Русская тайна Казановы

Юлия Ефимова, 2021

«Жизнь порой бывает несправедлива», – думал Янис, сидя в чужом саду на дереве. Несправедливость, по его мнению, заключалась в том, что непредвиденные обстоятельства вынудили молодого человека сидеть голым под палящим солнцем, раздражая яркими красными носками двух свирепых ротвейлеров. Однако он был неправ: именно с этого дерева и начнется новая страница в жизни. Круговорот событий вихрем закружит Яниса и заставит поучаствовать в переплетении чужих судеб. Разоблачение семейных тайн, предательство любимого человека, путешествие в Россию знаменитого венецианца Джакомо Казановы – запутанные ребусы, требующие разгадки. Перевернув все с ног на голову, судьба подарит ему нечто другое. То, о чем он даже не смел мечтать.

Бал-маскарад в Зимнем дворце.23 декабря 1764 г

Когда Джакомо Казанова вошел в Зимний дворец, то от изумления был просто раздавлен. Размах русских празднеств тут же покорил его, особенно после Лондона, где никто не топит в домах, а король не тратит ни копейки на увеселения чужих. Казанова был поражен, что в русском языке даже есть термин для определения такого типа людей — это «гости». С этого дня слово «гости» он станет говорить и даже писать по-русски, потому что в его языке такого слова не существовало.

Казанова потрясенно обходил залы, полные публики, стараясь впитать в себя все великолепие. Громадные и богато меблированные залы были залиты светом тысячи свечей и уставлены столами, полными такого огромного количества яств, что у итальянца глаза полезли на лоб. К своему стыду, Джакомо почти четыре часа утолял аппетит самыми изысканными блюдами, которых здесь было в несметном количестве. К тому же слуги постоянно обновляли запасы еды и вина, и яства просто не заканчивались, создавая эффект волшебного стола, который пополняется сам собой, как скатерть-самобранка. С трудом преодолев вдруг проснувшуюся жадность, Казанова понял: если он сам не остановится, то его просто разорвет пополам.

Огромность, пышность и хлебосольность русских привели его в приятное изумление. Между тем бал-маскарад, набрав обороты, закрутил Казанову, заставив забыть и про дивность Зимнего дворца, и про церемонии. Здесь маскарад, как и в его родной Венеции, стирал все границы.

Его партнерша по танцу была весела и общительна, возможно, даже более необходимого.

— Присутствует ли на балу императрица? — спросил ее Джакомо, по-прежнему желая во что бы то ни стало увидеть русскую правительницу.

— Да, — не переставая танцевать, ответила незнакомка под маской. — Хотите, я вам ее покажу?

— Как? — поразился Казанова. — Вы знаете, под какой маской Екатерина?

— Конечно, — продолжала смеяться маска, в полную силу наслаждаясь карнавалом. — Все приближенные об этом в курсе, только делают вид, что в неведенье.

— Но как вы ее узнаете? — спросил Джа-комо.

— Ее с головой выдает Орлов, — продолжала веселиться девушка и незаметно указала направление своим красивым веером.

В нескольких шагах от дамы, под маской которой скрывалась, по словам незнакомки, императрица, стоял колоссального роста мужчина. Он словно бы охранял свою госпожу, готовый в любую минуту дать отпор.

— Наша императрица любит гулять в толпе, временами она садится позади группы и прислушивается к непринужденным разговорам, — пояснила прелестница.

— Но ведь таким образом она может услышать что-либо непочтительное о себе, — удивился такому необдуманному поведению Казанова.

— Но также может услышать и истину, — совершенно серьезно ответила девушка, — а это счастье, редко выпадающее на долю монархов.

Позже Казанова узнает имя этой умной дамы — Екатерина Дашкова, он даже подружится с ней и будет гордиться этим всю свою жизнь, но это произойдет позже, сейчас же его волновала только Екатерина.

Улучив момент, когда стража, состоящая из братьев Орловых, отвлеклась на секунду, Джакомо подсел и, стараясь, чтобы голос не дрожал, произнес:

— Этот русский прием сведет меня с ума, — сказал он даме, самовольно поцеловав ее руку.

— Чем же вам не по нраву этот двор? — на хорошем французском ответила Екатерина.

Вообще, здесь все в основном говорили по-немецки, и поэтому хороший французский был для ушей Джакомо как елей. В этот момент Орлов дернулся в сторону их пары, видимо, для помощи императрице, но она незаметным жестом остановила его.

— Нет, я в полном восторге от радушности приема и такого роскошного карнавала, а угощение, тепло и огромное количество свечей просто приводит меня в восторг.

— Что же не так? — уточнила Екатерина.

— Скучно, — просто ответил Джакомо. — Нет интриги, нет остроты.

— Вы игрок? — уточнила она у него.

— Я человек, любящий ощущение азарта, — ответил ей Джакомо. — Вот вы знаете, что такое лотерея?

Джакомо рассказывал молодой императрице свою идею, она же слушала его, ничем не выдав ни интереса, ни скуки. Казанова, пристально вглядываясь в ее глаза, никак не мог понять, зацепил внимание знатной дамы или нет.

— Интересная мысль, — сказала Екатерина, когда он закончил свой монолог. — Лотереи у нас пока нет, но есть карты. Не хотите ли вы сыграть со мной в макао?^[1] — спросила она Казанову.

— С удовольствием, — ответил он немного растерянно. Джакомо слышал, что русская императрица любит играть на камни, а он не мог сейчас похвастаться достатком.

Когда сели за игорный стол, Екатерина привычным движением поставила на стол маленькую деревянную шкатулку и достала из нее большой бриллиант. Размер камня поразил Казанову. Конечно, он был наслышан о богатстве русской императрицы, но вот так играть в карты на огромный бриллиант с незнакомцем — это было для Джакомо и странно, и восхитительно одновременно.

— Прошу простить меня, но я не могу поставить на кон что-либо равноценное, — сказал Казанова стыдливо.

— А вы поставьте свою маску, — благородно предложила Екатерина, — она у вас тоже стоит немалых денег. Сразу видно, настоящая венецианская работа, в умелых руках ее можно дорого преподнести.

Игра была не то чтобы напряженной, но знаковой — Джакомо мечтал выиграть, чтобы не упасть в грязь лицом, и добился этого. Хотя у него была всего лишь восьмерка, но она била шестерку Екатерины. Получив свой бриллиант, он снял маску и протянул ее императрице.

— Могу я в знак благодарности за такой интересный вечер подарить эту маску вам? Она называется Баута, маска смерти. Надевший ее уже не принадлежит себе, все, что вытворяет человек в маске, никак не относится к нему, все это проделки Бауты. Эта маска убирает любую индивидуальность, в ней можно быть тем, кем ты не можешь быть в жизни.

— Даже императрицей? — спросила Екатерина и, сняв свою маску, показала лицо.

Казанова притворно удивился и тут же склонился в глубоком поклоне.

— Встаньте, — сказала Екатерина, оставшись довольной произведенным эффектом. — Тогда давайте назовем выигранный вами бриллиант тоже Баута, — предложила она, — и у каждого из нас будет свой. Если верить вашим словам, то теперь мы с вами в этой жизни оба сможем быть теми, кем хотим.

Они еще долго болтали, и позже Казанова вспоминал в своих мемуарах русскую императрицу, поразившую его своим величием и спокойствием. Немка по крови, она не привлекла горячего итальянца как женщина, поскольку особой красоты и огня в ней не было, но поразила его как личность — внутренней силой и особым умом.

Когда же императрица уходила, то нечаянно смахнула веером свои карты на пол, и Джакомо увидел там девятку. Эта мудрая женщина выиграла, но решила снисходительно проиграть ему. Настолько великих женщин с точной мужской логикой Казанова еще не встречал и еще сильнее сжал в руке подарок царицы в надежде, что через него она поделится с ним своим даром выигрывать битвы и подчинять себе людей.

Позже у них будут еще три встречи, на которых они обсудят календарь, Петра Первого и статуи в Летнем саду, но симпатии или других чувств меж ними так и не возникнет. Екатерина быстро забудет этого венецианца, который так нарочито хвастался своей дружбой с Вольтером, а он запомнит ее твердую поступь и взгляд, при котором хотелось тут же опустить глаза в пол. Своего трофея в виде большого бриллианта он будет даже немного побаиваться. То ли от огромной впечатлительности натуры Джакомо Казановы, то ли от того, что бриллиант правда нес в себе столько силы и энергии, сколько не мог поместить в себе простой венецианский повеса.

* * *

— Тормози! — кричал Янис, уже не стесняясь своего животного страха.

Бесконечная дорога вымотала его полностью, и если бы сейчас встал вопрос, поехать с этими ненормальными или попасть в руки к боксеру Русику, то, возможно, он выбрал бы последнее. Тринадцать часов до Краснодара и еще семь до Сочи по крутому серпантину, который то поднимается змейкой в небо, то спускается почти до скалистого берега моря. Командирши неудавшегося донжуана решили ехать по очереди, чтобы не терять время. Они предложили и ему вступить с ними в дозор и тоже периодически управлять машиной, но он отказался. Конечно, официальная причина, что все документы, включая права, превратились в труху после стирки неадекватной Женечки, а настоящую эти чужие ему дамочки знать не должны. Не собирается он рассказывать им личное, три дня — и разбежались навсегда, забыли, как зовут друг друга. Янис всю дорогу придумывал себе биографию для этих двух подруг, чтобы она выглядела правдиво, но в ней не было ни слова о нем настоящем.

Когда ехала за рулем Валентина, женщина энергичная и, как понял Янис, с дефицитом адреналина, то дорога превращалась в ад. Они нарушали все известные правила дорожного движения, превышали скорость на недопустимую цифру и периодически всех подрезали. Иногда водители, которых обижала Валя на дороге, догоняли ее машину, но, увидев за рулем блондинку с ярко-красными губами, махали обреченно рукой и старались убраться от опасного автомобиля подальше.

Возможность поспать представлялась, лишь когда за руль садилась Кира — невзрачная подруга Вали водила машину спокойно и дисциплинированно. Поняв это, Янис, конечно, обрадовался, но счастье было недолгим. Валентина тоже засыпала под монотонное вождение Киры и начинала жутко храпеть. Сначала Янис даже не поверил, что милое снаружи создание может выдавать такие адские звуки, схожие с отбойным молотком. Избавиться от этого было невозможно никаким доступным способом. Не помогало ни постукивание по плечу, ни зажимание носа, причем, когда Янис проводил со спящей Валей эти манипуляции, она даже не просыпалась. Видимо, сон у нее был крепким и богатырским. Кира, пытаясь защитить подругу, запрещала Янису к ней прикасаться. Не помогала ни музыка, включенная на полную мощность, ни беруши, которые Янис смастерил из подручных материалов. Поэтому к Сочи он подъезжал обессиленный, с одним лишь желанием — упасть на белые простыни сочинского отеля и уснуть. Но, видимо, что-то произошло в тот злосчастный день в небесной канцелярии, когда он поехал к красавице Евгении в гости, и теперь все его желания исполнялись с точностью до наоборот.

— Тормози! — кричал Янис, но его никто не слышал. — Ты что, не видела, тебя гаишники останавливали.

— Ага, — ответила Валя, энергично выкручивая руль на серпантине, — знаю я таких гаишников. Я, между прочим, не обязана тормозить в лесу, бандиты это. До Сочи несколько километров, вот доедем и там остановимся.

— Валенок, ты уверена? — спросила Кира, не открывая зажмуренных глаз.

— Кир, сто процентов. Ты что, мне не веришь? — бойко ответила Валентина и усиленно нажала педаль газа, стараясь продавить ее еще больше.

Невзрачная девушка Кира, видимо, хорошо знала свою подругу, потому что еще сильнее зажмурилась и вцепилась в ручку над дверью двумя руками.

— Нас сейчас вынесет в пропасть! — почти визжал Янис. — Лучше бы меня Русик убил или тезки гайдаровских героев загрызли, чем погибнуть, разбившись в лепешку в пропасти.

— Это чем же лучше? — Валя умудрялась не только жать на педаль и крутить руль, но и разговаривать, поворачивая голову к пассажиру заднего сиденья, что убивало Яниса еще больше.

— Смотри на дорогу! — потребовал он и насильно развернул голову блондинки обратно.

— Успокойся, — чересчур резво для убегающего от гаишников человека засмеялась Валя. — Ты в надежных руках, я гонщик.

— Валентина, я тебе сейчас открою глаза. Будет больно, но ты держись. Если ты сыграла в приставку и всех там обогнала, то это еще не значит, что ты гонщик. Даже, — заметил Янис, глядя в заднее окно на отстающий автомобиль ДПС, — если компьютер выдал тебе медаль и кучу сертификатов.

— Валя и правда бывшая гонщица, — осторожно сказала Кира, словно сама не верила в это.

— Бывших, Кира, не бывает! — увлеченно крикнула Валентина, перескочив очередной серпантинный изгиб.

Но гонки неожиданно прервал показавшийся впереди пост ДПС. Их, видимо, уже ждали, потому что через дорогу были протянуты ежи и весь личный состав вышел встречать путешественников, радостно держа в руках автоматы.

— Ну вот и приехали, — обиженно сказала Валя. — Ябеды, догнать не смогли, так своих предупредили. Вот что за люди? — разочарованно задала Валентина риторический вопрос, на который никто и не думал отвечать. Сидящие с ней в машине люди, напротив, были благодарны сообразительным гаишникам и даже длинной ленте с шипами под названием «еж».

— Хвала нашей дорожно-постовой службе, — простонал Янис, растекаясь на заднем сиденье.

Краем уха он слышал, как, сделав свой голос кукольно-приторным, бывшая гонщица Валя с удивлением говорила о том, что решила, что за ней несутся бандиты. Она читала в Интернете, что на дорогах Краснодарского края водятся такие, и специально искала пост ДПС, мечтая о спасении. Сама же она не представляет, как у нее хватило смелости так гнать машину.

Янису же очень хотелось знать, кто ее муж. Кто тот мужчина, который в состоянии жить с этим ураганом и при этом заводить с ней детей и собак. «Возможно, никакого Владимира Анатольевича не существует», — мелькнула шальная мысль в голове. Хотя тогда чьи вещи сейчас на нем надеты?

Все его имущество, включая телефон и паспорт, было бессовестно испорчено дурой Женькой, лишь легкие туфли-лоферы пережили порошок и кипячение. Как ни просил Ян этих двух ненормальных заехать в магазин, чтобы переодеться, они не разрешили. Валентина торжественно вручила спортивные шорты и футболку мужа. Они были несколько великоваты стройному Янису, но, подпоясав шорты кожаным ремнем, женский совет решил, что сойдет.

Яну страсть как не хотелось, чтобы эти две ненормальные, шантажирующие его подруги знали, кто он и чем занимается. Поэтому пользоваться их телефонами и светить рабочие номера Янис не стал. Ничего страшного не случится, если он выпадет из зоны доступа на выходные, такое и раньше бывало, когда он увлекался какой-нибудь красоткой. Сейчас же Янису хотелось, чтобы эти три дня быстрее закончились. Он похоронит память о них где-то далеко и глубоко внутри под семью замками и не будет доставать оттуда никогда, как Кощей Бессмертный свою иглу.

* * *

— Ты не должен этого делать, — настойчиво сказала Ольга Леонидовна своему мужу. Вообще-то она не любила спорить с суженым, с которым прожила уже больше четверти века, и надо сказать, делала это крайне редко, но сейчас она защищала дочь и была как тигрица, охраняющая интересы своего звереныша и готовая абсолютно на все.

— Это не обсуждается, — твердо ответил ей Павел Петрович. — Так уж случилось, это традиция, и я намерен ее продолжить.

— Но ты заставишь Киру чувствовать себя неполноценной и обидишь ее.

— Олененок, — Павел Петрович отложил в сторону телефон, в котором по традиции за завтраком читал новости, и, положив свою руку на руку супруги, сказал: — Я тебе объяснял, что это очень важно для нашей семьи. Для тебя это просто камень, для меня же бессменная традиция. Ее не уничтожили ни войны, ни большевики, ни время. Эта традиция — стержень, достоинство, данное нам предками. Именно поэтому в нашей семье все люди успешные.

— Не говори глупостей, — сморщилась Ольга Леонидовна и выдернула у него из ладони свою руку. — Вы такие, потому что это генетика — академики, ученые, доктора наук. Ты же умный человек, даже чисто статистически в вашей семье не могут родиться дебилы.

— Да и супругов мы себе выбираем соответствующих, — сделал комплимент жене Павел Петрович.

— Вот именно, и камень здесь совершенно ни при чем, — согласилась Ольга Леонидовна, — но я сейчас о другом. Выбирая одну, ты словно говоришь другой, что она хуже.

— А что ты предлагаешь? — развел он руками.

— Не дари этот проклятый камень никому, пусть продолжает спокойно лежать в банковской ячейке.

— Ольга, — так официально он называл жену, когда злился, — родители камень подарили именно мне. Кире уже двадцать семь, и она тянет с замужеством, она даже ни разу не показала нам этого своего Савелия.

— Ты не сделаешь этого, — решительно сказала Ольга.

— Сделаю, — мягко, но очень настойчиво ответил ей муж.

— Я прошу тебя, — со слезами на глазах произнесла она, глядя на море через штору, что колыхалась на ветру. — Твои сестра и брат ненавидят тебя из-за того, что родители поступили именно так. Ты хочешь, чтобы так же было с нашими девочками?

— Они ненавидят меня, как ты выразилась, — со вздохом сказал Павел Петрович, сняв очки и протерев глаза, словно от напряжения, — оттого, что я успешен, что у меня прекрасный крепкий брак, две дочки — одна умная, другая красивая.

— Ты опять делишь детей! — вскрикнула Ольга Леонидовна.

— Мои брат и сестра просто завидуют мне, хотя то, что я имею, — это не подарок небес, а огромная работа. Моя работа, моя семья — это огромный расчет и большой труд. Если бы они хоть немного подумали о своих поступках, возможно, и не пришлось бы завидовать и злиться.

— Может, ты и на мне женился по расчету? — спросила она грустно, но без злости.

— Это какой же был у меня расчет? — засмеялся Павел Петрович. — Конечно, ты танцевала в Большом, но четвертого лебедя, у тебя не было ни славы, ни перспектив, не говоря уже про деньги…

Было видно, что он хотел добавить что-то еще, но и то, что произнес Павел Петрович сейчас, звучало довольно грубо и обидно, поэтому он остановился.

— Ну, про мои перспективы сейчас можно только догадываться, — холодно ответила Ольга Леонидовна, — а выгода все же была — ты хотел жениться раньше других и на достойной партии, иначе бы камня тебе не видать, а ты очень хотел его получить. — И твердо добавила: — По мне, так лучше быть одной, чем жить с нелюбимым человеком, и я поддерживаю в этом решении Киру.

— Поэтому она в двадцать семь лет и одна, что ты ее так настойчиво поддерживаешь, а Злата молодец, глядишь, через год и внука нам родит, а это что?

Ольга Леонидовна не ответила на вопрос мужа, а, нахмурившись, молчала.

— А это, милая моя, династия, это непрерывная цепочка семьи Гусь.

— Смею напомнить, что ее дети будут Бычковы, — стараясь уколоть мужа, на которого сейчас была очень зла, сказала Ольга Леонидовна.

— Ну, это мы еще посмотрим, — философски заметил Павел Петрович и вновь углубился в чтение новостей, показав тем самым, что разговор окончен.

Ольга Леонидовна встала из-за стола и вышла на залитый солнцем балкон. Летнее сочинское море приятно плескалось внизу, приглашая искупаться в нем, но женщина не могла сейчас наслаждаться морем, ей хотелось уберечь дочь от очередного удара по ее и без того побитой самооценке. Не то чтобы Кира была ее любимицей, нет, Злату Ольга Леонидовна любила не меньше, просто старшая была какой-то невезучей, что ли. При правильных чертах лица и стройной фигуре Кира была словно тенью своей подружки Валентины и младшей сестры Златы, тихой и прозрачной, а иногда и незаметной тенью. Ольга Леонидовна смотрела на дочь и в душе ожидала ее жизненных разочарований, уж очень тонкой натурой она была.

Все наши дурные ожидания сбываются, случилось так и в этот раз. Сначала был неудачный роман в ранней юности с огромными психологическими последствиями и слезами в подушку. Ольга Леонидовна долго наблюдала за Кирой, боясь, что та со своей тонкой психикой не выкарабкается, но, слава богу, все обошлось. Интересная работа на кафедре, преподавание и увлеченные студенты вытянули ее из омута, и жизнь потекла своим чередом. Два года назад дочка даже сказала про какого-то Савву, коллегу по работе, и Ольга Леонидовна выдохнула, думая, что все обошлось. А теперь вот этот камень. Ольга Леонидовна никогда не забудет вопрос, который ей задала не по годам серьезная Кира в восемь лет: «Мама, а почему меня папа не любит?»

Злата же была другим ребенком, она полностью подтверждала свое имя, излучая золотые лучи радости и жизнелюбия. Даже волосы у нее были пшеничного цвета, что добавляло ей еще большей схожести с солнцем. Она напоминала Ольгу Леонидовну в молодости, лишь с одним отличием: дочка ни к чему в жизни не стремилась. Нигде не училась, ничем не увлекалась, уверенная, что ее внешность сама по себе сделает ее счастливой.

Ольга Леонидовна видела, что Кира замечает разницу между собой и сестрой и очень сильно переживает по этому поводу. Если сейчас еще в добавление к замужеству младшей сестры отец распорядится семейной реликвией в пользу Златы, Кира будет уверена, что родительская любовь неравноценна, и замкнется еще больше. Нужно что-то предпринять. Она мать, она должна оградить свою дочь от таких ударов. Был у Ольги Леонидовны один вариант, она не хотела им пользоваться, вернее, очень боялась этого, оставив для экстренного случая. Вот, видимо, такой случай и настал.

Погруженная в свои мысли, женщина не заметила пристального взгляда мужа и холодного пота, выступившего у него на лбу, несмотря на жаркое летнее солнце. В его голове сейчас бились две истерические мысли: первая — как все-таки вовремя Златка надумала выйти замуж, а вторая — как здорово, что у него есть такой хороший племянник, как Глеб.

— Ольга, — позвал он жену, — Кира прилетит к завтрашнему ужину?

— Обещала, — рассеянно ответила она. — А почему ты спрашиваешь?

— На нем я буду дарить молодоженам бриллиант «Баута», — ответил Павел Петрович. — На свадьбу приглашено слишком много гостей, не хочу привлекать лишнее внимание.

«Значит, у меня есть сутки», — подумала Ольга Леонидовна, уже начав мысленно составлять свой план.

* * *

— Сочи — это мой родной город, — гордо говорила Валя, сидя за рулем, — поэтому я всегда могу здесь договориться. Вообще, договориться — это очень по-сочински, здесь надо уметь разговаривать с людьми, и они отдадут тебе все и даже больше.

При этих словах она откусила сладкий абрикос и зажмурилась от удовольствия.

— Почему тогда в твоем родном городе никто не привезет тебе бензин? — возмутился Янис, толкая автомобиль с сидящей внутри Валей.

К слову сказать, делал он это не один, ему помогала Кира, но от хрупкой девушки толку было мало, и потому Янис чувствовал каждой клеткой своего организма, что делает это в одиночку.

— А зачем? — спокойно ответила на его возмущения Валентина. — Через километр будет заправка, что зазря людей баламутить.

— Ты три километра назад говорила, что через километр, — возмущался Янис, но уже не так рьяно. Летнее солнце обжигало, и у вынужденного бурлака совсем не оставалось сил.

— Я ошиблась, — даже и не думала отпираться Валя. — Я женщина, и нам свойственно ошибаться. Вон Кира круче попала, целых два года на проходимца потратила, что ж ее, убить теперь за это?

— Любит вас подруга, — заметил Янис, обращаясь к пыхтевшей рядом Кире.

— Это нормально для женской дружбы, — ответила та. — Хуже было бы, если бы она лебезила и в глаза заглядывала.

— Чем же хуже? — удивился Янис.

— А это бы означало, что все, что сейчас она говорит, говорила бы за спиной и, возможно, даже с большей степенью злорадства. За это я ее дружбой и дорожу, что знаю, сама-то она, может, и ударит словом, но зато чужому в обиду никогда не даст.

— Странная у вас логика, — заметил Янис.

— Нормальная женская логика, — сказала Кира и первый раз за время их знакомства улыбнулась. — Простите нас, — вдруг сказала она. — Очередная бредовая идея Валенка, на которую я повелась, будучи в состоянии аффекта. Сейчас доберемся до Сочи, и я придумаю, как вернуть вас обратно в Москву.

Янису вдруг стало очень жаль эту девушку, по-настоящему, по-мужски жаль. Так, как жалеют раненых бездомных кошек, — искренне и с болью в сердце.

— Ну уж нет, — ответил он ей наигранно. — Я так тягостно добираюсь до российской Ниццы, что как минимум выходные провести здесь обязан. Да и Валентина, как я понял, не из тех женщин, что отказываются от своих планов. Поэтому я лучше отыграю свою роль, искупаюсь в Черном море и со спокойным сердцем и уверенностью, что видео со мной голым на дереве нигде не появится, поеду домой. Кстати, мне можно быть уверенным, что ваша подруга удалит его из телефона?

— Валенок человек слова, — уверенно подтвердила Кира. — Правда, у нее всегда происходит что-то непредвиденное, поэтому если что-то и случится, то точно не по ее вине.

— Вот как-то вы меня сейчас совсем не успокоили, — вздохнул Янис озадаченно.

— Все, приехали! — закричала Валентина. Выскочив из машины, она протянула им абрикосы, подаренные добрыми гаишниками, и засмеялась: — Ой, Янис, посмотрела на вас и сразу так раков захотелось, — сказала и убежала оплачивать такой долгожданный для бурлаков бензин.

Янис, ничего не поняв, взглянул в зеркало заднего вида и ужаснулся — его белая от природы кожа на лице стала ярко-красного цвета.

— Что это? — задал он глупый вопрос, на самом деле зная ответ.

— Это беспощадное сочинское солнце, — пояснила Кира, еле сдерживая смех.

— Но у вас нет этого алого оттенка, — ему стало обидно данное обстоятельство. — Только не говорите, что вам просто не идет красное, между прочим, красный тоже не мой цвет.

— Я здесь выросла, у нас договор, местных оно не трогает, — ответила Кира и, все-таки не сдержавшись, рассмеялась.

А в голове Яниса появилась глупая мысль, что если его лицо развеселило эту грустную и несчастную девушку, то, по крайней мере, оно не зря сгорело.

* * *

Никто не знал, что выходила замуж Злата назло. Наверное, так поступать можно только в двадцать лет — выходить замуж назло кому-то. Глупое, ни к чему не приводящее действие, которое обычно совсем не ранит виновника данного поступка, но делает больно всем остальным участникам процесса. В двадцать же это кажется коварным планом, который обязательно докажет всем и вся, а что и кому — это уже дело десятое.

Нет, Федор Бычков не был Злате противен, она была к нему равнодушна. Давний ее поклонник, он сдувал с девушки пылинки. Она же, в свою очередь, не отвергала его, но и не давала особой надежды. Тем временем Федор, воспринимавший это как призыв к действию, ударился в бизнес только что умершего отца. Тот, видимо, не имел предпринимательской жилки, а может быть, достойной цели, которая была сейчас у сына, поэтому вел его посредственно и вяло. Федору же было необходимо завоевать принцессу своего сердца, поэтому он стремился побеждать. Магазины отца хоть и располагались в большом количестве по городу Сочи, но считались чем-то средним и низкопробным. Честно сказать, Федору в наследство достался бизнес, доживающий свои последние дни. Вчерашний школьник мог бы продать затухающее предприятие, а на вырученные деньги пойти учиться в любой вуз, но он выбрал другой путь. Не имея никакого образования, кроме среднего, на чистом желании и интуиции Федор Бычков сделал из непутевого наследства сеть элитных магазинов. Потребитель, шедший теперь в «Бычка хотите», знал, что купит качественный продукт местного производителя. С их сетью хотели работать все — и поставщики, и потребители. Федор сделал магазин брендом хороших продуктов местных производителей. Не останавливаясь на достигнутом, он создал три фермы в разных уголках Краснодарского края и два небольших завода по переработке мяса и изготовлению мясных консервов.

Развивая уже свой бизнес, Федор не забывал и про любовь всей его жизни. Злата казалась ему ангелом, сошедшим с небес. Увидев ее первый раз, молодой человек пропал. Золотые волосы, огромные голубые глаза и ямочки на щечках — так могла выглядеть лишь небожительница. Федор Бычков мгновенно решил, что его миссия на земле — оберегать это сокровище.

Сначала он просто любовался девушкой, а позже стал ее личным Дон Кихотом. Злата могла позвонить своему преданному рыцарю, и тот мчался к ней из любого уголка земли, бросая к ногам любимой все, что у него было. Она же никогда и ничего ему взамен не обещала, но Федор и не торопил свою избранницу, а терпеливо ждал своего часа. Никто не верил — ни друзья, ни знакомые, — никто, только один Федор Бычков знал наверняка, что этот час настанет. И вот он, как опытный охотник, дождался свою добычу, свой трофей. Его не волновал вопрос, почему Злата так внезапно согласилась выйти за него замуж, — а если быть честным, то сама предложила ему пожениться, — Федор Бычков просто наслаждался счастьем, приняв его как данность.

Злата же начала сомневаться в своем решении, и чем ближе был день свадьбы, тем глубже были ее сомнения.

Тот, из-за кого она решилась на столь глупый поступок, никак не выказывал своего недовольства, а казалось, был даже рад за нее.

— Можно? — Мужчина постучался и тут же по-хозяйски вошел в комнату Златы. — Ну и как настроение у нашей невесты? — шутливо поприветствовал он ее.

— Что тебе здесь надо? — спросила Злата, мимолетом взглянув в зеркало, все ли в порядке, достаточно ли она сейчас хороша. Получив у бесстрастного стекла утвердительный ответ, она повернулась к вошедшему с гордо выпрямленной спиной. — Дай угадаю, ты одумался и будешь умолять меня не делать этого?

— Я вот не пойму, — серьезно сказал он, — это женская глупость или твоя завышенная самооценка?

Было видно, что он издевается над девушкой.

— Хам, — бросила она и отвернулась к зеркалу.

— Согласен, но ты меня за это и любишь, — засмеялся он. — А пришел я тебя предупредить: жить с нелюбимым человеком очень трудно, очень. Для этого надо быть не только циником, но даже немного мразью. Поверь мне, я-то уж точно знаю, о чем говорю, — при этих словах он грустно засмеялся. — Зачем ты устраиваешь этот демарш? Он ничего не даст. Остынь, дай себе успокоиться, возможно, ты скоро влюбишься вновь и сможешь стать счастливой. Не порти жизнь ни ему, ни себе.

Злата, словно боясь опоздать, подбежала к мужчине и поцеловала его долгим и страстным поцелуем. В это время дверь без стука открылась, и на пороге появился Федор. Постояв секунд пятнадцать в дверях, словно осмысливая происходящее и скорее всего изо всех сил пытаясь найти оправдание тому, что он только что увидел, и не найдя его, растерянный Федор развернулся и, ничего не произнеся, побежал вниз по лестнице.

— Я думаю, тебе стоит догнать своего Отелло и придумать объяснение своему поступку, желательно успешнее Дездемоны, — сказал мужчина, при этом ничуть не испугавшись, он по-прежнему очаровательно улыбался.

— Ты зря его не боишься, — Злате вдруг захотелось увидеть страх, растерянность или хотя бы замешательство в этих наглых красивых глазах. — Влюбленные мужчины способны на многое.

— Такие, как твой бычок, тюфяки способны лишь на тупое поклонение, ты сильно идеализируешь свой объект обожания, — грубо ответил он ей, не дав даже шанса насладиться его страхом.

Злата с силой залепила пощечину по все еще любимому лицу и побежала вниз по лестнице догонять Федора.

* * *

— Вы обещали гостиницу, — сопротивлялся Ян, не желая выходить из машины. — Я не согласен жить у ваших родителей в доме, в конце концов, я вас не знаю, а вдруг вы все здесь ненормальные.

— Можно подумать, ты нормальный, — парировала Валя, собирая по машине подарки, которые она купила для родителей подруги.

Они уже подъехали к такому родному для Киры дому, но по-прежнему продолжали спорить, сидя в машине. На самом деле Ян настолько устал, что уже готов был на любую кровать, пусть это будет даже гамак в саду, лишь бы рядом не было храпящей Валентины. Поэтому, для порядка повредничав, Янис все же вышел из машины. Дом бы похож на дом отдыха, в котором однажды ему пришлось отдыхать с родителями и братьями. Большие белые колонны при входе придавали строению помпезности, но какой-то местечковой — сейчас так не строили, стесняясь стиля советского импрессионизма.

— Это бывшая обкомовская дача, — пояснила Кира Яну, видя его немой вопрос. — Папа выкупил ее в девяностых и отреставрировал.

После ее объяснений стало понятно старомодное архитектурное решение.

— Мне уже все равно, — недовольно пробубнил Янис, — мне срочно необходимы душ и кровать. Желательно до встречи с вашими родственниками. Я, когда не высплюсь, очень недружелюбен, могу нахамить. А еще не забудьте, вы обещали съездить и купить мне приличные вещи. Мне кажется, что в этих я деградирую.

— Ну, это мы уже поняли, — весело сказала Валентина, нагружая его с ног до головы плетеными корзинами и пакетами, полными всяких разных продуктов.

По пути они заехали в магазины, в которых Валя накупила множество деликатесов, фруктов и разного вина.

— Зачем весь этот набор отдыхающего? — возмущался, стоя у машины, Янис. — Мне тяжело, возьмите и вы что-нибудь.

— Это не набор, это подарки, — поясняла Валентина, продолжая нагружать его пакетами. — Не могу же я приехать к своей любимой Ольге Леонидовне с пустыми руками.

— Как? И вы здесь будете жить? — испугался Янис, чуть не опустив руки.

— А вы хотели, чтобы я в туристический сезон пошла в гостиницу? — возмутилась Валя. — Вы еще и изверг, забыли, как я была к вам добра, забыли про плед? — пристыдила она его.

— Вы же кричали на весь Сочи, что местная! — защищался Ян.

— Они с родителями переехали в Москву в одиннадцатом классе, — тихо сказала Кира Яну, — поэтому квартиры у Вали в Сочи нет, и это ее отдельная боль.

В интонации девушки было слишком много трагедии, которую Янис не понял, и поэтому так же тихо прошептал, пытаясь не уронить миллион пакетов и корзинок, навешанных Валентиной:

— Я настаиваю, чтобы наши комнаты были как можно дальше. Вы вот знаете, что человек может умереть от недостатка сна?

— Не переживайте, — успокоила его Кира. — У нас толстые стены, их строили еще в советское время для спокойствия партийных боссов.

— Уверен, для Валиного храпа это не преграда, — возразил Ян.

— Я, между прочим, не храплю, — вытаскивая из машины очередную коробку, Валя услышала последние слова и возмутилась.

Янис с Кирой прыснули, и, чтобы не рассмеяться в голос, мужчина пошел к крыльцу, нагруженный вещами. Вдруг дверь резко распахнулась, из нее вылетел молодой человек, который, не ожидая преграды в виде Яниса и множества пакетов, сбил его с ног. Бутылки зазвенели, яйца хрюкнули, а клубника покатилась по наклонной вниз к морю.

— Вы сумасшедший! — закричал Янис. — Вы могли меня убить.

— Как? — прохрипел мужчина глупый вопрос, вглядываясь в Яниса, но словно не видя его.

— Точно так же, как убили ни в чем не повинное каберне, — пояснил тот уже менее гневно, понимая, что мужчина не в себе.

В воздухе повис стойкий запах алкоголя. Мужчина помог Янису встать, но по-прежнему рассеянно смотрел на кроваво-красную лужу, растекающуюся по светлому тротуару.

— Точно, — хрипло произнес он, — я убью его, — сказал парень отчетливо, словно только что нашел долгожданный выход, принял какое-то трудное решение, которое давно искал.

— Федор, ты что наделал! — закричала красивая блондинка, выбежавшая на крыльцо следом. Увидев Яниса всего в отвратительных красных пятнах, растекшихся по футболке, она прижала руку ко рту: — Зачем ты побил бомжа?! — воскликнула красавица.

Янис оглянулся и, не увидев рядом ни одного побитого бедного маргинала, возразил белокурой богине:

— Ничего страшного, это всего лишь каберне, и, судя по аромату, оно было не лучшего качества.

— Фу, слава богу, вот вам деньги, купите себе новую бутылку, — и девушка с внешностью мультяшной Рапунцель брезгливо протянула Яну мятую тысячу, которая, видимо, завалялась в ее кармане.

Мужчина по имени Федор по-прежнему продолжал смотреть на вино, которое некрасиво растекалось по тротуару, словно нарочно пытаясь нарисовать там отвратительную кляксу.

— Кира! Валя! — златовласка увидела приближающихся подруг и бросилась к ним на шею, оставив замороженного Федора и растерянного Яниса, сжимающего в руках мятую тысячу. — Вы почему не предупредили, я бы встретила вас в аэропорту. Ну ладно, понятно эта бука, — она показала рукой на Киру, — но ты-то, Валенок, почему не позвонила?

— Мы приехали на машине, — сказала Кира, отлепляя сестру от подруги.

— Пойдемте, я познакомлю вас с моим женихом, — продолжала излучать радость и гостеприимство Злата. — Это Федор.

Но тот стоял, по-прежнему хмуро сдвинув брови, и не проявлял никаких эмоций.

— Мне не нравится, когда твоя сестра называет меня Валенком, — тихо пробурчала Валентина Кире.

— Она еще ребенок, — примирительно ответила Кира, — и пытается все делать, как старшая сестра. Синдром подражания.

— Никакой она уже не ребенок, — не согласилась с подругой Валя, — вон борова какого себе нашла. Странный он какой-то, — вдруг поменяла тему разговора Валентина, увидев взгляд Федора, — на маньяка похож.

— Все маньяки, по статистике, выглядят добропорядочными гражданами, — решила поспорить Кира, но остановилась, увидев, как Злата выгоняет ее жениха.

— Мужчина, идите уже отсюда, — задрав свой и без того вздернутый носик, говорила девушка, — денег я вам не дам. Здесь и так больше, чем на одну бутылку.

Ян же в это время пытался собрать с земли пакеты, так живописно летающие по всему тротуару.

— Познакомься, Злата, а это мой жених Савелий, — произнесла Кира, подбежав к растерянному Янису.

— Это ваша сестра? — удивленно спросил Янис Киру, которая стала помогать ему собрать уцелевшую ягоду. — Вас что, в роддоме подменили?

— Имейте такт, — обиделась Кира, передумав ему помогать. — Я знаю, что она красивая, а я нет, но могли бы и не так откровенно этому поражаться.

— Мне кажется или ваша сестра приняла меня за бомжа? — прошипел Ян, уставившись в асфальт, видимо, стараясь не расплакаться от обиды. — Знайте, я сейчас жутко зол и даже покраснел от этого, просто сей факт не виден по причине того, что из-за глупости вашей подруги мое лицо полностью сгорело, а еще на мне надеты вещи чужого мужчины, а какой-то придурок сбил меня с ног, для полного счастья испачкав вином и клубникой.

Злата, поняв, что совершила непростительную ошибку, решила сделать вид, что ничего не случилось, и, просто отвернувшись от приехавших гостей, повисла на шее своего жениха. Тот не отталкивал невесту, но и не обнимал в ответ, продолжая по-прежнему пялиться на осколки. Именно на этой, честно скажем, неоднозначной ноте и прозвучал женский визг, сильный и истерический. Он несся откуда-то со второго этажа странного дома, где по причине лета все окна были распахнуты, и потому от визга закладывало уши и раздирало барабанные перепонки. Затрагивая все возможные децибелы звука, он не заканчивался, словно визжащему человеку не нужен был воздух, словно он выбрасывал ужас, поглотивший его, и никак не мог это сделать.

Примечания

1

Макао — азартная карточная игра (здесь и далее прим. ред.).