Потерянное наследство тамплиера

Юлия Ефимова, 2021

Детективное агентство «Дилетант» занимается сложными и запутанными преступлениями. О нем шепчутся на элитных вечеринках, а номер телефона тайно передают друзьям. Программа была составлена так, что четверо совершенно незнакомых человека, правильно подобранные системой: администратор, логик, технарь и эмпат, могут многое, но не всё. Агентство никогда не бралось за расследования убийств, однако пароль, названный заказчицей, вынудил их изменить своим принципам и взяться за дело. Для новой миссии компьютер сгенерировал еще две неожиданные роли, но подходящих кандидатур в картотеке дилетантов не нашлось. Теперь группе необходимо отыскать их и направиться в маленький приморский городок, уютно спрятавшийся в Калининградской области. Тамплиеры, замки, групповое убийство – дилетантам придется разобраться с этим, отделив вымысел от правды.

Глава 1. Первым делом, первым делом — самолеты

Едва шасси самолета мягко коснулось посадочной полосы аэропорта Шереметьево, телефон Зины начал бешено пикать, приветствуя сообщения мессенджеров. Но она не спешила их читать, хотелось еще чуть-чуть продлить ощущение жалости к себе. Решила, что будет страдать, как только села в кресло самолета во Владивостоке. Разрешит себе слабость. И даже сочинила по привычке стихотворение в тему, как гимн ее последующих страданий.

Мне сегодня грустно, что ж, бывает.

Мне сегодня хочется реветь.

И душа тихонечко вздыхает,

Продолжая на глазах мрачнеть.

Я сегодня разрешаю скуку,

Даже разрешу всплакнуть чуток

И, положив свой подбородок в руку,

Налью себе вина глоток.

Сегодня я себе позволю жалость,

Но не к кому-то, а к самой себе.

Позволю я поблекнуть малость

Хранимой с детства голубой мечте.

Я разрешу себе кило морожено

И не заправлю мятую кровать.

Но лишь сегодня это все возможно,

А завтра вновь стремиться и блистать.

Для Зинки стихи были не творчеством, для нее они было сведением чувств в удобную форму для точного понимания ситуации. Так с детства учил ее дед. Он сажал ее за свой стол в кабинете, давал ручку, листок и говорил: вот попробуй написать сейчас, что ты чувствуешь, в стихотворной форме, чтобы была рифма, пускай даже простая и парная. Во-первых, это поможет несколько раз и с разных сторон обдумать ситуацию, а во-вторых, в стихи вмещается только самое основное, и вот что для тебя главное, ты и увидишь. Все время, пока Зинка усердно пыхтела над бумагой, дед сидел рядом, смотрел на нее и улыбался одними глазами, как умел только он.

Это же стихотворение полностью отражало видение ее мира сегодня. Зинка страдала, она устала быть сильной, устала все решать. Молодой девчонке в двадцать три года было тяжело тащить на себе свалившуюся ответственность. Плюс ко всему обманутые ожидания снова разбили ей сердце, снова предали девушку, так поверившую им.

Ей страшно захотелось почувствовать себя маленькой, чтобы дед сел рядом и сказал: «Знаешь, Зинка, я против грусти» и улыбнулся одними глазами. Но его нет, уже больше года нет. Время не лечит, это неправда, Зинке по-прежнему больно от одной мысли, что она никогда его не увидит, не уткнется в плечо, не почувствует себя под защитой. Поэтому она придумала историю, что дед уехал в очередную командировку, которых, надо сказать, у него было немало при жизни.

Телефон, устав пищать и будто догадавшись, что полумеры не работают, начал настойчиво звонить, решив все-таки достать свою хозяйку. На экране высветилось короткое слово «изба». Так они с друзьями решили назвать свой новый офис.

После того как полтора года назад справились со своей миссией «Дилетант», они неожиданно сдружились. Поэтому, когда перед Зинкой встал вопрос, с кем продолжить дело деда, она даже не сомневалась.

— Да, Леша, — ответила устало, — что такого срочного случилось в «избе», что ты меня дергаешь после восьмичасового перелета?

— Шеф, у нас проблемы, — с беспокойством в голосе затараторил Алексей Кропоткин. Ее правая рука и, надо сказать, очень спокойный человек, сейчас был непривычно взволнован. — Я бы, конечно, никогда, но тут что-то странное.

— Алексей, — вздохнула Зинка, — Мотя на тебя плохо влияет, ты разучился понятно формулировать мысль.

— В общем, шеф, тебе стоит подъехать в «избу», тут какая-то чертовщина происходит. — Алексей был сам не свой; привычно грамотная речь образованного и интеллигентного человека, потомка дворянского рода, почему-то сейчас явно подводила.

— Дай трубку Эндрю. — Зинка решила пойти другим путем, все еще надеясь отправиться из аэропорта домой, чтобы спокойно продолжить намеченные на день страдания.

— Шеф! — услышала она голос второго сотрудника. Эндрю был компьютерным гением, его никогда не подключали к организационным вопросам, но в экстренных случаях математический и логический мозг парня меньше всех впадал в панику и невроз, а оттого и думал более рационально, чем другие. — Алексей прав, тебе надо быть здесь. Приехали люди и требуют помощи.

— Ну раз приехали, — рассудила Зинка, — значит, им наши координаты дал кто-то из проверенных клиентов. Оформляйте договор, рассчитывайте смету и по обычной схеме ищите дилетантов. В чем проблема, не пойму, уже полтора года так работаем.

— Все как бы так, — тянул Эндрю, — но это убийство.

— Ну тогда еще проще, — выдохнула Зинка, понимая, что квартира с запрещенными в обычное время вредными вкусностями и гитарой под мышкой снова забрезжила на горизонте. — Отказывайте, и все. Мы убийствами не занимаемся.

— Я Моте трубку дам, — неуверенно буркнул Эндрю.

— А она-то что там делает? — удивилась Зинка, но вопрос, который она адресовала Эндрю, попал уже к Матильде.

— Шеф, привет! — Вот уж кто всегда был в хорошем настроении и оптимистически настроен. — Так меня Лешик вызвал. Я была на занятиях, он звонит, говорит, вопрос жизни и смерти, срочно приезжай в «избу». А я, ты же знаешь, своих не бросаю, да и Лешика учусь слушаться. Правда, у нас с этим еще туго, — начала жаловаться на личную жизнь Матильда, — но я уже на правильном пути. Вот он говорит, мы разные, ну а я думаю, это только плюс, потому как, если бы мы были одинаковые, к примеру, такие как он, то со скуки бы умерли. Ну я бы точно повесилась — развешивать полотенца в ванной по размеру и цвету.

— Мотя, — перебила треп подруги Зинка, — что в «избе» такого страшного произошло?

— Ну… Приехала мадам, знаешь, такая вся из себя стильная и жутко дорогая, и требует раскрыть убийство ее мужа.

— Все равно не понимаю. Мы уже сто раз отказывали людям с такими просьбами, что с этой не так? — Зинкино терпение подходило к концу.

— Так Лешик по телефону и отказал. А она упертая, все равно приехала. А ты что, плохо съездила? — вдруг спросила Мотя не в тему. — Расстались?

Зинка сразу сдулась, как воздушный шарик, и тихо призналась:

— Решили поставить отношения на паузу.

— Ну это все, — не сомневаясь, прокомментировала Матильда, — прорыдайся и забудь. Нет никаких пауз, так делают, когда приходит конец отношениям. Приезжай в «избу», я сбегаю в соседнюю пекарню, накуплю, как ты любишь, всякой вкуснятины, и, когда закончишь с этой мадам, мы с тобой будем пировать. В общем, по старой схеме.

— Ну хорошо, еду, — печально известила Зинка, отчетливо почувствовав острую необходимость в том, чтобы ее кто-то пожалел.

Где-то глубоко, очень глубоко внутри она понимала, что это конец, но старалась гнать смурные мысли, уж очень болезненными они были.

— Вина купить? — поинтересовалась Мотя, вернув собеседницу в реальность.

— Все-таки скажи, что не так с клиенткой?

— Она сказала, что знает пароль. Услышав его, мы согласимся, — осторожно пробормотала Мотя, словно боясь следующего вопроса, но он все равно последовал.

— Что за чушь, что за шпионские игры? У нас нет никаких паролей, кто наговорил ей ерунды? Что хоть за пароль-то? — В телефонной трубке была тишина, Мотя тянула с ответом. — Матильда, — повысила голос Зинка, — какой пароль сказала мадам?

— Шеф, ты только не переживай, — попросила ее подруга.

— Я уже переживаю, и если ты будешь еще тянуть, меня вообще инфаркт хватит, — честно проинформировала о своем состоянии Зинка.

— Она сказала, — осторожно начала Мотя, словно боялась ляпнуть лишнее, — что ей надо продиктовать нам…

— Матильда! — не выдержав, прикрикнула.

— «Знаешь, Зинка, я против грусти», — Мотя выдохнула фразу так быстро, словно боялась сделать больно своей подруге.

Зинка медленно, словно гуляя, шла по огромному залу прилета аэропорта Шереметьево, но после Мотиных слов потолок словно нагнулся, стало тяжело дышать. Бросив телефон в сумочку, даже не отключив вызов, она выскочила на улицу и села на бордюр.

Так называл ее только дед, это был их пароль, это была их тайна. Короткая строчка из стихотворения Юлии Друниной «Зинка». Об этом знали еще три человека — Алексей, Матильда и Эндрю, когда-то ставшие невольными свидетелями их последнего разговора. Хотя разговором это было не назвать — с экрана телевизора говорил человек, которого уже месяц как не было в живых.

Полтора года назад деда не стало. Не стало единственного родного человека в жизни девушки. У нее, как и положено, были мама и папа, но в Зинкином случае только формально. Дед был в ее жизни всем — отцом, матерью, наставником и учителем. Все двадцать два года она жила под сиянием собственного солнца по имени Савелий Сергеевич Штольц. Полтора года назад это солнце потухло, и его до сих пор никто так и не смог заменить. Да что там заменить, никто не смог даже обычную лампочку включить. Зинка очень надеялась, что это будет Тимур, но, видимо, зря.

Уже после смерти деда она узнала о гениальном изобретении, системе «Дилетант», которую создал дед. Смысл ее был в том, что четыре правильно подобранных неподготовленных новичка могут раскрыть сложное преступление. Секрет успеха заключался в подборе дилетантов и их правильном сочетании друг с другом, а самое главное, в том, что у дилетантов был не замыленный шаблонами взгляд на расследование и оттого свежий и интересный. В команде работа разных психотипов давала поразительный эффект.

Сейчас Зинка продолжила дело, созданное дедом, с помощью Алексея и Эндрю усовершенствовав программу. Сарафанное радио работало хорошо. На закрытых приемах люди перешептывались об элитном детективном агентстве, которое никогда не допускает ошибок и распутывает даже самые сложные и безнадежные дела. Правда, и берут дорого, и принимают людей только по рекомендации, но результат стопроцентный.

Мир потихоньку возвращался, первая удушающая реакция стала отступать, вновь позволяя легким получать воздух, а голове размышлять.

— Мотя, ты еще на связи? — Вспомнив про подругу, Зинка вытащила из сумочки смартфон со светящимся экраном.

— Да, шеф, я здесь, — виновато ответила Матильда, словно была причастна к странным событиям, происходящим в «избе».

— Я буду пиццу, бургер и «Наполеон», — сказала она, придя в себя.

— Поняла, включаем режим повышенного страдания, — быстро сделала вывод Матильда, уже немного зная свою приятельницу и ее привычки.

— И вина возьми, — вздохнула та, — через час буду.

Все время, что она ехала из аэропорта в «избу», Зина думала, кто тот шутник, который так жестоко решил с ней поиграть. Где-то глубоко в душе уже затаилась мысль, даже не мысль — тайное желание. Нет, не желание, а невнятное и пугающее предположение, заставляющее сжиматься желудок и чаще биться сердце.

«А вдруг дед жив».

Тампль, резиденция ордена тамплиеров в Париже

Май 1306 г.

Магистр ордена тамплиеров Жак де Моле смотрел в окно. Как быстро и могущественно разросся их замок! После потери Иерусалимского храма именно Тампль стал сердцем и мозгом всего ордена. Когда-то Людовик VII выделил для молодого ордена бедных рыцарей Христа и храма Соломона участок на правом берегу реки. Тогда никто не предполагал, каким он станет, а потому сей подарок был по классическому «на тебе, Боже, что нам не гоже». Участок был болотистый и неказистый, теперь же благодаря трудолюбию, да и, чего скрывать, деньгам ордена тамплиеров это был город в городе. Пятидесятиметровая башня Тампля, из которой сейчас наблюдал за своими братьями магистр, и вовсе считалась самым высоким зданием в Париже. В центре замка красовалась церковь, выстроенная по образу Храма Гроба Господня в Иерусалиме, а вокруг него вовсю разрастался жилой район. Строились лавки, конторы, склады. Что-что, а торговать тамплиеры умели не хуже, чем воевать, и всякий, кто понимал это, старался быть как можно ближе к ордену. Ведь в сам орден вход был не для каждого.

Да, здесь приветствовались равенство и братство, но стать одним из тамплиеров мог только избранный. Одни это заслуживали в бою, другие умом, но были и такие, которые заслуживали это гордое звание своей жизнью. Таким был и Андре де Бланшфор, честный и справедливый, смелый и бесстрашный, а главное, он был готов защищать веру с оружием в руках, что доказывал не раз на деле. В ордене не очень приветствовались люди, имеющие семью, но Андре, несмотря на то, что у него были жена и трое сыновей, доказал свое право называться бедным рыцарем и получил свой коричневый плащ по праву. Белый же позволялся только рыцарям, давшим обет послушания, целибата и бедности.

Жак дружил с Андре простой человеческой дружбой, невзирая на свое звание и братство. Он видел в нем настоящего рыцаря с такими качествами души, каких сейчас не хватало уже многим членам ордена, и потому очень тяжело воспринял его уход. Это была еще и личная потеря, которая унесла частицу его души. Возможно, поэтому, когда Жаку стал необходим проверенный человек, он вспомнил о супруге дорогого друга — Эрменгарде де Бланшфор.

— Магистр де Моле, — в комнату вошел личный помощник и, не поднимая головы, сообщил: — Она пришла.

— Проводи ее сюда, — не поворачиваясь и не отрывая взгляда от кишащих как муравейник торговых рядов, распорядился магистр и уточнил: — Постарайся, чтобы ее никто не заметил.

Башня была тем местом, где это можно было сделать без труда. Еще при строительстве был проложен подземный ход из торговой лавки у стен Тампля. Владел ей человек, безмерно обязанный и преданный храмовникам, и с искренней усердностью и честностью отрабатывал этот долг.

В принципе, Жак де Моле верил всем своим братьям, но сейчас речь шла о высшей степени доверия, о высшей миссии ордена тамплиеров.

Легкая поступь приблизилась и затихла, Эрменгарда, зайдя в комнату, не решалась потревожить великого магистра.

— Рад приветствовать тебя, вдова моего друга. — Жак не мог оторвать взгляд от торговых рядов внизу, ощущение, что все люди — песчинки на огромной планете, не покидало и придавало этой минуте еще большую важность.

Эрменгарда молчала, не понимая, как ей реагировать, — подойти, ответить или проникновенно молчать. После смерти мужа она ни разу не видела Жака де Моле и не ждала от сегодняшней встречи ничего хорошего. Дело в том, что обычно со смертью мужа орден забирал все у его жены и детей, оставляя лишь самую малость, чтобы не умерли от голода. Но с Эрменгардой поступили иначе: все, что принадлежало А, оставили ей и сыновьям. Она не верила в это, до сих пор каждый раз вздрагивала, слыша, как непрошеные гости стучатся в их дверь. Ей казалось, что орден одумается и все же лишит ее неположенного наследства. Вот и сегодняшняя просьба прибыть тайно в Тампль показалась ей началом конца.

— Был ли орден добр к тебе и к твоим сыновьям после смерти Андре? — задал ей вопрос великий магистр, лишь подтвердив ее опасения.

— Более чем, — покорно ответила Эрменгарда.

— Готова ли ты отплатить ордену тем же и послужить верой и правдой?

— Моя жизнь полностью принадлежит вам и братьям за то, что вы были добры ко мне и к моим сыновьям, — подтвердила женщина свою покорность.

— Готова ли ты послужить Богу? — спросил Жак де Моле и резко повернулся к ней.

— Я жизнь готова отдать на услужение Господу нашему, — прошептала Эрменгарда, не поднимая глаз, и перекрестилась.

— Знаешь ли ты, зачем был создан наш орден Гюго де Пейном? — словно учитель ученика, вопросил магистр женщину, по-прежнему стоявшую преклоненной перед ним.

— Орден бедных рыцарей Христа был создан для защиты паломников на святой земле, чтобы охранять от бандитов дорогу от побережья к Иерусалиму.

— Это версия для всех, но есть и другая — правдивая, для избранных, — вздохнув, перебил ее великий магистр, и женщина в удивлении подняла на него глаза. — На самом деле у ордена была более ответственная миссия. Мы должны были найти в храмовой горе священный артефакт — святой Грааль.

Эрменгарда была в ужасе, но не из-за тайной миссии ордена, а из-за того, что ей, простой смертной, сейчас открывается страшная тайна, а такие тайны губят любого, кто к ним прикоснется.

— Мы долго вели раскопки, но святой Грааль так и не нашли, — продолжал рассказ Жак де Моле, расхаживая по небольшой комнате башни. Здесь он соврал, но не надо этой бедной женщине, на которую он и так собирался повесить непосильный груз, знать больше, чем полагалось. — Зато мы нашли другую, возможно, более могущественную реликвию сразу трех религий мира — иудаизма, христианства и ислама. И каждая религия хотела бы иметь ее у себя. Теперь же истинным предназначением ордена стало оберегать ее, потому как реликвия обладает сверхъестественной силой. И даже наделяет практически безграничными возможностями. Поэтому именно мы, бедные рыцари Христа, должны охранять ее от посягательств любых правителей. Ибо нет и не может быть никого на земле, равного Богу. — Произнося эту речь, великий магистр словно забыл, зачем он здесь, он будто бы разговаривал с Богом, что-то клятвенно тому обещая. — И хоть сейчас вокруг спокойно, но высший Сионский орден сообщил нам, что надвигается смута. Я не могу более хранить реликвию в Тампле, чувствую, что скоро он перестанет быть столь же безопасным, как сейчас. Хоть и уверен, что справедливый Бог поможет своим служителям, но не могу рисковать святыней. Ее нужно перевезти подальше, в Восточную Пруссию. Там есть проверенные братья, они помогут спрятать ее. Но, если в путь отправятся рыцари тамплиеры, это станет подозрительным, по их следу могут пойти. Поэтому я принял решение: святыню туда отвезешь ты со своими сыновьями. Пообещай мне до последнего вздоха хранить верность ордену и даже ценой жизни охранять порученное тебе наследие.

— Мой муж говорил, что приказ магистра должен быть выполнен в любом случае и без задержек, так, словно сам Христос приказал это, — еще почтительнее склоняясь, сказала Эрменгарда, — я клянусь за себя и за своих сыновей, что мы выполним миссию или умрем за нее.

— Ступай, — ответил Жак де Моле, словно устав от разговора, — тебе сообщат о времени.

Уже возвращаясь по подземному туннелю и воспроизводя в голове разговор с магистром, Эрменгарда вдруг поняла, что Жак де Моле так и не сказал, какую все-таки реликвию ей с сыновьями поручили перевезти в медвежий угол Европы, в холодную и дождливую Восточную Пруссию.