Хомотрофы

Юлия Скуркис, 2013

Журналист Сергей Лемешев едет в отпуск на машине, но в дороге происходит авария. Он отправляется за помощью и оказывается в мрачном городе-ловушке, окруженном непреодолимой невидимой гранью, которую невозможно пересечь в обратном направлении. Череда событий постепенно втягивает Лемешева в царство кошмаров, где сны сливаются с явью, а призраки указывают путь к воротам потустороннего мира, за которыми ожидает своего часа безымянная тварь. Окажется ли случайный приезжий тем, кого так долго ждали сумрачные обитатели города, пропитанного страхом и отчаянием?

7

Я человек вполне свойский. Всегда интересуюсь, чем живут окружающие люди. Если это работницы ткацкой фабрики, обязательно надо узнать, как функционируют станки, чем зарабатывают на жизнь мужья, довольны ли начальством, и может ли быть счастливым тот, кто всю жизнь простоял у станка. Может? Я очень хочу это знать. Если это начинающий шоумен, то надо выяснить, как скоро надеется он вскарабкаться на вершину Олимпа, что ему для этого потребуется, какие преграды стоят на его пути. При этом как бы влезаю в шкуру собеседника. Всякий раз хочется увидеть мир его глазами. Одним словом, в общении я легок и любой конфликт всегда готов перевести в шутку.

Так и в Полиуретане я приобрел одного за другим новых приятелей. Это были делопроизводители, клерки, начальники бюро, иногда замы начальников отделов. Вот категории работников, которые могли подавать мне руку. Начальники отделов и выше — никогда: исключено. Для них я был неприкасаемым. Они могли позволить себе лишь бросить, не глядя: «Отнесешь в канцелярию!», «Положишь на стол!»

Я увидел ее, когда принес почту в финотдел. Еще в коридоре понял, что это Вырлова. Замдиректора шла легкой походкой в сопровождении свиты. Такие люди, как она, не ходят по коридору в одиночку. Я как раз отворил дверь в ее приемную, и вдруг раздались эти решительные шаги.

Повернувшись, я так и застыл вполоборота.

Это была интересная сорокалетняя блондинка.

Я замешкался и даже на миг растерялся: как поступить правильнее — войти и поздороваться в приемной или отойти назад и пропустить ее?

Она шла прямо на меня, и при каждом ее шаге завитки белоснежных волос слегка пружинили. На ее лице было мягкое, умиротворенное выражение. Неужели эта дама с модельной внешностью тоже способна закатывать глаза и, дрожа от экстаза, пить чью-то энергию?

За ней, отстав на полшага, двигались, как два адъютанта, две хмурые женщины, пожилые брюнетки.

Мы встретились с Вырловой глазами. Это длилось несколько мгновений: она смотрела на меня, как порочная госпожа — смесь материнства и вожделения.

Затем взгляд соскользнул. Не вниз, не вверх и не в сторону, а туда, куда с портретов устремляют взгляды великие люди — в грандиозные планы.

Я все же отступил и зацепился папкой за дверной откос. Папка выскользнула у меня из рук, и я принялся поспешно собирать разлетевшиеся документы.

Замдиректора замедлила шаг, остановилась, насмешливо посмотрела на меня сверху вниз.

— Курьер, — сказала она необыкновенно мягким голосом, — надо лучше выполнять свою работу. За что я тебе плачу?

Она коротко улыбнулась, а женщины за ее спиной нахмурились еще больше.

Я подобрал бумаги и резко выпрямился. Теперь уже я смотрел на нее сверху.

Она не двигалась с места, наверное, ждала извинений или еще чего-нибудь. Может, хотела увидеть мое смущение. Но я молчал и внимательно рассматривал ее. Судя по тому, как напряглись за спиной замдиректора наперсницы, мое поведение было вопиюще неприличным. Я представил, как не спеша откидываю белокурые пряди с ее плеча, как обнажается шея. И, кажется, она это уловила.

— Идем, — негромко сказала Вырлова и шагнула в приемную.

Стуча каблуками, свита двинулась за ней.

Конечно, она не мне сказала «идем», а сопровождающим. Но все же произнесла это, глядя на меня, хотела увидеть мое замешательство. Я разгадал ее хитрость. Молча отдал бумаги секретарше и ушел.

И все-таки она меня зацепила. По сравнению с остальными замдиректора по финансовым вопросам казалась такой свободной, вольной поступать, как ей вздумается. Она могла позволить себе взять то, чего желала, и ни на кого не оглядываться. В ней не было этой всеобщей затравленности, что понятно, учитывая ее положение в корпорации. Но ведь подобных высот потому и достигают, что обладают качествами, которые выделяют из толпы. Вырлова — личность яркая, волевая, а что до стервозности — меня это всегда интриговало. К тому же, она чертовски красива.

Вечером пришлось задержаться и помочь деловоду канцелярии, тихой женщине: Доргомыз подкинул работу.

Маленькие боссы, чтобы выслужиться перед большими и показать свою занятость, нарочно накапливают задания и раздают их подчиненным в конце дня. Если не успеваешь окончить работу до пяти, то приходится ждать восьми, когда подают дополнительный автобус. Как правило, в него набивается человек семьдесят.

В автобусе было душно, и я вышел из него на первой же остановке, чтобы немного пройтись и подышать воздухом. Видимо, я выбрал неверное направление и оказался не на той улице. Мне пришлось возвращаться обратно, и я потерял много времени. Стало смеркаться.

На перекрестке, где я должен был повернуть, меня остановил женский крик. Я осмотрелся и заметил в шагах пятидесяти от меня три фигуры. Испытывая внутренние колебания, не спеша двинулся в их сторону.

Двое парней держали за руки невысокую девушку, прижав ее спиной к шиферному забору. Увидев меня, хулиганы замерли в ожидании.

— Помогите! — слабо крикнула девушка, и я ускорил шаг, на ходу глядя по сторонам в поисках какой-нибудь палки или камня. Но не заметил ничего подходящего для драки.

Что-то знакомое было в фигурах парней. Один был высоким, другой маленького роста. Приблизившись, я сразу узнал в них тех алкашей, которые цеплялись ко мне в тот злополучный день, когда я пришел в Полиуретан.

Наскоро прикинув план действий, я побежал к ним и схватил того, что поменьше, за шиворот. Хотел, как и в прошлый раз, отшвырнуть его в сторону. Рванул, но тот остался на месте. На этот раз он точно к земле прирос. Одежда его затрещала по швам, но сам он остался неподвижен, как будто весил целую тонну.

Я ударил его по руке, которой он держал девушку, и зашипел от боли. Не думал, что отобью себе кисть. Ощущение было такое, будто я опробовал силу на бронзовой статуе.

— Камикадза, — сказал он высоким, хриплым голосом и оскалился. В сумерках блеснули острые, как у хищника, зубы. — На этот раз ты от нас не уйдешь.

Я мельком взглянул на девушку и тут же узнал. Это была секретарша директора, та самая, что плакала в беседке.

— Отпустите ее! — заорал я.

Подскочив к долговязому, изо всех сил ударил его по лицу. Опять тот же эффект, но теперь, кажется, я их разозлил.

Грубо отпихнув девушку в сторону, менги (тот выкрик застрял в памяти) стали надвигаться на меня. В эту минуту я осознал неотвратимость гибели.

— Не прикасайтесь ко мне! Вы, чертовы твари! — крикнул я, сорвавшись на фальцет.

Меня захлестнул ужас. Я буквально захлебнулся в нем. Он сочился отовсюду: из меня самого, из девушки, из окружающего пространства и неумолимо нарастал, словно что-то его генерировало. Даже земля и асфальт источали видимые глазу тонкие струйки отвратительной субстанции. От этого сгущающегося запредельного страха я начал задыхаться.

— Уйдите… — не своим голосом простонал я, отступая. — Оставьте меня…

Нога попала в выбоину на асфальте, и я упал.

Менги нависли надо мной черными тенями. Это были уже не люди. Исполненные плотоядной злобы, они поочередно издавали зловещее рычание. В сумраке их глаза блестели желтоватыми огоньками, рты увеличились, обнажив клыки, и стали похожи на пасти ротвейлеров.

Я обессилел. Только руки еще немного слушались. Перебирая ими, я начал отползать назад, но вскоре упал на локти и, не в состоянии больше двигаться, оцепенел.

— Теперь проси… — сказал долговязый и вдруг запел унылым гекзаметром: — Проси, чтобы мы тебя съели. Проси…

— Проси, чтобы мы тебя съели, — как эхо, повторил коротышка.

— Проси!.. — вновь протянул долговязый. — Проси!..

Их голоса раздавались сперва глухо, как бы отдаленно. Но с каждым словом ритмичные заклинания менгов сливались воедино и звучали уже как хор. Их морды приблизились ко мне, глаза округлились и глядели пристально, не мигая. Голоса все громче и громче отдавались в голове и, наконец, стали раскатисто громыхать во всем моем существе, парализуя остатки воли.

— Проси, чтобы мы тебя съели, проси!.. Проси, чтобы мы тебя съели, проси!..

Где-то в глубине родилась ответная фраза: «Съешьте меня…»

Страх начал отступать, его сменило предчувствие блаженства. Я развел плечи, чтобы сделать последний вдох. Губы разомкнулись сами собой. Менги замерли в ожидании. По их телам пробежала нетерпеливая дрожь.

В тот миг, когда я хотел уже произнести слова собственного приговора, нечеловеческая сила отшвырнула менгов.

За мгновение до этого я увидел Зою.

— Фуф! Вовремя поспела. — Гигантская старуха, держа рычащих монстров за шкирки мощными руками, в умилении смотрела на меня. — Батюшка Сергей свет Петрович! Что же ты, сердешный, в такое-то время дома не сидишь? Да кабы бабушка рядом не оказалась, не было бы уж тебя на этом свете! Горькие слезы пришлось бы лить тогда старой Зое.

Старуха с неприязнью посмотрела на долговязого. Он уже не выглядел так хищно.

— Отморозок, — сказала она, и тон был соответствующий — ледяной.

Отпустив коротышку, Зоя наотмашь ударила долговязого по лицу. Тот свалился на колени, издав глухой стук. Старуха резко повернулась к коротышке, оскалилась.

Маленький не убегал. Он покорно стоял, замерев и прижимая руки к груди. Зоя захватила его лицо в пятерню, сжала и толкнула коротышку на забор. Проломив затылком толстый шифер, менг ополз на землю.

Только теперь я заметил, что девушки поблизости нет.

— Так! Ишшо раз увижу, что задеваете моего Сережку, мозги вышибу, — грозно сказала Зоя, помогая мне подняться. Затем наклонилась к долговязому.

— А ты что развалился. А ну, встать с колен!..

Долговязый поднялся. Зоя заговорила поучительным тоном:

— Паренек этот, — она указала на меня пальцем, — маменьку вашу от смерти лютой спас, и я у него в долгу. А скажите, кто из вас, дурней, слышал, чтобы нашего брата люди спасали от смерти? Было такое? А вот он взял и спас. Пример с него берите, а они пасти свои поганые поразевали. А ну вон отседова, алкашня!

Менги вскочили на ноги и в одно мгновение скрылись в густеющих сумерках.

— Мало им на откорм всякой падали кидают, шакалам?.. Так нет же, надобно им нормального человека скушать.

Зоя приняла гордую осанку, подняла меня, взяла под руку, и мы двинулись к дому. Я еще не совсем пришел в себя и толком не разбирал дороги.

— Кто это? — негромко спросил ее.

— Да сыновья мои. Ихний район здесь, вот и ошиваются, — сказала Зоя немного виновато и добавила как бы про себя: — Да ты ж еще и порядков тутошних не знаешь совсем. Ах ты ж, заблудшая овечка.

Она крепче сжала мое плечо, приблизила ко мне лицо. Я почувствовал ее тошнотворное дыхание.

— Не ходи ты здесь по ночам, Сережа. Опасно для тебя. Слаб ты, человек, чтоб от нас отбиваться. Тем паче, ночью, когда силы у нас приумножаются. Эти-то двое тебя уж больше не тронут, их ты не боись. Но кабы они тут одни были, то еще ничего. Таких, как мои Сева и Вовик, десятки в Полиуретане. Все мы семья, и фамилия у нас одна — Морховиц. Я, конечно, тебе кой-какую протекцию могу оказать, особливо в ближних районах. Только ненадежно это. Иные наши родственнички как зальют себе зенки водкой, злые делаются, точно волки.

«Значит, и ты тоже одна из этих тварей? Значит, вы людоеды? И в ту ночь ты косточкой подавилась самой настоящей человеческой? А я еще спасал тебя…» — Я чуть было не произнес это вслух; что-то меня заставило сдержаться. Превозмогая подкатившую к горлу тошноту, я ускорил шаг. Меня всего трясло.

Конец ознакомительного фрагмента.