Комендант Холодной Башни. Рассказы

Юлия Соль, 2022

Цикл «Комендант Холодной Башни»Средние века – темное и неприятное место. Особенно когда ночью с дерева на тебя может прыгнуть белеск, а ужасные вараки – сожрать и превратить в ходячего мертвеца. Хорошо, что народ в этом мире живет крепкий, храбрый – что благородные, что их вассалы. Ловко владеют мечом и кинжалом, еще ловчее плетут интриги, не боятся ни ведьм, ни домовых, всегда выполняют свой долг, и, несмотря на суровость, любят детей и домашних животных :) Особенно лошадей ;)Цикл «Контора господина Шенки»Контора господина Шенки известна тем, что решает не только обычные вопросы, но и необычные. Например, сопровождать богатую наследницу, которая по условиям завещания должна провести ночь в доме с привидениями. Ну, а уж убить легендарного господина Шенки хочет просто-таки каждый второй. Уж очень это неудобный господин и слишком много знает. Но без его конторы не обойтись – ведь даже в двадцать первом веке в крупном мегаполисе может случиться все, что угодно.

Иллюзия мести (цикл «Контора господина Шенки»)

Москва, 1995г.

Последние дни августа, утопающие в золоте. Пьянящая радость жизни на краю могилы.

Дорога шла между скошенных полей. Простор. Сумасшедшая воля.

Я смотрел из окна рейсового автобуса, как громоздятся на горизонте грозовые облака, обрамленные лучами солнца. Красиво.

Гораздо удобнее и проще было бы ехать в машине, не связываясь с общественным транспортом. Общественный транспорт чреват неожиданностями. Не всегда приятными. Но рука еще слишком болела, не давала долго быть за рулем.

Я созерцал пейзаж, когда автоматная очередь прошила крышу автобуса.

В проходе, у кабины водителя, стоял человек, небрежно держа изделие Калашникова.

— Кто встанет с места или откроет пасть — будет трупом, — изрек он.

Ему вняли. Никто не шевельнулся. Никто не проронил ни звука.

— Отлично, — сказал стрелок, — вы, как я вижу, ребята понятливые. Тем лучше. Для всех. Автобус захвачен. Вы все — заложники. Если есть вопросы, лучше оставьте их при себе. Ни я, ни мои товарищи все равно не собираемся на них отвечать.

Товарищи… У каждой двери было по человеку. И никто из них не мог пожаловаться на отсутствие огнестрельного оружия. Ну и водитель. Четверо. Не так уж и много. Но что можно с ними сейчас сделать? Ничего. Плыть по течению. И не слишком барахтаться.

Автобус заложил крутой вираж, съехал с шоссе на грунтовку. Солнце уплыло вправо. Мы взяли курс на юго-запад. Или что-то вроде того. Я откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза.

…Пару раз автобус тряхнуло так, что дальше притворяться спящим было просто глупо.

Мы въезжали в ангар. Не слишком просторный, полутемный, душный. Мотор захлебнулся последней судорогой и заглох.

— О’кей, — сообщил стрелок, — прибыли.

Он прошел по проходу между кресел, оценивающе глядя на своих пленников.

— Ну а теперь, кто из вас Джей Тайсон?

Что же, ситуация была интересной, а стала еще интереснее.

— Ну?

Он ткнул дулом автомата парня, попавшегося ему под руку.

— Ты?

— Нет.

— Уверен?

— Конечно.

— А я не уверен.

— Я говорю правду.

— А я тебе не верю.

Стрелок развернулся и подошел к здоровяку, который сидел во втором ряду.

— Ты?

Тот только отрицательно покачал головой.

Стрелок прищурил глаза, еще раз осмотрел салон. Больше подходящих кандидатур не было. Кроме меня. И он шагнул ко мне.

— Ты?

Я кивнул.

Он улыбнулся. Прикладом автомата врезал по зубам. Очень профессионально. Достаточно, чтобы причинить боль. Недостаточно, чтобы нанести вред.

— Ну ладно, это так, для знакомства. Идем.

Когда мир перестал быть черно-белым, я поднялся и шагнул за ним. Кто-то в спину мне прошипел проклятия и наилучшие пожелания поскорее сдохнуть. Люди наконец-то нашли безопасный объект, на который можно выплеснуть страх вперемешку с ненавистью.

Стрелок провел меня через весь ангар, в ярко освещенную комнату без окон.

Посередине пустого пространства стояло металлическое кресло. Конструкция с высокой спинкой, спаянная из трубок.

— Садись. Этот трон для тебя. Только сначала сними куртку.

Я расстегнул молнию и осторожно высвободил левую руку.

— Я буду разговаривать с тобой?

— Какое-то время да.

— О чем?

— Узнаешь.

— Когда прибудет хозяин?

— Сейчас для тебя хозяин я. И не просто хозяин, а прямо господь бог.

— Не нужно заговариваться.

— Ты прав.

Он взял мою куртку и отшвырнул в сторону.

— Теперь садись.

Кресло выглядело отвратительно.

— Есть возражения?

— Сколько угодно.

Тогда стрелок взял меня за левую руку, немного выше локтя, и несильно сжал пальцы. Возражений больше не было.

Наручники вдавили запястья в холодную сталь подлокотников.

— Чего мы ждем? — спросил я. — Когда звезды начнут падать с неба?

— Малыш, ты ждешь меня.

Он стоял за моей спиной. Я не видел его, но чувствовал запах. Запах дорогого табака и дорогой туалетной воды. И, совсем невесомо, запах виски.

— Мне кажется, — проговорил я, — я видел вас. Дважды.

— Да? Возможно. Где?

— Первый раз в «Метрополе», зимой.

— А второй раз?

— В приемной господина Шенки. Как раз после…

— Заткнись!

Он стремительно шагнул вперед, и его пальцы сжали мой подбородок.

— Тебе бы следовало свернуть шею, — заявил он. Вместо этого его рука скользнула вверх к виску, коснулась моих волос. — В следующий раз я именно так и поступлю.

Наконец он появился передо мной. Действительно, тот самый. С Шенки они терпеть друг друга не могли.

— Хорошо, малыш, тебя я немного знаю и, полагаю, тебе не составит труда выполнить одно небольшое поручение.

— А именно?

— Пойдешь и убьёшь своего шефа.

— Что я сделаю?

— Застрелишь господина Шенки. Разве я непонятно изъясняюсь?

— Нет. Просто… Просто хотел бы знать, с какого перепугу мне это делать.

— Тебе нужна мотивация? Тогда вспомни о тех людях в автобусе. Если начнешь привередничать — им будет плохо. Не веришь?

— Почему же, верю.

— Вот и отлично. Будем считать, что договорились.

— Нет.

— Понимаю. Хочешь поторговаться. Этого требует твоя совесть. Что же, облегчу тебе задачу. Сережа!

— Да? — Стрелок подался вперед.

— Сережа, будь умничкой, приведи кого-нибудь из пассажиров.

Идиотская ситуация. Меня они трогать не собираются, будут отыгрываться на других. Со своей болью я еще могу справиться. А вот с чужой?

— Не нужно, — я старался не смотреть на них, — я согласен.

— Вот видишь, как все просто.

После этого он ударил. Сначала, вскользь, левое плечо. Потом солнечное сплетение. И, после того как я согнулся пополам, ребром ладони по основанию черепа. Выждал минуту, а потом за волосы поднял мою голову.

— Ну что, теперь не так тошно?

Я промолчал. Было больно дышать, не то, что говорить.

— Твою руку следует показать хирургу. Сережа, освободи его.

Стрелок снял наручники.

— Я дом тебе револьвер, три пули, машину и восемь часов времени. Что скажешь?

— Щедро.

— Да. Так вот. Если ты вдруг исчезнешь или что-то пойдет не так, я начну убивать заложников. Медленно и со вкусом. Это будет на твоей совести, малыш.

— Угу.

— Время пошло. И не переживай, убьёшь одного — спасешь восемнадцать. Не так уж и плохо. На небесах зачтется.

***

Я хотел его убить. Видит Бог, сколько раз я хотел его убить. Не думал, что когда-нибудь до этого дойдет.

Я гнал машину на предельной скорости. Впереди был поворот. Там-то они меня и ждали.

Я начал плавно входить в вираж. Не справился с управлением и врезался в дерево. Удар был ощутимый, но особого вреда не принес. Во всяком случае, мне. Машине пришлось хуже. Дереву тоже. Оно осыпало меня желтой листвой, качаясь в вышине.

Когда перестал созерцать крону, я наконец-то заметил их. Автоинспекция. Как всегда, вовремя.

Один из них подошел и вежливо постучал в окно.

Я открыл дверь. Он стоял у моего левого плеча. Неприятное ощущение.

— Инспектор Килеев, — представился он, козырнув по старой памяти, — в чем дело?

— Вы же видите, не вписался в поворот.

— Вы пьяны?

— Вряд ли.

— Что означает «вряд ли»?

— Думаю, это последствия анестезии.

— В самом деле?

— Что в этом странного?

— Если вы собирались вести машину, вам следовало отказаться от нее.

— Когда мне ее делали, я не собирался садиться за руль.

— Когда это было?

— Несколько часов назад.

— Вам удаляли зуб?

— Зуб? Нет.

— А вид у вас именно такой.

Я невольно прикоснулся к губе. После встречи с прикладом она выглядела не лучшим образом.

— Так получилось, — криво усмехнулся я.

— Вылезайте. Руки на машину, шаг назад.

Я ему не понравился. Явно. А если ему рассказать о заложниках в автобусе? Вот бы он мне поверил.

— Я сказал, шаг назад!

Не везет мне сегодня на встречи.

Подошел второй инспектор.

— Что у нас здесь? — поинтересовался без особого энтузиазма.

— Сейчас посмотрим.

Килеев быстро и профессионально обыскал меня. Очень заинтересовался кобурой подмышкой.

— Повернись. Быстро.

Я повернулся.

Он распахнул мою куртку и извлек из-под нее тот самый револьвер с тремя патронами.

— Жизнь становится интересной, — все так же пассивно прокомментировал находку второй.

— Есть разрешение, — сообщил я.

— Проверим.

— Проверяйте.

— Заткнись.

— Пожалуйста.

— Что с ним делать? — спросил Килеев у собрата.

— Вези к капитану. Пусть с ним сам возится, если хочет.

— А ты?

— А я подожду здесь.

— В машине есть бар, — подсказал я.

— Тебе же сказали заткнуться.

— Просто поставил в известность.

— Садись в машину. Поехали.

— В эту?

— Нет, в эту! — он толкнул меня в сторону «москвича» с синей полосой и гербом Москвы на боку.

***

— Не повезло тебе, парень. Нет начальства. Придется подождать. Вон там, — Килеев кивнул на «обезьянник». Выглядел он не очень эстетично. Ладно, переживу. — И долго мне сидеть?

— Кто знает?

— Ну, хорошо. Могу я позвонить? Всего один телефонный звонок.

— Потом. Если капитан разрешит.

Вот дьявол!

— Я хотел позвонить домой.

— Домой?

— Да. Что в этом плохого?

— Ладно. Даю две минуты. Не успеешь — твои проблемы.

И он пододвинул мне аппарат цвета слоновой кости.

Две минуты, боже мой. Меня сегодня просто преследует дефицит времени.

Я набрал номер. Гудки. Неужели они отключили прямую линию?

Щелчок.

— В чем дело? — Голос сухой и резкий, как удар кнута.

— Это Джей.

Молчание. Потом голос Шенки смягчился. Так, чуть-чуть.

— Ты где?

— Сейчас я арестован за превышение скорости. Дело не в этом. У меня меньше минуты.

Килеев наконец догадался, что разговариваю я отнюдь не с бабушкой. Потянулся к рычагу телефона. Я перехватил его руку и отбросил.

— Мне сейчас не дадут говорить. Но речь идет о вашей жизни, моей, и еще восемнадцати человек.

В этот момент Килеев вырвал у меня трубку. Но кроме гудков ничего не услышал. Шенки уже отключился.

— Хорошо, — сказал я, — теперь можешь запирать.

Прошло двадцать пять минут. За это время Килеев успел позвонить кому-то дважды. Совсем не по служебным делам. Ему звонили три раза. В данный момент он сидел с трубкой у уха, откинувшись на спинку стула и водрузив ноги на заваленный бумагами стол. И к своему собрату, уничтожающему запасы спиртного в баре моей машины, не очень торопился.

А я думал о плитке шоколада, которую инспектор изъял у меня вместе с револьвером, платком и ключами.

Килеев нехотя поднялся, гремя ключами, отпер решётку. Провел меня в одну из комнат, втолкнул в нее и запер дверь за моей спиной.

Маленькая чистая комната, пропахшая табаком. На окне глоксинии, белые и серебристо-розовые.

На столе телефон. На этот раз зеленый. Трубка лежит рядом. Когда я поднял ее, услышал хорошо знакомый голос.

— Теперь потрудись объяснить, о чьих жизнях шла речь.

Я объяснил.

— Чего ты хочешь? — спросил Шенки.

— Есть и спать.

— Не валяй дурака.

— Я должен убить вас, сэр.

— Ну и что?

— Я вынужден это сделать.

— Восемнадцать жизней в обмен на одну?

— Что-то в этом роде он как раз и говорил.

— Подожди.

Шенки повесил трубку.

Я сделал тоже самое, и стал ждать.

Солнце, окутанное голубоватой дымкой, уже скрылось за крышами домов. Неумолимо наступал вечер.

Прошло еще четверть часа. Звонок.

— Да?

— Джей?

— Я, сэр.

— Сколько осталось времени?

— Пять часов, сорок две минуты.

— Через два часа будь в «Белой розе», это бар…

— Я знаю.

— Очень хорошо.

— И этот бар?..

— Я буду там. Можешь стрелять.

— Шеф, простите? Стрелять?

— Да, конечно. Восемнадцать жизней взамен одной.

— Сэр!

Кажется, Шенки просто наслаждался ситуацией.

— Не вздумай целиться в голову. Будешь стрелять в область сердца. Это понятно?

— Кажется, да. Но пули настоящие.

— Разумеется. Все будет учтено.

— Хорошо. Ровно через два часа. Только каким образом я отсюда выйду?

— Обычно. Через дверь.

— Угу.

— Кстати, позвони своим дружкам. Пусть поприсутствуют на шоу.

Отлично, значит, я должен выйти через дверь. Я попытался. Дверь была заперта. Пришлось постучать. Никакого результата.

Я выругался. Очень тихо. И после этого шарахнул дверь ногой.

На этот раз цель была достигнута. Килеев выглядел не очень дружелюбно, но вполне терпимо.

— Вы можете идти, — сообщил он.

Мне вернули револьвер с тремя пулями, платок и ключи. Шоколадка исчезла безвозвратно. Впрочем, ни я, ни инспектор не стали заострять на этом внимания.

Я нашел телефонную будку на углу улицы. Огромный клен укрывал ее своей листвой.

Напротив, через дорогу, был вход в метро. Мне пришлось спуститься под землю за жетонами для таксофона. Потом вернулся к стеклянной будке, проигнорировав те аппараты, что висели на стене, выложенной грязно-серой плиткой. Толпа людей. Ненавижу толпу.

Для начала я позвонил Ольге, секретарю господина Шенки. Если играть, то играть до конца. И потом, кто знает, может те стрелки каким-то образом следят за мной. Хотя, вряд ли. Зачем им лишние хлопоты? У них проблем сейчас хватает. Там, в ангаре.

— Нужен шеф? — удивилась Ольга. — Зачем?

— Поверь, это необходимо. Где я смогу найти его?

— Сейчас он здесь.

— Нет, только не контора! Я даже близко к ней не подойду.

— Ну, хорошо, у него назначена встреча в «Белой розе». Попробуй перехватить его там. Продиктовать адрес?

— Давай.

Просто так. На всякий случай.

После этого звонок заказчику.

Я достал из кармана визитку. Оскар Иващеев. Как досадно! А мне в его внешности почудилось что-то испанское. Ошибся.

Начал накрапывать дождь. Со всех сторон над Москвой сползались серые тучи, пряча небо. Отблески вечерней зари скользили по ним, вспыхивая багровым, добавляя трагизма всей картине.

Я набрал номер.

Два гудка. Щелчок. Голос поинтересовался, что мне нужно.

— Господин Оскар?

— Это ты, малыш? Мне нравится, когда ты называешь меня господином.

— Это всего лишь форма вежливости. Общепринятая.

— И тем не менее.

— Если я вас назову ваша светлость, вам это доставит еще большее удовольствие?

— Давай остановимся на господине.

— Да ради бога!

— Где ты был столько времени?

— Сидел под арестом.

— Что-что?

— У вашей машины, мой господин, рулевое управление ни к черту не годится. Я тут ни при чем.

— И как же ты выбрался из-под стражи?

— Дал взятку.

— Надеюсь, ты не только об этом хотел мне сообщить?

— Нет, конечно. Я хотел пригласить вас на спектакль.

— В самом деле?

— Да. Бар «Белая роза». У меня где-то был адрес…

— Я знаю, где это.

— Тем лучше. Там состоится представление по вашему заказу. Приблизительно в 21:00.

— Почему бы и нет? Наверно, я приеду посмотреть. Скоро встретимся, малыш.

— Да, мой господин.

Я первый повесил трубку. Потом стоял и смотрел, как капли дождя бегут по стеклу, оставляя за собой прозрачный след.

***

Помещение было выдержано в теплых оттенках янтаря и шоколада, с вкраплениями белых цветов. Свет, казалось, лился из ниоткуда.

Я пришел сюда немного раньше назначенного времени, чтобы успеть кинуть в желудок хоть что-то. Большая чашка черного кофе и кусок вишневого пирога с марципаном. Для девяти вечера не самая подходящая еда. Ну и ладно, зато быстро.

Шенки опоздал на три минуты. С ним был Феликс. Вот это плохо. О Феликсе я забыл.

Револьвер со взведенным курком лежал у меня на коленях.

Две пули. Одну оставлю. На всякий случай.

Шенки увидел меня. Его губы дрогнули в едва заметной усмешке.

Револьвер обжог руку холодом. Обычно, ложась в ладонь, оружие срастается с кожей, превращается в часть тебя. Но не теперь.

Бесшумно отодвинув стул, я выпрямился. Феликс стоял ко мне спиной. Шенки повернулся, изображая собой мишень.

Я поднял руку и выстрелил. Дважды. Целясь немного правее сердца. Пули легли так близко, что их черные следы слились в одно пятно.

Шенки пошатнулся. Схватился за спинку стула, но все равно упал, пачкая кровью белоснежную скатерть. Феликс выхватил пистолет. И я целых четверть секунды созерцал черный ствол, направленный мне в лоб. Он узнал меня, и это отсрочило выстрел.

Я бросился на пол, и тут же пуля с глухим стуком ударила в стену.

— Джей, скотина!

Феликс опять нажал на курок. И под его выстрелами я рванулся к стойке бара. Пуля, рикошетом отскочив от стены, ударила в левое плечо. Я даже не почувствовал этого. Распластался за металлической стойкой и перевел дух. Следующий этап — дверь.

Идиотское положение. Всего один патрон, которым я не могу воспользоваться. Я не могу стрелять в своего друга. Вернее в своего бывшего друга. Теперь, даже если все обойдется, вряд ли наши отношения останутся прежними.

На меня полилось что-то липкое и до противности сладкое. Шерри бренди! Теперь вылейте на меня бутылку виски, и получится отличный коктейль.

Проклятые битые бутылки! Приходится ползти по ним. Вот она, дверь.

В полутемном проходе наткнулся на бармена. Наотмашь ударил его по лицу револьвером и выскочил на улицу.

Дождь. Настоящий ливень. Я в каком-то переулке, где нет ни единого фонаря. Вой сирен. Близко. Нужно бежать.

Меня ослепил свет фар. Ничего не видно, кроме этого белого марева, пожирающего глаза.

Застонав от отчаяния, вскинул револьвер, собираясь выстрелить туда, где по моим предположениям должно быть лобовое стекло.

— Джей!

Я попытался заслонить глаза рукой, но это не помогло.

— Сюда, Джей!

Господин Оскар, как это мило.

Я ввалился на заднее сидение и едва успел захлопнуть дверь, как машина рванула с места.

Мы долго петляли по каким-то переулкам, путая следы. Наконец выбрались на широкий проспект, где свет фонарей мешается с неоновыми вспышками рекламы.

Еще минут пять ехали молча. Потом Оскар повернулся ко мне, обнажив улыбке белые ровные зубы. Какая жалость, что он не испанец!

— Прекрасный спектакль, — сказал он, — я очень, очень доволен.

А если что-то пошло не так? Если это была не иллюзия. Если я все-таки убил Шенки?

Медленно, как будто очнувшись от глубокого сна, опять появилась боль в руке.

— Право же, — продолжал Оскар, — я был в полном восторге. Мне так все понравилось, что я даже не накажу тебя.

Прошло не меньше минуты, прежде чем до меня дошел смысл сказанного.

— Наказать? Меня?

— Именно.

— Я…

— Я не люблю, когда пытаются меня обмануть.

Он включил магнитофон.

Голос Шенки: «Не вздумай целиться в голову. Будешь стрелять в область сердца. Это понятно?»

Следом моя реплика: «Кажется, да. Но пули настоящие».

И снова Шенки: «Разумеется. Все будет учтено».

— Ну как? — поинтересовался Оскар.

— Паршивая запись. Шумы и все такое.

— Конечно. Не с лазерного же диска переписывали.

— Откуда это?

— Заплатил кому надо.

Машина затормозила у тротуара, рядом с яркой витриной. Два манекена в огненно-рыжих париках демонстрировали плащи новой коллекции.

— И что теперь? — тихо спросил я.

— Ничего. У тебя остался час и пятнадцать минут. Плюс к этому один патрон. Все условия остаются в силе. Ты еще вполне можешь успеть.

— Все сначала. Опять.

— Ты сам виноват.

— Знаю.

Я вылез под дождь. Холодные капли текли по лицу. Придерживая правой рукой искалеченную левую, шагнул в сторону ярких огней. Потом вернулся к машине.

— Как я узнаю, что заложники освобождены?

— Читай завтрашние газеты, — посоветовал Оскар.

Включился левый поворотник, и машина плавно влилась в поток себе подобных.

Тут до меня дошло, что я продолжаю держать в руке револьвер. Поторопился спрятать его под куртку.

Семьдесят минут и последний патрон. Кажется, из подобной ситуации выход только один — застрелиться самому. На обдумывание ситуации ушло несколько драгоценных минут.

То, что я придумал, мне сильно не понравилось.

Время истекало. Осталось каких-то паршивых полчаса. Я едва-едва укладывался в срок, при условии… при условии, что я вообще смогу это сделать.

По счастью, господин Шенки был уже дома. Открыл дверь, мельком взглянул мне за спину, сказал: «Проходи». Он не успел переодеться. Только снял пиджак, оставшись в той же белой рубашке, залитой чем-то красным.

— Это кровь? — спросил я.

— Да. Синтетическая.

Пол в комнате был устлан пушистым ковром чайного цвета. Не повезет сегодня этому ковру.

— Что-нибудь не так? — спросил Шенки.

— Все не так. Оскар знал, что в «Белой розе» не более чем комедия. У него запись того телефонного разговора.

— И что он сказал?

— Сказал, что у меня мало времени, чтобы исправить ситуацию.

— Есть какие-нибудь идеи?

Я покачал головой.

— Никаких.

Потом достал револьвер и взвел курок.

— Кроме этой.

Шенки равнодушно взглянул на меня.

— Кто-нибудь услышит выстрел, — сухо заметил он.

— Надеюсь, — ответил я и нажал курок.

***

Болела голова — тягучая, бессмысленная боль. Прежде чем что-либо делать дальше, я нашел в аптечке анальгин и проглотил две таблетки. Немного подумал, и добавил к ним еще одну. Все равно они начнут действовать только через полчаса.

После этого набрал на телефоне «02» и назвал адрес. И добавил только одно слово «убийство». С остальным, если захотят, ознакомятся на месте.

Старательно обходя багровые пятна на ковре, я подошел к бару. Извлек из нее почти полную бутылку виски и хрустальный стакан.

Наполнил его до краев.

Вместе со стаканом пошел на кухню. Срезал с лимона корку и опустил тонкую золотую спираль в напиток.

Радужные блики, преломляясь, искрились в стакане. Свет крошечных мерцающих звезд. Отблеск сновидений и забвения.

Нет, пить сейчас было бы неразумно. Хоть и очень хотелось.

Побег от реальности. Все-таки лучше было застрелиться. По крайней мере, голова бы не так болела. И рука. Может быть.

Закурил.

За пять минут успел выкурить три сигареты. И не почувствовал вкуса.

Наконец они явились. Вернее он, в единственном экземпляре. Случайно оказавшийся поблизости представитель закона.

Я встретил его и провел в комнату, оставив дверь открытой.

Он только мельком взглянул, повернулся ко мне.

— Кто это сделал?

— Я.

— И вы же позвонили в милицию?

— Да.

— Зачем?

— Не все ли равно?

Дверь в прихожей хлопнула, кто-то выругался, и перед нашими светлыми очами возник жизнерадостный очкарик в насквозь промокшем плаще.

— Привет, Тай! — бодро начал он. — Ну и где твоя обещанная сенсация? Давай ее сюда!

— Заходи и бери.

Я слегка посторонился, пропуская его в комнату.

Он издал довольный вопль.

— О «Белой розе» я знаю. Это продолжение, да?

— Это финал.

— Ах, ну да.

— Это еще кто такой? — изумился старший лейтенант, ошарашенный подобной наглостью.

— Пресса.

— А, представитель первой древнейшей…

— Второй, мой дорогой, второй древнейшей.

— Есть ли разница?

Я оставил их препираться и вернулся на кухню. Стакан с виски, полный звезд, все еще ждал меня.

До чего де надоело бороться с самим собой. Я выпил его залпом, но легче не стало.

Потом в комнате собралось слишком много народа. Мне наконец надели наручники и, затолкав в машину, повезли куда-то. Показалось, или я действительно видел аккуратно припаркованную машину господина Оскара. Показалось, скорее всего.

Пока меня обыскивали и снимали отпечатки пальцев, кто-то все же обратил внимание на мою руку. Отвели в медсанчасть.

Горели лампы дневного света, отражаясь на хромированных поверхностях. Все было белым и резало глаза.

Врач поменял повязку. Обработал раны старые и новые. Сделал обезболивающий укол. Сам. Я не просил.

После этого меня отвели в камеру. За спиной захлопнулась дверь, отрезая от внешнего мира. Наконец-то я был один. Добрался до кровати. Она оказалась скрипучей. Жесткой. Самой лучшей на свете.

Мне снились белые падающие здания, и жестокое солнце, восходящее над пустыней.

Утром начался допрос.

Их было двое. Серьезны и сосредоточены.

Вначале все было неплохо. Я назвал свое имя. Вернее, два имени. Первое, полученное мной при рождении, и второе, данное мне господином Шенки, когда я поступил к нему на службу.

Я рассказал с подробностями все, что было, и что могло бы еще быть. Я признал все, в чем меня обвинили. Но интересовали их не факты. Им нужна была причина. Господин Оскар и автобус с заложниками. Как раз то, что я пока не мог им дать.

Мне предложили кофе — напиток такой концентрации, что был лишен не только вкуса, но и запаха. На мозг он действовал как хороший разряд тока. Я осторожно заметил, что данный напиток может легко сойти за жестокое обращение.

Они предложили нанять адвоката.

Я ответил, что пока обойдусь.

Дальше этого разговор не пошел. Они были раздражены. Я тоже.

Меня вернули в камеру.

Когда луч солнца из золотисто-белого стал янтарно-розовым, за мной опять пришли.

На этот раз следователь был один. Как раз тот, что мне меньше понравился. Тот, который угостил кофе. Тот, который желал, во что бы то ни стало докопаться до первопричины. И когда я отказался отвечать — обиделся.

На нем была свежая белая рубашка с короткими рукавами. Едва уловимо пахло туалетной водой, что-то морское и свежее. Его внешний вид раздражал даже больше, чем вопросы.

Было неловко в своей невозможной куртке, с рукой на перевязи, со спутанными волосами, которые неровными прядями падали на глаза. Никогда не думал, что внешний вид до такой степени может подчеркивать неравенство положений.

— Ты так и будешь молчать? — спросил следователь.

— Да.

— И как долго?

— Понятия не имею.

— В твоем молчании есть смысл? Хоть капля смысла?

— Не уверен.

— Тогда какого черта?

— У меня болит голова.

— Что ты хочешь?

— Сегодняшнюю газету.

— Почему бы и нет.

Он перебросил через стол номер «Московского комсомольца».

На первой странице красовалась фотография разгрома в «Белой розе». Рядом фотография из квартиры господина Шенки. Неподвижное тело на светлом ковре. Вокруг головы ореолом расплывалось темное пятно.

Я по диагонали просмотрел статью. Что-то о том, что господин Шенки подозревал о готовившемся покушении. В «Белой розе» он принял меры предосторожности, но никак не ожидал, что его хитрый ход с иллюзией собственной смерти так быстро раскроется, и киллер заявится к нему домой. Тем более что киллер оказался человеком, которому он доверял.

«Зря доверял», — подумал я, переворачивая страницу.

— Сколько тебе заплатили? — поинтересовался следователь.

— За что мне должны были платить?

— За убийство твоего шефа.

— Мне не платили. Это была личная инициатива.

— Месть?

— Что-то вроде того.

— За что?

— Он подставил меня.

— В самом деле?

Так и было. Как раз тогда мне искалечили руку.

— Я думал, это было вчера.

— Вчера просто добавили.

— И ты решил отомстить?

— Да.

— Понятно. Хочешь кофе?

— Упаси Боже!

— Как хочешь.

Он вышел за дверь. Наверное, за своим кофейником.

Я перевернул страницу газеты в поисках другой информации.

И я нашел ее. Восемнадцать человек среди ночи оставлены на проселочной дороге в лесу, в трех километрах от шоссе. Никто из них не пострадал. Следствие по этому делу находится в тупике, так как совершенно непонятна причина их похищения.

Причина! Причина — это я.

Почему-то мне не стало легче после этой информации. Но, по крайней мере, теперь на моей совести не было жизни других людей. Людей, мне неизвестных, тихо меня ненавидящих. Или громко.

Дверь открылась.

— Добрый день, мой мальчик, — произнес хорошо знакомый голос, — я пришел за тобой.

Я поднял голову. Передо мной стоял господин Шенки. В его светлых глазах светилась ирония.

— Все закончилось, — проговорил шеф, — ты выиграл.

— Какой ценой?

— Ни одна из душ не отправилась на небеса. Тебе этого мало?

Я указал на газету.

— Это правда? Отпустили всех?

— Всех до одного.

Шенки подошел к столу.

— Тебя отпустят, — сказал он, — но взамен ты должен назвать имя. Таков уговор.

— Зачем это нужно?

— Удовлетвори любопытство человека. Он этого более чем заслуживает. Никаких магнитофонных записей. Никаких свидетельских показаний. Мы просто беседуем. Ведь так?

— Да, — следователь с сожалением вынул из магнитофона кассету и бросил ее в ящик стола.

— Оскар Иващеев, — я пожал плечами, потом добавил, — он любит, чтобы его называли господином.

— Он страдает манией величия, — кивнул Шенки, — вы не сможете никаким образом притянуть его к этой истории с автобусом. Никто не видел его. Свидетелей нет.

— За исключением этого, — следователь указал на меня.

— Я же сказал, никаких свидетельских показаний. Вы возьмете только непосредственных исполнителей. Если они заговорят — дело другое. Но Джей будет молчать.

Следователь достал пачку сигарет, вытащил из нее одну. Остальные бросил на стол. Я попытался одной рукой вытащить сигарету для себя, но не вышло. Ни слова не говоря этот, в белой рубашке, распотрошил пачку, и, прикурив еще одну, протянул мне. Я благодарно кивнул и глубоко затянулся.

— Почему вы не хотите отдать Иващеева мне? — спросил следователь.

— Я сам с ним поговорю, — отозвался Шенки, — и ему это не понравится.

— Но…

— Ничего противозаконного.

— Дело ваше.

— Джей?

— Да?

— Не хочешь сделать заявление о нанесении тебе телесных повреждений?

— Не хочу.

— Разве тебя не били? — Шенки указал на мои разбитые губы.

— Били. Для очистки совести.

— Чьей?

— Моей. Всегда легче подчиниться, когда на тебя оказывают физическое давление. Хотя бы чисто символическое.

— Это в довесок к заложникам?

— Что-то вроде этого.

— И какие были условия?

— Мне дали револьвер с тремя пулями и восемь часов времени. Я едва успел.

— Первая попытка провалилась.

— Оскар знал, что в «Белой розе» был разыгран спектакль. У него запись телефонного разговора, где мы обсуждали это.

— Откуда у него запись?

— Понятия не имею.

— Что потом?

— У меня оставался один патрон и час времени.

Я смял окурок в пепельнице. Вздохнул.

— Тогда я очень устал. Болела голова. Даже больше, чем сейчас. Я ничего не смог придумать. Поэтому просто решил повторить спектакль по тому же сценарию. И поднять вокруг этого как можно больше шума. Позвонил знакомому журналисту.

Шенки взглянул на газету, усмехнулся.

— Придется парню теперь писать, что я был убит не до конца.

— Вот и вся история. Мне она не очень понравилась. Особенно финал.

— С тобой хорошо обращались, — с упреком заметил следователь.

— Просто не люблю, когда меня запирают. Разве я не говорил, что временами со мной случаются приступы клаустрофобии?

— Ты забыл поставить нас в известность. Но на будущее учтем.

— Теперь я могу его забрать? — спросил шеф.

— Сделайте одолжение.

Там, за стенами, светило солнце. Розовое вечернее солнце. Мягкие дымчатые тени скользили по тротуарам.

Я вдохнул прохладный воздух, но не почувствовал никакого трепета. Видимо, я еще не успел должным образом возненавидеть тюрьму, чтобы в полной мере насладиться свободой.

— Джей…

— Да, сэр?

— Ты сказал там, что считаешь меня виновным в том, что тебе искалечили руку. Это правда?

— Да, сэр. Это правда. Я так считаю.

— Это хорошо. Значит, еще можешь огрызаться.

Господин Шенки направился от серых стен к неподвижно застывшей черной машине. Я двинулся следом за ним.

— Можешь отдохнуть месяц, — проговорил шеф, — потом я найду для тебя работу.

— Какую? — осторожно спросил я. — Где-нибудь в архиве с бумажками?

— Что ты имеешь против архивов?

— Слишком пыльно и душно.

— Проветришь.

— Там подвал!

— Там есть вентиляция.

— Сэр!

— В чем дело?

— Я хочу работать как прежде.

— Как же твоя рука?

— Через месяц я и не вспомню об этой чертовой повязке.

— Ты с ней неплохо смотришься. Не торопись.

Желтый кленовый лист, медленно кружась, упал к нашим ногам. Шенки поддел его носком ботинка.

— Хорошо, — наконец сказал он, — если за время отпуска не передумаешь, все будет как прежде.

— Вряд ли я передумаю.

— В таком случае жду через месяц. Сегодня тридцать первое августа. Значит первого октября, в девять утра в моем кабинете.

— Да, шеф!

Шенки мягко улыбнулся, сел в машину и захлопнул дверь. Заурчал мотор, и машина плавно тронулась с места, оставив после себя маленький вихрь из опавших листьев.

Тридцать первое августа. Последний день лета. Впереди нас ждет осень.

Светлая осень.

Золотая осень.

Я поправил перевязь, на которой висела рука, и не спеша отправился искать ближайшую станцию метро.