Не было бы счастья

Юлия Комольцева

У нее есть только Мицубиси-Лансер, столичные дороги и одиночество. У него – деньги, карьера, большое, веселое и любящее семейство, и… тоска. Однажды их пути пересекаются, но оба не понимают, зачем. Между ними 12 лет разницы, социальная пропасть, недоверие, гордость, принципы, чужие интриги и подлость. А есть ли место для любви? А возможно ли счастье?

Глава 2

— Здорово, братан, — не глядя на нее, сказал рыжеволосый юнец и рухнул на сиденье, — давай ка, дуй во Внуково, насчет лавэ не парься, все будет чики пуки. У меня дружбан сегодня прилетает, так что поколбасимся!

Женька не любила ездить к аэропортам. Мороки было много, и обратно в город обычно приходилось возвращаться порожняком.

А сейчас к тому же вид отвязного юноши не внушал доверия.

Типа круче не бывает. А на деле такие вот супермены сбегали, не оплатив проезд, да еще и прихватывали что нибудь из машины. На память, наверное. Последний раз Женя таким образом лишилась целого пакета еды. Закупилась, идиотка, на неделю, всякими йогуртами, полуфабрикатами и еще разорилась на килограмм бананов.

Женька обожала бананы! Только вот несчастным воришкам, должно быть, это было неизвестно.

А ведь казалось бы — «золотая молодежь», двое парней в модных курточках и девочка вся из себя, в коротенькой, но очень натуральной шубке, с дорогим мобильником, словно приклеенным к уху.

Детки при монетках. И всю дорогу трещали, как они терпеть не могут красную икру, как им надоели Канарские острова и всякие там «мерседесы» с личными водителями. Фи, морщилась девочка, это так пошло. Фу, вторили ей мальчики, конечно, пошло!

А с Женькой они не расплатились. Просто вышли, и все. Она выскочила следом, заорала что то. Тогда один из мальчиков вернулся и тихо сообщил, кто у него папа, и что он с Женей сделает, если она сейчас не заткнется.

Она заткнулась от неожиданности. Вся компания, громко и весело хохоча, скрылась за воротами престижного коттеджного поселка. Вместе с ними, как выяснилось, скрылся и Женькин пакет с едой. Это ее добило.

Сначала она просто бегала вокруг Шушика и материлась. Откуда что взялось — и живописные эпитеты, и виртуозные сочетания несочетаемого! Потом Женя села за руль и стала сигналить, намереваясь испортить «детишкам» вечер. Она готова была всю ночь торчать под их окнами, но даже эта жалкая месть не удалась. Вышел охранник и пригрозил вызвать ментов. Так как московской регистрации у нее не было, встречи с правоохранительными органами Женька вовсе не жаждала.

Обидно.

Не в первый и не в последний раз обида опрокидывала навзничь и заставляла дрожать от бессилия.

Зато все чаще Женьке удавалось распознавать пассажиров с первого взгляда. С этим стоит поторговаться, с другим лучше не связываться, третьему можно оставить телефон — он позвонит и сделает выгодный заказ.

Юнец, который сел сейчас в машину, вовсе не внушал Жене доверия, однако она лишь пробурчала что то невнятное ему в ответ и лихо тронулась с места. Даже не спросила, сколько денег заплатит.

Ничему тебя жизнь не учит, сказала бы мама.

Кретинка, сказала бы Ираида Матвеевна.

— Ты побыстрее, шеф! — между тем поторопил рыжий и, откидываясь в кресле, присвистнул, разглядев, наконец таки, кто сидит за рулем.

— Баба! — обозначил он свое открытие.

— Не хами! — спокойно ответила Женя, привыкшая к подобной реакции.

— Ну ни фига себе! — восхитился тот. — А чего это ты того… бомбишь, да? А стрижка такая, чтобы типа этого… шифруешься под мужика, да? Ты бы кепку еще нацепила и очки! Никто бы ни ухом, ни рылом, сто пудов!

Женька фыркнула от смеха. Тинейджер просто потрясал своей изысканной лексикой.

Всю дорогу до аэропорта он доставал ее расспросами, ни на миг не умолкая. Благодаря этому умнику Женин словарный запас значительно пополнился.

— Слушай, ты нас погоди, ладно? — подскакивая от нетерпения, попросил он, когда они заехали на стоянку. — Пусть кореш тоже на тебя глянет! Держи бабки, потом еще дам. Только не едь никуда!

Усмехнувшись, Женька кивнула. В конце концов, какая ей разница?! Пусть уж и «кореш» поглядит!

Она достала из бардачка Булгакова в мягком переплете и отыскала любимое место: «Она несла в руках отвратительные, тревожные желтые цветы. Черт их знает, как их зовут, но они первые почему то появляются в Москве. И эти цветы очень отчетливо выделялись на черном ее весеннем пальто…»

Мимозы.

Женька отчаянно огляделась. Если бы в аэропорту стоял цветочный ларек, она бы, не задумываясь, купила маленькие сморщенные цветочки. Или астры. Или гвоздики.

Она бы, пожалуй, купила бы черта лысого, лишь бы за ней следом кто нибудь пошел. Вернее, не кто нибудь, а кто то.

Кто то, всю жизнь любивший именно ее.

Иногда одиночество подбиралось особенно близко. И хватало за горло, мешая нормально дышать. Оставалось только в отчаянии хлопать ресницами и немо открывать рот в пустоту.

Хватит. Довольно.

Просто Шушик нагрелся, и внутри стало слишком жарко. Просто этот, как его, кондиционер сломался. Душно очень, и что то давит на грудь. Какие еще мимозы?!

Женя опустила стекло.

— Я же тебе все объяснил! — с досадой произнес рядом мужской голос.

— Дорогой, я не понимаю, что ты так нервничаешь? Я буду вести себя пристойно, — хихикнула в ответ женщина, — тебе не придется за меня краснеть.

Подслушивать было неприлично, и Женька снова уткнулась в «Мастера и Маргариту».

— Дело не в этом! — сердито выкрикнул мужчина.

— А в чем же, милый?

Сосредоточиться не получалось. Женя бросила взгляд в зеркало и разглядела в двух шагах от заднего крыла Шушика длинные ноги, обтянутые стильной кожаной юбочкой. Рядом топтались мужские брюки.

— Не называй меня милым!

Их владелец явно не отличается ангельским терпением, подумалось Женьке.

Раздался писк сигнализации.

— Садись! Я отвезу тебя домой! — сердито сказал мужчина.

— Нет, нет, нет, — дурашливо пропела в ответ его дама, — я еду с тобой, и перестань упрямиться. В конце концов, ты можешь представить меня, как свою коллегу.

— Ты и есть моя коллега! — взревел мужчина.

— И только? — усмехнулась она.

Жене стало жаль обладательницу шикарных ножек. Ее любовник явно из категории подлецов и мерзавцев, не желающих брать на себя ни малейшую ответственность. Девушка уже битых полчаса унижается, а он и носом не ведет. Ни ухом, ни рылом, как выразился бы давешний юнец.

— Знаешь, Рита, мне все это надоело! Я тебе ничего не должен! И ничего не обещал! Мы же взрослые люди, в конце концов!

Выпалив эту тираду, подлец и мерзавец распахнул дверь стоявшего позади Шушика джипа и буквально впихнул туда дамочку. Следом полетело что то вроде бумажника.

— Там документы! Поезжай. За машиной я пришлю кого нибудь!

— Ну и оставайся, кретин!

Машина с визгом тронулась с места, а мужской ботинок остервенело саданул по заднему колесу Шушика. Женька лишилась дара речи от возмущения.

— Извини, мужик! — произнес над ухом уже знакомый голос. — День ни к черту! Ты случайно не знаешь, как отсюда к стоянке такси выбраться?

Женя медленно подняла голову и уставилась на нахала.

Тот клацнул челюстью. В темных глазах нарисовалось изумление, а потом запрыгали смущенные чертята. Видно, им было стыдно за поведение хозяина.

Мгновение Женька смотрела, как чужие маленькие черти сконфуженно виляют хвостами.

— Садитесь, я подвезу вас, — пробормотала она, переводя взгляд на руль.

Ну и дурында же ты, сказала бы мама. Жалость — плохой советчик, сказал бы отец.

* * *

Илья искоса наблюдал, как девушка уверенно вертит баранку. У нее были загорелые руки, ловкие и очень тонкие. Ну да, нынче же в моде худышки, на которых едва держится одежда.

— Вообще то, я не доверяю женщинам за рулем, — зачем то сообщил он.

Она насмешливо хмыкнула.

— Наверное, поэтому вы со мной и едете.

— Я могу выйти.

— Не можете, здесь остановка запрещена. И вообще, вы бы пристегнулись.

Илья передернул плечами.

— Еще не хватало! Высадите меня у метро, — хмуро приказал он, — я хочу до дома живым добраться.

— Вам уже говорили, что вы — хам? — любезно поинтересовалась она.

На этом содержательная беседа прервалась. Какой то лихач на «опеле» попытался подрезать Шушика справа, а Женя была против.

— И откуда ты такой взялся? — нежно удивилась она и ринулась в бой.

Перестроившись на его полосу, она перебросила передачу вниз и утопила газ в пол. Взревели триста восемьдесят лошадиных сил под капотом.

Женька мгновенно почувствовала сумасшедшее ускорение.

— Ну ка, малая, покажи этому чайнику, как ездить надо! — прогремел в голове папин голос.

Идиотская, счастливая улыбка появилась на ее губах. Руки уверенно крутанули руль, и Женя влезла перед «опелем», а потом резко ударила по тормозам. Сзади испуганно взвизгнули покрышки. Мельком Женька увидела в зеркале панику на вытянувшемся лице «чайника».

Удовлетворенно хмыкнув, она снова бросила Шушика вперед, жестко перестроилась и, виляя между машинами, помчалась дальше по МКАДу. Настроение поднималось прямо пропорционально скорости, и Женя, позволив себе плюнуть на ограничения, зашустрила по рядам.

Минуту спустя она вспомнила о пассажире и покосилась на него немного смущенно.

— Вы как?

Его профиль был бледен.

— У вас мания величия? — осведомился Илья небрежно, косясь на ее стриженую макушку.

Угораздило его, блин, сесть в машину к малолетке, которой не терпится доказать всему миру, какая она лихая и отчаянная. Круче только яйца! Об этом вопил ее надменный подбородок и плотно сжатые губы, и ежик на голове, ощетинившийся, как бездомная кошка.

Чертова кукла!

— Почему это?

Илья злобно сощурился. Он совсем забыл, о чем спрашивал.

— Так почему вы решили, что у меня мания?

— А что, обязательно это было делать? Она пожала плечами.

— Нет, но мне очень хотелось. Кстати, мы не договорились о цене. Вы мне еще должны за моральный ущерб. Шушик не любит, когда его пинают.

— Кто не любит? — он повернул к ней изумленное лицо.

Хм, с чего она взяла, что с ним можно говорить о Шушике? И вообще, что за день сегодня такой, все шиворот навыворот! Аэропорты, которые она ненавидела всей душой, юнцы, которым она ни на йоту не доверяла, этот напыщенный индюк, которого она ни с того ни с сего пожалела.

Дурында и есть!

Или это тоска поперла через край? Осталось только поплакаться на свое одиночество в жилетку этому грубияну с чертями в глазах.

— Что вы на меня так смотрите? — насторожился Илья.

Женька вдруг осознала, что забыла о дороге и с ненавистью — совсем необъяснимой — пялится на своего пассажира.

Он был ничего себе, на вид вполне дееспособный клиент. Костюмчик добротный, прическа — волосок к волоску, гладкая, холеная физиономия. И кривая ухмылка — бесплатное приложение к образу солидного бизнесмена, убежденного в собственной этой самой… дееспособности.

Только взгляд время от времени терял выражение пресыщенности и затуманивался тоской. Женька отнесла ее на счет любовницы, с коей он так поспешно и эмоционально простился в аэропорту.

Наверное, теперь опомнился и сожалеет. Грустно ему.

* * *

Илья не решался больше ничего спрашивать у этой странной девицы. Хватит с него и вопросов, и девиц хватит! Рита была последней, так что ставим точку. Это надо же — вбила себе в голову, что он непременно должен ее познакомить со своей семьей.

Зачем?!

Илья искренне не понимал. Она, что, замуж за него собралась, что ли?

Нет, пора заканчивать с этим. Он взрослый мужик, и все про себя знает, так почему снова чуть было не вляпался?! Ведь сразу ясно, что Рита из той же породы, что его бывшая благоверная. Из породы зубастых, пустоголовых, очень хитрых и предприимчивых. Как его угораздило жениться на одной из них — непонятно. Развод был естественным и единственным выходом, но с тех пор Илья усомнился в собственной умственной полноценности. Где, на минуточку, были его мозги, а? Вот правда, какого хрена серое вещество не подсказало ему, что жениться на этой стерве нельзя, никак нельзя! Впрочем, если бы он не женился, было бы еще хуже! Поди разберись…

А теперь — баста! Не хотите по моему, не будет никак. Ариведерчи.

— Тьфу ты, задери твою кочерыжку! — вырвалось вдруг у Женьки.

Перехватив ошеломленный взгляд пассажира, она покраснела.

— Извините, — покаялась Женя, — кажется, колесо проткнули.

— Как вы догадались? — удивился он, словно она сообщила ему, что умеет предвидеть курс доллара.

Она на самом деле его огорошила. Все знакомые дамы, умеющие водить машину, впадали в коматозное состояние, когда выходили из строя дворники. С пробитым колесом они бы, пожалуй, ехали, пока не скатились в кювет. А потом бы принялись причитать и возводить очи к небу, вопрошая у Создателя, что стряслось.

Женька аккуратно притормозила и окинула его возмущенным взглядом.

— Ну вы же определяете, когда с машиной что то не так!

— Я — мужчина.

— Вы — просто баран! — возразила она с досадой. — Выходите. Вон там, за углом метро. Всего хорошего!

Илья нахмурился и проворчал, что никуда не пойдет.

— Это еще почему? — мимоходом удивилась она. — Вы же не доверяете даме за рулем.

— Не в этом дело, — отмахнулся он, вслед за ней выходя из машины, — давайте помогу.

Она с усмешкой покосилась на его дорогой костюм. Илья небрежно пожал плечами.

— Мне не впервой. Давайте, давайте, открывайте багажник.

Он решительно закатал рукава. Ворча под нос что то умное в духе времени об эмансипации, Женя все же повиновалась и позволила ему достать домкрат. Пока Илья, присев на корточки, поднимал машину, она пыталась вытащить запаску, вполголоса чертыхаясь и в очередной раз обещая Шушику разобрать хлам в багажнике.

Куда же все таки девается время? Если его не хватает даже на то, чтобы доставить удовольствие любимому «лансеру»?

— Эй, малая, брось ка мне баллоник! Женя замерла.

Баллоник — это баллонный ключ. Ничего сложного. Вот он валяется, между пакетом с дисками и дырявым резиновым ведром.

А «малая» — это Женя. Она должна отнести баллоник папе. Папа меняет колесо, так что без баллоника не обойтись.

Ничего страшного.

Надо просто зажмуриться — сильно, сильно, а потом быстро поморгать. Нехитрый рецепт. Слез как не бывало, и привидения исчезают.

Остается только жизнь, полная боли.

Был бы жив папа, он бы прижал Женьку крепко крепко и прошептал: «Жизнь нормальная штука, если к ней привыкнуть. Привыкай, моя бедная девочка, привыкай». Впрочем, с папой эта самая штука действительно была нормальной. До того момента, когда чужой голос по телефону сообщил, что Александр Мартынов погиб в автомобильной катастрофе. Женя весело хрюкнула в трубку, потому что папа просто не мог этого сделать. Он сто лет провел за баранкой, для него водить машину так же естественно, как ходить пешком. В конце концов, он был профессиональным гонщиком.

И самым лучшим человеком на свете. Он умел все — приготовить обед, погладить Женькино платье с шикарными воланами, украсть ее из школы, так чтобы никто не хватился, угадать, о чем она мечтает, и мчаться на бешеной скорости несколько сотен километров, чтобы показать ей новогодний фейерверк в Москве.

Он учил ее пылесосить, стрелять из рогатки, водить машину. Он заплетал ей косы, когда она ходила в пятый класс, и купил ей парик, когда в десятом она обрилась наголо в знак протеста перед учителями, а потом долго рыдала у зеркала. Он называл ее — малая и очень баловал. Но если ей не удавалось чисто вымыть машину или решить элементарную задачку по физике, она становилась «Евгенией Александровной», и папа мог ворчать на нее три часа кряду.

Он был занудой.

И самым лучшим человеком на свете.

Вот только с женщинами ему не везло.

Мама не выдержала его темпа, а Ираида, пришедшая ей на смену, села папе на шею и, свесив ножки, следила оттуда за каждым его шагом. Ему приходилось нелегко при таком тотальном контроле, но он вроде бы любил Женькину мачеху. Или просто махнул рукой на любовь.

Дорога была его страстью, дорога и скорость, дорога и ветер в волосах, дорога и горизонт, расстилающийся перед глазами, близкий и такой недоступный.

Папа говорил: «Знаешь, малая, руль, словно спасательный круг. Держишься за него, и уверен, что все возможно. Все в твоих руках».

* * *

Оказалось, он заснул за рулем, закрыл глаза, а дорога вильнула в сторону…

Мачеха сказала: «Судьба», позвала адвоката и стала отвоевывать наследство.

Друзья сказали: «Поможем», отпаивали Женю валерьянкой и коньяком, отвлекали разговорами и рычали на Ираиду, словно надежные дрессированные псы.

Мама сказала: «Ты должна быть сильной!» Она всегда четко знала, что должна ее дочь. Потом она пообещала приехать — «ведь тебе нужна поддержка» — но не приехала. Наверное, из Лос Анджелеса в российскую глубинку добраться было непросто.

Мама не любила трудностей.

Женька же не сказала ничего. В горле прочно обосновался какой то странный тугой комок, и все слова застревали в нем, и было совершенно безразлично, вырвутся они когда нибудь на свободу или нет. Еще болели глаза, будто кто то на них постоянно давил. И, кажется, сердце разучилось биться в положенном ритме, закатилось в неведомую глубь, съежилось и принялось оттуда монотонно скулить.

«Что еще за ерунда?!», сказал бы папа. И встряхнул бы Женьку за плечи. Но папы не стало.

А саму себя трясти было не удобно.

Кое как Женька ползла несколько месяцев от «не верю!» до «надо жить!». Через «не могу», «не хочу» и «не буду». Дорога — единственное, что связывало с отцом, — почти бездумная, машинальная потребность двигаться. Инстинкт, если хотите.

Он ее спас, этот самый инстинкт.

Женя уехала на Шушике в Москву. Шушика она очень любила: во первых, это был папин подарок, во вторых, это был настоящий волк в овечьей шкуре. Снаружи ее «мицубиси лансер» выглядел обычной небольшой машинкой, этакой невинной штучкой, белой и пушистой. Гладкие бока, коротенькое туловище, буквально скользящее пузом по дороге, мягкие, глубокие сиденья. Лишь острая мордашка придавала Шушику сходство с упрямым подростком, всегда готовым на колкость.

А под капотом билось отважное сердце, скрытая мощь сумасшедшего форсированного двигателя.

В общем, Шушик мог с полным правом считаться истинным борцом и работягой. Женя не знала, что бы без него делала. А так — накопит на квартиру, спрячется там и начнет новую жизнь. Правда, Женька с трудом представляла себе, что это значит — новая жизнь. По крайней мере, звучало очень привлекательно. И ничего конкретного.

Главное — не думать и не вспоминать. И не мечтать, а что было бы, если бы… Это «бы» переворачивало весь мир вверх тормашками.

Так что, виват тебе, новая жизнь в собственной укромной берлоге, куда не доползут боль и страх.

А пока боль находит открытые места и жалит без промаха. Боль говорит голосом незнакомца, но папиными словами.

— Малая, ты что, заснула?

И некуда, некуда от этого деться! А Женька то думала, что надежно укрыта от воспоминаний.

Все в твоих руках, сказал бы папа.

И Женька дрожащими пальцами вытащила баллонный ключ из багажника.

— Вот, держи, — прошептала она и постучала легонько по согнутой спине пассажира.

* * *

Тот резко развернулся и едва удержался на ногах. Взгляд у него был растерянный, словно он увидел вовсе не то, что ожидал.

— Это баллоник, вы просили, — напомнила Женя, тыча ключом ему под нос.

— Да, да, спасибо, — пробормотал Илья. Вообще то, прилаживая домкрат, он напрочь забыл, что возится с чужой машиной. Ему давным давно не приходилось ездить на такси или на попутках, и уж тем более менять чьи то колеса.

И малой он называл сестру.

Обычно они путешествовали вчетвером — бабушка, Данька, Маришка и он. Остальные слишком любили комфорт и предпочитали передвигаться в вагонах СВ или на самолетах. И, разумеется, первым классом.

Данька ездил с отцом просто потому, что редко его видел. И думать об этом не хотелось.

Илья давно научился забрасывать ненужные мысли в самый темный угол сознания. Авось там их никто не найдет и не ткнет его носом в вину. Вот только места для них оставалось все меньше и меньше. Забито было до предела.

Крупные бисеринки на ресницах сына, когда Илья не успевал к новогоднему ужину, забывал о подарке ко дню его рожденья, путал имена его друзей, утыкался носом в бумаги, ночевал в офисе, мимоходом трепал черноволосую макушку и уходил, уходил, уходил.

Ожидание в маминых глазах. Сочувствующая улыбка деда. Избалованность сестры. Мудрые, всепрощающие морщинки бабушки.

Дом, в котором он не замечал перемен.

Жизнь, состоящая из миллиона попыток убежать от самого себя.

Впрочем, иногда эта жизнь была очень славной. Если предстояла работа в городке, неподалеку от Москвы, они вчетвером ехали туда на машине и всю дорогу горланили песни.

Данька пел, потому что был с отцом.

Бабушке подпевала, потому что ей нравился вид из окна.

Маринка же мурлыкала от предвкушения, она ехала за новыми впечатлениями, искренне полагая, что дорожные трудности вполне сопоставимы с судьбоносными испытаниями великих поэтов. Она готова была забыть о своей роли неземного, хрупкого создания, присматривать за племянником, договариваться о номере в гостинице, обедать в придорожных кафе, до хрипоты ругаться с парковщиками.

Илья подозревал, что сестра становилась самой собой только в этих поездках.

Не один он прятал ненужные мысли.

Маринка просто выбрала другой метод, делая вид, что красивые сочетания слов интересуют ее больше всего на свете.

И все же, именно она подавала ему баллонный ключ, если приходилось менять колесо. Она, а не эта коротко стриженная девица в длинном мятом платье.

Илья потряс головой, словно упрямый осел.

Что то он упустил из виду.

Сегодняшний день, вот что. Пожалуй, один из самых нелепых дней. Сначала Рита с ее навязчивой идеей, потом собственная бесконтрольная ярость, потом изумление, что он мог так разбушеваться из за ерунды. И бессмысленная выходка с машиной. Зачем, спрашивается, он доверил женщине свой любимый джип? С какой стати? Вдобавок согласился ехать с другой женщиной.

Бред.

— Отойдите ка, — приказала вдруг Женька, первой очнувшись от ненужных мыслей, — вы так до вечера провозитесь.

Ее голос лязгнул откровенной злостью. Илья отодвинулся немного и взглянул на девицу повнимательней. Короткие черные ресницы мелко дрожали, в глазах метался зеленый огонь.

Истеричка какая то!

— У вас важные планы на вечер? — колко спросил Илья, обескураженный ее взглядом.

Девица совершенно не походила на особу, занятую по вечерам чем то интересным. Скорее всего, колесит по городу в поисках приключений, заодно зарабатывает карманные деньги, чтобы доказать родителям, какая она независимая, и как ей наплевать на их миллионы. Что были миллионы, Илья не сомневался. Такая машинка стоит не копейки. И явно девица приобрела ее не на свою зарплату. Мама с папой постарались.

Ничего зазорного.

Но на лбу у богатенькой наследницы было написано крупными буквами: «Я и сама все могу!»

Впрочем, быть может, она не наследница, а любовница. Точнее сказать, содержанка. В свободное время сбегает от спонсора и катается по столице.

А вечерами смиренно слушает его разговоры о бирже, курсе валют, поставках какавы, целует его лысину и мастерски бурно дышит в его объятиях, мечтая поскорее заснуть.

Какая разница?

Илья поднялся и раздраженно потер ладони о брюки. Что за ерунда лезет в голову, а? Магнитная буря, что ли, сегодня? Или еще какая напасть, независящая от человеков?

Девица стояла перед ним, высоко задрав подбородок.

Нет, на содержанку она никак не тянет. И росточком не вышла, и форм выдающихся не имеется. И взгляд чересчур самостоятельный, как у голодного, бездомного котенка, до которого никому нет дела, и который изо всех сил изображает, что все ему нипочем. Чешет себе по бульвару, вытянув тощую шею, и прикидывается породистой счастливой киской.

Конец ознакомительного фрагмента.