Упавшая с небес, или Жить страстями приятно

Юлия Шилова, 2013

Жизнь «челночницы» Ларисы была не особенно привлекательна и разнообразна. Она моталась в Польшу за дешевым товаром, а потом перепродавала его на рынке, порой показывая чудеса маркетинга, впаривая залежалые шмотки наивным покупателям. Но вот однажды случилось ужасное! На Ларису неожиданно напали, затащили в чужой автомобиль, ударили по голове и… очнулась она на кладбище в свежевырытой могиле, присыпанная землей. Ларисе удалось выбраться с погоста, но это, как оказалось, были только цветочки, ягодки с невероятными приключениями ждали бедную девушку еще впереди! Ранее книга издавалась под названием «Любовница на двоих»

Глава 6

От потока свежего и по-летнему теплого воздуха голова у меня закружилась еще больше, а перед глазами поплыли яркие переливчатые круги. Что ни говори, а свежий воздух есть свежий воздух, и он не сравнится ни с каким, даже с самым ультрамодным и навороченным кондиционером. Стоя на крыльце, я старалась разглядеть в темноте хоть что-нибудь, напоминающее лесок. В нескольких шагах от освещенной трассы темнели какие-то заросли, я побрела туда.

— Дина, Галя, вы где?! — слабо крикнула я, добравшись до небольшой рощицы.

Ответа не последовало. Сердце то учащенно билось, то замирало от неприятного предчувствия. Может, я что-то напутала с лесом? Оглядевшись по сторонам, я крикнула чуть громче:

— Девчонки, вы где?! Дев-чон-ки!

— Ты что орешь как резаная? Тш-ш, — донеслось откуда-то из темноты.

— Что ору… Что ору… А вы что не отвечаете?

Я пошла на голос. Увидев подруг, перевела дыхание и затараторила:

— Я так испугалась! Уж не знала, что и думать. Ноги расцарапала до крови, да и платье порвала.

— Да хрен с ним, с твоим платьем. Я завтра тебе новое куплю, — произнесла Галина устало и воткнула лопату в землю около приличной ямы. — А кричала ты зря. Могла привлечь внимание, а нам это ни к чему.

— Извините меня, девчонки. Я просто испугалась. Темно, все чужое…

— Еще скажи, что и труп тоже чужой, — напомнила о себе сидящая на траве Дина.

— Да и труп чужой. А что он мне родной, что ли? Зачем ты на землю уселась? Придатки застудишь.

— Бог с ними, с придатками. Все равно скоро рожать.

— До родов еще дожить надо.

— Доживем.

— Доживешь тут в таких условиях. Эту стукачку грохнула, завтра новую поставят, еще хуже, чем была.

— Какие проблемы? Пришейте и ту, — засмеялась Галя.

— Меня дома муж с дочерью ждет, мне рисковать нельзя.

— А тебя кто дома ждет? — заинтересованно посмотрела на меня Галина.

— Меня только мама.

— А мужчина?

— У меня нет мужчины.

Я смутилась. Уже в который раз мне показалось, что Галина ведет себя по отношению ко мне как-то не по-женски, и это вызывало бурю противоречивых чувств. Я прекрасно понимала, что передо мною женщина, и то, что раньше она была мужчиной, не имеет никакого значения. Для меня важно только то, кем она стала сейчас, и то, что я никогда не симпатизировала, а уж тем более никаким боком не относилась к сексуальным меньшинствам.

Галина сбросила труп стукачки в яму. Ноги у меня подкосились, и я села рядом с Диной. Слава богу, что у Дины оказалась такая замечательная подруга. Мне даже страшно подумать, что бы мы делали, если бы не было рядом Галины.

Галина методично забрасывала яму землей. Начало потихоньку светать. Динино лицо было серого цвета. Я прекрасно понимала, что силы уже покинули ее. Она была не в состоянии даже встать. Да и я сама была чуть жива. За эти страшные месяцы беременности я не припомню момента, когда мои глаза не были бы на мокром месте. Наверное, самое страшное ощущение в жизни — это ощущение безнадежности.

Галина замаскировала могилу дерном.

— Так, девочки, дело сделано, — произнесла она устало. — Что-то вы у меня совсем бледненькие. Сейчас идете по своим комнатам и ложитесь спать. Запомните, вы ничего не видели и ничего не слышали. Задача ясна? Я навещу вас при первой же возможности.

Поднявшись с огромным трудом, мы поплелись за Галиной. Неожиданно подул прохладный утренний ветерок. Я поежилась, меня ощутимо знобило.

По дороге я пару раз оглянулась, чтобы запомнить место захоронения.

— Все сделано в лучшем виде. Я думаю, американка осталась довольна, — похлопала меня по плечу моя новая подруга.

Ее оптимизм давал маленькую надежду, что самое плохое позади. А впереди… Ладно, не будем гадать, что же у нас впереди.

Добравшись до кровати, я залезла под теплое одеяло и отключилась. Проснулась я внезапно, словно от толчка. В голове моментально пролетели события прошлой ночи. Убийство, избавление от трупа…

У кровати стоял Лев. Я сказала:

— Привет.

— Привет-привет… — протянул он и поинтересовался: — Ты что на звонок не отвечаешь? — Почему так долго спишь?

— Ты же сам твердил, что нужно есть побольше фруктов и как можно больше спать. Вот я и выполняю твои указания.

— А я и не знал, что ты у нас такая послушная.

— Так вот теперь будешь знать.

Я спустила ноги на пол и протянула руку к платью. Лев внимательно проследил за моим движением, и тут я с ужасом заметила, что платье у меня порвано. Я замерла от страха.

— Ты где платье порвала?

— Упала.

— Упала, говоришь? А с чего это ты падаешь?

— Живот большой, носить тяжело. Равновесие нарушилось, центр тяжести тела сместился.

— Что-то я не замечал, чтобы у тебя равновесие нарушалось.

— А ты и не мог заметить, ты знаешь меня всего пару дней.

— Ты хочешь сказать, что ты и раньше равновесие теряла?

— Теряла, особенно когда живот прямо на глазах расти начал.

— А ты об этом врачу говорила?

— Забыла, но в следующий раз обязательно скажу.

— Сделай милость, — усмехнулся он, задрал мне платье прямо до самого живота и уставился на синяки, ссадины и разбитые колени.

— Это тоже равновесие?

Поняв, что мне нечего терять, я заголосила что было сил:

— Кто дал тебе право лазить ко мне под платье?! Ты что, врач?! Я, как тебя увидела, сразу поняла, что ты озабоченный тип. У тебя бабы давно не было? И не стыдно тебе приставать к беременной женщине? Это же какой грех нужно взять на душу?

— Дура ты, — пробормотал Лев, позеленев от злости, и вдруг закричал: — Ты мне басни не рассказывай! Не на того напала! Как женщина ты меня не интересуешь. Говори правду, а то не посмотрю, что ты пузатая, удавлю!

Меня трясло как в лихорадке, чувствовала, что сейчас может произойти непоправимое, прошедшая ночь покажется мне просто пустяком.

— Врешь, — тихо сказала я.

— Ты о чем?

— О том, что я как женщина тебя не интересую. Я видела, как ты на меня в аэропорту пялился.

Лев раздул ноздри, его кадык задергался.

— Ты дурой прикидываешься или в самом деле думаешь, что я могу на пузатую бабу запасть? Да я смотрел на тебя как на товар, точнее, на упаковку товара. Не скажешь, что тут произошло, я тебя, ей-богу, прибью!

Я легла на кровать, положила руки на живот и жалобно застонала:

— Лева, Левушка, я, по-моему, рожаю.

— Что?

— Я говорю, у меня схватки начались!

— Ты… это правда, что ли? Тогда нужно в клинику ехать. «Неотложку» вызывать нельзя. Ты должна только у нашего врача рожать. Вроде же еще не срок?

— Я до твоего врача не доеду. Рожу по дороге, похоже, преждевременные роды…

— Тогда врач сам сюда приедет.

— Опоздает. Ой-ё-ёй! Мамочки! А-а-а!

Лев вытаращил на меня глаза:

— Ты что?

— Как что? Ой! Принимай роды!

— Кто? Я?!

— Ты! Ой, не могу…

— Ты чего?.. Я не умею… Ольга, ты меня не разыгрываешь? Ты же знаешь, я шуток не прощаю…

— Не до шуток сейчас. Сними мне трусики.

— Что?!

— Трусы стяни, глухая тетеря!

— Зачем?!

Судя по всему, Лев действительно впервые в жизни видел рожающую женщину. Ему легче было провалиться сквозь землю, чем оказать мне хоть какую-то посильную помощь.

— Давай быстрее, а то уже скоро головка появится, не могу же я в трусах рожать!

Последние слова произвели на моего гида впечатление. Дрожащими руками он принялся снимать с меня трусы и даже попытался разглядеть, что же творится между моих ног.

— Ольга, а может, лучше врача вызовем? Может, ты потерпишь?

— Идиот! Как я могу терпеть, если это от меня не зависит?

Широко расставив ноги, я слегка приподнялась и скорчила скорбную гримасу:

— По-моему, воды отошли. Ну-ка, проверь.

— Как?

— Сунь палец.

— Куда?

— Во влагалище, куда же еще.

— Зачем?

— Сунь, тебе говорят.

Перепуганный Лев сунул палец мне во влагалище и тут же выдернул его.

Сжав кулаки, я громко застонала и стала кататься из стороны в сторону.

— Мы должны знать, отошли воды или нет.

— Господи, да что ж делать?! — побледнел Лев.

— Узнать, какая среда.

— Как?!

— Попробуй языком.

Расставив ноги пошире, я застонала еще громче и почувствовала горячий и до боли приятный мужской язык, касающийся моего влажного естества. Расплывшись в блаженной улыбке, я притянула голову мужчины ближе и, не помня себя от наслаждения, прошептала томно:

— Левушка, господи, как хорошо… Только не останавливайся.

Лев подскочил и заревел, как раненый зверь:

— Вот тварь, наколола! Сука драная! Все придумала!

Натянув платье до самых колен, я произнесла невинным голоском:

— Я тут ни при чем. Я думала, это схватки, а оказывается, ошиблась. Я же никогда не рожала. Откуда я могу знать, какие у меня должны быть ощущения? Зато теперь знаю, какое должно быть обезболивающее лекарство.

Лицо моего гида менялось каждую минуту. Оно то побагровело, то зеленело, а то как-то неестественно белело.

— Ну теперь я тебя действительно убью.

— Не убьешь.

— Почему?

— Потому что тебя в тюрьму посадят.

— Не посадят. Тебя никто не будет искать, ты тут незаконно находишься.

— Я не верю, что ты можешь пойти на такое преступление. У тебя ведь жена при родах умерла.

Я скрестила руки на груди и посмотрела на разъяренного Льва с мольбой. Он схватил меня за руку и волоком потащил по коридору в столовую. За столом сидела Дина и вытирала окровавленный нос. Рядом с ней сидел здоровенный браток, весом не меньше ста шестидесяти килограммов.

— Дина, откуда у тебя кровь?! — с ужасом воскликнула я.

— От верблюда, — злобно посмотрел на меня браток. — Давай присаживайся. У меня и к тебе есть разговор.

Я приготовилась к самому худшему.

— Где ваша домработница? — ударил он кулаком по столу.

— Какая? — спросила я еле слышно.

— Обыкновенная. Ты комедию не ломай, а то щас будешь утираться, как твоя подруга.

— Я ничего не ломаю. Я просто не понимаю, о ком идет речь.

— Речь идет о бабке, которую мы оставили за вами присматривать — кормить, поить, следить за тем, чтобы не нарушали режим и не вредили ни себе, ни здоровью будущих детей.

— А что с ней?

— Пропала.

— А мы-то тут при чем? Мы сидели по своим комнатам и не высовывали носа.

— Надо же! С каких это пор вы такие послушные?

— А мы всегда такими были. Нам нужны ваши деньги, а вам нужны наши дети.

Я украдкой посмотрела на Льва и мысленно молила его только об одном: чтобы он не рассказал о ссадинах и синяках на моем теле. Если он это сделает, мне конец. Лев словно услышал мою мольбу и стоял молча.

Носовой платок Дины промок и стал ярко-багряного цвета.

— Дина, у тебя же кровотечение! Тебе в больницу надо!

— Выживу, — еле слышно пробормотала она и бросила окровавленный платок на пол.

— Жить будет, — подтвердил браток и, взяв мою руку, сжал ее что было силы. Я застонала:

— Ты что?! Больно же!

— Больно, говоришь?

— Конечно, пусти!

— Терпи, потому что будет еще больнее.

Неожиданно Дина сползла на пол и, взявшись за живот, скорчилась от боли. Я встала на колени рядом с ней и приподняла ее голову.

— Динка, ты что?! Разве можно так — животом об пол? Ребенку же больно, ей-богу! Ты же ему навредишь!

Лев присел на корточки рядом со мной.

— Она тоже прикалывается?! — подозрительно спросил он. — Решила немножко покуражиться?

— Дурак ты! — крикнула я. — Не видишь, человеку плохо? Ее спасать надо!

Мне показалось, что Дина ничего не видит и не слышит. Но она неожиданно приоткрыла слипшиеся губы и с трудом выдавила, уставившись в потолок:

— По-моему, мне конец. Наверное, не только мне, но и сыну. Я же скрыла от фирмы, что у меня слабое сердце, что мне совершенно нельзя нервничать, я же как лучше хотела — денег заработать. Машеньку с Пашкой к морю вывезти… Мой Пашка до седых волос дожил и ни разу моря не видел… Я ведь все справки подделала… Мне по всем показаниям запрещено рожать.

— Она, по-моему, в натуре сейчас сдохнет! — Браток быстро достал мобильный телефон.

Пока он вызывал врача, я как завороженная смотрела на Динку и приговаривала сквозь слезы:

— Динка, ты давай не выдумывай… ты только держись… Сейчас врач приедет.

— Нет, — простонала Динка и положила руки на грудь. — Знаешь, о чем я жалею больше всего? Жалею, что так и не подарила наследника своему мужу. Ведь где один, там и второй. Хрен с ним, с этим морем. Жили же мы как-то столько лет без него. Господи, Ольга, если бы ты знала, как я своего мужа люблю! Если бы ты знала! А Машеньку… Я ей круг купила и детские ласты. Думала, что на море ее плавать научу. Ты, Ольга, свою доченьку люби и никому ее не отдавай. Слышишь, не отдавай. Это я сейчас поняла: можно торговать чем угодно, только не детьми. Дети — это святое. Понимаешь, святое. А все, что святое, не продается. Если бы сейчас повернуть время вспять, я бы никому своего сыночка не отдала. Любого бы задушила, кто к нему хоть пальцем бы прикоснулся.

— Щас врач приедет. — Браток сунул в карман мобильный и посмотрел на Льва. — У нас еще таких телок не было. С ними одни проблемы. Если она по всем показаниям рожать не может, кто же ее в нашу фирму направил? Нужно позвонить в Москву и поставить там всех раком. Не хрена нам дерьмовый товар подсовывать! В конце концов, мы за него нормальные бабки платим. Кто нам за неустойку ответит?!

Динка закричала и, взяв мою руку, положила себе на живот:

— Послушай! Мой сыночек живой. Он шевелится. Я его всегда любила, всегда. Даже тогда, когда решилась продать. Я ведь даже знаю, какой бы он родился. На Пашку похожий как две капли воды. Я ведь его во сне видела. Волосы черные, носик картошкой. Он мне сегодня приснился. Оленька, ты еще совсем молоденькая, у тебя здоровье хорошее, ты выносливая. Если ты свою доченьку родишь, никому ее не отдавай. Ни под каким предлогом. Когда эти двое отморозков зашли в мотель, я спала, а когда они в мою комнату зашли, я уже проснулась и притворилась спящей. В общем, я их разговор подслушала. Наших детей никто усыновлять и не собирался. Их в какую-то клинику на органы должны продать. Понимаешь, на органы!

Браток ударил Дину в челюсть и злобно произнес:

— Ты, сука драная, заткнись и моли бога, чтобы дождаться врача для себя и своего выродка. Я смотрю, у тебя слух больно хороший, так ты у меня враз оглохнешь!

Но Дина будто не слышала его и по-прежнему не убирала мою руку со своего живота.

— Жалко, что Пашки нет рядом. Очень жалко. Он так ждет моего возвращения… Так ждет. Я только теперь поняла, не надо ловить журавля в небе, а надо довольствоваться тем, что есть. Ведь мы в последнее время бедненько жили, зато дружно. Понимаешь, дружно. Машеньке сказку прочитаем, спать ее уложим и сидим на кухне до глубокой ночи, чай пьем. Ведь я, дура, сама себя обманывала. Как можно жить на деньги, которые ты выручила за органы своего ребенка?! Это же хуже смерти! Мы с тобой обреченные. Если мне обратной дороги нет, то пусть я лучше умру вместе со своим сынулечкой.

Дина закинула голову, на губах показалась пена. Перепуганный браток вновь достал мобильный и заорал что было сил:

— Петрович, хрен моржовый! Ну ты где?! Тут одна баба подыхает! Что значит, выехал? Да пока ты доедешь, она коньки отбросит! Давай нитками шевели! Если она сейчас загнется, тебя уволят! Будешь опять на помойках отовариваться! Давай, сволочь, быстрее!

Он все кричал и кричал, жестикулируя и раздувая ноздри, но Дина уже ничего не слышала и не издавала ни звука… Она мгновенно пожелтела, глаза смотрели в потолок. На лице застыли горькие слезы и блаженная улыбка одновременно. Где-то там, за тысячи километров, ее ждали двое — пятилетняя Машенька и поседевший Пашка. Смотрели телевизор, читали книги, завтракали, ужинали и создавали видимость того, что они живы… На самом деле они не жили… Каждый день, каждый час, каждую секунду они ждали. Ждали возвращения любящей жены и единственной мамочки… Ждала маленькая Машенька, наряжая куклы в детском саду. Ждал Пашка, сидя в своей лаборатории. Он часто подходил к окну, смотрел на людишек, бегающих с грязными рыночными тележками от базара к базару, растерянно пожимал плечами и непонимающе смотрел им вслед.

Еще не высохли слезы, и лицо Дины по-прежнему было влажным. Последний раз шевельнувшись, неподвижно замер и ее огромный живот. Наверное, так и не рожденный сыночек последовал примеру своей мамочки, почувствовал, что в данной ситуации лучше всего будет уснуть навсегда.