нас, разговаривая с кем-то по телефону. У стеллажей, заставленных посудой, он осмотрелся по сторонам, убрал телефон и двинулся вглубь торгового ряда.

— Нервничает. Глебыч, быстрее.

— Димон, зачем ты положил в корзину шпроты и паштет?

— Машинально.

Выглянув из-за угла, я вздрогнул.

— Ёлки-палки, опять идёт.

— Сюда?

— Уходим.

Стоя у бокового стеллажа, я взял пластиковый контейнер, Димон вертел в руках стеклянную миску.

Степанов торопливо направлялся к стеллажам с соками.

— Такое впечатление, что он сам не знает, зачем сюда пришёл.

— И я об этом подумал.

Дождавшись, пока две женщины и мужчина выберут сок, Степанов подбежал к крайнему стеллажу и начал пальцем отсчитывать стоявшие в ряд разноцветные пакеты.

— Что он делает, Глебыч?

— Считает.

— Чокнулся мужик. Как думаешь, можно свихнуться на фоне ангины?

— Я что, доктор?

Александр Сергеевич поставил ногу на нижнюю полку, затем ловко подтянулся, сбросив нечаянно на пол два пакета сока.

— Крышу у него сорвало капитально. Сейчас охранник прибежит. У них наверняка камеры здесь установлены.

Я во все глаза смотрел на Степанова, пытаясь сообразить, для чего он залез на третью полку и ощупывает верхнюю, на которой вообще ничего не стоит.

Спрыгнув, Александр Сергеевич скрылся.

— Где он?

— Я его не вижу.

— Глебыч, давай разделимся: ты с той стороны обойди, я с… — Димон не договорил.

Степанов выскочил из-за угла и пронёсся мимо нас. К счастью он был настолько погружён в свои мысли, что не обратил на нас внимания.

В этот момент рядом с нами появился охранник. Димон взял с полки пакет сока, положил в корзину. Там, помимо шпрот и паштета, уже лежали стеклянная миска и скалка.

Наша беготня по торговому залу продолжалась. Дважды мы наблюдали, как Степанов вставал на стеллажи, пытаясь что-то отыскать на верхних, как правило, пустых полках.

Он умудрялся растворяться прямо в воздухе, а когда мы начинали его искать, появлялся перед нами и с вытаращенными то ли от ужаса, то ли от возбуждения глазами перебегал из одной точки супермаркета в другую.

По закону подлости, мы постоянно натыкались на охранника. И, что интересно, безумные передвижения дяди Саши его не волновали, на нас же он смотрел с подозрительной настороженностью. Корзина Димона была заполнена всевозможными вещами и продуктами. Он так искусно маскировался под ночного покупателя, что корзина уже сильно оттягивала руку.

— Капитально ты затарился.

— Не рассчитал, — прошептал Димон. — Надо было тележку брать. Глебыч, клянусь, если этот кузнечик ещё раз пробежит мимо нас, я ему подножку подставлю.

Стеллаж с канцелярскими товарами и рамками для фотографий был конечным пунктом Степанова. Именно там он нашёл то, что искал. С шестой полки — она располагалась на расстоянии двух метров от пола — Александр Сергеевич снял несколько больших рамок, просунул руку в образовавшееся отверстие и, издав радостный клич, извлёк оттуда небольшой свёрток.

— Глебыч, ты видел? Видел?!

— Тише. Вижу я.

— Так это он свёрток по всему магазину искал? Нехило.

— Узнать бы, что внутри.

Мы наблюдали, как Степанов торопливо прячет свёрток за пазуху.

— Не понял — и как он собирается пройти со свёртком мимо кассы?

— Сейчас узнаем. Димон, бери свою корзину.

У самой кассы Александр Сергеевич взял пачку жвачки и, улыбнувшись кассирше, достал из кармана деньги.

Мы подбежали к кассе.

— Глебыч, она пробила ему только жвачку!

— И ничего не запищало на выходе. Рвём за ним, Димон.

— Ребят, разгружайте корзину, — сказала нам полная кассирша.

— Что? Какую корзину? Вы знаете, а мы деньги дома оставили, придётся возвращаться.

И мы побежали к выходу.

Александр Сергеевич опять разговаривал по телефону. Перейдя дорогу, он резко нагнулся (или делал вид, что завязывает шнурок, или действительно завязывал), потом так же резко встал и поспешил вниз по тротуару.

— В парк идёт.

— Скорее всего.

— Сколько там натикало?

— Пять минут второго.

— Ого!

— В парке он может нас засечь, надо увеличить расстояние.

— А вдруг упустим?

— Не думаю. В парке у Степанова назначена встреча.

— Почему ты так решил?

— Всё на то указывает. Он был в супермаркете, искал там свёрток, нашёл его и идёт в парк. Зачем? Не на прогулку же он собрался. Свёрток надо кому-то передать.

— Жаль, мы без скутера. Попытались бы сесть на хвост тем, кто придёт за свёртком.

— Они могут прийти пешком.

— Ночью? Нереально. Наверняка на тачке подвалят.

В парке Александр Сергеевич сел на первую же скамейку, сунул руки в карманы куртки.

— Ждёт, — усмехнулся Димон. — И мы подождём.

— Странная всё-таки история. Солидный человек, бизнесмен… ночью, лазает по полкам в магазине.

— Ты же не знаешь, что в свёртке.

— А что бы ни было, Димон. Почему свёрток нельзя передать из рук в руки? Зачем столько сложностей?

— По этому поводу есть идейка. Степанов сам не знал, где лежит свёрток. Что если этот свёрток предназначался не ему, а?

— Слушай, это мысль. По-видимому, так и было.

— Потому и ночью в магазин пришёл. Немноголюдно, тихо — ищи свёрток, никто слова не скажет. Он точно знал о существовании свёртка, загвоздка была только в стеллаже. Их там много, а нужен был конкретный.

— Димон, вроде машина едет.

— Да, я слышу.

— Он встал.

Мы сидели на корточках за спинкой широкой скамейки. Отсюда была хорошо видна та, на которой сидел Степанов. А теперь, когда он встал и отошёл чуть в сторону, то оказался под ярким светом фонаря.

Небольшой микроавтобус остановился метрах в десяти от топтавшегося на месте Степанова. Дверь долго не открывалась, но Александр Сергеевич не подходил ближе. Похоже, он сильно нервничал, ожидая дальнейшего развития событий.

— Чего медлят! — раздражённо сказал Димон. — Давайте, не тормозите.

— Посмотри на номер.

— Грязью замазали.

— Неспроста.

— Степанов мог бы сам к ним подойти.

— Значит, не может.

Послышался негромкий сигнал, и почти сразу открылась задняя дверь. Из микроавтобуса вышла высокая женщина в обтягивающих кожаных брюках и куртке. На ногах у неё были чёрные кожаные сапоги на высокой шпильке. Глаза скрывались за тёмными очками, на лоб падала длинная чёлка.

— Она тебе никого не напоминает, Глебыч?

— Нет.

— Подумай хорошенько. Чем-то смахивает на женщину-кошку.

Я засмеялся.

— Есть немного.

При виде женщины Степанов сделал шаг вперёд, но она быстро вытянула руку, тем самым предупреждая, чтобы он оставался на месте. Решительным шагом она приблизилась к нему, и они, не сговариваясь, отошли к скамейке.

— Услышать бы, о чём они говорят.

— Говорит в основном она, Степанов только кивает. Димон, он свёрток достаёт.

— Ты был прав.

Взяв у Степанов свёрток, женщина протянула ему что-то взамен. Мы не разглядели, что именно. Александр Сергеевич заулыбался, сунул руку в карман и чуть склонил голову.

Женщина развернулась, сделала шаг по направлению к микроавтобусу, и вдруг обернулась к Степанову, вытянула правую руку. В руке у неё был пистолет.

— Глебыч!

— Димон, тише.

— Пистолет!

— Не ори.

— Измена!

Степанов не успел сказать ни слова. Женщина нажала на курок. Раздался негромкий выстрел. Александр Сергеевич замертво рухнул на асфальт.

Мы с Димоном сидели, боясь пошевелиться. При каждом выдохе у меня из горла вырывался свист, мне казалось, женщина в тёмных очках его обязательно услышит, и тогда нам конец.

Едва Степанов упал, из микроавтобуса выскочили два крепких мужика. Подхватив Александра Сергеевича, словно тот был большой плюшевой игрушкой, они бросили тело в салон и с шумом захлопнули двери.

Микроавтобус сорвался с места.

Глава четвертая

Командировка в Тюмень

Утром, посовещавшись, мы решили пойти к Ольге Евгеньевне. Она жена, точнее, уже вдова Степанова, она должна узнать о несчастье первой.

— Наверняка тревогу забила, — предположил Димон.

— А мне Машку жалко, — Алиса сидела в кресле, прижимая к груди подушку. Рассказ о нашей ночной вылазке произвёл на неё настолько сильное впечатление, что Люське пришлось отпаивать её валерианкой.

— Идти всем вместе не имеет смысла.

— Я и не собиралась никуда идти, — Алиса поёжилась. — Вообще на улицу теперь выходить страшно.

— Пойдём мы с Глебычем, вы дома оставайтесь.

— Дим, а есть смысл идти к Степановой? Как вы ей обо всём расскажете?

— Как-нибудь придётся.

— Не представляю себе этого разговора. Я бы слова вымолвить не смогла. Глеб, наверное, вам лучше сразу в полицию пойти.

— Я думал об этом, но тогда они ломанутся к Ольге Евгеньевне. Такой же удар, только эффект окажется намного сильнее. Нет, пусть узнает правду от нас, а не от полиции.

— Ну, смотрите сами, — Люська пожала плечами. — Что же с Машкой будет?

Повисла пауза.

— Глебыч, срываемся, — сказал Димон. — Десять часов. Пора.

На этаже Степановых мы остановились, посмотрели друг на друга, помолчали. Слова казались лишними. У меня сильно билось сердце, вспотели ладони, было трудно глотать. Вот сейчас мы подойдём к двери, позвоним и будем ждать, когда откроют. А потом? С чего начинать, как сказать об этом Ольге Евгеньевне?

— Димон, я не могу.

— Я тоже.

— Голова разболелась.

— Слушай, Глебыч, рванём в отделение. Люська была права. Узнав о смерти мужа, Степанова запаникует, с ней истерика случится, придётся ещё врача вызывать.

Тут щелкнул замок, и дверь Степановых распахнулась. Я посмотрел на Димона, он прошептал одними губами:

— Мы по-па-ли.

Ольга Евгеньевна подошла к лифту.

— Здравствуйте, — поздоровался я.

— Здрасьте, — кивнул Димон.

— Привет, мальчишки. Ждёте кого-нибудь?

— Нет… да… А Маша дома? — ляпнул Димон.

— Машка минут пятнадцать назад ушла. По-моему, к Рите. Позвоните ей.

— Ага, позвоним.

Лифт открылся, Степанова шагнула в кабинку.

— Ольга Евгеньевна, подождите, — крикнул я.

— Глебыч, не надо, — замотал головой Димон.

Было поздно. Я решился. Хватит тянуть резину, в конце концов, мы не из института благородных девиц. Пришли поговорить со Степановой, значит, надо поговорить.

— Мы к вам пришли, — сказал я, когда Ольга Евгеньевна вышла из лифта.

— Слушаю вас.

— Речь пойдёт об Александре Сергеевиче.

Я обратил внимание, что Ольга Евгеньевна сильно сжала ручки сумки. Глаза слегка округлились, и, как мне показалась, она занервничала.

— Говори.

— Лучше в квартире.

— Глеб, а твой разговор не потерпит до обеда?

— Нет, Ольга Евгеньевна.

Громко выдохнув, Степанова открыла дверь, пропустила нас в дом и, скинув туфли, кивнула в сторону кухни.

— Только в темпе, через сорок минут мне надо быть у портнихи.

— Вряд ли вам удастся сегодня встретиться с портнихой, — сказал Димон так мрачно, что Степанова резко села на табуретку.

— Почему ты так говоришь?

— Ольга Евгеньевна, видите ли… вчера ночью…

— Сегодня ночью, — поправил меня Димон.

— Да, сегодня… ночью… мы видели на улице Александра Сергеевича… Он…

Ольга Евгеньевна запротестовала:

— Глеб, вчера утром Саша улетел в командировку. В Тюмень. Вы не могли видеть его ночью.

— Как в Тюмень? Вы уверены?

— Ребят, ну что вы, в самом деле? Конечно, уверена.

— А на чём он уехал?

— Улетел на самолёте.

— Это понятно, а до аэропорта как добирался?

— Я вызывала такси.

Димон сглотнул и уставился на меня.

— Глебыч, нам надо кое-что обсудить.

— Подожди. Ольга Евгеньевна, но, может быть, Александр Сергеевич всё-таки не улетел?

— Что значит, не улетел? Он уже отзвонился.

— Из Тюмени?

— Из Тюмени. Ребят, я не пойму, куда вы клоните?

— Мы и сами ничего н понимаем. — Димон встал и дёрнул меня за рукав:

— Глебыч, уходим. Ольга Евгеньевна, извините нас.

В дверях я спросил:

— А вы были дома вчера вечером?

— И днём, и вечером, и даже ночью, — улыбнулась Степанова.

Это был финиш. Мы с Димоном вышли на лестничную площадку и начали спускаться по лестнице. Ноги не сгибались, я шёл, как несмазанный робот.

— Такая фигня, Глебыч! Мы пришли сообщить ей, что она стала вдовой, а она огорошила нас этой Тюменью.

— Димон, это нереально. Степанов не мог улететь вчера утром. Мы же его видели!

Димон кивнул:

— Видели.

— Это был он. Не его двойник, не клон, не призрак, а сам Александр Степанов. Я собственными глазами видел, как он вышел из подъезда, открыл свою машину, возился с пакетом, а потом рванул в супермаркет.

— Но Ольга…

— Да врёт она! Не было никакой Тюмени. Понимаешь, не было!

— Но зачем, Глебыч?

— Ты не догадываешься?

— Нет.

— Димон, звучит это, конечно, жёстко, но… а вдруг она заодно с теми людьми?

— С той женщиной, которая стреляла в Степанова?

— Ну да.

— Не-е, Глебыч.

— Почему нет? Ты же слышал, по её словам, муж в Тюмени. Он убит, а она твердит о командировке. Зачем она это делает? Ответ очевиден — чтобы не поднимать волну. Никакой шумихи, никаких слухов об исчезновении человека, никакой полиции. Всё чинно, благородно. Степанов свалил в командировку и может пробыть там хоть месяц, хоть полтора.

— А дальше?

— Не знаю. Но пока у неё огромное преимущество — фора во времени.

— Ты думаешь, та тётка в очках — киллерша?

— Совсем наоборот. Киллерша не действовала бы так, как поступила она. Не забывай о беготне Степанова по супермаркету, о поисках свёртка. Свёрток — вот в чём дело. Баба его получила и пустила Александру Сергеевичу пулю в лоб.

— Тут без вариантов. Ну, а Ольга Евгеньевна каким боком здесь замешана?

Мне нечего было ответить.

— И в полицию не сунешься, — негодовал Димон. — Что мы им предъявим? Расскажем, как ночью в Степанова стреляла женщина-кошка? Ха!

— Вот именно — ха. Они к Ольге придут, а она им про командировку в Тюмень скажет. И будем мы выглядеть полными идиотами.

— Хотя есть ещё охранник в супермаркете и кассирша. Они наверняка запомнили Степанова. Что если поговорить с ними?

— Бесполезно. Сами они в полицию не пойдут, а для того чтобы полиция пришла к ним, необходимо заявление об исчезновении Степанова. Заяву может написать только жена. А здесь засада.

— Что ты предлагаешь?

— Для начала хорошенько проветрить голову. Пошли к девчонкам.

— Глебыч, а ведь с Комаром могли расправиться так же, как со Степановым.

— Чёрт! — я остановился.

— Ты чего?

— Мы сказали ей, что видели Степанова ночью. Если она в курсе событий, а она, конечно же, в курсе, мы выдали себя, Димон.

— Я об этом не подумал. Ты считаешь, она может принять меры?

— Кто её знает. Надо держать ухо востро.

— Мог бы не предупреждать.

***

В воскресенье утром Ольга Евгеньевна с Машей уехали в Пермь, якобы к внезапно заболевшей бабушке. Об этом я узнал вечером от их соседки, словоохотливой пенсионерки бабы Лены.

— С двумя чемоданами в такси садились, — рассказывала баба Лена. — И сумка огромная. Оля сказала, мать совсем плоха. Вот дела-то какие невесёлые.

— Смылась с места преступления, — заявил Димон, когда мы поздно вечером собрались в моей комнате.

— Но зачем она Машку с собой взяла? — удивилась Алиса.

— А что её одну здесь оставлять?

— Но если заболевшая бабушка — миф, то куда они ломанулись? И чем Степанова мотивировала необходимость внезапного отъезда?

— Люсь, я не ясновидящий.

— Что у нас остаётся? Ровным счётом ничего. Комар пропал. Степанова застрелили. Ольга, которая явно что-то скрывает, скрылась вместе с дочерью в неизвестном направлении.

— Тупичок, — протянул Димон.

— Должен быть выход. Маленькая дверка, окошко или, на худой конец, неприметная лазейка. Безвыходных ситуаций не бывает.

— Глебыч, ты говоришь как психоаналитик. Всё это ерунда! Безвыходных ситуаций полно. И люди сталкиваются с ними ежедневно, тыкаются носом в каменную стену, ничего не в силах изменить.

— Значит, и мы потыкаемся. Я чувствую, в ближайшее время что-то произойдёт. Появится какая-нибудь ниточка.

— Интуиция тебе нашёптывает? — съязвила Люська.

— А хоть бы и она.

— Ну-ну. Посмотрим, что из этого получится.

Минут через двадцать, когда Алиса с Димоном собирались уходить, я вдруг вспомнил, что завтра у нас контра по химии.

— Прорвёмся, — отмахнулся Димон. — Главное шоколадку не забыть взять.

— Собираешься угостить химозу? — прыснула Люська. — Она сладкого не ест — бережёт фигуру.

— Чего там беречь-то? Кожа да кости.

— Колись, зачем тебе шоколадка?

— Для Маринки.

— Так, это что-то новенькое. Теперь, пожалуйста, поподробней. И часто ты ей шоколадки покупаешь?

— Перед контрами. Она списывать даёт. Свой четвертак я заработаю.

— Смотри у меня, — Люська показала Димону кулак. — Не перекорми Маринку шоколадом, а то фингал заработаешь.

Все засмеялась, а из гостиной вышла пра.

— Молодые люди, нельзя ли орать потише? Вы всё-таки в музее, а не в парке.

Люська засмеялась, Алиса улыбнулась, а Димон хмыкнул:

— Слушайте, я так и не врубился — ваша пра приехала сюда лечиться или отдыхать?

— Иди уже, — Люська легонько стукнула Димона по лбу. — Попрошу не издеваться над нашей пра. Ей, да будет вам известно, девяносто два года.

— Иди ты! — воскликнул я.

— Это правда.

— Откуда узнала?

— Я сегодня паспорт её смотрела.

— Неслабо, — Димон почесал затылок. — Девяносто два года! Держится для своего возраста огурцом.

— А где ты её паспорт видела?

— Из сумочки достала.

— Не стыдно тебе по сумочкам долгожительниц шарить?

— Глеб иди нафиг! Я имею право узнать, в каком году родилась мать моей бабушки.

— Девяносто два! — продолжал удивляться Димон. — Беру свои слова обратно. В таком возрасте лучше путать квартиру с музеем или рестораном, чем лежать под капельницей и таращиться в потолок.

— Да ну тебя, Димка. — Алиса открыла дверь и вышла на площадку. — Капельницу зачем-то вспомнил. Пока, ребят! Завтра в школе увидимся.

Глава пятая

Всего понемногу

На контре по химии нас с Димоном ждал полный облом. Маринка забила на химию и после пятого урока ушла домой, а плитка шоколада так и осталась лежать у Димона в рюкзаке. Переписав с доски задания, он безуспешно пытался решить хотя бы на тройку.

Мое положение оказалось таким же затруднительным. Перед уроком я встретился с Дроном из параллельного класса, и он дал мне шпору. У них контрольная была вчера, поэтому получив шпаргалку с решённым вторым вариантом, я уже приготовился списывать, но вдруг заметил, что задания на доске и задания в шпоре не совпадают. Это была измена. Не знаю, почему так получилось: то ли Дрон дал мне не ту шпору, то ли наша химичка что-то нахимичила, но факт остаётся фактом.

— Димон, шпора левая!

— А я вроде что-то решил. Два уравнения. Глянь, правильно?

— Нашёл к кому обратиться, — я краем глаза заглянул в листок Димона. — Не-е, здесь точно не так.

— Почему?

— А где хлор?

— Какой хлор?

— Обыкновенный. В первой части уравнения у тебя есть хлор и он вступает во взаимодействие.

— Ну!

— Во второй части у тебя его почему-то уже нет. Он улетучился, что ли?

— Ё-моё! Всё так круто было без него.

— Ага. Круто для тебя, но не для хлора.

— Нафига мы вообще химию учим? Зачем она мне нужна?

— Это ты у химозы спроси.

Пока Димон зачёркивал свои каракули, я попытался решить уравнение. Решал, решал и вроде бы решил. Теперь бы ещё узнать, правильно или нет. А спросить не у кого. Впереди сидит Светка Парамонова, но в химии она понимает меньше моего. Сама уже два раза оборачивалась и шептала: «Глеб, ты что-нибудь решил?» Я мотал головой, Светка закатывала глаза и отворачивалась.

На соседнем ряду сидит Сонька Яковлева — отличница. Но характер у неё… Из-за того что Сонька часто стучит на нас учителям, с ней мало кто общается. Сонька сама по себе, мы сами по себе. Зато о Яковлевой все дружно вспоминают на контрольных, когда времени до конца урока остаётся мало, а на парте лежит чистый лист. Тогда со всех концов слышен громкий шёпот — вот как сейчас:

— Сонь, — это Миха. — Сонь, дай списать второе уравнение.

— Сонька, ты всё решила? — Стасон тыкал Яковлеву ручкой в спину, нервно поглядывая на часы.

Сонька ехидно улыбалась, чувствуя себя хозяйкой положения. Списывать она даёт, но крайне редко и не всем. Я решил испытать судьбу.

— Стас, Соньку позови.

Стасон снова ткнул Яковлеву ручкой.

— Отстань, — шикнула Сонька.

— Тебя Глеб зовёт.

Сонька повернула голову.

— Сонь, — я скорчил гримасу и развёл руками, — напиши, как решать третье и четвёртое уравнения.

— Сонь, а мне первое, — попросил Димон.

Соня кивнула и отвернулась.

— Не понял, она согласилась, Глебыч?

— Вроде да.

— Не верится.

— Сейчас узнаем.

Прошло две минуты, и Сонька передала через Стасона клочок бумаги. Стас развернул его и начал читать.

— Стасон, давай сюда.

— Это Димкин вариант, — сказал он, бросив нам на парту скомканный лист.

Я поймал Сонин взгляд, и она знаком показала, что сейчас напишет мне решение двух уравнений.

— Глебыч, она издевается.

— Кто?

— Сонька.

— Чего она тебе написала?

— Ответ: гидроксид натрия (раствор) и карбонат кальция (осадок).

— Ну и?

— Что и? Как это по-русски будет?

— Ты даёшь, — я взял лист и начал писать. — Смотри сюда. Раствор гидроксида натрия — два, натрий, О АШ плюс осадок карбоната кальция — кальций, Ц О три.

— Понял. Спасибо.

Вскоре Соня передала Стасону сложенный вчетверо тетрадный лист. И опять Стасон открыл его, прочитал и… Вместо того чтобы отдать мне, начал переписывать решение.

— Стас! Стас, не наглей.

— Успеешь, Глеб.

— Пять минут осталось.

— Погодь.

— Стасон, гони листок!

— Ещё пару секунд.

Я уже собрался вырвать у Стасона листок и тут наткнулся взглядом на нашу химозу. Она стояла возле парты Яковлевой и смотрела на меня своим фирменным, как мы его называли, химическим взглядом.

— Глеб, сколько можно вертеться? Почему ты ничего не пишешь?

— Я пишу.

— Урок заканчивается. Поторопись.

Химоза всё стояла у первой парты, Стасон самозабвенно списывал решённые Сонькой уравнения, а я, задыхаясь от злости, сжимал и разжимал кулаки. Это ж чистой воды подстава. Неужели Стасон думает, что ему это с рук сойдёт? Сейчас прозвенит звонок, и я… Нет, устраивать разборку в школе не хочется. Разберусь со Стасоном на улице. Не первый раз он кинул мне подлянку, поэтому наверняка прекрасно понимает, что домой сегодня вернётся с фингалом.

Прозвенел звонок. Стасон вскочил, протянул химозе листок и направился к выходу. Я рванул следом.

Взяв мою контрольную, химичка сказала:

— Глеб, ты забыл подписать работу.

Стасон уже вышел из класса.

— Сонь, дай на секунду ручку, — и, не дожидаясь её ответа, я выхватил у Яковлевой ручку, нацарапал на листе свою фамилию и выскочил в коридор.

…Разобраться со Стасоном было решено возле его дома, в арке, недалеко от подъезда. Крутую драку я устраивать, разумеется, не буду, но как следует проучить Стаса считаю делом чести.

Странно, но Стасон пошёл совсем в другую сторону: он пересёк школьный двор, перешёл дорогу и не спеша потопал вдоль многочисленных магазинчиков. В этот момент позвонила Люська.

— Глеб, у нас сегодня дополнительные по алгебре, я задержусь.

— Зачем ты мне это говоришь? — Я заметил, как Стасон остановился у витрины и резко обернулся.

Я неуклюже отскочил назад и наступил на ногу усатому мужику в кепке.

— Затем! — кричала Люська. — Ты забыл, что дома пра? И с ней сидит Инга, я ей сказала, что сегодня мы будем дома около двух часов.

— Ничего с твоей Ингой не случится, посидит чуть дольше.

— Глеб!

— Я не могу сейчас. Дела! И потом, Люсь, Диана платит ей деньги, так что не парься.

— А ты где?

— Много будешь знать, скоро…

— Глеб!

— Всё, пока, — убрав телефон, я продолжил слежку за Стасом.

Конечно, можно было бы плюнуть и вернуться домой, но я не мог себе позволить дать задний ход. Решение я принял и даже морально подготовился к завтрашним крикам матери Стаса, которая обязательно примчится в школу к Штангенциркулю и обвинит меня в разбойном нападении на её драгоценного Стасика. Мать Стаса и наша завучиха хорошие приятельницы, и я готов поклясться, что Штангенциркуль не упустит шанса вызвать меня к директору, отчитать там по полной программе, пригрозив педсоветом и отчислением из школы.

И пусть. Для меня сейчас главное — поставить Стасона на место, иначе сам себя уважать перестану.

Стас заскочил в булочную, провозился там минут пятнадцать (я видел через стекло, как он топчется у кассы, считая мелочь), купил шоколадный батончик и пошёл дальше. Мне сначала показалась, он идёт просто так, бесцельно, проветривает голову после контры. Но метров через сто Стасон притормозил возле магазинчика Горбоносой, постоял минуты полторы, поглазел по сторонам и толкнул стеклянную дверь.

Горбоносой мы прозвали хозяйку магазина «Всего понемногу» — за её длинный нос с внушительной горбинкой. Он сильно её уродовал, некоторых покупателей внешний вид старухи отталкивал, а маленькие дети начинали реветь. Сколько лет Горбоносой, я не в курсе. Ей запросто можно дать как шестьдесят, так и семьдесят, а то и все восемьдесят. Из-за длинного горбатого носа, серого лица, маленьких глазок, тонких губ и мышиного цвета волос возраст старухи не поддавался определению.

Свой магазинчик «Всего понемногу» она открыла в нашем районе несколько месяцев назад. Тогда многие говорили, что долго он не протянет — прогорит. Неудачное было местечко. Магазины здесь менялись с завидным постоянством. Сначала тут продавали ткани, потом сувениры, канцтовары, потом открылся видеосалон, а перед самым появлением Горбоносой в магазине торговали кормом для животных.

«Всего понемногу» оказалось самым подходящим названием для магазинчика: товар у Горбоносой был весьма разнообразен. Всем желающим предлагались многочисленные сувениры, копилки, шкатулки, подушки, пледы, цветочные горшки, нэцкэ, брелоки, старинные вещицы вроде древнего абажура и тяжёлых подсвечников, рассыпающиеся книги в кожаных переплётах, Например, моя помешанная на фэн-шуй соседка несколько раз покупала у Горбоносой фигурки зверей: слоников, жабу, сидящую на монетах, различных хотеев и музыку ветров. Даже Люська однажды купила в магазине забавный коврик для ванной. Когда на него наступали, он издавал хрюкающие звуки, и создавалось ощущение, что наступаешь на поросёнка.

Цены у Горбоносой были занижены, и многих это удивляло. Покупатели не понимали, почему она просит за свой товар в разы меньше, чем другие продавцы за аналогичные вещи. Старуха вылетит в трубу, не раз говорил Димон, когда мы проходили мимо магазина. Но время шло, а в трубу его хозяйка не вылетала. Во всяком случае, пока.

В магазинчике постоянно пахнет ароматическими маслами, иногда вонь (я не могу назвать эти навязчивые острые запахи ароматами) настолько невыносима, что зайти внутрь просто невозможно. Кому-то такие нравятся, а меня от них тошнит.

Над дверью висит колокольчик, с появлением очередного посетителя он начинает противно звенеть, Горбоносая выходит из-за чёрной ширмы, улыбается недоброй улыбкой и спрашивает, чем может помочь. Если посетители улыбаются в ответ и говорят, что для начала хотят осмотреться, хозяйка медленно кивает и почему-то обязательно касается кончиками пальцев своих впалых щёк.

…Прошло уже больше сорока минут, я начал заметно нервничать, Стасон до сих пор не вышел, а мне жутко хотелось есть. Может, забить на всё и пойти домой? А как тогда быть с делом чести? Нет, подожду, тем более на двери магазина висит график работы: с 8-00 до 16-00.

Сейчас десять минут четвёртого, уходить нет смысла, максимум через пятьдесят минут Стас точно появится.

В половине четвёртого я всё-таки решил сгонять в булочную за шоколадным батончиком: не мог уже бороться с голодом, желудок свело. А тут ещё толстый мужик в чёрном плаще, шляпе и перекинутом через плечо красном шарфе зашёл к Горбоносой, уплетая на ходу хот-дог. Моё терпение лопнуло. Толстяк с огромными, как у хомяка, щеками так аппетитно ел хот-дог, что я сдался.

Конец ознакомительного фрагмента.