Не просто лучший друг

Юлия Оайдер (2024)

Герои Юлии Оайдер живут, чувствуют, боятся, стесняются и переживают еще много других ярких и таких близких и понятных всех нам эмоций! Мы наблюдаем, как они шаг за шагом пытаются прощупать верный путь, не наделать ошибок, справиться со сложными жизненными задачками. Но куда же без дров, которые так и хочется наломать! Остается лишь наблюдать и надеяться, что искренность, доброта и желание бороться за свое счастье помогут молодым героям добраться до счастливого финала. Злата и Глеб друзья настолько близкие, что прям не разлей вода. Но… действительно ли это просто дружба? И что будет, если задаться подобным вопросом? В один прекрасный день отношения, казавшиеся простыми и понятными, сталкиваются с препятствием. И как его преодолеть, если в сердце начинают селиться сомнения, способные погубить все лучшее, что было между ними?

Глава 8

Одуванчик

Смотрю на себя в зеркало в ванной комнате и поражаюсь — как я до такого докатилась? Уснула в одежде, не смыла косметику, отчего сейчас безумно щиплет глаза, да еще и целовалась с парнем почти всю ночь. И еще утро… Ладно с парнем, с лучшим другом!

Плана дальнейших действий нет, и я даже не знаю, будет ли. Я в полной растерянности, не понимаю, что происходит, но, как ни странно, ощущаю радость. Несмотря на странность всего, что было вчера, мне понравилось, и эти воспоминания будоражат и заставляют сердце в груди трепетать снова и снова.

Рано или поздно из ванной выйти все равно придется, так что я набираюсь храбрости, делаю шумный выдох и переступаю порог. Когда захожу на кухню, вижу Глеба, который занимается завтраком. На нем серая футболка и джинсы, волосы на голове до сих пор растрепаны, а на губах довольная улыбка. Почему-то кажется, что он сейчас счастлив как никогда. Заметив меня, парень улыбается еще шире и перекладывает со сковороды обжаренный с яйцом и сыром хлеб на мою тарелку.

— Спасибо, — отвечаю ему встречной улыбкой я и сажусь за стол. — Сегодня после пар в приют, ты помнишь?

— Помню, не переживай, — кивает он и садится на стул рядом. — Все по плану: из универа домой, кормим, выгуливаем Анубиса и едем в приют, спасать обездоленных.

Тихо «угукаю» и откусываю кусок от нашего импровизированного тоста. Ловлю на себе взгляд Глеба и даже перестаю жевать, потому как сама теперь безотрывно смотрю ему в глаза. Вижу, как парень набирает в легкие побольше воздуха и приоткрывает рот, чтобы что-то сказать.

Только не говори про вчерашнее, прошу… Я не смогу тебе внятно ответить!

— Если ты не хочешь обсуждать, то мы не будем, — усмехается он и придвигает свой стул ближе ко мне. — Но я не буду делать вид, что ничего не было. И тебе не советую…

— А я делаю вид, что ничего не было? — дожевываю откушенный кусок и спрашиваю я.

— Ты снова замыкаешься, и я буквально вижу, — парень протягивает руку к моему виску и нежно прикасается к нему кончиком пальца, — как во-о-от здесь миллиарды шестеренок работают и пытаются найти логику, выстроить план действий…

— Неправда, — дергаю головой я, и рука парня спускается к моему подбородку, большой палец касается губ, и я перестаю дышать.

— Веснушка, просто будь собой. Не думай, не прячься и не ври, вот все, чего прошу, — произносит Глеб и убирает руку.

Из моих легких вырывается выдох, как-то уж слишком отдающий разочарованием. Слишком…

Чтобы прийти в себя после «чар» Глеба, мне требуется несколько минут, а он в это время отправляется на прогулку с Анубисом.

Не думать. Не прятаться. Не врать.

Сложно… Очень сложно, потому что все мысли то и дело возвращаются к нашей ситуации. Мы с Глебом будто поднялись в небо на самолете и не знаем, как им управлять. Ну, я так точно не знаю как.

Собираю сумку на занятия, тянусь к туши для ресниц, но в последний момент все же откладываю ее. После ночи с несмытым макияжем мне нужно дать глазам хотя бы капельку отдыха. Бросаю взгляд на часы — уже пора выходить, а Глеб все еще не вернулся.

Странно.

Подхожу к окну, из которого виден наш подъезд, и замечаю моего друга, безмятежно болтающего с Мией, сидящей на корточках и тискающей моего пса. В груди что-то невыносимо жжет, и я, совершенно инстинктивно, морщу нос и кривлю губы.

Не думать.

Заставляю себя «отлипнуть» от окна и пойти обуваться в прихожую. С неизвестно откуда взявшейся злостью завязываю шнурки на кедах: затягиваю их как можно туже и дергаю с такой силой, что один из них обрывается.

Плевать! Пойду в балетках, значит!

Меняю обувь, уже собираюсь покинуть квартиру и спуститься вниз, но на пороге сталкиваюсь с Глебом. Парень запускает Анубиса в прихожую и ловит меня в свои объятия.

— Мия пристала у подъезда, Биса всего затискала, — улыбается он. — Прости, что заставил ждать, — целует меня в щеку, — только сумку возьму…

Вот и все. Так просто и буднично. Почва под ногами снова разверзлась, и я ощущаю себя последней потеряшкой во Вселенной.

Добираемся до университета и идем по расписанию в нужную аудиторию, занимаем, как обычно, первую парту. Вроде бы все нормально…

Первой парой у нас сегодня мной и всеми обожаемый Райский Вячеслав Олегович, а точнее микробиология. Я всегда была внимательной и очень активной на его занятиях, но сейчас… Я честно стараюсь слушать и записывать то, что он говорит, но тепло руки Глеба, сидящего рядом, всячески меня отвлекает.

Пока преподаватель показывает схему на слайде и объясняет материал, мой друг совершенно бесстыдно разглядывает мое лицо. Боковым зрением замечаю это, но всячески стараюсь не подать вида, потому что Вячеслав Олегович то и дело обращает свое внимание на меня, как бы считывая по моему лицу, поняла я или нет.

Вздрагиваю, когда моей левой руки, лежащей на парте, касается правая ладонь Глеба. Вроде бы не специально, но я все равно поворачиваюсь к нему лицом. Всего на краткий миг, но «залипаю», встретившись с карими глазами, переполненными нежностью. Глеб осторожно захватывает мизинцем мой мизинец, как в детстве «мирись-мирись и больше не дерись», а сам старательно прячет улыбку.

В груди все трепещет от внезапной радости, и я закусываю губу, чтобы не выдать своего волнения. Но вот на чертовом браслете вспыхивает значок сердечка и цифра сто десять, при этом гаджет громко вибрирует.

Торопливо убираю руку, заправляю волосы за ухо и стараюсь сосредоточиться на том, что говорит Вячеслав Олегович, но вот только он молчит, а вся группа что-то пишет. Более того, мужчина смотрит на меня как-то уж очень заинтересованно и подходит ближе к нашей парте.

— Какая-то вы сегодня рассеянная, Шаховская, — с улыбкой произносит Вячеслав Олегович. — Обычно быстрее всех все записываете, быстрее всех все выполняете, а тут, — усмехается и кивает на мою открытую тетрадь, — даже не начали перерисовывать схему.

— Я просто… Я сейчас все сделаю, — хотела было оправдаться, но вовремя себя одернула.

— Без спешки, Злата, если не успеете — я вышлю вам презентацию на почту, — опершись локтем на парту и наклонившись ниже, заговорщически шепчет Вячеслав Олегович.

Краснею и хватаю ручку. Переглядываюсь с Глебом и как можно скорей начинаю срисовывать со слайда изображенную схему. Боже ж мой, что за чертовщина со мной происходит вообще!

— А Богову особое приглашение нужно или у вас с ним один конспект на двоих? — вновь усмехается преподаватель, хитро сощурившись. Собираюсь ответить, но Глеб берет ручку и нехотя начинает рисовать, при этом сверкая злобным взглядом на Райского. — Если вы сюда явились не учиться, а просто отсидеть пары и отвлекать свою обаятельную соседку, может быть, не стоило и приходить?

Вопрос явно был риторический, потому как мужчина разворачивается и возвращается к доске. А вот у меня в груди разрастается неприятное чувство уже знакомого мне стыда.

Нужно держать себя в руках, а не витать в облаках!

После замечания Райского остаток пары проходит напряженно для меня, ведь я боюсь даже лишний раз отвлечься. Когда занятие заканчивается, я стараюсь как можно скорее прошмыгнуть мимо преподавательского стола, почти спрятавшись за спину Глеба. Ну, не знаю, стыдно мне и неловко, что мужчина застал меня за «витанием в облаках».

— Он задолбал цепляться, — огрызается Глеб, как только мы выходим из аудитории. — Такое ощущение, что он всю пару только и делает, что на тебя пялится и смотрит, записываешь ли ты за его светлостью!

— Просто мы сидим на самом виду, сложно не заметить два отсутствующих взгляда, — ищу оправдание я, сама не знаю зачем.

Останавливаюсь на площадке между лестничными пролетами и застегиваю молнию на сумке, которую кое-как собрала, чтобы сбежать от преподавательского гнева побыстрее.

— Веснушка, — зовет меня Глеб, и я поднимаю голову, но при этом боюсь посмотреть парню в глаза. Боюсь снова заблудиться в своих воспоминаниях и фантазиях. — Ты слишком напряжена… Это я тебя напрягаю?

Закусываю губу и отрицательно качаю головой, затем собираюсь продолжить спускаться на нужный этаж, но мой «друг» ловит меня за руку и не пускает. Даже не так, он толкает меня в сторону маленького узкого окна с подоконником, находящегося в межлестничном промежутке.

— Мы опоздаем на пару… — все же сталкиваюсь взглядом с парнем и покорно замираю. Сердце вновь начинает гонку, а я пытаюсь сделать вид, что ничего необычного не происходит. — Что?

— Ты о чем-то жалеешь? — пристально всматривается мне в лицо, все так же не выпуская моей руки.

Гляжу в карие глаза моего друга детства и моментально теряюсь в эмоциональном вихре. Необъяснимое ощущение, будто я не стою на ногах, а порхаю в воздухе, это ощущение захлестывает мой разум и дурманит мощнее любого алкоголя.

Жалею ли я? Сложный вопрос… Такого, чтобы «ах, сквозь землю провалиться, сбежать и уехать, лишь бы его не видеть» — у меня нет. Есть некая неловкость, но это скорее от шока. Мой мир перевернулся, и сейчас мне придется адаптироваться, менять свое отношение к другу и принимать его другую сторону.

А еще придется принимать себя… Новую себя, совершенно другую и рисковую. Не подчиняющуюся логике и общепринятым правилам, которым всегда следовала строго. Сейчас как раз хочу нарушить одно из правил настолько сильно, что, кажется, умру, если не сделаю этого!

— Нет, не жалею. Просто не привыкла показывать свои чувства на людях, ты же знаешь, — отвечаю я и, дождавшись, пока за спиной Глеба пройдут все студенты, делаю последний, разделяющий нас шаг вперед. Прижимаюсь к парню и целую в чуть колючий подбородок. — Прости, больше так не буду, а то…

— Кто-то увидит и подумает, что ты легкомысленная девчонка, я понял, — на его губах расползается милая улыбка, и я при этом чувствую себя невероятно счастливой. — Ты определенно меняешься, — подмигивает он. — В лучшую сторону.

Для кого-то в лучшую, а для себя вот я пока не определилась наверняка в какую.

Прослушав еще несколько лекций, мы с Глебом по плану возвращаемся домой, чтобы перекусить и поехать в приют. Стоит только переступить порог квартиры, как парень сгребает меня в свои объятия и целует. Без предупреждения, жадно и горячо до такой степени, что у меня выбивает из легких весь кислород, я дышать не могу.

— Мечтал это сделать все те несколько часов в универе, — усмехается парень и прижимает меня к себе.

Еще никогда я не была так рада суетящемуся в ногах и лающему Анубису, честное слово! Я просто не знаю, что ответить Глебу на подобные его фразы, и не знаю, что бы он хотел услышать.

— Кто греет поесть, а кто идет гулять с Бисом? — приподнимает брови Глеб.

— Я схожу, ты был утром, — отвечаю я и беру поводок.

Мы тратим около получаса на сборы и отправляемся в приют. Он находится на самой окраине города, неподалеку от теплоэлектростанции и дачных участков. Глухой забор, металлические ворота и страховочная сетка встречают нас вместе с громким собачьим лаем.

— Мы по волонтерской программе, куда нужно пройти для ознакомления с работой? — спрашивает Глеб у мужчины, стоящего возле ворот.

Я же пока занимаюсь осмотром местности. Первое, что я замечаю еще у входа, — это специфический запах. Запах смолы, древесных опилок и душок выгребной ямы. А еще узнаваемо пахнет псиной. Мой папа был кинологом, и каждый раз, когда Арман — его пес, намокал под дождем или нырял в пруд возле нашей деревни, отчетливо ощущался именно этот запашок.

Дорожки на территории приюта где-то засыпаны асфальтной крошкой, а где-то просто землей, что уже говорит о том, что приют выживает так, как может, используя подручные средства. Вольеры здесь расположены полосами, буквально по два-три метра на собаку среднего размера. Радует то, что внутри крытых вольеров есть настил из досок, а значит, животным не холодно и в дождь, вода не заливается к ним в клетки.

Из рабочего персонала я замечаю только одну женщину в относительно чистой униформе ветеринара и троих разнорабочих, насыпающих корм в миски. На самом деле картина удручающая. Особенно веет тоской, когда мы проходим мимо клеток с животными. Какие-то собаки бросаются на решетки и громко лают, выплескивая на нас свой гнев и обиду, какие-то просто бегают по своему вольеру и смотрят на нас с подозрением, будто ждут удара или наказания, а есть те, кто даже головы не поднимает в нашу сторону, они просто продолжают лежать в углу и, смирившись с ситуацией, смотрят в одну точку.

— Бедные, — вздыхаю я, глядя на грустную дворняжку, — если б я могла, то всем бы им помогла!

— Мы здесь именно для этого, — улыбается Глеб и берет меня за руку.

Мы как раз подошли к небольшому строению, напоминающему ангар, вокруг которого и выстроены множественные ряды вольеров и клеток. Кстати, мне показалось или здесь не только кошки, собаки, но и другие животные есть?

— Здравствуйте, мы студенты из ветеринарного, пришли по объявлению. Волонтеры, — говорит Глеб, как только мы заходим внутрь.

Внутри этот «ангар» представляет собой небольшой офис, заваленный всякими бумажками, папками и мешками с кормами и тряпками — пожертвованиями для животных. Сбоку замечаю несколько дверей, на одной из которых прикреплена вывеска «Лечебница».

— Здравствуйте, это с вами мы общались по телефону? — подходит к нам невысокая женщина лет сорока. — Меня зовут Елизавета Андреевна, но лучше просто Лиза.

На ней болоньевый, изрядно испачканный спортивный костюм, и волосы собраны в небрежный пучок. На поясе у нее самодельная тканевая сумка, из которой торчит антисептический спрей, ножницы и несколько пар перчаток. Видимо, это и есть дочь Нины Петровны, потому что черты лица один в один.

— Да, — киваю я. — Мы хотели бы узнать, чем можем помочь и что нужно делать…

— Так что делать с рыжим-то?! — перебивает меня мужчина, держащий в руках пластиковую переноску с напуганной рыжей кошкой внутри.

— Денис, я не знаю! — всплескивает руками женщина. — Ну куда я его дену, такого домашнего?! Себе домой возьму, что ли?! У меня и так уже комплект друзей, как у Оушена!^[1]

— Так это… Чо… В клинику, что ли, вернуть? — растерянно спрашивает мужик.

— Боже мой, Деня, дай сюда и уйди отсюда! — огрызается Лиза и вырывает из рук мужчины переноску. Заглядывает внутрь, сквозь миниатюрное окошко, и, тяжело вздохнув, ставит переноску на стол. — Видите, как оно бывает? — обращается она уже к нам. — Люди ребеночка завели, а у ребеночка аллергия. Так они здорового, чистого и привитого кота привезли в клинику на усыпление! Ну а клиника, конечно же, сдала это чудо нам.

Я слишком люблю животных, и для меня подобный сценарий — дикость. Человек не вправе лишать жизни животное.

— Красивый, — заглядывает в переноску Глеб. — А если попробовать пристроить в добрые руки, мне кажется, желающие будут… Я даже могу спросить у одной своей знакомой, прямо сейчас. Она кота хотела завести.

— Если человек хороший и заботиться будет, то конечно — звони! — воодушевленно кивает женщина и наклоняется к коту в переноске. — Если все получится, завтра уже будешь у новых хозяев. Эй, Одуванчик, не бойся.

Не говоря больше ни слова, Глеб отходит в сторону и что-то пишет. До меня только сейчас доходит, что под своей знакомой он имел в виду нашу соседку Мию, а еще — у него откуда-то ее номер. Укол ревности пронзает грудь, но я отгоняю это чувство куда подальше с мыслью: «Он же просто хочет помочь».

— Пока твой однокурсник делает доброе дело для Одуванчика, давай с тобой график посмотрим. — Лиза тянет меня за рукав к столу и берет какой-то листок из стопки. — Так-так-так… Завтра есть одно окошко на вечер, нужно будет покормить и сделать перевязки трем «поломышам». Или можно на послезавтра, все то же, но еще будет день чистки клеток. Мне кажется, это больше мужская работа, давай твоего друга запишем. — Не успеваю даже и пары слов вставить, как она уже записывает меня в колонку на завтра, а Глеба на следующий день. — А ты тогда завтра приезжай, желательно в одежде, которую не жалко пачкать. Все отлично, вот и порешали! Ой, какие-то проблемы? — выгибает бровь женщина, заметив мою растерянность.

— Простите, но я думала, что мы будем работать в одну смену, — пытаюсь объяснить свое состояние я.

— Ну, потом, если получится, будете в одну смену, — пожимает плечами она. — А пока окошки только в эти дни. Ну, что сказала твоя знакомая? — обращается Лиза к вернувшемуся Глебу.

— Завтра сможет забрать вечером, с огромной радостью, — с улыбкой отвечает мой друг.

— Вот и прекрасно! — хлопает в ладоши женщина, и кот в переноске испуганно дергается и шипит. — Ох, милый, прости, я не хотела! Завтра поедешь домой, настраивайся, рыжий красавец!

Немного мешкаю, но все же обращаюсь к Глебу:

— Нас поставили на разные смены: меня на завтра, тебя на послезавтра. Что думаешь?

Мой друг хмурится и, явно мысленно прокрутив новость, переводит взгляд на Лизу.

— Простите, а нельзя ли нас поставить работать в одно время? — говорит он. — Мы со Златой живем вместе, учимся вместе, хотели бы и работать рука об руку, — совершенно спокойным тоном поясняет Глеб.

— Молодой человек, я все понимаю, — вздыхает женщина и поправляет свою сумку на поясе, — но на данный момент я не готова перестраивать график под вас двоих. Вы можете сказать, что я не в том положении, чтобы вертеть носом, но дисциплину все же никто не отменял. Многие ребята, кто здесь работает, давно сформировали график, и я просто не могу кого-то поменять местами и уж тем более допустить, чтобы в один день у меня не хватало рук, а в другой был перебор персонала. Понимаете?

Узнаю тон Нины Петровны, вот они — гены.

— Хотя бы на следующей неделе можно будет с кем-то поменяться? — осторожно спрашиваю я.

— Попробуйте, — пожимает плечами Лиза и кивает нам в конец ангара. — Давайте я вам расскажу, что и как здесь устроено, чтобы вопросов лишних не было.

Переглядываемся с Глебом и киваем — а что еще остается?

— Итак, здесь для особо одаренных написано «Лечебница», а значит, туда мы заходим строго в чистой специализированной одежде, — указывает нам на соответствующую дверь женщина. — Стираная форма и обувь находятся во-о-он там, в подсобке. Обычно мы стараемся сделать график так, чтобы каждый день был хотя бы один ветеринар. Помощь животным требуется регулярно, потому что их здесь много, кто-то был ранен, а у кого-то плановый осмотр и лечение. Вы говорили, что готовы на любую работу, но учитесь в ветеринарном — это отлично. Значит, будете помогать опытному врачу либо по мелочи справляться сами. Здесь у нас, — Лиза приоткрывает следующую дверь, — склад, куда мы отправляем корма. Что-то нам жертвуют, что-то мы закупаем сами. За соседней дверью находится аналогичный склад с наполнителями для кошек, пеленками и фасованными опилками. Ну а кабинет мой вы уже видели, — она усмехается и кивает на центр помещения. — Я стараюсь быть здесь каждый день, за исключением рабочих вопросов. Иногда приходится ездить на встречи и договариваться с администрацией.

Все, что мы делаем с Глебом, так это киваем и записываем себе в заметки на телефоне то, что необходимо иметь при себе во время работы. Пока что мой список состоит из пяти пунктов: одежда, которую не жалко испачкать; средство дезинфекции на спиртовой основе; резиновые перчатки; марлевые салфетки или бинты; перекись водорода. К счастью, все это у нас есть дома и покупать специально ничего не придется.

— Тогда до завтра? — смотрит на меня Лиза и улыбается. — Если что, звоните и не стесняйтесь. Если вам надоест эта работа, такое часто случается, обязательно сообщайте мне об этом. Не нужно срываться на животных или вредить им намеренно, из вредности.

— Такое было? — удивленно ахаю я.

— Часто случается, — вздыхает она и указывает нам на переноску с рыжим котом на столе. — Если забрать котика все же не захотят, тоже не стесняйтесь и скажите прямо.

— Все будет хорошо, завтра вечером девушка приедет точно, — заверяет управляющую приютом Глеб.

Откуда такая уверенность?

Возвращаемся домой уже затемно, и, конечно же, на лестничной площадке нас ждет Мия.

— Привет! — воодушевленно здоровается она. — Скажите мне, что мы с мамой купили все необходимое: лоток, лежанку, два вида корма, наполнитель, — перечисляет она, загибая пальцы. Смотрит при этом непосредственно на Глеба, это же он похлопотал для нее.

— Не суетись так, — усмехается парень. — Все будет хорошо, со временем адаптируешься, и у тебя под боком два будущих ветеринара, если что. Ну, чтоб ты знала, — лыбится мой друг.

— Может, ты посмотришь корм? — От девушки так веет экспрессией, она очень активно размахивает руками в воздухе. — Я просто взяла то, что посоветовали в магазине, и боюсь, что мне втюхали какую-то херь!

— Мия, ты справишься, — пытается успокоить девушку Глеб.

— Ах, кстати, как кота нужно назвать?

— У него уже есть кличка — Одуванчик. — Я достаю ключи и, обойдя Мию, останавливаюсь у нашей двери.

Сглатываю ком раздражения и отпираю дверь. Не спешу ее открывать, хоть и слышу уже, как скребется Анубис. Просто я помню, как она сюсюкалась с моим псом, и не хочу видеть это снова. Поворачиваюсь лицом к Глебу и жду, пойдет ли он «смотреть корм» к Мие или же нет. Еще вчера мне не казалась такой бредовой эта идея их сближения, а сейчас даже мысль о том, что у него есть ее номер, — бесит.

— Позвони мне вечером, как соберешься забрать кота, — произносит Глеб. — Завтра, так получилось, работает в приюте только Злата, но мы можем встретиться там или вообще добраться вместе, если ты не знаешь, где находится приют.

— Я не местная, ни хрена не знаю, что тут и где, — фыркает Мия.

— Тогда завтра созвонимся, — говорит Глеб и ясно дает понять девушке, что разговор закончен.

В этот раз она оказалась понятливее, спокойно кивает головой и уходит к себе в квартиру. Я, кажется, даже облегченно выдыхаю, когда закрывается дверь напротив. Заходим в прихожую и по очереди получаем порцию любви от Анубиса. «Кусь-лизь» — так мы называем этот приступ собачьей любви.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Отсылка к фильму «Одиннадцать друзей Оушена».