Город, которого нет

Юрий Вячеславович Ситников, 2021

Не ожидал Славка, что летний отдых в тихом горном городке может обернуться кошмаром. Утром он слышит от местного старожила, что дом, в котором их поселили, несчастливый: пару веков назад на том месте сжигали ведьм, и спустя много лет там творятся несчастья. Слава поначалу не верит этому, но поневоле оказывается в плену необъяснимых событий. Жизнь в новом доме становится страшным сном, а проснуться не получается…

Глава первая

Дом на горе

Никитка неуклюже толкнул меня в бок, и толстая книга о приключениях Гулливера перекочевала из его рук мне на колени.

— Никит, не сейчас, я потом почитаю.

Брат замотал головой.

— Ник, не вредничай, вечером почитаем.

— Слав, ты все равно ничем не занят, — сказал с переднего сидения отец. — Почитай Никитке.

Мама промолчала — она спала.

Пришлось открыть книгу на семидесятой странице и в сотый раз читать Нику о том, как врач по имени Гулливер оказался в стране лилипутов. Никитка слушал с открытым ртом, он впитывал каждое слово, живо реагировал на интонации, и мне казалось, брат на время погружался в вымышленный мир сказок и приключений. Наверняка у Никитки есть такой мир; он существует в его в воображении, и населяют этот мир все те же сказочные персонажи, среди которых Гулливер, бесспорно, занимает лидирующее место.

— Тебе не надоело? — спросил я, устав от чтения.

Никитка ткнул пальцем в книгу.

— Давай передохнем.

Ник насупился. Сложил руки на груди, нахмурил брови, уставился в окно.

— Ну, не дуйся. Вечером перед сном я буду читать на полчаса дольше, согласен? Нет?

Никитка кивнул на книгу. Разговаривать мой брат не умеет, он родился немым, но это ни в коем случае не значит, что Ник какой-то особенный. Он обычный мальчишка, у него есть друзья, есть родители, и есть старший брат, который всегда придет на помощь в трудную минуту.

Весной, после затянувшейся простуды, врач посоветовал родителям отвезти Ника к морю. В начале июня мы уже планировали заказать билеты, как вдруг папа — он работает в крупной корпорации — сообщил о своём повышении. Перебрался в другой офис, у него появился просторный кабинет и солидная прибавка к зарплате. Заместитель отца, узнав, что Никитка нуждается в чистом воздухе, порекомендовал одно местечко, назвав его райским. Находилось оно в небольшом горном городке, на приличном расстоянии от столицы.

Проживание в двухэтажном доме на протяжении трех месяцев могло влететь в копеечку, но отец заверил, что теперь мы можем позволить себе небольшую роскошь.

Дом под номером «13» был забронирован, вещи упакованы и погружены в машину. Мы выехали рано, около пяти утра; папа планировал добраться до городка часам к четырем, помочь нам с разгрузкой вещей и, наспех выпив кофе, вернуться назад.

Перед тем как Никитка толкнул меня в бок, я дремал. Глаза начали слипаться с полудня: сначала я силился, а потом решил дать им отдых, прикрыл — секунд на пять — и заснул.

Мне приснилась темная улица, дорога, аккуратные домики и нависшие над ними черные тучи, изнизанные голубоватыми нитями молний. Гудел ветер, откуда-то сверху доносился смех, по асфальтированной дороге со скрипом проехала пустая тележка. Прогремел гром, я побежал к дому по выложенной плиткой дорожке, и когда уже поднимался по ступеням, увидел проржавевшую табличку с номером «13».

Сверкнула молния, от сильного ветра с жутким скрипом распахнулась входная дверь, я поднял глаза и мне навстречу выскочил… Кто? Кто это был?! Я не успел разглядеть. Никитка меня разбудил, всучил книгу, заставив читать о надоевшем Гулливере.

Постепенно воспоминания о неприятном сне отодвинулись на второй план, правда где-то глубоко в подсознании меня продолжал терзать вопрос: кто же выскочил мне навстречу из распахнутой двери? Кто? Кто?!.. Не помню. Хотя, может, это и к лучшему.

— «Лилипуты хоронили умерших, кладя тела головою вниз, ибо придерживались мнения, что через одиннадцать тысяч лун мертвые воскреснут. А так как в это время земля — её лилипуты считали плоской — перевернётся вверх дном, то мертвые при своем воскресении окажутся стоящими прямо на ногах…», — прочитал я, и в который раз усмехнулся.

— Над кем смеёшься? — зевая, спросила мама. Она проснулась.

— Да над книгой. Земля плоская и она перевернется. Прикол!

Никитка потянул меня за руку.

— Читаю-читаю, — поспешил я заверить брата, и вдруг у меня перед глазами мелькнула увиденная во сне картинка.

Я стою на крыльце, на улице начинается гроза, все гремит, сверкает, распахивается дверь и мне навстречу выскакивает… Это человек, подумалось мне. Я закрыл глаза, попытался сосредоточиться. Отчетливо увидел дверь, увидел отблеск молнии, и ещё нечто бесформенное, облаченное в светлые одежды.

Никитка третий раз потянул меня за руку. Я вздрогнул.

— Да подожди ты! — грубо ответил я брату, почувствовав, как взмокла спина, и пересохло во рту.

— Слав, ну ты чего? — мама посмотрела назад, и мне стало неловко от её осуждающего взгляда. Пришлось улыбнуться Никитке, подмигнуть и через силу — продолжать чтении совсем не хотелось — начать читать об обычаях лилипутов, живущих в несуществующей Лилипутии.

Я читал на автомате, сам в суть не вникал, просто водил глазами по тексту, озвучивая увиденное. Бездумное чтение, так назвала бы это наша русичка, заставлявшая каждого читать и думать, думать и читать. Но сейчас мне было не до чтения, я думал о своём сне, вспоминал детали, пытался снова и снова мысленно вернуться на то самое крыльцо тринадцатого дома. Кто же все-таки выскочил мне навстречу?

Чуть погодя, взглянув на брата, я воспрял духом — Никитку разморило. Он взял маленькую подушку, подложил её под голову и закрыл глаза. Отлично, теперь можно отложить книгу и расслабиться. Что, собственно, я и сделал, хотя на душе остался неприятный осадок, плюс ещё эти слова об умерших лилипутах врезались в память. Скорее бы добраться до места, затянувшаяся поездка начинала действовать на нервы.

Час спустя я растолкал Никитку.

— Смотри, Ник, это стоит увидеть.

Никита с восторгом посмотрел в окно, растирая заспанные глаза. Мы ехали по белой горной дороге, которая змеилась вверх, лениво петляя между высокими соснами и шаровидными березами.

Внизу расстилался лес; сверху сочная зелень казалась широким мягким ковром, лежавшим у подножья гор. А мы поднимались все выше и выше, я открыл окно, сделал глубокий вдох и понял, что заместитель отца не соврал — воздух здесь совсем другой. Он целебный! За три месяца легкие Никитки настолько окрепнут, что ему позавидует любой космонавт.

Я достал фотик, сделал несколько десятков снимков, потом нагнулся, хотел открыть бутылку минералки, и внезапно перед глазами снова возникла распахивающаяся дверь. Я откинулся на спинку сидения, и в этот момент из-за крутого поворота нам навстречу выскочила иномарка. Машина ехала на бешеной скорости: отец крутанул руль, я вскрикнул, мама закрыла лицо ладонями.

Пронесло! Иномарка помчалась вниз, мы резко остановились у самого дорожного бордюра.

— Сумасшедший! — выругался отец.

Нам повезло, наверное, мы все родились в рубашках.

— Таких придурков прав надо лишать, — продолжал злиться отец, когда мы тронулись с места.

Никитка, вжав голову в плечи, испугано смотрел на меня.

— Всё в порядке, — я похлопал его по плечу. — Круто было, да?

Ник тряхнул головой. Я отлично понимал его чувства и состояние — сам здорово перетрусил.

Вскоре мы свернули вправо и поехали по узкой дороге вдоль росших с обеих сторон цветущих кустарников. Возле одного из них я заметил седого старика с клюкой. За нашей машиной он наблюдал долго, я специально обернулся назад, и видел, как старик впился в нас взглядом. После очередного поворота, мы въехали на ухоженную территорию с аккуратными двухэтажными домиками.

Дома-близнецы (двухэтажные, выкрашенные в белый цвет), стояли метрах в тридцати от главной асфальтированной дороги. По краям дорогу венчали высокие бордюры, далее шел неширокий тротуар, а прямо за ним изумрудные газоны. Ни заборов, ни сетки, ни каких-либо других ограждений мы не заметили. Друг от друга участки отделяла невысокая живая изгородь.

Наш дом находился в самом центре, в самой гуще событий, как почему-то решил я, стоило выйти из машины.

Я сразу обратил внимание на ведущую к крыльцу дорожку. Как и в моем сне, она была выложена маленькими плитками. Да и само крыльцо оказалось копией того, на котором я стоял несколько часов назад, задремав в машине. Отличалась разве что табличка с номером дома: если во сне она давно проржавела и казалась старой, то эта сверкала и переливалась в солнечных бликах, как начищенный самовар.

— А здесь мило, — сказала мама, осмотревшись по сторонам.

— Воздух живой, — ответил отец. — Слав, бери сумки, заноси в дом.

Едва я, дотащив до крыльца свой рюкзак и сумку, собрался воткнуть в замочную скважину клочь, дверь распахнулась. От неожиданности я выронил сумку, отшатнулся назад.

Суровая женщина спешно сбежала по ступенькам, подошла к родителям, начала о чем-то с ними переговариваться. Как я понял, она была то ли хозяйкой дома, то ли риэлтором, с которым отец договаривался о летней аренде. В любом случае увидеть её здесь родители не ожидали, а она объяснила своё появление вынужденной мерой. Семья, с которой, оказывается, был подписан договор на аренду дома аж до самого сентября, неожиданно и без всяких на то причин решили расторгнуть договор. Собрали вещи, вернулись в город. Собственно, после их необоснованного бегства, дом был сдан нам. Но сегодня выяснилось, что глава семейства забыл здесь какие-то бумаги, к слову сказать, этот ненормальный — именно так охарактеризовала его суровая женщина — уехал отсюда за несколько минут до нашего приезда.

Я сразу догадался, с кем мы едва не столкнулись на крутом повороте. Судя по его езде на опасной дороге, он точно ненормальный, подумалось мне, когда мы с Никиткой прошли в дом.

На первом этаже располагалась прихожая, большая светлая комната, спальня, кухня и маленькая кладовая. На втором этаже — узкий коридорчик, две спальни, плюс балкон. Мне обстановка понравилась, Нику тоже. Он сразу оккупировал спальню с круглым окном, мне пришлось занести свои вещи в соседнюю спаленку. По размерам она была больше, и светлее, хотя и уступала по комфорту той, что выбрал Никитка.

Внизу мама распаковывала вещи, отец разговаривал по телефону, суровая женщина куда-то исчезла, впрочем, она волновала меня не больше чем черная кошка, дремавшая на нашем — теперь уже нашем — изумрудном газоне.

Мы с Никиткой выбежали на улицу, он побежал за дом, там был разбит небольшой садик, я подошел к отцу.

— Пап, может, останешься с ночевкой, а завтра утром вернешься.

— Не могу, завтра утром надо быть в офисе. Осматривайтесь здесь, с соседями в контакт входи, оттягивайтесь на свежем воздухе.

— Постараюсь, — я вышел на тротуар.

Странно, но никого не было видно, люди будто испарились. Или они не любят жару и днём предпочитают отсиживаться дома? И все-таки у меня создалось впечатление, что здесь слишком уж пустынно и безлюдно. Вроде и нет в этих аккуратных двухэтажных домиках людей вовсе, а когда уедет отец, то останемся мы здесь втроем: я, Никитка и мама. А-а, ну и ещё эта черная кошка на газоне. Кстати, где она? Кошка успела скрыться.

— Пап, а сколько здесь домов?

— Около тридцати.

— И в каждом кто-то живет?

— В каждом.

— А почему такое ощущение…

— Извини, Слав, — у отца опять затрезвонил телефон.

Я свернул за дом. Никитка стоял возле крытого бассейна. Бассейн? Зачет! У меня сразу улучшилось настроение. Родители не говорили о бассейне, неужели сами не знали? Это меняет дело, раз есть бассейн, значит отдых удался.

Через час уехал отец, мама продолжала разбирать в доме вещи, мы с Ником плавали в бассейне. Как здорово, думал я, что мы проведем лето именно здесь: в красивом тихом местечке, а не на шумном море среди многолюдной толпы и суеты.

Глава вторая

Несчастливое место

Ночью мне никак не удавалось уснуть, неудобная кровать с чересчур жестким матрацем заставила меня проворочаться до двух часов. Окно спальни выходило в сад, и каждый раз, когда я поворачивался к нему лицом, мне мерещилось, что от стекла отскакивало нечто темное.

В саду, недалеко от крытого бассейна, рос огромный дуб. Я могу ошибаться, но у меня создалось впечатление, что дубу очень много лет. Эдакий дуб-долгожитель. Так вот, стоило усилиться ветру, и ветви старого дуба начинали противно поскрипывать и раскачиваться; в комнате на стенах появлялись причудливые тени. Они меня пугали. И скрип тоже пугал. Хотя до сегодняшнего момента я не боялся засыпать в темноте, никогда не обращал внимания на разные там шорохи-скрипы.

Почему же сейчас не получается заснуть, почему я вздрагиваю от шума веток, и с какой стати мне постоянно слышится топот? Как будто толпа людей собралась возле дуба в ожидании какого-то действа. А ещё я слышу приглушенный гул и плач.

Понимая, что дальше так продолжаться не может, я встал, подошел к окну, высунулся наружу. В лицо ударил свежий ночной воздух. Тишина. Только сверчки громко стрекочут, и где-то далеко кукует кукушка. Я уже собирался отпрянуть от окна, как вдруг внизу увидел темное пятно. Оно скрылось за торцом бассейна. У меня внутри все упало, по спине пробежался холодок, взгляд уперся в то самое место, куда скрылось пятно.

Минут десять я простоял у окна, и в итоге смог себе внушить, что пятном могла быть обыкновенная кошка или собака. Мало ли здесь ночью бродит животных. Да, точно, так и есть, я видел кошку.

Пришлось снова лечь в кровать, ворочаться с боку на бок и слушать скрип ветвей старого дуба.

Вскоре начало светать. Несмотря на усталость и трудный предыдущий день, мне так и не удалось заснуть. В пять часов я вышел из комнаты, на цыпочках подошел к лестнице, чтобы спуститься вниз, и увидел приоткрытую дверь в спальню брата.

Никитка не спал, он сидел на полу, рядом лежал альбом для рисования и цветные карандаши.

— Ты почему не спишь? — я подошел к брату, сел на корточки, взял красный карандаш.

Никитка пожал плечами.

— Не можешь заснуть?

Он кивнул. Заставив его лечь в кровать, я положил альбом с карандашами на полку, вышел в коридор, плотно прикрыв за собой дверь.

Внизу решил приготовить себе крепкого чая. Я уже точно не засну, и днём отдохнуть не удастся, я не привык спать, если на улице светло, придется ждать ночи.

Мама появилась на кухне в шесть часов. Выглядела она неважно, непрестанно зевая, призналась, что не сомкнула глаз.

— Я тоже, мам, это, наверное, с непривычки.

— Хочется верить, — она достала из шкафчика банку кофе и турку.

…В начале восьмого я вышел из дома, прошелся по улице, замечая в некоторых дворах детские велосипеды, самокаты, мячи и другие игрушки. Уже хорошо, люди здесь все-таки есть, теперь не мешало бы познакомиться с ровесниками, чтобы окончательно не раскиснуть.

Возвращаться домой не хотелось, я миновал наш коттедж, направившись вниз по улице. В кармане у меня был фотоаппарат, и я планировал дойти до горной дороги, чтобы сделать несколько снимков ранним утром. Фотки наверняка получатся классными, сразу же можно будет переслать их Кирюхе с Лилькой, пусть увидят, в каком месте мы оказались.

Но дойти до горной дороги мне не удалось. Сначала я услышал тихое «Бэ-э-э…», потом сухой кашель и хруст веток. Обернулся. В нескольких метрах от меня стоял вчерашний седой старик с клюкой. Сегодня он держал на веревке белого козла, и тот при виде меня почему-то начал пятиться назад.

— Рано встаешь, внучек, — дрожащим голосом сказал старик. — Ты никак жаворонок?

— Да нет, я сова, не спалось просто на новом месте.

— Ну-да, ну-да, — закивал старик, как будто был осведомлен о моих ночных мытарствах. — Ко всему новому надо привыкнуть. Только вот надо ли привыкать к новизне вашей семье? Тебя как зовут?

— Слава.

— Вячеслав, значит. А я Авдей Карпович, будем знакомы, — старик протянул мне морщинистую ладонь для рукопожатия. — В тринадцатый дом приехали? — спросил он и, не дожидаясь моего ответа, произнес: — Конечно, в тринадцатый, а то в какой же.

— Откуда вы знаете?

— Я, внучек, многое знаю. А больше и негде вам было остановиться, у вас наверху, — старик ткнул клюкой в уходившую наверх дорогу. — Один только тринадцатый дом пустует постоянно.

— Почему пустует?

— А несчастливый он.

— Из-за номера?

— Да нет, тут дела посерьезней номера будут. Ты, Слава, моего совета послушай, и скажи своим, что уезжать вам отсюда надо. И как можно скорее.

— Мы на все лето приехали.

— Зря, внучек, ох как зря. Не завидую я вам.

Козел дернул веревку, Авдей Карпович стукнул клюкой по земле.

— Стой ты, окаянный! — прикрикнул он на животное, а потом заговорил со мной: — Место, где стоят дома — несчастливое, много слез там было пролито, много страданий. Двести лет назад сжигали наверху ведьм и колдунов. Так-то, внучек!

Я смотрел на старика с недоверием.

— Не веришь мне? — спросил Авдей Карпович.

— Не знаю, — признался я.

— Ты, Слава, послушай, мне врать, резона нет. Я ж как лучше хочу. Места те… — Авдей Карпович снова поднял клюку, — необычные. Ещё четыре года назад наверху был лес, его в народе называли загадочным лесом. И никому до него не было дела, не захаживали сюда люди: ни чужаки, ни наши, деревенские. А потом кому-то взбрело в голову вырубить лес и построить коттеджи. Вот какая петрушка получилась. Народу понаехало — жуть! Техника день и ночь гудела. Тридцать коттеджей хозяин отстроил, на продажу дома выставил. Быстро домики раскупили; все, кроме тринадцатого.

— Почему?

— Не покупал никто тринадцатый дом, его в аренду сдавать стали. Тоже неудачно. Одна семья в аварию попала, машина в пропасть сорвалась, у других девочка чуть в бассейне не захлебнулась, у третьих мать с ума сошла. Оно и понятно, участок-то, на котором дом стоит, того… порченый. Дуб у дома видел?

— Да.

— Дубу больше двухсот пятидесяти лет, его потому и не срубили, когда стройка началась. Пожалели. Не знают люди, что раньше у этого самого дуба колдунов сжигали. Верно тебе говорю, Слава.

— А другие дома, другие соседи…

— Люди наверху живут странные, — перебил меня Авдей Карпович. — Уж что с ними приключилось — не знаю, но они не такие как все.

— Я вас не понимаю.

— Да я сам до конца всего не понимаю, Слава. Но точно знаю, нельзя вам здесь оставаться. Гиблое это место. А тринадцатый дом на порченой земле стоит.

Козел начал стучать копытами, Авдей Карпович развернулся и медленно побрел вниз.

— А что здесь делаете вы? — крикнул я.

Старик остановился.

— Я-то? Да вот Яшку выгуливаю. Он, понимаешь, у меня проказник большой — один пастись не умеет: скачет то и дело, веревку перегрызает. Приходится с ним, как с собачонкой гулять. Верно я говорю, Яшка?

Козел заблеял.

— Верно-верно, — заулыбался Авдей Карпович.

— А откуда вы знаете про… колдунов?

— Одна их женщин, которую обвинили в колдовстве и сожгли на костре, была прапрапрапрабабкой моей прапрапрабабки. А историю своей семья я знаю хорошо, она передается у нас из поколения в поколение. Вот так-то, Слава. — Авдей Карпович ушел.

И день после встречи со стариком пошел у меня наперекосяк. Вылезая из бассейна, я поскользнулся и едва не вывихнул ногу; на крыльце споткнулся о ступеньку — расшиб колено; после обеда упал на ровном месте: из носа пошла кровь, кровоточил подбородок.

Невольно я стал задумываться, а вдруг Авдей Карпович сказал правду, что если место это действительно гиблое? Утром я ему не поверил, счел слова деда за старческий бред, старики ведь любят фантазировать, раздувая из мухи слона. Но теперь в голову стали закрадываться нехорошие мысли. Где же люди, снова и снова задавался я вопросом, отправившись на разведку. Что-то здесь явно не то.

Как и ранним утром, дворики пустовали, я видел уже знакомые велосипеды, футбольный мяч, ракетки для бадминтона, черную кошку, дремавшую на клумбе, но я не видел людей.

Внезапно я замер и быстро повернул голову влево, взгляд уперся в окно второго этажа девятнадцатого дома. От окна кто-то отпрянул, качнулась занавеска, мне это не понравилось.

Я прошел ещё несколько метров, делая вид, что разглядываю свои ладони, а потом резко обернулся. Молодая женщина поспешно скрылась за домом.

Ощущая на себе невидимые взгляды, я решил вернуться домой. А там первым делом поделился своими сомнениями с мамой, но, увы, был не понят.

— Брось, Слав, тебе показалось, — вот и все, что ответила мне мама. Она сидела в кресле, читала книгу, сейчас её куда больше волновали судьбы главных героев, чем настроение собственного сына.

Пришлось идти в сад, к бассейну я не подошел, сразу направился к дубу. Какой же он всё-таки высокий, интересно, сколько метров от земли до нижней ветки? Три? Три с половиной? Четыре. Красивый дуб. И страшный дуб, если слова старика являются правдой.

Громко закаркала ворона, беспокойное карканье выдернуло меня из омута неуютных мыслей, я закрыл глаза, досчитал до трех и поспешил отойти подальше от дуба.

Нет, мне намного спокойнее думать, что в саду растет обыкновенный дуб-долгожитель. И не происходили возле него никогда бесчинства и смертные казни. Это все выдумки, вздор, пустые слова скучающего старика.

…Перед сном я зашел в комнату брата, собирался почитать ему о приключениях Гулливера, но Никитка, увидев в руках книгу, замотал головой. Он встал с кровати, подошел к шкафу, вытащив оттуда потрепанную книгу без обложки. Когда-то книга была в твердом переплете, сейчас же Ник держал засаленные страницы с множеством пятен и плесени. Мне дотрагиваться до этого хламья жутко не хотелось, но Никитка упорно протягивал «книгу».

— Где ты умудрился найти это старье?

Ник кивнул на шкаф.

— На неё смотреть противно. Давай лучше про Гулливера почитаю, вчера на самом интересном месте остановились.

Ник был категорически против Гулливера, пришлось уступить и, борясь с отвращением, пролистнуть несколько страниц. Автор был мне неизвестен, состояла книга из коротких рассказов, я выбрал тот, что начинался на тридцать второй странице.

Никитка удобней уселся на кровати, подложив под спину большую подушку.

— Готов? — спросил я. — Тогда слушай.

…Минут через десять я отложил книгу в сторону.

— Никит, я не буду больше читать.

В глазах брата застыл немой вопрос.

— Потому что не хочу! Это страшный рассказ. Ты ночью потом заснуть не сможешь, забыл, как после Карлика Носа неделю с включенным ночником спал? Нет, не проси, или читаем Гулливера, или я иду спать.

Никитка кивнул, он согласился на Гулливера. Прежде чем начать читать, я вынес потрепанную книгу с ужастиками в коридор, положил её на лестничные перила, решив позже выбросить в мусорку.

Никитка заснул на удивление быстро, мне даже не пришлось дочитывать до конца главы. Вот и хорошо, подумал я, самому спать охота. Сейчас выброшу книгу и… Я остановился у лестницы, растерянно замотав головой.

Книга исчезла. Её нигде не было. Решив, что она могла упасть, я спустился по лестнице, затем снова поднялся на второй этаж, даже становился на корточки и заглядывал под тумбу. Найти книгу не удалось.

В комнате, прежде чем раздеться и лечь в кровать, я некоторое время в задумчивости простоял у стола. А когда лег и повернулся лицом к окну, увидел ветви старого дуба. Сегодня они не скрипели, было безветренно, и ветви застыли в таинственной неподвижности. На улице не стрекотали сверчки, вдалеке не куковала кукушка, ночь была тихой — безмолвной.

И витала в этом безмолвии необъяснимая тревога. И вроде бы я даже увидел её в окне, но испугаться не успел. Меня сморило; ровно в полночь я провалился в глубокий, бездонный сон…

Глава третья

Кто такой Борька?

Утром тревога рассеялась, сомнения улетучились — их вытеснило хорошее настроение.

На кухне мы с Никиткой уплетали блины со сгущенным молоком, когда в дверь позвонили.

— Стой, мам. Сам открою, — крикнул я. А у самой двери добавил: — Звонок здесь противный, может, можно другой поставить?

— Папа приедет, посмотрим, — ответила мама, выйдя в маленький коридорчик.

На крыльце стояла улыбчивая женщина неопределенного возраста. Она не была полной, но её щеки напоминали щеки упитанного хомяка, я сразу разглядел в этом какое-то несоответствие. Не дожидаясь приглашения, женщина прошла в прихожую, положила ладонь мне на плечо, звонко заявив:

— День добрый! Я ваша соседка из девятнадцатого дома.

— Здравствуйте.

— Пришла познакомиться, — женщина пожирала глазами Никитку, и от неловкости он был вынужден спрятаться за мою спину.

Разумеется, мама пригласила соседку к столу, поставила перед ней тарелку, положила блинов, налила чай, в общем, проявила гостеприимство. Мне наша соседка не понравилась. Достаточно одного беглого взгляда, чтобы определить из какой стаи эта птица. Сплетница! И этим все сказано.

Свои блины я доедал уже без энтузиазма и аппетита, а Элеонора Игоревна — представилась она только после того, как узнала наши имена — стала забрасывать маму вопросами. Её интересовало буквально все: купили мы дом или арендуем, сколько платим за аренду в месяц, где наш отец, кем и где он работает, сколько лет матери, не планируют ли они с мужем заводить ещё детей? Бестактные вопросы лились бурным потоком, Элеонора Игоревна, похоже, даже не догадывалась, что своей назойливостью вторгается в частную жизнь.

Узнав, что Никитка от рождения немой, Элеонора наигранно удивилась, зацокала языком и… последовал новый шквал неуместных вопросов.

В итоге, устав сидеть за столом с визгливой теткой — голос у неё был такой же противный, как трель нашего звонка — я сказал, что иду на улицу.

— Подожди, Славик, — остановила меня Элеонора Игоревна. — Чем собираешься сейчас заниматься?

— Не знаю, — ответил я, не глядя в её сторону. — В бассейне поплаваю.

— А не хочешь к Павлику сходить?

— Кто это?

— Племянник мой, на все лето из города приехал. Вы с ним ровесники. Иди, погуляете хоть, а то целыми днями Пашка перед компьютером сидит. На улице погода — прелесть, а он за клавиатурой с утра до вечера. Как бледный приехал, так, наверное, и уедет в августе, не загоревши. Запретила ему сегодня к компьютеру подходить, Интернет отключила, — Элеонора Игоревна сделала большой глоток чая, вытерла рот носовым платком и опять уставилась на Никитку. — Иди, Славик, Паша дома, вытащи его на улицу.

Колебался я недолго, в бассейне можно в любое время поплавать, а тут подвернулся шанс познакомиться с ровесником.

Надев бейсболку, я отправился в девятнадцатый дом. По дороге меня осенило. Стоп! А не из девятнадцатого ли дома вчера за мной наблюдали? Точно, из девятнадцатого! Со второго этажа. Наверняка за мной следил Пашка. Хм, многое становится на свои места. Сам зайти, познакомиться не решился, поэтому утром отправил на разведку тетку. А она в два счета все устроила — иди, говорит, к нам, Паша дома. Ловко придумали — дружба с доставкой на дом. Незнакомый мне Павел начал казаться парнем хитрым, себе на уме.

Двух пенсионеров, мужчину и женщину, я увидел сидящими на диване-качалке под высоким тентом. Оба пристально смотрели на меня, я бы даже сказал, смотрели насторожено, опасливо.

— Здравствуйте.

Никакого ответа.

— Здрасти.

Молчат.

Решив, что старики могут плохо слышать, я замедлил шаг и крикнул чуть громче:

— Добрый день!

Дед едва заметно кивнул головой, бабка ни проронила ни звука, продолжая пожирать меня глазами.

Женщину с прогулочной коляской я встретил на подходе к дому Элеоноры Игоревны. Она первая со мной поздоровалась, улыбнулась и выглядела более чем дружелюбно. В коляске сидел карапуз, который с не меньшим любопытством, чем его мама, смотрел в мою сторону.

— Ты кого-то ищешь, тебе помочь?

— Нет, мне сюда, — я кивнул на дом Элеоноры.

— В гости приехал? — допытывалась женщина.

— Мы на все лето, в тринадцатом доме поселились.

Малыш закряхтел и громко разревелся, женщина развернула коляску, быстро покатив её по тротуару.

Я свернул на плиточную дорожку, пытаясь представить реакцию Павла на мое появление. Элеонора сказала, у племянника есть компьютер, это круто, значит можно будет во что-нибудь поиграть вдвоем. Блин! Она же запретила Павлу подходить к компу. Невезуха! Но, может, для его нового друга она сделает исключение, размышлял я, остановившись у двери. Или к нам пойдем, будем терзать мою клавиатуру.

Постучал я скорее ради приличия — дверь была открыта. Никаких позывных не услышал, поэтому быстро прошел в прихожую.

— Привет! Есть кто дома?

Ни ответа, ни привета.

Я заглянул в большую комнату — Павла там не было; прошел в спальню, на кухню — никого. Поднялся на второй этаж и уже через минуту был вынужден признать поражение. На улицу он, что ли, смотался? Теперь не хватало бегать за Павлом и навязывать свою дружбу. А может, ну его, этого Пашу, в конце концов, ему тоже скучно, поэтому он не меньше моего заинтересован в общении. Вот пусть и приходит к нам. Решено, ухожу.

Не знаю, что заставило меня обернуться у самого входа и посмотреть в сторону кладовой. Наверное, ощутил внутренний порыв и на уровне интуиции понял, что необходимо туда заглянуть. Зачем? Сам гадаю. Ноги повели меня к узкой двери, с каждым шагом учащалось сердцебиение, я снова почувствовал тревогу.

Тонкая медная ручка на двери кладовки была перепачкана засохшей белой массой, мне показалось, это зубная паста. Перед глазами появилась картинка: Элеонора Игоревна спускается по лестнице и на ходу чистит зубы, её руки перепачканы зубной пастой, она подходит к кладовке, опускает ручку, толкает дверь и…

Я опустил ручку, толкнул дверь и не увидел в кладовке ничего необычного. В кладовке горел свет. Справа и слева виднелись заставленные всяким барахлом полки, к задней стене приставлены лыжи, несколько спиннингов, половые плинтуса и два веника.

В углу валялась черно-белая фотография. Я сделал шаг вперед, спотыкнулся о высокий порог, упал, ударившись лбом об угол примостившейся сбоку тумбочки на резных ножках.

— Черт! Не хватало только голову разбить.

С фотки на меня смотрело щекастое лицо молодой Элеоноры Игоревны. А она и в молодости была похожа на хомячиху — неприятное лицо. Отталкивающее.

Поднявшись на ноги, я положил фотографию на тумбочку, вышел из кладовки и подошел к входной двери. На крыльце пришлось на миг зажмуриться и сморщить лоб. Я не утверждаю, но, по-моему, солнце светило намного ярче обычного.

***

На тротуаре мне перебежала дорогу черная кошка. Сидела на газоне, ждала, когда я подойду ближе и метнулась вперед. Думала, меня это насторожит. Ничего подобного: в черных кошек я не верю, и вообще особым суеверием не отличаюсь.

Пройдя несколько метров, я обернулся и посмотрел на дом Элеоноры Игоревны. По спине пробежались мурашки. От окна на втором этаже отпрянула фигура. Мне не померещилось, это был не обман зрения, за мной действительно кто-то наблюдал из окна. Но кто? Неужели Пашка? Я же звал его, и на второй этаж поднимался, почему он молчал? Вчера наблюдал за мной, сегодня наблюдает… Странный тип, с таким и общаться не захочешь.

С Элеонорой Игоревной мы столкнулись, когда я перебежал дорогу и свернул за угол.

— Павла нет дома, — сказала я.

Элеонора Игоревна вытянула губы трубочкой.

— Какого Павла?

— Вашего племянника.

— Боря, ты опять меня разыгрываешь?

— Я Слава.

Элеонора Игоревна засмеялась.

— С Мишкой играете? Скажи ему, чтобы домой шел, обедать пора.

— Я…

— И ты приходи, я сегодня борщ сварила.

Я смотрел на Элеонору Игоревну, как на сумасшедшую. Внезапно появилась мысль, что тетка Павла и в самом деле сошла с ума.

— Элеонора Игоревна…

— Борь, ну хватит. Ты знаешь, ваши розыгрыши мне никогда не нравились. Где Мишка? Мишка, — она повысила голос и огляделась по сторонам. — Иди обедать.

На тротуаре появился мальчишка на детском велосипеде. Проехав мимо нас, он кивнул мне и поздоровался с Элеонорой Игоревной.

— Здрасти, тетя Марин.

— Здравствуй, Вова.

Мальчишка нажал на клаксон, послышался резкий звуковой сигнал. Я аж подпрыгнул. Тетя Марина?! Он назвал Элеонору тетей Мариной?

Пока я смотрел вслед пацану на велике, Элеонора Игоревна свернула за угол, исчезнув на соседней улице.

Понимая, что произошло нечто необъяснимое, я добежал до угла и прильнул к увитому диким виноградом забору. Дождавшись, когда Элеонора поднимется на крыльцо и скроется в доме, я поспешил к месту, где совсем недавно повстречался с черной кошкой.

Дом номер девятнадцать смотрел на меня своими сверкающими окнами-глазницами. Я же впился взглядом в окно на втором этаже. Давай же, мысленно приказывал я неизвестному, подойди к окну, чтобы я тебя увидел. Ну, чего ты медлишь?

Минуты через полторы качнулась занавеска на первом этаже. Насколько я понял, за мной наблюдали из кухни. Наверняка Элеонора. Стало совсем неуютно, не покидало ощущение одураченности. Пришлось сунуть руки в карманы джинс и дойти по тротуару вдоль каштанов до поворота на третью улицу.

Возле двадцать восьмого дома меня кто-то ужалил в шею. Прошло секунды три, и острая боль появилась в щеке.

— Пс-с-с, — услышал я, когда нагнулся и поднял с тротуара черный шарик, размером с гречишное зерно.

— Кто здесь?

— Пс-с-с! — раздалось совсем близко. — Я здесь.

Из распахнутого окна на меня смотрел кучерявый парень. Одной рукой он придерживал занавеску, во второй зажимал красную трубку, из которой и атаковал меня дважды.

— Иди сюда, — позвал он. — Скорее!

— А если бы в глаз попал? — спросил я, остановившись в метре от круглой клумбы.

— Не попал бы. Я метко стреляю.

— И в чем прикол?

— Да тише ты, — шикнул парень. — Чего ты развопился.

— Зачем позвал?

— Меня зовут Левка.

— А я Слава.

— Так и знал, — обрадовался Левка.

— Что ты знал?

— Что ты не Борька.

— Почему я должен быть Борькой, вы сговорились?

— Я по походке определил — ты не Борька.

— Слушай, кончай нести бред. Говори, зачем звал, или я ухожу.

— Постой, Слава. Ты хочешь отсюда смотаться?

— Куда?

— Назад.

Решив, что Левка чокнутый, я стал пробираться к тротуару.

— Не уходи.

— Мне домой пора.

— Если надумаешь, приходи, я буду ждать. Вдвоем у нас обязательно получится смыться. Приходи.

Спустя секунду Левка задернул штору. Сумасшедший дом, думал я, торопясь к себе. Элеонора Игоревна, ставшая по непонятным причинам тетей Мариной, чудак Пашка наблюдавший за мной из окна, теперь вот этот кадр — Левка. Куда я попал?

Возле крыльца играл Никитка. Я потрепал брата по волосам, он вывернулся, скорчив недовольную гримасу.

— Да ладно тебе. Мама дома?

Никитка закивал.

— Мам, я пришел, — крикнул я, поднимаясь по лестнице на второй этаж.

— Где ты ходишь, Борь? Ты обещал убраться в своей комнате.

Застыв на месте, я сильно сжал перила. Настолько сильно, что костяшки на пальцах сперва покраснели, а затем сделались белыми. Это уже не прикол, не шутка, не розыгрыш. Мама назвала меня чужим именем — Борисом. Я не мог ослышаться, я… Господи, я не знаю, что думать.

Вбежав в кухню, я остановился в дверном проеме.

— Мам, как меня зовут?

— Перестань.

— Мам, скажи, как меня зовут!

— Боря, убираться в комнате все равно придется. На этот раз твои уловки на меня не подействуют.

— Но я Слава!

— Кем бы ты ни был, а в комнате уберись. Борис, ты обещал, в конце концов, учись держать слово.

Никитка прошел в кухню, держа в руке машинку.

— Максим, где ты перемазался? Ну как поросенок.

— Максим?! — я закричал настолько истошно, что напугал и маму и Никитку.

— Борь, да что с тобой?

Не сумев повернуть отяжелевший язык, я бросился на второй этаж. Забежал в свою комнату, осмотрелся, и перед глазами все поплыло. Это не моя комната! Вернее моя (я вижу на полке свои фотки в рамках) но за те полчаса, в течение которых я отсутствовал, она изменилась до неузнаваемости. Кровать, шкаф, кресло, компьютерный стол, тумбочки — все другое. В шкафу чужая одежда, в ящиках стола чужие вещи, да и сама комната из квадратной превратилась в прямоугольную.

Сев на кровать и чувствуя, как по спине стекают струйки пота, а руки трясутся, словно в лихорадочном ознобе, я попытался сосредоточиться. Так, для начала надо успокоиться, шептал внутренний голос. Прийти в себя, перестать нервничать… Но уже через мгновение, тот же голос заорал, что ситуация критическая, она вышла из-под контроля и пора начать паниковать.

Я держался из последних сил. Причем страха как такого не было; была отчужденность и потерянность.

Дверь открылась, в комнату заглянул Никитка.

— Никит, иди сюда.

Брат округлил глаза.

— Ты ведь Никитка?

Он отрицательно замотал головой.

— Хочешь сказать, ты Максим?

Ник утвердительно закивал, улыбнулся и закрыл дверь.

— Финиш! Нет… Надо позвонить… Отцу!

Набрав знакомый номер, я услышал механический голос: «Неправильно набран номер».

Что за ерунда, как неправильно? Сто раз звонил отцу и вдруг неправильно набран номер. Может, из-за сильного волнения нажал не на ту клавишу? Открыв телефонную книжку и отыскав контакт «Папа», я просмотрел номер. Абсурд! Телефон отца действительно был другим. Но это невозможно, я не вносил изменения в записную книжку, я не мог сделать этого, находясь в гипнотическом состоянии. Я не сошел с ума.

Поднеся телефон к уху, я стал отсчитывать гудки. Три… четыре… пять…

— Да, — услышал после восьмого гудка голос отца.

— Пап, это ты?

— Привет, Борька.

Опять Борька! Я сейчас закричу.

— Борь, ты куда-то пропал. Алло. У тебя все в порядке?

— В порядке, — прошептал я. — Извини, набрал тебе по ошибке.

Убрав телефон в карман, я начал шарить в ящиках стола. Во втором ящике удалось обнаружить школьную тетрадь Арбузова Бориса.

— Не верю, — я отшвырнул тетрадь, вскочил на ноги, схватил с полки серебристую рамку с семейной фотографией.

Не помню, чтобы мы фотографировались зимой у какого-то дома. Отец, мама, Никитка, я с улыбкой до ушей; кругом сугробы, позади лестница, крыльцо и… табличка дома с цифрой «13». Это же наш коттедж. Коттедж, в который мы приехали позавчера вечером, коттедж, о существовании которого зимой я даже не подозревал. А на фотке сугробы, на фотке вся наша семья стоит на фоне тринадцатого коттеджа, и в правом нижнем углу дата: 21.01.2013.

Вернув рамку на место, я подошел к окну, уставившись на зеленый газон, Никитку снующего между кустами жимолости и черную кошку, дремавшую на пластиковом стуле.

Глава четвертая

Побег в неизвестность

И как не хотелось спускаться вниз, но другого выхода у меня не было. Улизнуть из дома незамеченным не удалось, на крыльце меня окрикнула мама:

— Куда опять собрался?

— Вернусь через десять минут.

— А комната?

— Уберусь я, уберусь.

Мама что-то ответила, а я, не помня себя, побежал к двадцать восьмому дому. Сейчас увижу Левку и вытрясу из него правду. Только бы не перегнуть палку, успокаивал я себя. Не знаю, получится ли. Я на таком взводе, что с трудом удается контролировать свои действия.

А на Левку был ещё и зол. Ведь он изначально знал о моих злоключениях, здесь и сомневаться нечего, иначе бы не выстрельнул в меня из трубки, не подозвал бы к окну и не предложил бы смотаться отсюда. Конспиратор! Не мог сразу объяснить, что к чему. А я тоже хорош, не выслушал до конца парня, домой поторопился. Эх, ну кто ж тогда думал, что все обернется таким образом.

Остановившись возле знакомой клумбы, я позвал Левку:

— Лёв, ты меня слышишь?

Левка меня не слышал, поэтому пришлось обойти дом и выглянуть из-за угла. Недалеко от кривоствольной березы стояла круглая беседка: с двух сторон до самой крыши она была увита диким виноградом, сквозь густую листву солнечному свету не удавалось проникнуть внутрь — в беседке царила полутень, спасающая от полуденного зноя.

За небольшим столиком сидел Левка и внушительных размеров женщина. Они пили чай, о чем-то тихо переговариваясь. Я решил дождаться момента, когда Левка останется в беседке один, но возникший из ниоткуда пудель, нарушил мои планы. С громким лаем, он побежал мне навстречу, и все норовил подпрыгнуть повыше, чтобы лизнуть мне подбородок.

— Отстань, — проворчал я, отгоняя пуделя, заметим краем глаза, как из беседки вышла тучная женщина.

— Борис, — позвала она меня. — Ты чего там стоишь, почему не подходишь?

— Иди отсюда, — шикнул я пуделю, выдавил подобие улыбки и громко сказал: — Не успел подойти.

— Садись с нами чай пить. Джонни, отойди. Джонни, перестань!

Пудель Джонни как с цепи сорвался, не отходил от меня ни на шаг, принюхивался, фыркал, скулил, словно подозревал, что я чужак в этих краях. А что, очень может быть. Собаки ведь умнейшие существа, у них сильно развита интуиция, чутье, поэтому не исключено, что Джонни видит и знает, намного больше, чем его хозяева.

В беседке я кивнул Левке, удивившись, однако, его реакции. На меня он посмотрел с неприязнью, не ответил на приветствие, а когда его мать поставила передо мной чашку, зло сказал:

— На всех печенья не хватит.

— Дома ещё есть. Я принесу.

— Принеси сейчас.

Женщина вышла из беседки, позвала за собой Джонни, но пудель решил остаться с нами.

— Ну, — быстро заговорил Левка, когда мать скрылась за углом дома. — Вернулся все-таки? Я знал, что ты прибежишь.

— Слушай, что происходит?

— А ты не догадался?

— Нет. Меня называют Борисом, моего младшего брата Максом, а в моей комнате…

— Замолчи! Не надо мне ничего рассказывать, сам все прекрасно знаю. Кстати, здесь меня зовут Андреем, смотри, не вздумай назвать меня при матери Левкой.

— Зачем тогда ты представился Левкой?

— Так меня зовут в нашем мире.

— Что за наш мир?

— Включи мозги, Борька…

— Слава.

— Мы оказались в другом измерении, в параллельном мире. Не знаю, как ещё назвать это чертово место, но мне оно не нравится. Я хочу вернуться назад, если бы ты только знал, как сильно я хочу вернуться.

— Подожди, но как это могло произойти?

— Ты задаешь слишком много вопросов. Ответов у меня нет.

— Утром все было в порядке, к нам пришла Элеонора Игоревна, потом я отправился к ней домой, а когда вышел, увидел тебя.

— А мы с матерью приехали на лето к тетке. На второй день я плавал в бассейне, началась гроза, я забежал в дом и…

— И что?

— Вижу, стоит мать, смотрит на меня и называет Андреем. Первые дни, думал, что сошел с ума, потом попривык немного. Я немного в курсе про другие измерения, читал статьи в журналах, поэтому панике старался не поддаваться.

— Как вернуться назад, знаешь?

— Нет.

— Но ты предлагал мне смыться отсюда.

— И смоемся, если не струсишь. Сегодня! В полночь!

— Есть план?

— Да.

— Колись.

— В полночь узнаешь. А сейчас слушай внимательно, до вечера старайся ни с кем не общаться, никуда не ходи, закройся в комнате и жди двенадцати часов.

— Почему двенадцати?

— Мои засыпают в одиннадцать, надо выждать время для верности и будем делать ноги.

— Ты давно здесь?

— Месяц.

— Все равно не верю в версию с другим измерением. Существование параллельного мира не отрицаю, но наша ситуация намного сложнее. Сам суди, до нашего появления здесь жил Борька, мой зеркальный близнец, и Андрей, тот, чье место сейчас занял ты. Если мы с тобой невероятным образом переместились оттуда сюда, то где настоящие Андрей и Борис?

Левка пожал плечами.

— Забей на них.

— И родители наши не могут иметь в другом измерении такую же внешность.

— А ты раньше путешествовал по другим измерениям? — накинулся на меня Левка. — Нигде дальше своего двора, наверное, не был, а туда же — разглагольствует. И вообще, мне плевать, кто есть кто, главное, суметь вернуться домой.

— Намекни хотя бы, в чем заключается твой план?

— Не доверяешь мне?

— Просто хочу быть в курсе.

Левка усмехнулся.

— Не боись, план надежный. Ты только… Все, мать идет. Переводим тему.

— Вот печенье. Борис, угощайся.

Напившись чая, Левка вызвался меня проводить. По дороге до нашего коттеджа, он сказал:

— Ты не первый, кто появляется здесь из нашего мира. За прошедший месяц я видел ещё одного переселенца.

— Кто он?

— Старик из второго дома.

— А как ты догадался?

— По походке определил. Помнишь, я и тебе сказал, что узнал тебя по походке. Настоящего Бориса я видел каждый день, он заходил к нам, я так понял, они с Андрюхой были приятелями. Походка у него была пружинистой, скорой. А ты медленно шел, вразвалочку.

— Настоящий Борис не заподозрил, что ты это не ты?

— Я старался свести наше общение к минимуму.

— А что со стариком?

— Старик был стремный, я к нему подошел, спросил, как он здесь очутился. Видел бы ты его лицо: дед испугался, чуть ласты не склеил. Но ни в чем не признался, начал бормотать, отнекиваться, попросил меня оставить его в покое.

— Где он сейчас?

— В том-то и дело — старик пропал. Якобы уехал в город, но я точно знаю, он не в городе. Он…

— Где? Чего молчишь?!

— Ему удалось найти то самое место, куда мы с тобой отправимся в полночь.

— Левка, все это смахивает на безумие.

— Безумие и есть.

— А ты случайно не знаком с Авдеем Карповичем? — спросил я.

— Нет. Он кто?

Я пересказала о разговоре с дедом.

— Нет, Слав, Авдея Карповича я не встречал. Мы пришли. Твой дом.

— Зайдешь к нам?

— Не к нам, а к ним. Это «их» дома, «их» мир. Мы — чужие. Запомни это.

— Тогда до вечера.

— До полуночи. Приходи, Славка.

— Я приду. Обязательно!

Дома я поднялся в спальню, закрыл дверь и достал телефон. Меня подстерегал неприятный сюрприз — телефон отключился. Я пытался найти зарядное устройство, перерыл все кругом и наконец обнаружил его в шкафу на полке с футболками. Взял, воткнул в розетку и присвистнул. А устройство-то к моему телефону не подходит. Более того на нем название фирмы, о существовании которой я впервые слышу.

Положив телефон в карман, я заметался по комнате. До полуночи столько воды утечет, я с ума сойду от нетерпения. Чем заняться, как убить время? Как?! Может, почитать? Взгляд наткнулся на книжную полку. Интересно, какие книги читает Борис; даже любопытно стало.

Взяв томик в тканевом переплете, я открыл книгу на произвольной странице. Стихи! Ненавижу поэзию. Хотя… Хм, а это забавно…

«Ночь — луна, молчит — немой.

Ты боишься, ты — живой.

Не кричи и не ропщи,

Он молчит, и ты молчи.

…Берегись!

Сойти с пути…

Берегись с ума сойти».

Стало не по себе. Вот так предсказание. Аж мороз по коже.

***

Сказать честно, я совсем не сознавал, что нахожусь в другом измерении, или как выразился Левка, не в нашем мире. Для понимания и принятия новой действительности необходимо время. У Левки оно было — целый месяц — вот уж кто сполна ощутил на себе весь ужас безвыходного положения. Не завидую я ему, прожить тридцать дней неизвестно где, терзаться с утра до вечера мыслью о возвращении — что может быть хуже.

Пройдясь по комнате, я сел на подоконник. Немного напрягало, что Левка не захотел посвятить меня в свой план. Не доверяет? Боится, что я подведу? Выдам его? Чудак. Кому я могу проболтаться, да и зачем мне открывать рот, если мы с Левкой находимся в одной лодке.

Как медленно ползет время. Сижу на подоконнике всего десять минут, а кажется, просидел полдня. Нет, надо чем-то себя занять, отвлечься.

Я попытался включить компьютер Бориса, но система потребовала ввести пароль. Пароль мне неизвестен, комп пришлось выключить.

Внезапно в голову пришла совсем уж неудачная мысль (а не навести ли порядок в Борькиной комнате), но за неимением другой, я воспринял её на ура.

Бардак у Бориса был капитальный. В своей комнате я тоже не часто навожу порядок, но Борька определенно меня переплюнул.

Через полтора часа я сел на край кровати. Осмотрелся. Вроде неплохо. Когда Борька вернется, свою комнату не узнает. Может, оставить ему сообщение? А что, звучит: письмо из параллельного мира.

Достав из ящика лист бумаги и ручку, я сел за стол и задумался. Никогда не умел писать письма, по-моему, это самое бесполезное и скучное занятие из всех, которые можно придумать. Что писать, как писать, о чем писать? Темный лес.

Прошло минут пятнадцать, а я только и вывел пару скудных строк:

«Привет Борис. Пишет тебе Слава. Мы незнакомы, но…».

Какая чушь! Самому противно. Скомкав листок, я швырнул его на пол (начало новому бардаку было положено), взял чистый лист и стал обкусывать ручку. С улицы послышался голос мамы, она звала Никитку домой. Пришло время полдника. Сейчас и ко мне поднимется. Блин, а я ничего не написал. После слов приветствия наступает ступор, в голове такой туман, что мысли, путаясь, создают жуткую неразбериху.

Заскрипела лестница. Я напрягся. А, ладно, фиг с ним, с письмом. Обойдется Борька.

Опустилась дверная ручка, затем послышался стук.

— Борис, ты чего закрылся?

— Сейчас открою.

Убрав ручку в стол, я щелкнул замком, пропустив маму в комнату.

— Порядок навел?

— Типа того.

Мама была довольна.

— Молодец! Теперь бы пару недель комната в таком виде продержалась.

— Нереально.

— Думаешь? А вдруг Борь?

— Ты требуешь невозможного.

Мама улыбнулась.

— Спускайся вниз. Перекуси.

— А что у нас из вкусненького есть? — спросил я, опасаясь встречаться с мамой взглядом. Это ведь не моя мама, точнее, моя, если судить по чисто внешнему виду, но на самом деле моей она не является. Во как загнул, сам запутался.

— Испекла творожную запеканку.

Терпеть не могу запеканку, а на творог у меня аллергия.

— Твою любимую, — добавила мама.

Вот и первое отличие от Борьки. Он обожает творожную запеканку, меня же от неё воротит.

К запеканке я не притронулся, пришлось соврать, что внезапно разболелся зуб, зато с удовольствием выпил чай и украдкой положил в карман несколько шоколадных конфет.

На втором этаже я вновь погрузился в ожидание. Часы тикали, время продвигалось вперед и вскоре раскаленный диск солнца медленно, но верно начал стремиться к горизонту.

…В половине двенадцатого я осторожно открыл дверь, высунул голову в коридор, прислушался. Тишина. Никитка давно спал, родители, судя по всему, тоже. Время шло. Осталось тридцать минут. Даже не знаю, это много или мало? Волнение нарастало, дыхание сделалось прерывистым, мокрые ладони слегка подрагивали. Никогда мне не приходилось так нервничать, никогда моя судьба не висела на волоске. Я не преувеличиваю. Положение на самом деле очень серьезное. Если удача будет благоволить и нам с Левкой удастся вернуться к себе, я сочту это за чудо; если же его план с треском провалится… Страшно представить, во что превратиться моя жизнь в новых реалиях. Я не хочу оставаться здесь, я не должен оставаться здесь!

Без двадцати двенадцать я снова высунулся в коридор. Пора.

Осторожно спускаясь по скрипучей лестнице (теперь я убедился, лестницы в домах скрипят в любых измерениях), я пересек прихожую и бесшумно открыл входную дверь.

В груди клокотало, в голове шумело, в глазах рябило.

— Ухожу навсегда, — шепотом сказал я, не оборачиваясь. — Больше сюда не вернусь.

Уверенность вселяла надежду, пусть слабенькую, хлипкую, но надежду.

До Левкиного дома я шел медленным шагом. Торопиться нет смысла, мы договорились встретиться ровно в полночь, время терпит, незачем ускоряться.

Минут десять пришлось потусить возле клумб с ароматными цветами, попинать на газоне круглый камешек, похожий в свете луны на перепелиное яйцо, а ровно в двенадцать упереться взглядом в дверь и затаить дыхание.

Но Левка не появлялся. Уже три минуты первого — в доме ни звука.

Пять минут — полный штиль.

Семь минут — без изменений.

Неужели заснул? Забыл? Передумал? Ничего, сейчас ты у меня поторопишься.

Подняв камешек, я подошел ближе к окну и крикнул:

— Левка!

Легкий ветерок покачивал белую занавеску, однако в комнате царила тишина.

— Левка! — я попытался встать на уступ, чтобы заглянуть в комнату, но в этот момент сзади послышался шорок.

Пришлось отойти от окна.

— Лёв, это ты?

Черная кошка выскочила на газон и, издав грозное шипение, пронеслась мимо меня.

— Брысь!

Кошка сверкнула зелеными глазами, метнувшись под крыльцо.

— Левка! — закричал я, впадая в отчаянье.

Не услышав ответа, снова подошел к окну и швырнул в комнату камень. Раздался характерный стук. Я замер. Как же мне хотелось садануть кулаком по стене, дать волю эмоциям, заорать, затопать ногами. Но я не имел права срываться. Не сейчас. Терпи, Славка, не раскисай раньше времени. Левка сам предложить слинять отсюда, значит, не в его интересах устраивать тебе динамо. Он просто задерживается. Имей терпение.

В пятнадцать минут первого, наплевав на последствия, я все-таки поставил ногу на уступ, и подтянулся к окну. И вот рука коснулась занавески, я сдвинул её в сторону, и в этот момент произошло то, чего я больше всего опасался. Распахнулась входная дверь — на крыльцо выбежала Левкина мать. В руках она держала фонарь, яркий луч света был направлен на меня.

Конец ознакомительного фрагмента.