И плеск чужой воды… Русские поэты и писатели вне России. Книга вторая. Уехавшие, оставшиеся и вернувшиеся

Юрий Безелянский, 2017

Продолжение книги «Отечество. Дым. Эмиграция» о судьбе русских поэтов и писателей после революции 1917 года. О тех, кто уехал, кто вернулся и кто остался, став советским литератором. Удивительные судьбы Бориса Савинкова, Василия Шульгина, Ахматовой, Мандельштама, Пастернака, Алексея Толстого, князя Святополка-Мирского и многих-многих других. Почти детективные и трагические страницы. Депортации, побеги, аресты, ссылки, ГУЛАГ, жесткая критика и Сталинские премии… Книга носит универсальный характер: это и библиографический справочник, и жизнеописание, и комментарии к судьбе. При подготовке использовались документы, материалы из прессы, мемуары, письма, стихи, воспоминания. И в тексте как бы сливаются два потока: история СССР и история советской литературы. Героический труд, пафос, пропагандистская ложь, нелегкая жизнь народа. И особо выделяется тема «Художник и Власть». Творческая жизнь интеллигенции в 20–50-х годах. Книга рассчитана на любознательных читателей, которые хотят знать, КАК ЭТО БЫЛО.

Введение в книгу и объяснение с читателем

Мы — кто сгинул, кто выжил.

Мы — кто в гору, кто с горки.

Мы — в Москве и Париже,

В Тель-Авиве, Нью-Йорке.

Мы — кто пестовал веру

В то, что миру мы светим,

Мы — кто делал карьеру

И кто брезговал этим.

Кто, страдая от скуки

И от лжи, — все ж был к месту,

Уходя то в науки,

То в стихи, то в протесты…

Наум Коржавин. Письма причастности (1981–1982)

Ты, страна моя, радость и горе…

Александр Кушнер («Новый мир», 1, 2008)

Немного о себе, горемычном. Я родился в 1932 году, и, соответственно, я — советский человек, жил в СССР, учился в советской школе и в советском вузе, читал советские газеты, слушал советское радио, служил в советских учреждениях, ходил на октябрьские демонстрации, нес однажды даже портрет какого-то члена Политбюро…

Пионером не был, но в комсомоле побывал, ну и в рядах партии (что поделать? Надо было лезть по служебной лестнице). Поначалу был, как и все, пропитан советской идеологией, как пропитан ромом бисквит у хорошей хозяйки. И почти не сомневался, что «Великая Октябрьская социалистическая революция впервые в истории человечества свергла господство эксплуататоров и установила диктатуру пролетариата, создала новый тип государства — советское социалистическое государство — высшую форму демократии…» (БСЭ, 1953).

Государство каждому пыталось вбить в голову мифы и легенды о советском обществе — о его рождении, создании и процветании, а параллельно втемяшивало в головы, что мы окружены со всех сторон враждебными странами и надо непременно бороться с «врагами народа». Такая вот немудрящая идеологема.

Но это не все. Характерный штрих. В 1952-м был подписан к печати 16-й том БСЭ — до сих пор помню! — в статье «Живопись» утверждалось, что импрессионизм — развлекательная живопись, уводит от прогрессивных социальных задач. И что «главная тема советской живописи — жизнь и деятельность вождей советского народа Ленина и Сталина и их ближайших соратников, героическая история родины, победы советской армии и флота, счастливая жизнь и культурный рост советских людей, дружба народов СССР и борьба за мир и светлое будущее…»

От таких утверждений и установок хочется рыдать от счастья, недаром Маяковский свидетельствовал в стихах, что «радость прет» и что «жизнь прекрасна и удивительна», и выражал уверенность, что «год от года расти нашей бодрости».

Грандиозная лапша на уши! Бодрости выше крыши. И что удивительно сегодня: большинство советских людей в ЭТО верило!..

Не имею права говорить за весь советский народ, но мое личное прозрение и понимание, что к чему, пришло с возрастом и опытом, а также с чтением разных аналитических книг и со знакомством с историческими документами. И, конечно, во многом научился разбираться, когда работал пропагандистом на Иновещании Московского радио и знакомился с материалами под грифом «Для служебного пользования». И в 70-х годах мне все яснее становилось, «кто из ху», где яркая пропагандистская упаковка, а где скрыта истинная правда, мотивы и цели. Где лапша и где соль…

С 1992 года я вел исторические колонки в различных газетах и журналах. Потом вышли книги: «От Рюрика до Ельцина. Хроника российской истории» (1994), «5-й пункт, или Коктейль “Россия”» (2000), «Огненный век. Российская панорама XX века» (2001). На историческом фоне российской жизни написаны все книги из серии мини-ЖЗЛ, литературные портреты «99 имен Серебряного века» (2007), «Опасная профессия: писатель» (2013) и другие.

И вот новая подтема: ЭМИГРАЦИЯ. Власть, как на Руси, в Российской империи, так и при советской власти и после развала СССР, всегда негативно относилась к тем, кто покинул родину и уехал на Запад. Определения были разные: беглецы, эмигранты, беженцы, изменники, предатели, белогвардейцы и т. д.

А кто был первым среди бежавших? Русский князь Андрей Михайлович Курбский (1528–1583). В Энциклопедическом словаре (1954) Андрей Курбский представлен как «крупный боярин», который в 1564 году изменил родине и бежал в Литву. Идеолог реакционной феодальной знати. Вел полемическую переписку с Иваном IV.

Андрей Курбский — первый перебежчик, беглец, диссидент, инакомыслящий. А дальше пошли и поехали: Герцен с «Колоколом» и Бакунин на революционных баррикадах.

Литератор, мыслитель и революционер Александр Герцен покинул Россию в 35 лет. Прожил на Западе 22 года, но так и не прижился там, оставаясь душой и мыслями в России, которую любил и вместе с тем резко критиковал, разумеется, не саму Россию, а режим самовластья:

«Россия могла быть спасена путем развития общинных учреждений или установлением самодержавной власти одного лица. События сложились в пользу самодержавия. Россия была спасена: она стала сильной, великой — но какой ценой? Это самая несчастная, самая порабощенная из стран земного шара; Москва спасла Россию, задушив все, что было свободного в русской жизни…» («О развитии революционных идей в России». 1850).

…Когда я задумал книгу об эмиграции — русские поэты и писатели вне России, — мне казалось, что можно уложиться в один толстенький том. Но книга «Отечество. Дым. Эмиграция» о первой послереволюционной волне эмиграции — от Ивана Бунина до Ивана Елагина — едва уместилась на 400 с чем-то страницах, да и то с неполным списком имен. А была еще вторая. Послевоенная волна эмиграции из так называемых перемещенных лиц. А затем третья волна, начиная с 60-70-х годов. Особняком стоят Троцкий, Раскольников, Солоневич… Всех и не перечислишь. Кто сбежал тайком, кто просто был вынужден уехать, опасаясь ареста и преследований, кто задыхался в душных объятиях советской системы, кто уехал по национальной причине — евреи из-за неприятия антисемитизма. Все эти группы уехавших вошли во вторую книгу об эмиграции — «И плеск чужой воды…».

Но книга не только о тех, кто уехал из СССР и новой России, но и о тех, кто не захотел расстаться с отчим домом, хотя имел возможность покинуть его, — Анна Ахматова, Осип Мандельштам, Исаак Бабель, Борис Пастернак и многие другие. Представлены и возвращенцы, те, кто сначала покинул страну, а потом вернулся, — Максим Горький, Андрей Белый, Алексей Толстой, Святополк-Мирский, Вертинский и т. д. Специальная глава «Туда-сюда-обратно» посвящена счастливчикам, которым было дозволено в советские времена посещать Запад. Упомянуты и те, кто боролся за свободу, за права человека и в этой борьбе «пал смертью храбрых» — в тюрьме, лагере, психушке…

Короче, горькая и печальная книга, как и история нашей великой и несчастной для отдельных граждан страны. Вполне допускаю, что кто-то сразу ее отложит, зачем печалиться, когда можно радоваться жизни, фоткаться на память и лайкать в сетях. Ничего не навязываю. Каждому — свое. А автору книги близка историческая память, и он, то бишь я, прислушивается к плеску чужой воды и бережно листает книгу судеб многих замечательных людей, у которых не сложились отношения с родиной, нет, скажем точнее: с режимом и властью.

И с чего начать книгу? С маленькой исторической панорамы…

3-10 июля 2016 года