Бунтарку нельзя любить

Юлия Новак (2024)

Лера каждое лето проводит каникулы в поселке. О ее бунтарском духе не понаслышке знает любой житель: то провода перерубит, то в драку полезет. А однажды она даже вышла победителем в соревнованиях по панне. Так завязалась история знакомства с соседским мальчишкой.Все меняется в то мгновение, когда Лера понимает, что влюбилась. Любить — это прекрасно, тем более в таком нежном возрасте. Но любовь к лучшему другу брата — настоящее испытание. Артем — тот самый соседский мальчишка с крепкими ногами и грустным взглядом, за которым таится что-то неведомое. Она не знает его тайну, но знает, что ее чувство взаимно. Вот только почему он держится за дружбу, отвергая любовь?

Лето №5

.

Прятки в соседском курятнике.

Раньше мне неважно было, какое на дворе время года. Мое настроение не зависело ни от погоды, ни от окружающего мира. Я просто был счастлив. У меня была любящая мать, своя комната, крутые игрушки, в которые я играл на площадке с другими детьми. Беззаботное детство. Мне казалось, оно останется таким навечно. И осталось. Только… в моей памяти.

Детство закончилось быстро. Слишком быстро. Так стремительно падают только с высоты в пропасть. Я помню мамину улыбку, которая стала угасать день ото дня, словно догорающий фитиль. Помню ее частые обмороки, которые меня здорово пугали. Она слишком была утомлена. Утомлена болезнью, а тетя Дина — жизнью. Даже подняться по лестнице на второй этаж для мамы было подвигом, как взобраться на вершину Эвереста. А я всего лишь хотел вернуться туда, где она всегда улыбалась.

Поэтому, познакомившись с Киром Герасимовым и его сестрой Лерой, я будто снова шагнул через невидимый портал в детство. Каждый мой новый день теперь наполнен смыслом. Каждое новое утро по–особенному желанно. И каждое новое лето я жду с нетерпением.

В июне прошлого года я все так же томился в ожидании скорой встречи со своими друзьями. Грезил о том, как мы вновь соберемся за круглым столом, а дедушка Степан будет делиться с нами своими удивительными историями, которые происходили с ним, пока он был на работе. После теплой беседы мы отправимся с Киром либо на стадион, либо рубиться в гонки на приставке и обязательно в любой процесс вмешается бесшабашная девчонка. Только почему-то Лера и Кир так и не приехали ни в июне, ни в июле и даже в августе. Прошлое лето было похоже на тюрьму, а я в ней заключенный на пожизненно.

Я редко куда ходил и ни с кем не общался. Единственной отдушиной был стадион. Я проводил на нем каждый вечер. Последние два года усердно тренировался, но меня никак не хотели брать в команду. Тренер сказал, что не видит во мне потенциала. Первое время я пал духом, однако отказ меня не сломил. Напротив — я разозлился. Разозлился на мать, что оставила меня так рано. Разозлился на тетку, которая словно призрак, никак не хочет открыть глаза и увидеть наконец-то кого-то еще, кроме своих гребаных кошек. Разозлился на друзей, бросивших меня в черствые объятия одиночества. И сильней всего разозлился даже не на тренера, а на несправедливость этого безжалостного мира. Потому что первым, кого приняли в команду, был сын директора. Позже, как выяснилось, он опозорил всех на межрегиональных соревнованиях.

Я отпустил ситуацию и, как прежде, вновь погрузился в одиночные тренировки. А когда в начале учебного года тренер сам ко мне подошел и сказал, что у них в команде появилось одно место. Я сначала даже не поверил и ущипнул себя за локоть.

Потом как в тумане: днем уроки, а после — тренировки. На вечерние я тоже не стал забивать и все так же, как стемнеет, бежал на стадион оттачивать выносливость.

Мои мышцы крепли день за днем. И в начале июня нас отправили на товарищескую встречу в одну из городских школ. Тогда мы приехали поздно, и нас заселили в гостиницу. Матч состоялся только на следующий день. Мы выиграли, и я даже забил один гол, хотя соперники оказались довольно сильными игроками. Все друг друга поздравляли. У кого-то здесь были друзья, у кого-то родственники. У меня ни тех ни других. Поэтому, когда ко мне подошла какая-то девчонка, я был искренне удивлен. Невысокая, но повыше Бунтарки. Так как все мое общение сводилось только на Лере, то мне и сравнивать не с кем было. Незнакомка сказала, что, как и я с одного поселка. Ее зовут Лиля. Правда, учится она в другой школе, но сказала, что мы с ней пару раз пересекались где–то в центре. Поздравила меня с победой и на радостях сделала со мной селфи.

— Диктуй номер. Я тебе фотки потом перекину.

Сначала я растерялся и не знал, что ответить. Но вспомнил о том, как тетка этой зимой подарила мне на день рождения сотовый.

Тетя Дина вообще странный человек. Она может быть в своем гипнотическом трансе от одного месяца и до года, но как только у нее наступают проблески благоразумия, то она сразу же пытается проявить заботу и внимание.

Я продиктовал номер, и девчонка отправила мне наши фото, в том числе и то, на котором она целует меня в щечку. Зачем она это сделала, я так и не понял… В поселок я вернулся уже на третий день, и всю дорогу у меня горело место поцелуя. Лица той девушки я так и не запомнил, а доставать телефон из кармана и вовсе не хотелось.

Пока мы ехали, я смотрел в окно, но видел почему–то только образ взбалмошной Бунтарки. Ее задорный взгляд, в котором заключены теплота и нежность. А еще русые волосы, когда она их не заплетает в косу, то они, как два крыла ангела, опоясывают ее плечи. Еще она до сих пор не рассталась со своей детской привычкой корчить рожицы всем, кто ее бесит, а Кир за это ее стал упрекать. Мол, сестричке пора повзрослеть.

«А может, она и повзрослела» — внезапная мысль охладила мою голову. Ведь мы не виделись два года.

Вернувшись домой, я сразу же отправился спать, а наутро желудок дал знать о еще одной человеческой потребности. Поэтому, умывшись, я отправился на кухню. Надежда теплилась в уголочке, что все эти дни тетя Дина могла быть в здравом уме. Но эта самая надежда там и погасла, как только я открыл холодильник.

— Мяу, — Маркиз или Мюнхгаузен — постоянно путаю теткиных питомцев между собой, тоже был голоден.

Два кота сиамской породы ничем не отличались друг от друга. Идентичный окрас, цвет глаз и даже пол. Второй, скорее всего, тоже был голоден. Все голодны. А сама виновница преступления, вероятно, забылась крепким сном. Ну что ж, придется идти за продуктами.

С тетей это редко бывало, чтобы она забыла покормить своих котов. Правда, если быть точным, то не забыла, а не хватило душевных сил. С памятью у нее все в порядке, а вот с нервами… после того, как умерла ее сестра, тетя Дина в тяжелой затяжной депрессии. Я даже специально не хожу за продуктами и все, что приготовлю, съедаю сам, чтобы вынудить ее подняться с постели и заняться делами. Только мои попытки совершенно бессмысленны. Словно стучусь в пустую комнату.

Я отправился к соседям за молоком, но вдруг заметил, как кто-то переметнулся тенью через забор Степана Лаврентьевича и Нины Анатольевны. Через тот самый забор, на котором так часто любила зависать Лерка, и скрылся на другом участке.

«Извините, Маркиз и Мюнхгаузен. Покормлю вас чуть позднее».

Слишком заметно идти через калитку. Хозяева могут сразу услышать. А если там воришка? То я его так только спугну. И поэтому я пошел тем же путем: через забор, еще забор, и вот я в кустах среди колючек шиповника и еще каких-то диковинных растений. Может, вор увидел меня и притаился где-то неподалеку? Стал тихонько прощупывать почву вокруг себя, сдвигать траву в сторону, как услышал скрип. Поднял глаза и натолкнулся на открытую дверь в маленькую сараюшку, похожую на курятник. В ней-то и блеснула невысокая щуплая фигурка преступника. Блеснула и сразу же скрылась. Я еще подумал, откуда у незнакомца такая же кепка, как у Бунтарки, но дальше не успел развить мысль, как резко ворвался следом.

— Ага! Попался!

Разглядеть я так ничего и не смог. Меня ударили чем-то тяжеленьким в бок и повалили на пол.

Мы катались, брыкались. Кепка слетела с головы беглеца. А дальше картина заворожила меня полностью. Все внимание было приковано к ней одной. Как на колесе обозрения, когда поднимаешься ввысь, живот сводит от волнения, а раскинувшиеся пейзажи очаровывают своей красотой. Так и сейчас. Я не просто завис, а залип. Залип на эти длинные светло-русые волосы, словно кто-то рассыпал жемчужный песок. На пушистые волнообразные ресницы, которые были сейчас совсем рядом с моими. И глаза. Ее васильковые глаза.

Мы лежали вплотную друг на дружке в соломе, перьях и страшно представить, в чем еще. Но я готов был обнять Бунтарку, как самого дорогого мне человека.

— Че вылупился?

А нет, не все в Лере изменилось.

— Привет!

— Ну, привет, — ответила беспечно девчонка и ловко поднялась на ноги, стряхивая с одежды следы недавней борьбы.

— Ты что тут делаешь?

— Ку-дах-тах-тах, — повторила за мной вопрос одна из курочек в гнезде. Домашней птице тоже стало вдруг интересно, чего это нарушили их покой.

— А ты что, следишь за мной? — насупилась Лера.

— Не, подруга. Признаться честно, ниндзя из тебя фиговый.

— Ага. И что ты тут тогда делаешь?

— За молоком шел. Смотрю, над чужими огородами тень отца Гамлета летает.

— Кого? Кого? — изумилась девчонка.

— Шекспир! Классику знать надо, как «Отче наш»!

— Так-с, слушай. Темыч, я тоже по тебе скучала. А теперь… давай-ка шуруй за своим молоком.

— Э… нет! Так дело не пойдет. Я тебе как на духу все выложил. Теперь твоя очередь.

— Чего моя очередь?

Я пошел в наступление, а Лерка назад от меня.

— А глазки-то забегали! — не теряя боевой позиции, я припер мелкую шкодницу почти к самой стенке. — А ну, признавайтесь! Какова ваша цель, гражданочка? Что вы делаете тут одна в чужом курятнике? М-м! — схватил ее за плечи, а Лерка возьми да и шагни назад, а там гнезда. И повалилась она прямо в одно из них.

Злющая, как собака. Глазки еще больше забегали, а щеки вспыхнули, становясь под цвет красного кирпича.

— Тебе какое дело! — резко вскочила с куриного места Лера, да так, что мы столкнулись носами.

Я сразу же отошел назад.

— За яйцами я пришла! Ясно! — закричала девчонка и толкнула меня в грудь.

— Лер, ты что, воровать стала?

— Ага, конечно! Тетя Оля еще вчера в город уехала, а меня попросили утром сбегать и собрать куриный урожай.

В помещении воцарилось молчание. Было очень душно, но еще больше усугублял данную обстановку круговорот мыслей. Мне стало неловко, что я вот так не за что сорвался на Бунтарке.

— Лер?

— М-м?

— Извини меня.

Лера ничего не ответила, повела плечом, а потом отправилась собирать яйца.

— Давай помогу?

От помощи она не отказалась, но и не согласилась. И мы принялись за дело. Я думал, Лера до сих пор на меня дуется, пока не прозвучал неожиданный для меня вопрос:

— А ты давно приехал?

Откуда она знает, что я уезжал? Неужели она знакома с Лилей, и та ей проболталась?

— Тем?

— А?

— Оглох, что ли?

— Не. Да. Ой! Вчера.

Бунтарка с беспокойством покосилась в мою сторону, но ничего не сказала.

— Тебя родители привезли?

Родители. Она же даже не знает, что у меня нет родителей. Никто не знает. Только не хотелось мне сейчас говорить на эту тему, и, наверное, поэтому я промолчал.

— На автобусе приехал.

— А… ну да, вы ведь с Киром уже большие. Сами можете ездить. Только… после того случая. Ну, с аварией. Кирилл потерял авторитет и доверие родителей. Нас еще неделю назад папа с мамой привезли.

Бунтарке, видимо, приглянулось то, чем мы занимались, и она не торопилась покидать наше место встречи. Пока процесс не прервал Кирилл. Сначала я думал, это хозяйка с города вернулась, но, увидев знакомую рожицу в проеме, я успокоился. Почему-то ощущения были такие, что мы все-таки совершаем преступление.

— Вот она! Нашлась малявка. А ну, марш домой! Бабушка уже везде тебя обыскалась.

— Не пойду, — стала препираться с братом Лера.

— Что здесь происходит? — спросил я у Кирилла, потому что честного объяснения от Бунтарки вряд ли дождусь.

— А то, что вот эта мелкая заноза, — махнул он в сторону Лерки. — Как только услышала, что ее в танцевальный кружок решили записать, так сразу же свинтила куда глаза глядят.

— За добродетелью скрывала она порок…

— Чего? — не понял Кирилл.

Лерка стрельнула в меня своими синими глазами и осталась на своем прежнем месте, словно одной силой мысли пригвоздила себя к дощатому полу.

— Не, ни-че-го. Ладно, покедова.

— Стой! — присвистнул Кир. — Темыч, ты чего? Мы с тобой два года не виделись. Пойдем хоть пыхнем?

После чего последовало Леркино:

— У-у-у…

Я не стал спрашивать, что значит его «пыхнем». И мы лесенкой выскочили на улицу. Легкие наполнились свежим запахом голубого неба, яркого полуденного солнца и чего-то такого свежего, что начинаешь замечать только после того, как долгое время провел в курятнике. Кир достал что-то из кармана, и только сейчас я заметил у него меж пальцев бумажную трубку, заправленную табаком.

— Держи.

— Не… спасибо, друг.

— Да че ты? Попробуй!

— Пробовал. Поэтому и не буду, — минуту назад я уже вдоволь надышался куриным пометом.

— Ну, как знаешь, — затянувшись, пробормотал Кир.

— Я буду! — взвизгнула Бунтарка, протиснувшись между нами и выдернув у брата сигарету, поднесла ее к своим губам.

Я ничего такого не хотел. Лишь инстинктивно рукой отбросил этот яд, ежедневно отравляющий и уносящий сотни, а может, даже и тысячи жизней. В том числе и жизнь моего дяди, который однажды вот так просто взял, заснул с непотушенной сигаретой и больше не проснулся. Наверное, это странно… но тетя быстро оправилась после его смерти, а вот потеря сестры ее все-таки сломила. Я бы никогда не навредил Лере намеренно, и потому мой поступок был нечаянным. Не думал, что попаду по губам.

В глазах Леры впервые проступили слезы.

Я испугался. Очень испугался. Хотелось, подобно страусу, запустить скорее голову в песок или в ту же кучу соломы, что лежала неподалеку от нас, возле сарая.

— Вот правильно, Темыч. А я добавлю! — вторую фразу он адресовал сестре.

В ее глазах отражалось обида, граничащая с яростью.

— Я тоже хочу быть взрослой, — сквозь зубы процедила она.

— Взрослой? — во рту образовалась горечь сожаления. — Лер, человека делают взрослым не безумные выходки, а настоящие поступки. То, что ты хотела сейчас сделать — это не взрослость. Скорее… глупость.

Не одна Лера слушала меня внимательно, Кир тоже не отводил взгляд, а после выбросил сигарету.