Берег. Свернуть горы

Юлия Крынская

Английский писатель и русская танцовщица — гремучая смесь. Назвать безоблачной семейную жизнь Юли и Роберта Фаррелл можно с натяжкой, слишком много врагов и завистников у них. Но ни британские аристократы, ни сомалийские пираты, ни русская мафия не могут испортить им уик-энд. Цикл Прекрасная леди Фаррелл.

Глава 7

Джулия

Я просыпаюсь около восьми. Выбираюсь из постели, стараясь не потревожить сон Роберта. На цыпочках бегу в душ, растираюсь махровым полотенцем, хлопаю по щекам порозовевшее от холодной воды лицо. Я вчера задумала испечь к завтраку яблочный пирог. На кухне, предвкушая удивление Роберта, смешиваю муку, яйца, масло и молоко. Недостающий ванилин заменяю цедрой лимона. Взбитое тесто переливаю в стеклянную форму и поверх укладываю солнышком дольки яблока. Разобравшись с мудрёной духовкой, выставляю режим и температуру.

Включаю телевизор и, услышав с экрана английскую речь, поёживаюсь от мысли, что меня сегодня ожидает своего рода экзамен. Из иностранных языков я сносно знаю только итальянский. Студенткой я познакомилась с художниками из Милана. Благодаря дружбе с ними, полюбила их язык и часами болтала по телефону то с Раминой, то с Винченсо, то с Федерико. Последний звонил мне на протяжении года чуть ли не каждый день. В отличии от итальянского языка, Федерико мне скоро надоел, и я прекратила с ним отношения, как только он свернул с дружеской тропы в любовные заросли. Английский до сих пор оставался для меня только мечтой. Я немного учила «инглиш» самостоятельно, помогло общение с Конни. Русским он толком не овладел, поэтому наш разудалый тандем выработал своеобразный «пиджин», который мог понять любой иностранец, но только не англичанин.

Я щёлкнула кнопкой на пульте, и песня моего любимого «Depeche Mode» с экрана врывается в кухню. Накрывая на стол, я пританцовываю и в самый кульминационный момент песни не выдерживаю. Прыгаю на стул, выдаю па, совершенно противопоказанное мне Эдвардом после недавней операции. Охаю, лечу вниз и приземляюсь у самого пола в объятья Роберта.

— Браво, любимая! Неплохое начало дня! Но боюсь, что тебе всё-таки надо быть осторожной! — он сидит на коленях и прижимает меня к груди.

Я, виновато уткнувшись лицом ему в плечо, кусаю губу от боли. Что-то внутри будто надорвалось.

— Ты в порядке? Это хорошо я оказался рядом.

— А как ты оказался рядом?

— Я наблюдал за тобой, — Роберт баюкает меня как ребенка. — Никогда не видел столь виртуозного приготовления трапезы. Это твои ритуальные пляски вызвали такой волшебный аромат яблочного пирога с корицей? Тебе бабушка рассказала о моих предпочтениях?

— Нет, конечно, — я выпутываюсь из объятий, седлаю бёдра Роберта и заглядываю ему в глаза. — Я знаю, что ты знаешь, что я знаю.

— Как ты побледнела, — он касается ладонью моей щеки. — Пойдём на диван. Даже дома не можешь жить спокойно. Если ты думаешь, что твой уход из постели остался незамеченным, то глубоко заблуждаешься. Просто я решил предоставить тебе в это утро полную свободу действий. Хотя велико было желание потискаться спозаранку в постели.

Роберт относит меня в гостиную на диван.

— Я наблюдал за тобой, когда ты взлетела наверх. И у меня словно щелкнуло внутри. Показывай, где болит.

Я с улыбкой наблюдаю, как Роберт обеспокоенно ощупывает меня.

— Нормально всё, — я провожу ладонью по его колючей щеке, — руки-ноги целы. Сегодня Эдвард осмотрит меня и подлатает, если что.

— Ты говоришь о себе как о кукле, — укоризненно качает Роберт головой. — Нельзя так небрежно относиться к своему здоровью.

Я смеюсь и, подавшись вперед, прищуриваю глаза.

— А я и есть любимая кукла его высочества. Разве не так?

— Я этого не сказал, — кипятится Роберт. — Ты…

Я атакую его горячим поцелуем, и он затыкается. Руки Роберта жадно скользят по моему телу, его губы прокладывают дорожку из поцелуев к груди, животу, спустились еще ниже, и время теряет счёт.

С кухни доносится мелодичное звяканье колокольчика.

— Львёнок, мы рискуем остаться без пирога!

Роберт нависает надо мной довольный как лев, сожравший антилопу.

За завтраком я вновь возвращаюсь мыслями к предстоящему знакомству с будущей родней.

— Любимая, ты снова где-то далеко. Скажи мне, что тебя беспокоит?

— Нестабильность в Гондурасе.

У Роберта округляются глаза.

— Что там произошло? — он хмурит лоб. — Насколько мне известно, по Тегусигальпе в прошлом октябре промчался сильный ураган Митч. а что теперь? Неурожай бананов или кофе?

Теперь моя очередь удивляться:

— Ты никогда не перестанешь поражать меня своей осведомленностью во всех вопросах. Считай, что ты меня успокоил. Честно говоря, не знаю даже, что такое Тегусигальпа.

Уголки губ Роберта дёргаются, и ямочки проступают на щеках.

— Ты произнесла это так серьезно, что я, и правда, поверил. Опять провела меня?

— Я несколько волнуюсь из-за предстоящей встречи.

— Ой, ладно тебе, — отрезает он кусочек пирога, засовывает в рот и с наслаждением жуёт. — вот уж не думал, что моя смелая девочка спасует в такой ситуации. Там же будет Эдвард, рыцарь печального образа. Он так соскучился по тебе, что вылил на меня ушат проклятий за то, что я так долго не везу тебя на смотрины. На остальных не обращай внимания. Мило улыбайся, и всё будет хорошо.

— Если честно, я тоже соскучилась по Эдварду, — у меня всегда сильнее бьётся сердце при воспоминании о Фаррелле-старшем. — Он удивительный человек.

— Это интересно, — Роберт стучит всеми пальцами по столу. — Мало того, что он к тебе неровно дышит, так ты, оказывается, по-прежнему отвечаешь ему взаимностью.

Я хлопаю в ладоши:

— О, сцена ревности! Продолжай, это презабавно, — подаю ему блюдце. — Посуду будешь бить или сразу задушишь?

Роберт смеётся, правда, несколько натянуто.

— На самом деле, я рад, что ты и его встряхнула. Давай собираться. Я тебе вчера купил костюм для верховой езды, пакет оставил в машине.

Чай попадает мне не в то горло.

— Для чего?

— Для верховой езды, — повторяет Роберт. — В Фаррелл-Холл отличная конюшня, а погода сегодня располагает.

— Ну да, чему я удивляюсь? Надеюсь, хотя бы что клюшку для гольфа мне не вручат сразу по приезде. Если на лошади я удержусь, то о гольфе у меня смутное представление.

— Успокойся, любимая, для гольфа сегодня слишком сыро. Не думал, что экстремалку приведёт в смятение перспектива прокатиться на лошадях.

Роберт шлёт мне воздушный поцелуй:

— Я пойду немного поработаю над новой книгой.

***

Я прибираю на кухне, поправляю в спальне постель и подбираю разбросанные Робертом носки. Пару раз в неделю к Роберту приходит домработница Эмми. Вчера, пока нас не было, она навела идеальный порядок. Но с ней я еще не встречалась. Выпив еще чашку кофе, я с трепетом приступаю к сборам на приём к будущим родственникам. Сохранить прическу с таким горячим парнем и так непросто, а Лондонский дождь вообще превратил вчера это в утопию. Я тщательно укладываю волосы в высокую прическу и долго вожусь с макияжем в нюдовых тонах. В гардеробной меня ждёт синий классический костюм — элегантный и неприлично дорогой. Роберт, зная что я не жалую блузы, купил костюм с высокой верхней застёжкой. Под него можно не надевать ничего. Дополняю наряд шляпкой «клош», шейным платком, кладу в сумку стоимостью в новые «жигули», косметичку, духи, дезодорант и упаковку платков, обуваю новые ботильоны на высоком каблуке и отправляюсь к Роберту. Постучав, вхожу, не дожидаясь ответа, и прохожусь по кабинету, как по подиуму, до письменного стола и обратно. В дверях я разворачиваюсь и застываю. Роберт закрывает лицо руками и поглядывает на меня сквозь пальцы:

— Класс! Высший балл и бонус за шляпку. Как у тебя это получается? Ты еще не видела людей, но уже точно знаешь, как нужно появиться перед ними.

Развожу руками.

— Безукоризненно одетый человек одет по моде вчерашнего дня. Мне кажется, что эта мудрость как нельзя лучше подходит для англичан, приверженцев традиционного стиля.

Роберт захлопывает крышку ноутбука и подходит ко мне, почёсывая голый живот под распахнутой рубахой.

— Если бы ты знала — шепчет он мне на ухо, — как не хочется никуда ехать, милая леди. А что у нас здесь?

Он расстёгивает пуговицы на моём пиджаке и убеждается, что под ним из одежды больше ничего нет.

— Что ты делаешь? — Я пытаюсь выскользнуть из цепких рук.

— Силы небесные! Стой, а ну, назад!

Он прижимает меня к стене.

— Я только привела себя в порядок! — жалобно скулю я.

— Еще раз приведёшь, — бормочет он, стаскивая с меня одежду.

Вырваться нет никакой возможности, поэтому я отдаюсь на волю победителя.

***

Роберт

— Слушай, я совсем забыл. У меня уже второй день в машине валяется жёлтая пресса с нашими фотографиями, — Я беру папку с заднего сиденья автомобиля и извлекает из нее газету.

— И ты молчал? — Джу выхватывает у меня её из рук.

— Полистай, полистай, буковки английские поскладывай, — Мне не удаётся увернуться от шлепка газетой.

Джу листает страницы, а я выхожу из машины. Очень удачно я припас эти картинки, нужный эффект достигнут. Моя девочка хотя бы немного успокоится по поводу этого долбаного приема. По примеру Самурая, я теперь регулярно осматриваю свой любимый «Астон Мартин» перед каждой поездкой. На этот раз тоже всё чисто, и я облегчённо выдыхаю. Сажусь за руль и завожу мотор. Джу уже добралась до наших фотографий.

— Впечатляет, — довольно улыбается. — Лондонские охотницы за головами и понятия не имеют о том, что завидные английские женихи водятся нынче в российских лесах.

Усмехаюсь и, включив передачу, нажимаю на газ:

— Водятся блохи у собак, а меня тогда в лес погнало само провидение. Ты же ко мне тогда во сне заявилась, если помнишь.

— Роб, это восхитительно, — шепчет она.

— Удивительно, я бы сказал…

— Я про Лондон.

Джу не устаёт отсыпать моему городу похвалы, и я искренне радуюсь, что она ощущает себя здесь как дома.

— Восхитительно то, что Лондон хочет тебя. Даже тучи разогнал в стороны. Но еще немного, и я начну тебя ревновать даже к нему. Я вспоминаю наше знакомство, а ты уставилась на голого алюминиевого мужика.

Мы въезжаем на площадь Пикадилли, и последнюю фразу я произношу по-русски. Я всё реже говорю на этом языке, желая быстрее обучить Джу своей родной речи.

— Сам ты мужик, — Джу тоже переходит на русский, любуясь статуей Купидона, — это же наш мальчик Эрос. Только недавно о нём говорили.

Глажу её по коленке и вновь неспешно заговариваю по-английски.

— Вообще, это Антэрос, его младший брат-близнец. Он олицетворяет собой зрелую и обдуманную любовь в противоположность Эросу — легкомысленному и ветреному тирану. Но из-за лука и наготы, а также общего, достаточно смутного представления о классической мифологии, все дружно решили, что это, как ты и сказала, Эрос.

Конец ознакомительного фрагмента.