Внутри

Юля Зу, 2021

Каждая новая встреча – столкновение со вселенной. Вселенной, заполненной любовью или безразличием родителей, заинтересованностью или ненавистью окружающих, прочитанными книгами, просмотренными фильмами, пережитыми болью и радостью и… столкновениями с другими вселенными. И порой там, внутри этих вселенных можно отыскать такое, о чем никогда не догадывались или отчаянно пытались скрыть даже от самих себя их обладатели. Каждая новая встреча – это риск быть проглоченным или возможность обогатиться чужой вселенной. Но узнать, чем обернется очередная, смогут лишь отважившиеся погрузиться на достаточную для этого глубину.

Студенты сидели по четверо за квадратными столами. Каждый старался перекричать другого. Шум человеческих голосов отгораживал его от реальности, томившейся за огромными окнами зала. Сидевшие с ним за одним столом не обращались к нему напрямую, но периодически бросали вопросительные взгляды, давая понять, что готовы выслушать и его мнение. Но он молчал. Задание было неинтересным. Преподаватель вряд ли стал бы ставить оценку в его первый день в группе. Кроме того он жутко не выспался и ему просто-напросто было лень говорить. Он закинул руки за голову и откинулся на спинку стула, но через несколько секунд понял, что сидеть так совсем неудобно. Тогда он положил локти на стол, подпер голову руками и просидел так до самого звонка. Студенты моментально повскакивали со стульев и почти все исчезли в коридорах университета. Вместе с ними пропал и шум. И в звенящей тишине он ощутил нарастающее беспокойство. Достал из кармана сигареты. Пять безуспешных попыток бросить. Или 50? Он пару раз открыл и закрыл пасть пачки, то обнажая, то снова пряча ряд желтых зубов сигаретных фильтров.

— Дашь одну?

Он поднял голову и увидел над собой девушку. Улыбнулся ей, напрочь забыв об уродской щербинке между зубами.

— Бери, — протянул он пачку. И она обхватила ее заодно с его кистью, большим пальцем подтянула сигарету вверх. И неприятно кольнуло в ладони, когда она прервала объятия их рук, чтобы окончательно вырвать сигарету из пачки.

— Как тебя зовут? — спросила она вместо «спасибо».

— Дэн, — зачем-то сказал он, хотя никто и никогда не называл его так.

— Это Данила или Денис?

— Денис, — и он снова улыбнулся.

— Пойдешь курить?

Он хотел было заигрывающе переспросить: «С тобой?» Но тут вдруг вспомнил про щербинку между зубами и сухо ответил «да».

Еще 2-3 дня агонии — и бабье лето должно было окончательно сдохнуть. Но температуры пока хватало на то, чтобы не краснел нос. Эта мелочь радовала ее. В первую очередь тем, что она могла втягивать дым сигареты и лицезреть красоту новичка, не отвлекаясь на мысли о том, как глупо выглядит. «Забавная», «смешная», «милая», «странная», «занятная», «потешная» — какие только слова не вырывались из уст тех, кто замечал отвратительное несоответствие покрасневшего носа тяжелому взгляду ее карих глаз.

— Где ты живешь?

— В паре домов отсюда.

— Как и все мы, — усмехнулась она.

— Звучит так, как будто я должен сожалеть об этом.

Вместо ответа она с силой выдохнула дым и еще раз усмехнулась правым уголком рта. В этот раз он заметил, что от усмешки на ее щеке появилась ямочка. Когда она исчезла, ему тут же захотелось увидеть ее вновь. Он начал думать над тем, что сказать, чтобы вновь вызвать ее усмешку. Ожидание появления этой маленькой темной ямочки приятно разливалось в сердце. Она же продолжала смотреть на его лицо и никак не могла насытиться его красотой.

— Фуф, сдала я-таки этот зачет! Наконец-то! Еще одну пару отсидеть. Тебе тоже? — пулеметная очередь Лериных фраз разбила на мелкие осколки укутавшее их молчание. И он и она услышали падение каждого из них на асфальт.

— Ты же, вроде, не куришь больше? — саркастично бросила она.

— C ума сошла? Ты Валентина Викторовича видела этого? Да после этого зачета я, даже если бы не курила, начала! — и Лера вытянула руку в беззвучной просьбе сигареты.

— У него, — мотнула она в сторону Дениса. Он достал из кармана пачку и протянул этой непонятно откуда взявшейся девушке.

— Спасибо! А ты новенький, да?

— Да.

— Ну, и как тебе здесь? Я, кстати, Лера. Ника у нас не дружит с правилами этикета, — и взяв сигарету в рот, девушка наклонилась к огню, который он ей предложил. Уже пряча зажигалку обратно в карман, он осознал, что своим поступком ненамеренно противопоставил свои знания этикета ее. Ему стало неприятно, что он не оказался с Никой по одну сторону.

— Я пока не понял как, — проигнорировал он желание начать с «Денис, приятно познакомиться».

— Ну да. У нас тут запутанная система. Кто-то требует учить пособия от корки до корки, кому-то нужно, чтобы купили его учебник, кто-то ставит отлично просто потому, что ты приходишь на экзамен в юбке. Хотя… последнее тебе вряд ли пригодится, — и Лера подмигнула ему. От того, что она заигрывала с ним прямо здесь, при Нике, ему стало не по себе. И даже захотелось извиниться перед Никой за такое поведение Леры.

— Да, Лера в курсе всех слухов в университете. Некоторые даже сама и создает. Только не все об этом знают, — Ника с улыбкой посмотрела на Леру.

— Ну каких слухов? Что ты говоришь? Человек сейчас черт знает что обо мне подумает! Я просто общаюсь с людьми, и мне все рассказывают. Я в курсе всех новостей. Понятно? Новостей и фактов! — и по тому, как Лера улыбнулась в ответ Нике, он понял, что подобные подколы являются для обеих привычными.

Прозвенел звонок, и один за другим студенты покинули солнечный двор. Лера взяла под руку Нику и хотела было двинуться с ней в сторону входа в университет, но та осталась стоять на месте.

— Я не пойду.

— Да ты что? Одну пару отсидеть осталось! Пойдем!

— Нет. Не хочу. У нас там групповые проекты. И в ведомости уже стоит мое имя. Так что студент гуляет, учеба идет, — и она высвободила свою руку из Лериных пальцев.

— Ну Ниииик! Ну я хочу вместе пойти домой потом. Посиди ты всего одну пару! — канючила Лера.

— Нет, Лер. Давай, завтра увидимся! — она сказала это так жестко, что у него в голове даже промелькнуло: «Несправедливо». Лера же улыбнулась, быстро поцеловала Нику в щеку и, на ходу кинув «приятно-было-познакомиться-я-вечером-позвоню-до-завтра», исчезла в темноте дверного проема.

— Ну, а ты? — неожиданно обратилась она к нему, хотя он сам почти забыл о своем присутствии. — Тоже будешь прогуливать?

Ему снова очень захотелось переспросить: «С тобой?» Но вместо этого он молча кивнул. И они вместе вышли за ограду университета.

— Ника — это прозвище или имя?

— Имя. Сокращенно от Вероники. Розовая сахарная вата.

— А Ника? Победа?

— Кхм… У меня абсолютно нет никаких ассоциаций с древнегреческой мифологией. Скорее Ника… Ник. Знаешь, емко, как кличка пса. Ник, Ник! — и она рассмеялась.

— Серьезно? Пса? Ты это сейчас придумала?

— Да. А что? Я просто не задумывалась над этим раньше. Но так мне нравится. Ник — верный пеc, — и ее смех снова заполнил воздух.

— Лера — твоя подруга? — ему не очень хотелось говорить об этой девушке, но он хотел узнать о жизни Ники побольше, а Лера была ее частью.

— Дочь друзей моих родителей.

— И только? — он расстроился, что не разглядел истинного характера их отношений. Хотя ведь было это «несправедливо», но он не придал ему значения. Так было с ним почти всегда. Он замечал многое, цеплял на интуитивном уровне, но не знал потом, что ему с этим делать. Не мог использовать. И все эти касания, взгляды, интонации и намеки копились в нем, как вещи на чердаке, обреченные быть забытыми на долгое время или даже навсегда.

— Просто так получилось. Мы вместе росли. Ходили в один детский сад, потом учились в одном классе, вместе поступили в этот универ. Родители постоянно таскали нас друг к другу в гости. Знаешь, как-то в классе 10, наверное, у нас была одна общая проблема, в которой мы понимали друг друга с полуслова. И в тот период я даже почувствовала, что это и есть оно. Ну, как это говорят, родство душ. Только на самом деле это была всего лишь общая проблема. Одна проблема. А Лера экстраполировала это взаимопонимание на всю жизнь. Она не видит или не хочет видеть, что на самом деле мы совершенно разные.

— Но быть разными иногда бывает весело. И помогает ощупывать мир с разных сторон. В смысле, она видит хобот, ты — хвост. Получается слон, — и он широко улыбнулся, радуясь наглядности своего примера.

— У тебя хорошие зубы, — от неожиданности он улыбнулся еще шире и как-то странно хмыкнул. — Но мы чужие. Думаю, это слово лучше передает мою мысль. В смысле, когда я вижу слона, она видит гепарда.

Он ощутил потерю. Потерю возможности ответить взаимностью и сказать, что она тоже ему сильно нравится. Она так лихо перескочила с комплимента на объяснения. И теперь он даже не был уверен в том, что это был комплимент. Вернее в том, выражал ли этот комплимент симпатию к нему в целом. Или он тоже всего лишь экстраполировал.

Она жалела о том, что ее слова заставили его задуматься и перестать улыбаться. Ей нравилась его улыбка. И в особенности момент ее зарождения: то, как плавно приоткрывались его широкие слегла обветрившиеся губы, обнажая ровные ряды зубов и между верхними резцами маленькую щербинку. Иногда во время улыбки он высовывал кончик языка и быстро дотрагивался им до середины нижней губы. Так быстро, что на губе почти не оставалось влажного следа. Она хотела сказать ему обо всем, что ей нравилось, но вместо этого ляпнула про «хорошие зубы». Ей хотелось снова увидеть его улыбку, но на ум не приходило ничего веселого.

— А я ни с кем не общался так долго. Ну, чтобы прямо со школы. И уж тем более с детского сада. Мы постоянно переезжали из города в город. Или в разные районы одного города. В детстве я думал, что мои родители боятся превратиться в деревья.

— А теперь?

— Теперь я в этом уверен, — он сказал это с такой болью в голосе, как будто угроза превращения родителей в деревья действительно существовала.

— Главное, чтобы это не передавалось по наследству, — ее шутка показалась ему забавной. Сам он в последнее время редко находил в себе силы, чтобы посмеяться над собой.

— Ну, я все еще умею ходить. И мой внешний вид пока ни у кого не вызывал сомнений в родовой принадлежности, — он усмехнулся и на этот раз чуть дольше обычного задержал кончик языка на нижней губе.

— Парням с твоей внешностью частые переезды только на руку, — она не улыбнулась, и оттого он не сразу понял, что произнесенное было очередным комплиментом. Он было обрадовался появившейся возможности выразить ответную симпатию, но вслух почему-то произнес другое.

— Звучит как упрек.

Она чуть наклонила голову, внимательно рассматривая его, как будто он был экспонатом в музее — сложным сплетением тонких прутьев, образующих собой что-то глобальное и символичное, но не с первого взгляда узнаваемое. Потом она широко улыбнулась и произнесла:

— Ты совсем не осознаешь этого, да?

— Не осознаю чего? — тронуло его голос беспокойство, распустившее свои ядовитые лепестки где-то в районе желудка.

— Своей красоты.

— Хочешь сказать, что нельзя быть красивым и не пользоваться этим?

— Хочу сказать, что ни разу не видела человека, который бы не осознавал своей привлекательности.

— Да с чего ты взяла?! — и сам поразился пропитавшей слова злости.

— Извини… — и она инстинктивно сделала шаг назад, хотя не только понимала, но и чувствовала, что никакой угрозы от него не исходит. — Не думала, что из прихожей так легко попасть на чердак.

Он сглотнул. Потом сделал два быстрых шага по направлению к ней и положил обе руки ей на плечи. Его нижняя челюсть опустилась на вдохе, и он несколько секунд дышал так, с раскрытым ртом. Он хотел выразить многое, но нужные слова никак не появлялись. Чтобы объяснить эту секундную вспышку потребовалось бы несколько часов и, скорее всего, пачки полторы сигарет. Но стоило ли понимание приглянувшейся девчонки этого заплыва в прошлое?

— Нет, — озвучил он ответ на заданный самому себе вопрос.

Она продолжала смотреть на него и черные дыры посреди белков ее глаз втягивали в себя его уверенность. — Нет, — еще раз повторил он и хотел тут же развернуться и сбежать, но вместо этого сильнее уперся большими пальцами в ее ключицы.

— Ай, — сорвалось с ее губ. Он понял, что делает ей больно, и разжал пальцы, а затем и вовсе отпустил ее плечи.

— Мне пора. Увидимся завтра, — быстро проговорил он, развернулся и зашагал было прочь, но затем остановился и, повернувшись к ней, добавил: — Оставить тебе парочку сигарет?

— Нет, — произнесла она неуверенно, как будто боясь ответить неправильно.

— Ладно. До завтра. Ника.

Он уже давно скрылся за поворотом, а Ника все еще стояла, мысленно застряв между цепкой хваткой его пальцев и предложением «парочки сигарет».

__________

— Ну ок. Давайте уберем пирожок. Сколько тогда в сумме?

— Не убирайте, — раздался позади нее низкий голос. — Сколько там, полтинник? Возьмите, — и чья-то рука, коснувшись ее правого предплечья, протянула кассиру купюру.

В голове мелькнула мысль, что нужно отказаться. Вернее сказать это банальное: «Ну что вы! Не надо!» Чтобы низкий голос затем ответил: «Да бросьте! Это всего лишь полтинник». На деле же она сразу перешла к заключительному: «Спасибо».

Когда весь заказ оказался на подносе, она подхватила его и отошла на пару шагов. Отсюда она увидела своего мецената со спины. Подобно огромной скале он нависал над прилавком, кассовым аппаратом, продавцом, миром… Он слегка сутулился, но ни на миллиметр не становился от этого ниже. Спустя пару минут он подошел к ней со своим подносом, и она увидела, что еле-еле дотягивает до его груди.

— Пойдем? — сказал он серьезно, и она поймала себя на мысли, что ей приятно слушать его голос. Они сели у окна друг напротив друга. Она улучила момент, пока он перекладывал еду с подноса на стол, чтобы получше рассмотреть его. С первого взгляда трудно было сказать, привлекателен ли он. Но в чертах его лица определенно не было ничего отталкивающего. Короткие черные волосы. Прямой длинный нос. Тонкие губы. Карие глаза. Не такие темные, как у нее, а светлее, намного светлее. Она была уверена, что зубы у него должны быть крупные. Но вот он улыбнулся и обнажил аккуратные, почти что миниатюрные квадратики.

— Что, родители урезали карманные расходы? — произнес он насмешливо.

Она удивленно уставилась на него: так с ходу спихнуть ее на уровень ребенка?

— Ну, рассказывай. Кто ты, чем занимаешься?

— Учусь на юридическом.

— А специализация?

— Гражданско-правовые отношения.

— Скукота. Ни убийств, ни крови, ни насилия.

Ей захотелось рассмеяться, но рот уже был полон еды.

— Когда заканчиваешь?

— Еще этот год. И следующий.

— Хорошо.

— Почему?

— Мне нужны толковые юристы.

— А откуда вы знаете, что я толковый?

Его насторожило это «вы».

— Сколько, ты думаешь, мне лет? — неожиданно для самого себя выдал он.

Резкая смена темы сбила с толку, поскольку Ника даже не заметила этого «вы». Вместо ответа она внимательно посмотрела в его глаза — и он невольно еще больше ссутулился от этого взгляда. Реакция тела удивила его. Что это? Желание стать меньше? Желание стать младше? Ну не спрятаться же, в конце концов?! Хотя с ее стороны это был ни пиетет перед возрастом, ни желание быть вежливой. Просто скале не говорят «ты».

— Тридцать пять, — наконец-то произнесла она. И он чуть ли не вздохнул с облегчением от того, что она не набавила ему лишних лет. Даже, наоборот, скинула пару месяцев. Эти мысли удивили его еще сильнее.

— И что, много это, по-твоему? — небрежно бросил он, в то время как невидимая рука сжала в кулак разом все его внутренности.

— Ну, относительно королевы Елизаветы — это только едва-едва начало второй трети ее жизни.

— Да на кой черт мне сдалась твоя королева!? — нетерпеливо проговорил он, хотя про себя искренне и посмеялся над ее шуткой. — Много ли для тебя?

— Ну, этого мало, чтобы стать президентом страны, и много, чтобы начинать спортивную карьеру. А вы с какой целью интересуетесь? Потому что, понимаете, здесь важен контекст.

— Занялась бы ты со мной сексом? А? Как тебе такой контекст? — по тому, как медленно и осторожно она отвела от него свой взгляд, он понял, что смутил ее. Конечно, говорить такое девушке — рискованно в принципе, а уж на пятой минуте знакомства — настоящая глупость. Но хватка невидимой руки стала внезапно такой сильной, непереносимой! У него просто не было сил подбирать слова.

— Думаю, сейчас не самое подходящее время для подобного вопроса, — да, вот сейчас она встанет и уйдет — и от страха у него задрожали пальцы. — Думаю, для того чтобы ответить, мне нужно больше времени. Узнать вас получше, — и она аккуратно, чтобы с боков не посыпались мелко нарубленные листья салата, откусила от бургера.

Слова извинения застряли в его глотке — ни проглотить, ни высказать. И все время, пока она доедала свой бургер, он в растерянности смотрел на нее с открытым ртом. Он так долго молчал, что она уже начала сомневаться в его реальности. Взрослые мужчины редко обращали на нее внимание: слишком детское лицо. Да и в разговоре, пытаясь произвести впечатление, она обычно несла полную чушь.

— Хорошо, — произнес он наконец. — Давай начнем с кино.

— Чур я выбираю фильм! — радостно выкрикнула Ника, стараясь сделать свою улыбку не такой предательски широкой.

— Конечно, — улыбнулся он, почувствовав, как внутренние органы начали постепенно занимать свои привычные места.

Ника неслась к нему на всех парах, и он почти что готов был широко распахнуть руки, поймать ее в объятия и закружить над землей, но она пролетела мимо и резко затормозила, врезавшись в ограду в паре сантиметров от него.

— О-фи-геть! — выдохнула она. При взгляде на влажные тонкие волосы, прилипшие к ее лбу и вискам, у Игоря снова свело все внутренности — он никак не мог привыкнуть к тем ощущениям, которые Ника вызывала в нем.

— Вы зря не пошли! Ощущения потрясающие. Безопасный адреналин. Обожаю!

— Слушай, может, уже завяжешь с этим «вы»?

— Простите, у меня язык не поворачивается, — потупила взор Ника. Вся ее сущность требовала обращаться к человеку-скале на «вы». А Ника привыкла доверять своему инстинкту выживания.

При слове «язык» воображение Игоря тут же начало вырисовывать непристойные картинки, и, чтобы перекрыть поток возбуждения, он резко оборвал тему: «Ты, наверное, любишь сахарную вату? Я тут где-то видел фургончик, где ее изготавливают».

— Сто лет не ела вату, — и тут же промелькнуло, что в последний раз вату покупал ей ее отец. И это, действительно, было сто лет назад. — Пойдемте.

— Черт, у меня как будто родительский день! — проговорил Игорь сквозь зубы, когда Ника чуть убежала вперед, и вместе с тем обрадовался тому, как ловко ему удалось прогнать из своего тела возбуждение.

__________

Полностью одетый, он лежал на кровати в своей комнате. Вещи были собраны. Оставалось только встать, обуться и выйти из дома. Если бы он сделал это прямо сейчас, он бы опоздал на занятия. Но даже если бы он пришел на них вовремя, он бы все равно почувствовал, что уже опоздал. Что бы он ни делал, ничего внутри него не менялось. За несколько лет они с родителями сменили уже 5 адресов, переезжая из одного города в другой. Раньше они старались подстроиться под его учебный график, теперь это стало несущественным. Он перестал запоминать имена одногруппников, все его вещи умещались в один 70-литровый чемодан, он ничего больше не менял в своих комнатах — они оставались такими же неперсонифицированными во время его проживания, как и до него. В Ростове-на-Дону в его комнате не оказалось кровати — он проспал на полу все 5 месяцев. Скорее всего отец предлагал ему купить кровать, но Денис не проявил заинтересованности, а вскоре снова пришло время переезжать.

— Ты решил не ходить сегодня на занятия? — мать распахнула дверь.

— Пойду ко второй паре.

— Хорошо. Мне пора на работу. Ты знаешь, где лежат деньги. Увидимся вечером, — она подошла к нему и наклонилась, чтобы поцеловать в лоб. Через несколько минут в коридоре щелкнул замок входной двери.

Он мог и вовсе не ходить на занятия. Мог взять все деньги из правого верхнего ящика секретера, и их хватило бы на многие месяцы безбедной жизни: на съем просторной двухкомнатной квартиры где-нибудь в центре столицы, на еду в ресторанах, на посещение ночных клубов, на совместные завтраки с незнакомками, на десятки сеансов в кинотеатрах… Но большая часть денег, конечно, ушла бы на алкоголь и сигареты. Он знал это, потому что все это уже было. Тогда, задолго до того, как закончились деньги, он вернулся к родителям. Не только они, но и он сам боялся превратиться в дерево, вернее, в сухой ствол с пустыми ветвями, который, сколько его ни поливай, не оживет, потому что просто физически не способен впитать в себя воду. По крайней мере они все еще могли перемещаться, переезжать с места на место. Как раньше, когда у всего этого движения были другие причины. Не было никакого смысла пытаться создавать иллюзию жизни одному. Поэтому он вернулся тогда, поэтому родители знали, что он вряд ли уйдет вновь. Но сам он не был в этом уверен.

Денис проснулся от трели дверного звонка. Он встал довольно быстро, но, когда вышел в коридор, там уже стояли Ника и его мать. Она уже вернулась с работы? А уходила ли она вообще? Да, ведь он слышал щелчок входного замка.

— Может, выпьешь с нами чаю? На улице довольно прохладно. Согреешься.

— Я не замерзла, — неуверенно пробормотала Ника, хотя у самой зуб на зуб не попадал.

Смена сезонов всегда оказывалась неожиданностью для ее организма — и она мерзла в первые дни зимы так, как не мерзла в тридцатиградусные морозы. Денис улыбнулся ей и кивнул головой. — Но я люблю пить чай, — вежливо соврала Ника, поняв приветствие Дениса как просьбу принять предложение матери.

Ника разулась, Денис помог снять ей верхнюю одежду, и они вместе вошли на кухню. Он тут же рванул к шкафу доставать кружки и разливать чай. Мать Дениса уже сидела за столом. Она была красивой женщиной. Даже слишком. Несмотря на полное отсутствие макияжа, довольно незатейливую прическу и домашнюю одежду, казалось, будто она была отфотошоплена наживую. Ника села за стол напротив нее. Через пару секунд с балкона кухни появился и отец Дениса. Он тоже был одет в домашнее, но выглядел настолько ухоженным, аккуратным и стильным, как будто только что вернулся со съемок рекламы какого-нибудь элитного мужского парфюма. Отец Дениса поприветствовал ее и сел за стол рядом со своей женой. Ника бросила взгляд на Дениса. Он казался еще более красивым, чем обычно. На этой кухне красоту можно было есть огромными ложками. Она ведь любила наслаждаться ей, пить ее крупными глотками, чувствовать ее сладкий вкус. Но в этот раз наслаждаться красотой мешало чувство собственной неуместности: Ника ощутила себя детской каракулей на страницах глянцевого журнала. Денис подсел к ней, поставив на стол две дымящиеся чашки чая.

Конец ознакомительного фрагмента.