Дед Мороз для брошенки

Юлия Ильская (2024)

Муж бросил меня и ушел к богатой начальнице, оставив мне двух детей-подростков и долг по ипотеке. Как жить после такого предательства? Если бы я знала…

Глава 1.

Валя

— Игорь, ну я же просила не есть со сковородки руками! Сядь за стол, сейчас подогрею.

Я ставлю тяжелые пакеты на пол и разминаю ноющую спину. Весь день сидения на неудобной табуретке и таскание тяжестей дает о себе знать.

Муж задумчиво жующий холодную котлету стоя у плиты, недовольно цыкает.

— Мог бы и встретить, раз пораньше пришел, — бубню я и забираю у него котлету, кладу на тарелку, добавляю картофельное пюре и ставлю в микроволновку.

— Злая ты, Валентина, поэтому ухожу от тебя! — вдруг заявляет Игорь.

— Ага, это ты еще злых не видел, — усмехаюсь я.

— Ты не слышала? — повышает он голос, — я от тебя ухожу!

— Слышала, слышала, к дружкам своим собрался? — говорю я, разбирая пакеты и составляя продукты в холодильник.

— Нет к Томочке, Тамаре Петровне… — с вызовом говорит он.

— К своей начальнице? Так она же старая, сказал бы к секретарше, поверила бы, — улыбаюсь я, — и вообще, ты мне тут глупости свои не говори, ты лучше скажи что детям дарить будем? Новый год на носу.

— Она…она не старая! — фальцетом выкрикивает муж, — она…она добрая и понимает меня, у нас любовь!

Я медленно поднимаю глаза и вглядываюсь в красивое лицо мужа. Он из тех мужчин, что с годами становятся только харизматичнее. Жду, что подмигнет, засмеётся, обрадованный что так ловко разыграл меня. Но он молчит, с вызовом смотрит в глаза.

— К Тамаре Петровне, значит? — я присаживаюсь на стул, потому что ноги становятся ватными, — ты же только недавно говорил, что она, старая грымза, снова лишила тебя премии.

— Я был не прав! Она в душе очень молодая и любит меня, не то что ты, — с обидой высказывает он мне.

Жгучая боль появляется в сердце и разливается по всему телу. Сердце колотится как у бегуна, выброс адреналина такой, что тело становится каменным, придавленным тяжестью осознания, это не шутка, не сон, мой муж с которым мы прожили семнадцать лет, уходит от меня к своей старой, но жутко богатой начальнице.

Я должна что-то сказать, что-то сделать. Мой слух улавливает болтовню двойняшек, они о чем то опять спорят. На меня обрушивается ледяной водопад.

А дети? Как они будут без отца? А я? Разве я заслужила такого? В чем я виновата? Я семнадцать лет обслуживала, обстирывала его, ухаживала, а теперь в сорок три года вынуждена остаться одна.

Все эти вопросы роем проносятся в меня в голове, но я молчу.

Бесполезно задавать их мужу, у него своя правда, он даже не извиняется, а старается сделать меня виноватой. Почему? За что?

"Да ни почему! — отвечаю я сама себе, — потому что он кобель обыкновенный, за деньгами побежал, устал от скромной жизни"

— Валька, ты меня слышишь? — настойчиво бьется в уши вопрос.

Оказывается он мне что-то говорит, спрашивает.

— Да, — говорю я, — слышу, иди конечно. Только таблетки от давления возьми свои. А то помрешь еще прямо на Тамаре Петровне, конфуз будет.

— Ну ты…совсем что ли?! — возмущается он, — я спрашиваю вещи мои где?

— В шкафу, где ж еще, спокойно — отвечаю я, неимоверным усилием заставляю себя подняться и продолжаю раскладывать продукты.

— Вообще-то я навсегда ухожу, — предупреждающе говорит муж, — не вернусь!

— Да поняла, я поняла! — отмахиваюсь я, скрывая в холодильнике искаженное от боли лицо, — иди, я ж не против, баба с возу, кобыле легче.

Ох, если бы я правда чувствовала себя так же уверенно как мой голос.

— И что? — опять пристает муж, — ты совсем не расстроена?

— Кукушкин, что ты привязался, с чего бы мне расстраиваться? Подумаешь, от кобеля избавилась, да я только рада, хоть вздохну свободно от твоих носков. Да со сковородки никто жрать не будет, — говорю я глядя как муж жует очередную котлету, вот же неисправимый.

— Пойду вещи тебе соберу, — говорю я и высоко подняв голову выхожу из кухни.

Не могу находиться рядом с ним, боюсь что сломается моя броня, начну рыдать, биться в истерике, просить остаться и требовать ответы на незаданные вопросы. Он только этого и ждет, но я не доставлю ему такого удовольствия. Пусть видит, что мне ни капельки не больно.

Я методично вытаскиваю вещи из шкафа и укладываю в большой чемодан.

Достаю мягкий вязаный свитер и крепко сжимаю его в руках.

Не могу, физически не могу положить его в чемодан. Я зарываюсь в него лицом, вдыхаю родной запах. С этим свитером у нас столько воспоминаний. Я подарила его Игорю на наш первый новый год и с тех пор он надевает его всего один раз в год, на тридцать первое декабря. Это было нашей традицией.

Потом я аккуратно, вручную его стираю, высушиваю на плечиках и упаковываю во влагонепроницаемый пакет. Он конечно уже изрядно истрепался за столько лет, я много раз предлагала мужу купить новый, но он наотрез отказывается, упорно тянет его на себя.

Я разворачиваю его и смотрю на смешную морду оленя.

— Вот так! — говорю я оленю, — хозяин твой родственником твоим оказался, козлом!

Беру себя в руки и сую свитер в чемодан, не до сантиментов.

Вот и все!

Оглядываю пустые полки, вот так и закончилась моя семейная жизнь.

Вытаскиваю тяжелый чемодан и тащу в коридор.

На шум из своих комнат выглядывают дети.

— Мам, ты куда-то уезжаешь? — удивлённо спрашивает дочь.

— Нет, зайка, папа уезжает, — отвечаю я. Нет смысла лгать детям, им уже по двенадцать лет, они имеют права знать правду.

— А куда едет папа? — спрашивает Лешка, не поднимая глаз от своего телефона.

— А вот он сейчас вам и объяснит, — говорю я и веду детей на кухню.