За чашечкой турецкого кофе. Рассказы-миниатюры о жизни в Турции

Юлия Тимур

Удивительные рассказы-миниатюры о жизни в Турции Юлии Тимур приводят в эстетическое восхищение. В ее текстах есть магическое свойство переносить читателя на многолюдные улочки турецких городов, где нас мгновенно окружают любознательные дети, которые задают непростые вопросы, женщины, закутанные в покрывала, делятся своими секретами, а суровые мужчины вспоминают прожитое. Яркий мир Востока, в котором всегда рады гостю и живут по законам чести, завораживает и увлекает.Полина Жеребцова, писатель

Жизнь — это поезд

— Жизнь — это поезд, — говорит дядя Хусейн.

— Как поезд? — не понимает маленький Фатих: — Я его не вижу. Почему он не едет? —

Эх, сынок, подожди, твой поезд только набирает скорость, а потом понесётся так быстро, громыхая вагонами, и делая редкие остановки в пути, что за окном только и будут мелькать меняющиеся пейзажи.

Фатих удивленно вскидывает брови:

— Что, мой поезд подрастает? А где он стоит?

— Да на нашей железнодорожной станции! — смеется дядя.

И они, взявшись за руки, идут на вокзал.

На вокзале толчея: люди спешат купить билеты и, получив заветный корешок, суетливо ищут свою платформу.

Между ними ловко снуют продавцы симитов (бублики, посыпанные кунжутным семенем), разворачивая передвижные стеклянные витрины с манящим запахом прожаренного кунжутного семени.

— Симит, симит, анкара симит! — кричат они, перекрывая рев людской толпы.

— Дядя, хочу симит! — голодными глазами смотрит Фатих.

И, получив заветную булку, крепко впивается в нее зубами, твердая корка разламывается и теплая мякоть симита наполняет весь рот Фатиха, непослушные зернышки кунжута сыпятся ему за пазуху, прилипают к подбородку, падают на рубашку.

Мальчишка смеется, и собрав в лабошку все до одного семечка, отправляет их в рот, щурясь от удовольствия.

— Фатих, видишь тот старый залатанный поезд? — спрашивает дядя Хусейн.

— Вижу, — сглатывая семечки, отвечает мальчик.

— Это мой! — констатирует дядя Хусейн: — А твой паровозик стоит в депо, там за поворотом, но туда пока нельзя.

— А когда можно будет? — округляет и без того большущие глаза Фатих.

— Вот в школу пойдешь, и сядешь.

— А без школы никак нельзя? — мальчишка пытается торговаться: — Я и сейчас всё знаю, даже свистеть научился! — хвалится он и тут зажимает уши, прижав их ладонями к голове.

Нестерпимо громкий звук прорезал вокзальную суету.

«Поезд до Анкары отправляется, пассажиры, спешите занять свои места» — обьявляют в рупор.

— Отпускай уши, сынок, а то они у тебя к голове прилипнут, — смеется дядя Хусейн, глядя, как Фатих, что есть мочи, давит ладонями на ушные раковины.

— Ух, всё? — на всякий случай переспрашивает Фатих: — У меня даже пальцы свело. Дядя Хусейн, а почему ты говоришь, что жизнь — это поезд?

— Поезд, поезд, сынок, у кого скорый, у кого товарняк. Вагонов тоже у всех по — разному, кто щедрый и добрый — много, а кто — то всю жизнь везёт за собой один вагончик, скрипит и жалуется, как ему тяжело, делает много остановок, никого не впускает.

Кто — то несется в свой пункт назначения, ломая все на своем пути, несмотря на проносящиеся за окном красоты, одержимый одной идеей, вспыхнет, как молния, и погаснет, но скорости не сбавит.

Кто — то путешествует не спеша, постепенно собирая вагончики за локомотивом, останавливаясь на разных станция, душа его открыта и зорко собирает детали путешествия…

— А какой твой поезд, дядя Хусейн? — перебивает Фатих.

— Мой? Да вон он: ржавый, старый, много путешествовал, сначала был скорым и летел, сломя голову, пока не нашел свою промежуточную станцию, сбросил скорость, привязал вагоны и отправился в путь, дожди хлестали, ветра били — заставляли краснеть железо, пытаясь его разьесть, но оно устояло, истончилось, но продолжало держать вагоны. Теперь поезду нужен ремонт.

— А потом, что с ним будет дальше? — не отстаёт Фатих.

— Дальше, поедем на конечную станцию, где она никто не знает, и когда приедем тоже… — пряча в пушистые усы улыбку, отвечает дядя Хусейн: — А ты не торопись, милый, еще успеешь сесть в свой поезд!