Кафедра зооцелительства

Юлия Журавлева, 2023

У девушек из богатых семей все распланировано с детства. Отучиться в Академии магии, получить диплом и выйти замуж за перспективного мужчину. Именно на эти пункты я и рассчитывала.И не предполагала, что могу в одночасье лишиться всего: и семьи, и денег, и жениха, и положения в обществе. Теперь нужно сделать все, чтобы не потерять последнее: место в Академии. А для этого придется очень постараться, ведь с руководителем своей кафедры я успела основательно испортить отношения.

6. Дом

После лекций я снова поехала в отделение тайной стражи. За поездку отдала пять марок. Кошмар. Раньше я бы этих трат и не заметила. И экипаж выбрала бы посолиднее, а не какую-то колымагу, которая скрипела всеми четырьмя колесами всю дорогу и только больше расшатывала нервы. Да, круто изменилась моя жизнь за пару дней.

На проходной сказала, что иду к капитану Лессу по делу семьи Риар. Пропустили без вопросов. Я так поняла, попасть внутрь отделения — не так уж сложно, а вот наружу, судя по очереди на выход, много медленнее и труднее.

— Добрый день, — я постучала и тут же вошла, не дожидаясь приглашения.

— Леди Риар? — капитан Лесс оторвался от документов и поднял на меня удивленный взгляд. — Вы что-то вспомнили?

— Ничего для вас интересного. Я хочу съездить домой и забрать свои вещи.

— А-а-а… — разочарованно протянул страж.

— И мне нужна женщина в сопровождение.

— Найдем, — кивнул капитан, — подождите снаружи.

Минут через десять, когда я уже устала ждать и хотела снова зайти в кабинет, ко мне подошла женщина-страж, достаточно молодая, высокая, худощавая, с ежиком темных волос, в брючной форме, кроем ничем не отличающимся от мужского. Впрочем, логично. Страж в юбке смотрелся бы странно.

— Элиза Риар? — уточнила она. Я вежливо улыбнулась и шагнула навстречу, решив попробовать произвести хорошее впечатление. — Идемте.

Ужасно жаль, что родителей я увидеть не смогу. Что за несправедливость — всего одно посещение от одного человека? Так хотелось бы с ними поговорить, рассказать, как я взялась за учебу, спросить совета…

Я закусила губу. Сейчас не стоит мечтать о несбыточном. Может, поездка домой даст мне какие-то зацепки — вот о чем стоит думать.

У обращения к тайным стражам имелся один весомый плюс: их собственные экипажи, которые с ветерком домчали нас до моего дома. И только подъехав, я, кажется, впервые осознала, насколько все серьезно.

Дом был накрыт магическим куполом, я бы туда сама при всем желании не прошла. Не то чтобы у нас было какое-то большое поместье или усадьба, скорее небольшой загородный особняк с прилегающим садом. Но поднять над таким защиту от проникновения… стражи не стесняются в средствах и использовании магии.

Женщина сняла перчатку, достала из кармана небольшой прямоугольный артефакт-пластину на цепочке, накрутила ее на запястье и взяла меня за руку так, чтобы артефакт оказался зажат нашими ладонями. И мы миновали защитный купол. Замечательно, значит, и выходить будем так же. На то, чтобы что-то вынести и припрятать, а потом забрать, можно и не надеяться. Впрочем, я не особо надеялась — за последние пару дней моя вера в лучшее пошла трещинами.

Дом уже снаружи выглядел безжизненным и покинутым. Шторы наглухо закрыты, свет не горит, в сгущающихся сумерках — а темнело сейчас рано — он выглядел мрачным и чужим. Справедливости ради, он и был чужим, пусть формально и оставался пока собственностью моей семьи. Каков бы ни был приговор, имущество пустят с молотка. И хоть бы пострадало только оно…

Внутри все обстояло хуже, куда хуже. Не знаю, чего я ожидала, наверное, просто не задавалась вопросом, как выглядит помещение после обыска. Думаю, после банды грабителей остался бы меньший погром. Тайная стража не церемонилась, вываливая вещи из шкафов и комодов. Разве теперь здесь что-то найдешь? И ведь претензии не предъявишь, не скажешь же молчаливой и суровой спутнице, что ее коллеги могли бы проводить обыск и поаккуратнее или хотя бы убрать за собой. Ничего не разбили и не сломали — уже хорошо.

Честно говоря, я рассчитывала, что стражница останется внизу, а я смогу подняться в жилые комнаты, спокойно осмотреться и взять все необходимое. Не тут-то было. Женщина, как в броню закованная в форму черного цвета с нашитым арнаудским волкодавом на плече, следовала за мной по пятам и на просьбу подождать где-нибудь ответила категоричным отказом.

Мы вместе поднялись в мою комнату, и она встала у окна вполоборота, чтобы не смотреть в открытую, а вроде бы любоваться видами, но в то же время контролировать, что именно я собираюсь взять. Вдруг волкодавы до нее что-то упустили, и я собираюсь вынести в декольте какую-то важную улику. Конечно, последнее я додумала, это всего лишь ее работа. И уверена, я не первая девушка, которую ей выпало сопровождать за вещами.

Моя комната не была перевернута и разворочена, чувствовалось, что вещи просматривали, но без пристрастия. Я открыла дверь гардеробной, понимая, что большую часть одежды придется оставить. Самое необходимое — так сказал папа. Знать бы еще, что действительно понадобится, а без чего я вполне обойдусь.

Платьев, которые можно продать, у меня хоть отбавляй, большинство висело на плечиках еще с бирками в фирменных чехлах. Я любила пройтись по магазинам, купить что-нибудь этакое или заказать нашей с мамой портной. Носить вещи мне особо некуда — в Академии форма, а из Академии я надолго могла выбраться только два раза в год — на каникулы. Очень редко — на выходные. Вещи я свернула, чтобы сильно не измялись, и сложила в выданную сумку, не распаковывая из чехлов. Зачем расстраиваться? Повседневную одежду, которая когда-нибудь придет на смену форме, выбирала сначала придирчиво, потом начала кидать все подряд. Та же история с обувью.

Вещей набралось прилично, надо бы немного остепениться. А то подушки с одеялами и домашней утварью будет некуда класть.

Я вышла из гардеробной и огляделась. Моя комната. Куклы пьют чай в игрушечном домике. Покрывало на кровати, лично выбранное мной, когда после пансиона обновляли детскую. Куча подушек, которые все равно оказывались к утру на полу. Вот портреты: я еще маленькая, этот в школе, второй, где форма в клетку, следующий — с родителями на последнем году учебы в пансионе. На полке небольшой свежий портрет, сделанный на последних зимних каникулах, не совсем портрет, оттиск, как объяснили мехи. Сначала на металлической пластинке, а потом переносится на бумагу. Получается довольно блекло, но мехи — мастера на все руки — раскрашивают чернилами. Вышло… интересно.

Я огляделась вокруг. Моя комната. Мой дом. Моя семья. И впервые я по-настоящему осознала, что именно теряю. Я села на пол, плевать, что не одна, закрыла лицо руками и разрыдалась. В голос, почти до истерики. Или не почти. Пыталась успокоиться, взять себя в руки, но не выходило. Слезы лились, и ничего поделать с ними не могла.

Когда я кое-как успокоилась, то еще раз взглянула на выданный объемный мешок. Больше вынести нельзя, количество вещей не ограничено штуками, можно набрать много мелочей. Пусть папа говорил про подушки, одеяла, постельное белье, посуду — ерунда это все. Можно научиться спать без подушек или купить другие, а портреты точно новые нигде не возьмешь. Как и свадебное платье: мама третья после бабушки и прабабушки выходила в нем замуж. Я все смеялась и говорила, что в таком устаревшем наряде только на карнавал, а сейчас точно бы предпочла его всем новомодным и самым шикарным. Не уверена, правда, что оно мне пригодится, но возьму.

Взяла куклу, любимую, старую, затасканную и заигранную. Она так выделялась на фоне новеньких, которые я когда-то коллекционировала. Мы в те годы жили небогато, и мне ее подарила бабушка на пятилетие. Тогда я ходила и хвасталась ею перед подругами: фарфоровое личико, красивое голубое платьице с кружевами, чулочки, туфельки. Ни у кого из местных девчонок, включая меня, не водилось подобной одежды. Уже потом у меня появилось множество других игрушек, и куклы куда шикарнее и искуснее сделанные, и свои платья с чулочками и туфельками. Но эта так и осталась особенной. Примерно через год после моего пятого дня рождения бабушка умерла, других подарков и ярких воспоминаний, связанных с ней, у меня не осталось. Пусть будет хотя бы это.

Я вышла из комнаты, стражница молчаливой тенью последовала за мной. Вот папин кабинет, дверь открыта, и я заглянула внутрь: стопки бумаг и книг везде: на столе, на полу, на креслах. Вот где проходил самый тщательный обыск. Даже не знаю, зачем я сюда зашла, лучше бы не видеть всего этого, честно. Но отвернуться и просто выйти уже не получается. Где искать зацепки, если не в рабочем кабинете? Совершенно бесцельно я обошла кабинет и остановилась у стола, заваленного бумагами. Наверху папка, судя по названию, там документы на наш старый, самый первый дом. И такая взяла ностальгия, ведь неплохо жили, если подумать. Мама тогда еще готовила, это потом ей стало совсем некогда, она вечно пропадала на работе, вся в своих исследованиях. Папа тоже не засиживался в лаборатории допоздна, а приходил ровно к ужину, успевал со мной поиграть, поговорить, почитать.

Потом мы, конечно, переехали в место куда лучше, но с тех пор я начала проводить все время в школе, меня забирали оттуда поздно вечером, и времени на игры или чтение не оставалось. А пансион и подавно был с проживанием, я тогда родителей видела только по выходным, и то не каждый раз.

Стоили ли несколько лет богатой жизни потери всего? И главное — когда именно мы все потеряли? Сейчас или намного раньше?

Я зажгла магический огонек и открыла картонную обложку, сразу наткнувшись на счета. Расписки, вексели, закладные… Что-то выписано еще на имя деда — папиного отца. Вереницы цифр кружили хороводы и уводили меня все дальше в дебри бухгалтерии и смутного осознания, что у моей семьи имелись, мягко говоря, значительные долги…

— Леди, вы собираетесь брать что-то еще? — выдернула меня из весьма странных мыслей стражница.

— Да, — я спешно закрыла папку и завязала тесемку на краях. — Могу я забрать вот эти документы?

А то мало ли…

— Их не забрали стражи, — значит, можете, — похоже, ей уже все равно, лишь бы уйти побыстрее. Мой визит домой, и правда, затянулся.

Буквально на ходу схватила папину перьевую ручку и чернильницу, он был очень требователен к своим «орудиям труда», а записи являлись весомой частью его работы. Вдруг их отпустят, и я смогу вернуть им какие-нибудь вещи?

Из родительской спальни взяла флакон маминых духов, ее любимый аромат, свежий-свежий травяной запах с легкими цветочными нотками давно впитался в одежду. Сейчас для них холодно, они слишком летние, но я не удержалась и брызнула себе на руку, а потом долго нюхала запястье.

С этими вещами стало как-то проще. Из дома я возвращалась без подушек и одеял, набрав кучу на первый взгляд ненужных вещей, зато с новыми силами. Пусть учиться мне по-прежнему не хотелось, целительство не вызывало никакого энтузиазма, а алхимия и зельеварение и подавно ввергали в уныние, но завтра у нас по расписанию практические занятия, ничего не поделаешь, придется готовиться.

Папку с документами я временно отложила, все равно толком не разберусь в бумагах. Но идея, что стоит встретиться с поверенным и попробовать с ним хотя бы поговорить, крепла во мне все сильнее.