Опустевшее сердце. Как пережить потерю ребенка

Юля Навацкая, 2023

Эта книга описывает все этапы проживания горя об утраченном ребенке. Я буду держать вас за руку и обнимать словом от первого страшного дня потери и до момента, когда вы найдете принятие в сердце.

Глава 3. Почему я?

Просыпаться очень больно. Начиная с момента пробуждения от наркоза после родов и дальше, каждое утро, снова и снова проживать боль от нахлынувшего осознания в каком мире я живу. В мире, где моя дочь умерла и где всё — не то, чем казалось. Раз за разом испытывать шок и боль от всплывающих в памяти слов врача «ее сердце не бьется». При этом удивительно, как эта острая боль местами сменялась ровным «ни-че-го» не чувствую. Будто душа не выдерживала таких страданий, и просто выключала все эмоции. Это было странно и немного пугающе, зато позволяло вникать в суть того, что говорили доктора, обсуждать причины смерти дочери и несколько раз в день выполнять все процедуры.

Две ночи после родов я провела в больнице. Первую — в реанимации под успокоительными (спасибо врачам за то, что дали возможность поспать). Вторую — в платной палате одна (за что тоже несказанно благодарна, ведь так везет далеко не каждой женщине). Тем не менее, вспоминаю эти дни я только с ужасом. Был конец июня, ужасная жара, будто живешь в парнике, и тело просто сходит с ума от пота, боли, и пустоты. В столовой подают стандартную больничную еду, а я смотрю на нее и думаю, что эти блюда, как и моя жизнь — топорные, безвкусные и убогие.

Посещения в роддомах стран бывшего СНГ запрещены, максимум в приемные часы можно выйти в фойе и увидеть близких. Во второй день муж смог договориться и пройти ко мне на пару часов. Мне кажется, такая практика как никогда нужна женщинам после родов с потерей. Однако наша история — исключение из правил бездушной машины государственной медицины. Особенно жутко находиться в одиночестве ночью, в темноте мысли нападают роем, медленно тянется время, как будто специально замирает, растягивая мучения. Я в буквальном смысле считала секунду за секундой, ожидая, когда меня выпишут, когда я вернусь домой, когда эта боль закончится. Было такое чувство, что я — открытая рана. Буквально все во внешнем мире причиняет страдания, а условия в больнице для таких мам, как машина боли. Женщин, которые потеряли детей после родов, кладут в палату в том же отделении, где находятся молодые мамы с младенцами. И я всю ночь слушаю плач чужих малышей. Стоит выйти из палаты на завтрак или на УЗИ, обязательно какая-то женщина провозит мимо люльку с карапузом. Она улыбнется мне робко, а меня будто полоснули лезвием. Я ненавидела эту больницу, со всеми ее хорошими врачами, пухлыми младенцами и уставшими мамами, которые даже не представляли, насколько это большое счастье — просто родить здорового живого ребенка.

Резкую боль могла причинить любая неловкая фраза медсестры: «А вы уже возили малыша на процедуру?», или доктора: «Нечего! Видишь как все хорошо в матке? Скоро приедешь за другим». Сил защищаться не было, просто ощущение, что эта боль — часть меня и моей новой жизни, и я ничего не смогу с этим сделать. Казалось, что я потеряна и никогда не найдусь. А в голове колоколами стучат два вопроса: «Почему это случилось?» и «Почему это произошло со мной?». Ответы на эти вопросы получить мне так и не удалось. В больнице при осмотре моей девочки не было найдено никаких видимых причин, а все мои анализы были отличными, как и все 9 месяцев беременности. Врачи только разводили руками и предполагали, что вскрытие что-то покажет.

Все, что я тогда знала, я могу и должна горевать, как попросит душа. Что если плачется, я могу рыдать так громко, как хочу. И я буквально выла от этой боли, наплевав на то, кто там меня услышит. В первый же день в палате я звонила своему психотерапевту и просто 40 минут, захлебываясь в слезах, делилась историей. Уже не помню, что именно я говорила, но это был акт чистой боли рядом с кем-то, кто это выдерживает. Это было ценно, но мне было мало. Боли и слез было гораздо больше. Я благодарна, что к этому времени многие мои друзья и муж находились в терапии и знали, как важно просто быть рядом. Я плакала по телефону подругам, и они были со мной. Я рыдала в плечо мужа и благодарила его за возможность плакать вместе, ощущая наше единство в этой боли. Я говорила со всеми, кто готов был слушать, не впадая в собственный аффект. А если видела, что у близкого мне человека нет на это сил, прощалась и просила позаботиться о себе самостоятельно. Мой контейнер души был переполнен собственным горем, и вместить даже чуточку чужого я не могла.

Зато у меня были силы отстоять свою выписку: я очень хорошо понимала, что эти мучения в роддоме не закончатся никогда, и мне нужно поскорее домой. Поэтому буквально на третий день я договорилась о выписке. Знаете, я даже не помню, из какой двери и как я вышла? Так много раз представляла во время беременности этот праздничный счастливый момент, всю семью рядом. Как мы в первый раз покажем дочери мир и ее дом. Я помню выписки, которые видела из окна, на которые смотрела с завистью, но совершенно не помню своей. Хотя, вероятно, я вышла через ту же главную дверь больницы. Только ощущение было, что покидаю роддом, как обманщица или преступница, как женщина самого низкого сорта. Это ужасное чувство, когда ты одна в целом мире такая женщина-неудачница. Все вокруг счастливые правильные мамы, они справились, а ты нет. Поэтому просто хочется сбежать поскорее, скрыться и забыть об этом.

Конец ознакомительного фрагмента.