Роман длиною в жизнь. Романы, повести, рассказы

Юлия Добровольская, 2020

Все мои истории – о жизни людей, живущих вдали от большой политики, большой экономики и любого размера криминала, о жизни, какой живу я сама, о сложностях и радостях человеческих взаимоотношений. Я не сужу своих героев – не осуждаю и не одобряю – я их наблюдаю. В моей прозе нет ничего об интригах, предательствах, мести, зависти и прочих явлениях, бытующих в среде спящей части человечества. Здесь – совсем о других людях. О тех, кто понимает, что нет несчастий и врагов, а есть лишь чудеса и ангелы, что нет предначертанной судьбы, а есть лишь твой осознанный или неосознанный выбор, что нет случайностей, а есть лишь путеводные сигналы на Пути, которым идёшь. О тех, чья жизнь – это рост, а не увядание, и смерть – это продолжение, а не конец.

Жизнь как непрерывная череда чудес и ангелов

Роман

Мы все друг другу ангелы.

Н.Д.Уолш

1.

«Как я могла забыть телефон?.. Это же… это же мой орган… я ж без него никуда… и, как всегда, это бывает, в самый неподходящий момент — когда я почти опаздываю, когда меня ждут! Он сказал, что припарковался за углом, мест нет, и там штрафуют, я знаю… а мне сейчас нужно до низу доехать, потом снова подняться на двадцать второй этаж, открыть дверь сначала одним ключом, потом вторым… отыскать телефон, закрыть дверь снова двумя ключами, вызвать лифт — в час пик!.. дождаться… спуститься вниз, обежать огромное здание, отыскать в стаде железных скакунов неброский синий форд… Хотя неброский как раз в этом стаде отыскать будет раз плюнуть, там паркуются исключительно свои, а у всех наших лошадки, естественно, одна другой краше… всё больше светлый металлик да чёрный лак… да сияют так, что сразу понятно: не под окном хрущёвки ночку провели, а в тёпленьких стойлах со всеми удо… Приехали, слава богу…»

Она выждала, пока все вышли.

Направившийся было в кабину мужчина решил сперва выпустить её.

— Входите, мне наверх, — сказала, сдерживая смех, она.

Он полуулыбнулся, вошёл, нажал на кнопку двадцать четвёртого этажа, — куда это он в конце рабочего дня, подумала она, — потом нажал кнопку запуска снаряда, она протянула руку и нажала свой этаж, на два ниже, а он снова полуулыбнулся, и они рванули ввысь.

Он стоял спиной к ней. Она прямо за ним. Поэтому не видела его лица в зеркальных дверях и смотрела на его ладную спину в тёмно-синем плаще. Из-за ворота на полсантиметра выглядывает шёлковое кашне классической расцветки в тон плаща: с тёмно-синими мелкими загогулинами вроде турецких огурцов по серому полю и крапинами жёлто-бежевого и светло-серого. Волосы волнистые с едва заметной сединой. Опрятные. Стрижка грамотная. Длиннее, чем обычно носят клерки. Стоит свободно, руки в карманы, ни признака нетерпения или просто деловитости. Лучится какой-то лёгкостью, свободой, игривостью даже… Да, лучится — прямо в пространство, прямо спиной.

Это рассматривание его ею ровным счётом ничего не значило. Так — любовь… даже можно сказать, страсть к наблюдениям любого рода и гипертрофированное эстетическое восприятие мира и всех его представителей…

Из сумки на плече раздалось «Lui pazzo di lei…» — тем самым голосом, который до нутра пробирает… женщин, во всяком случае. Живых, конечно, женщин… племянник качнул позавчера, когда она заикнулась, что подсела на днях на эту песенку…

Вовка нервничает:

— Ну, где ты?.. Меня сейчас убивать будут! Или припрут, потом не выберемся…

— Я телефон забыла в кабинете… — И как рассмеётся…

Вовка ничего не понял:

— Какой телефон?.. Сколько их у тебя?.. Скоро ты?

— Скоро, скоро…

Лифт тренькнул хрустальными бокалами, полными красного — почему красного?.. — вина, остановился и распахнул свои широкоформатные зеркала.

Мужчина отошёл, пропуская даму.

— Спасибо, я не… мне не сюда… мне вниз… — Дама едва сдерживала смех.

Она протянула руку к кнопкам. Но джентльмен уже нажимал на пуск, и дама зацепилась за рукав его плаща своим громадным кольцом на среднем пальце — это был оправленный в серебро зелёный шлифованный булыжник с вкраплениями рубинов — Вовка из Индии привёз в подарок.

— Извините… ради бога…

— Пожалуйста… ничего страшного…

«А голос, как у этого… ну, который, собака, с ума по ней сходит… нет, не по ней, а по какой-то там другой… в ящике её не показали — кружились вокруг какие-то, но, похоже, ему они до лампочки… а та за кадром осталась… ну и правильно, зачем нам она, мы лучше будем думать, что это по нам с ума сходит вот этот… собака, как хорош… в смысле, этот как хорош… и тот, хорош, конечно… но тот далеко, в ящике… в Италии… а этот — вот он, даже тронуть можно…»

Снова стон бокалов. Остановка.

Джентльмен полуобернулся к даме, ещё раз полуулыбнулся:

— Всего доброго. — Такой голос… чуть… самую малость в нос… словно вчера только насморк закончился…

— Вам тоже… всего доброго. — Она всё ещё смеялась.

Вовка был зол. Ну, насколько он умеет это. А он не умеет. Поэтому просто чмокнул её, а потом буркнул:

— Опаздываем, милочка…

— Подождут! — Она всё ещё веселилась по поводу приключения в лифте с телефоном. И с джентльменом.

— Нам ещё в два места завернуть нужно, за двумя коробками…

— Не бухти, успеем!

«Хм… Если б не Вовка и его неуместная парковка, я бы выследила, куда это он и к кому…»

2.

«Как было бы здорово, если бы пришлось ждать… Долго. Долго-долго… Чтобы опоздать с концами. Конечно, это выход только на сегодня… А потом?.. А потом — всё сначала… каждый раз одно и тоже… Оправдываться, объясняя каждый свой шаг, словно школяр, выкручиваться из подозрений… Надо кончать. Лучше уж одному. Вообще одному. Да я и так знал это…

Коридор длинный — хорошо. Вот бы ещё ждать пришлось…»

Но ждать ему не пришлось. Ждали его. Учтиво демонстрируя каждый листок, вложили аккуратные красивые бумажки в прозрачные папочки, прозрачные папочки подшили в непрозрачную тёмно-синюю папочку — они запомнили мой плащ, подумал мимоходом он, или у них других не бывает? — и вручили ему весь пакет документов с милой улыбкой.

Он поблагодарил, вышел в коридор — совершенно пустой, длинный, как бесконечное отражение самого себя в пространстве, застеленный сине-серым ковролином, — и направился к лифту.

Мелкие досады последних дней… недель, пожалуй даже… как тараканы, почуявшие остатки роскошной трапезы и уверенные в том, что некому будет им помешать устроить теперь своё пиршество, ибо свет погашен — воля отключена — выбирались из уголков души и сознания. Да, помешать будет некому. Он больше не может себя сдерживать. Он устал. Он, в конце концов, должен позволить и себе расслабиться. Не всё же ей спускать себе с рук.

«Нервы!.. У неё нервы!.. У неё, видите ли, наследственное. Да ещё ранена в детстве — папы не стало в её нежном возрасте. А как папа маму бьёт, тебе не доводилось видеть?..»

Он твёрдо решил опоздать, сославшись на очередь, на отсутствие кого-то нужного и важного… решил дать себе послабление и сел в рекреации в глубокое кресло. Он смотрел в окно на небо.

«И что меня толкнуло?.. Молодая, весёлая… Фигня! Ну вот не дура — это да. Вот на этом и повёлся. Поговорить, типа, есть о чём. Ребёнок, типа, взрослый, одиннадцать лет, самостоятельная, рассудительная девочка, без мамы встаёт, без мамы ложится, уроки без мамы… Бабушку обременять не хочет, будет жить дома… — вот такие нынче дети бывают… Хотя, я сам таким был.

Да. Детей, значит, рожать не будем. Это хорошо. Карьера увлекает — хорошо. Умная — хорошо… Что там ещё?.. А, веселиться умеет — тоже неплохо. Истеричная — плохо. Все плюсы враз замазались одним большим минусом…

Ладно, это всё о ней. А ты-то сам — что? Ты что, сразу не разглядел?.. Зачем приручал?.. Зачем увязал в этом во всём? Польстило её благоговейное отношение к тебе, взрослому, стоящему на всех четырёх ногах мужику? Папу ей напомнил!.. Да, ты, кажется, едва ли не ровесник её папы… Она, вероятно, решила, что ты и капризы её и истерики, как папа терпеть будешь… умиляючись…

Пятница убита в зародыше… А погода какая! Так и шепчет… Сейчас бы куда-нибудь за город, в чей-нибудь большой дом, в гудящую компанию полунезнакомых людей. Надраться… Кого-нибудь подцепить…»

Он передёрнулся, словно от отвращения. И пришёл в себя. Усмехнулся.

«Надраться… подцепить… Не смеши, чувак! Ты ж всегда на невышибаемом предохранителе. У тебя ж всё под тотальным контролем…»

Телефон в кармане плаща тихо тренькнул. Она — кто же ещё! Можно попробовать угадать её настроение. Но это всё равно, что в рулетку ставить на чёт или нечет, на красное или чёрное — шансы один к одному. И никогда по-другому. На чём бы ни расстались, когда бы ни расстались, что бы ни ждало, куда бы ни собирались — всегда один к одному. Так что, можно не напрягаться: неожиданностей не будет — или съехавшая с катушек стерва, или беззащитный котёнок… Бррр… Он же терпеть не может кошек! Стерв тоже…

Он подержал в руке телефон. Отключить? Знает, что по делам пошёл, занят. Пусть разозлится посильней, он тогда тоже позволит себе…

— Да?

3.

— Ты что злой? Из-за меня, раззявы?

— Я не злой.

— Рассказывай!..

Вовка явно был не в духе. И пробки уже обозначились — не успели за кольцо выскочить, теперь протолкаемся, пока до воли доберёмся…

— Давай, я поведу?

— Сиди!

— Сижу.

Она решила расслабиться и попредвкушать.

Но что-то покалывало, поцарапывало и мешало, как крошечная заноза, к которой не подступиться ни с какого боку… Оно мешало ещё до того, как она села в машину, до того, как вошла в лифт, до того, как попрощалась с последним коллегой, до того, как… Да, звонок дочери.

«Мамуль, я сегодня ухожу… Ты не могла бы?.. — Я сама ухожу. — Ну ты же не до утра! — До утра понедельника. — Ты что, нарочно!? — Доча, я не нарочно. У Вовика с Олей сегодня… — Я тебя часто прошу о чём-то? Часто?! Нет, ты скажи, я тебя часто собой обременяю? Твоей внучкой? Часто? Скажи!..»

Всё. Сюда уже не впишешься… Не вставишь ни слова. Говорить ей о том, что можно было бы заранее предупредить… вопрос несложный, решаемый, и не за час до конца рабочего дня его поднимать надо… Понятно, всякие неожиданности случаются, можно было бы…

Закончилось всё криком, бросанием трубки… Сейчас, правда, трубки не бросают — дороговато обойдётся… это вам не советского образца телефон, об который хрястнешь, а ему хоть бы что — словно рассчитан исключительно на выражение зашкаливающих эмоций…

Ладно. Милочка — девочка замечательная. Как советский телефонный аппарат. Крепкая. Закалённая. Всё всегда понимающая…

«Ну вот, теперь по Милочке плакать будем… Тогда уж с мамочки её начинать нужно…»

— Что?..

— Что грустишь, говорю.

— Да так.

4.

— Почему ты решила сказать мне это по телефону? Мы же встречаемся через час.

Он не находил в себе силы — и не хотел находить! — на деликатный тон.

— Меня распирало! А ты что, не рад?

— Как долго тебя распирало? Ты же не сегодня об этом узнала.

— Не сегодня… — Она всё ещё ласковая мурмурочка. — Так ты рад?

— Ты же знаешь моё отношение к таким делам.

— К таким делам?! Ребёнок — это не такие дела! Это новая жизнь! Это… это наше с тобой продолжение!

Всё. Вопросов больше нет. Можно только замолчать и слушать. Или не слушать.

— Что!? Что ты молчишь?! Что ты молчишь, я спрашиваю!

— Дай мне подумать.

Он спокоен, как ни странно. Просто отстранённо спокоен, словно не его это касается. Как в детстве бывало: что-то с кем-то или у кого-то случилось, все в ажиотаже, по потолку бегают, а тебя словно отключили… и надо бы влиться в общий фон, но не получается, и стоишь-сидишь-идёшь, ругаешь себя за бесчувствие…

— Подумать?! А о чём ты думал?..

«Божжемой… И эту женщину ты называл умной?.. О чём ты думал, когда барахтался со мной в постели? Шедеврально! Классика жанра!.. Оперетта. Мыльная опера. Сериал. Сериал из четырёх с половиной серий — четырёх с половиной месяцев отношений. Надеюсь, конец фильма?.. Нет, по логике в финале должно прозвучать что-нибудь вроде козёл, кобель…»

— Вы все скоты! И ты не лучше!.. Слышишь?!

«Скотина, животное. Угадал.»

— Что ты молчишь?!

— Я попросил дать мне время подумать.

— А мне что делать?! Что мне делать?!

— Тоже подумай.

— Подумать?! О чём?! Всё уже произошло! Ты что, не понял?!

«Она поёт хорошо, у неё глубокий грудной голос… но как же гадко она им орёт!..»

— Ты что, не понял?! Всё уже произошло!

— Ещё ничего не произошло. Ещё есть время подумать. И думать надо спокойно. И такие де… такие вопросы не по телефону решаются.

«Странно, мечтал разозлиться, а не получается… спокоен, как дохлый мамонт подо льдом…»

— А что тут думать?! Дело сделано!

— Ну что ты несёшь? Ты слышишь себя со стороны? Какое дело?.. Ты что, так жаждешь детей, что перед тобой вопроса не стоит?..

«Можно было бы напомнить про заброшенную дочь… Но это не в моём стиле… Да и не слышит она ничего. Она никогда ничего не слышит. Кроме демонов внутри себя… Какой там котёнок!.. Демоны. Один как есть — бес, а другой ангелом прикидывается… так по какой-то прихотливой очерёдности и дежурят…»

— Сволочь! Вы все сволочи! Скотина!.. — Гудки отбоя.

«Отлично. Чем хуже, тем лучше. Может, правда, остаться скотиной? Уже заклеймили — чего пыжиться, обратное доказывать?.. Да и не докажешь — там уж что решили, что постановили, тому и быть во веки веков, и аминь. Слава богу, с мамой не успели познакомить! Слава богу!.. Кажется, это мероприятие намечено на следующие выходные — у мамочки день рождения. Слава богу!..»

Он поднялся и подошёл к окну.

Внизу разбухшие от натуги вены города прокачивают сквозь себя наадреналиненную жизнь мегаполиса, утомлённого пятью рабочими днями. Сегодня эта жизнь устремилась за пределы камня, на волю, на очнувшуюся от холодных снов землю, к двум выходным… к трём ночам и двум дням относительного покоя… Какой покой, покой им только снится… скорее, к деятельности на пониженной скорости. Короткий дауншифтинг.

Зря он не взял машину… Впрочем, в ресторан он на машине никогда и не ездит. Не пить в ресторане — глупо. Ещё глупей ехать потом, рискуя… Он хоть и не умел напиваться до потери… даже до притупления контроля. Но инспектору-то особенности твоего организма до лампочки: пили? — пил — ваши права. И правильно! Не положено — значит, не положено… Пьяному от водки — нельзя. А пьяному от горя?..

«Стоп! стоп… не начинай… Всё прошло. Ничто просто так не происходит, ты это усвоил уже…»

Звонок.

— Да, Антош…

Он направился к лифту.

«Отлично!.. Спасительница ты моя. Сейчас встретимся, отключу телефон до утра понедельника. Пусть все действующие лица этого милого водевиля крепенько подумают над происходящим: кому что нужно в жизни, как жить дальше… А может, некоторые и думать не станут — выключат свои распухшие от дум мозги… Глядишь — и придёт решение. В тишине, без шебуршащих нудных тараканов и суетящихся крикливых мартышек… Решение-то уже пришло. Оформить только нужно, чтобы озвучить.»

В лифте, ему показалось, застряла пара-тройка молекул духов той весёлой дамы, что проехалась вниз-вверх-вниз. Редкий парфюм, не для всех… А ей он идёт…

«Отлично! То, чего и хотел: незнакомая компания, какое-то веселье. Антошкин муж в командировке неожиданной со вторника, а по протоколу, дама только с кавалером. Отлично… И ведь даже в голову не пришло отказаться… То, что ресторан накрылся, яснее ясного — проходили, знаем… полночи уговаривать-успокаивать, наутро идиллия… потом, дома уже — тошнота моральная, которую дела по работе классно душат… решение завязывать поскорее… потом опять звонок…»

Звонок.

Ну, разумеется, кто бы сомневался…

Он сбросил вызов и вышел на улицу.

5.

— О чём думаешь?

— Ой, не начинай…

— Давай, давай! Я тебя должен доставить в блеске, а не в думах.

— Вов. Вот что с ней делать?

— С кем?

— С Танькой.

— Ты думаешь, с ней ещё что-то можно сделать?

— Ты прав… Тридцать два года…

— Что случилось?

— Ай… даже не хочется пересказывать… Всё то же.

— У неё, вроде, кто-то появился?

— Да. Очередной… бедняга… Плохо, что я так про дочь родную…

— Ну ты же уже решила один раз.

— Решила! Люблю! Люблю! Принимаю. Терплю. Помогаю…

— Большего ты для неё сделать не сможешь. Ты же понимаешь это. Отпусти все эти мучения. Отпусти. Не изводись…

— Я понимаю… Но вот не прозрачная я иногда становлюсь… Она мне как напоминание о матери. Настолько это во мне засело… просто впиталось в меня… Я все эти годы, словно в детство своё ныряю. Танька меня туда каждой своей выходкой — мордой… мордой… я захлёбываюсь, понимаешь? Мне удаётся отдышаться день-другой, а потом снова. Мать и дочь — два самых родных существа… и обе — пытка для меня. Это же не дело… так нельзя жить…

— Тебе нужен мужик. Сразу забудешь и маму, и дочку.

— Порекомендуй!

— Дурёха… Расслабься ты! У тебя в твоём стеклянном небоскрёбе полно мужиков. И все не дураки… ну или есть среди них не дураки…

— Вот сидишь и чушь молотишь!

— Это я чтоб не заснуть…

— С таким-то движением?! А ты что, не спал?..

— Спал…

Звонок.

— Танька. Легка на помине… Да, Танюш!… Перестань!… Ну что ты всех изводишь!… Таня! Перестань, я умоляю… — Гудки отбоя.

— Что ещё?

— Собирается выпить все свои таблетки… Вов, останови!

— Мы и так почти стоим. Только ты не выберешься отсюда. Мы ж на крайней левой… А если и выберешься, что ты сделаешь? Сколько можно? Ты же понимаешь, что это показательное выступление…

— А если на этот раз нет?

— Её право. Оставь. Отпусти.

— Я понимаю… Я уже говорила ей не раз… — Она набрала номер. — Не берёт трубку… Господи, как же она измоталась… Таня! Танечка. послушай… Послушай меня…

— Танюша, привет! Это Володя. Ты можешь меня сейчас послушать? Отлично!.. Что ты пьёшь?.. Водка это иногда хорошо… Пей и слушай. Твоя мама — моя единственная сестра. Я её очень люблю… Я знаю, что ты знаешь. А ты знаешь, что я тебя тоже люблю?.. Отлично. Так вот, я люблю много кого на этом свете, но я никогда и ни за что не стану вмешиваться в судьбу кого бы то ни было. И не вмешивался… Да, сказала… А как ты думаешь, она тут в обморок падает, а я спокойно на это смотреть буду? Пытал калёным железом, вот и сказала… Слушай, Танюша. Если твоя мама, моя сестра, решит, что ей надоело жить, я не стану держать её силком там, где ей плохо. Я, конечно, постараюсь сделать всё, что смогу, для того, чтобы помочь ей — если она попросит… или если я пойму, что она нуждается в помощи… но привязывать её к кровати, если она вдруг захочет полететь с крыши, я не стану… Плачь, если плачется… Это иногда очень хорошо… Что?.. Ты?.. И ты рада?.. Интересная реакция, однако — таблетки пить… Ах, вот как… Но это осознанный шаг?.. У тебя есть время подумать, да?.. Хорошо… Ты настаиваешь?.. Высморкайся, я подожду. Настаиваешь?.. Ну вот, видишь, какая ты умница, знаешь, что я не смогу выполнить… нет, смогу, конечно, но мне будет очень трудно… Спасибо, моя хорошая. Целую тебя…

Он отдал трубку.

— Танечка…

— Она отключилась. В смысле, телефон отключила.

— Что там?

— Ты всё слышала…

— Что там у неё?..

— Выпила водки, ляжет спать.

— Не уверена…

— А ты возьми и помолись.

— Молюсь. А что она там тебе говорила?

— Ты слышала.

— Что там про осознанный шаг?

— Захочет, скажет. Если это вообще-то, правда…

— Что? Ну говори!

— Ну вот, выбрались за кольцо… Двадцать минут, и мы на месте.

— Что она тебе сказала?

— Что ляжет спать.

— А ещё?.. Вова!

— Успокойся…

— Набери мой номер.

— Зачем?

— Набери.

Он взял свой телефон, нажал кнопку быстрого набора.

Она слушала, как этот… который собака, так беззастенчиво хорош со своим хриплым голосом… да с небритой физиономией…

— Господи… так бы и сказала.

И засмеявшись, он сбросил вызов и нажал кнопку на панели.

Она вывела громкость на предел.

6.

Такси, как ни странно, подвернулось сразу.

«Хороший знак…»

Он назвал адрес сестры — недалеко совсем — а дальше, не знаю, сказал, дальше куда-то за город, за кольцевую. Водитель, было, заартачился, ему к восьми домой нужно. Сошлись на том, что, если ему не в ту сторону, он высаживает его по первому адресу и — свободен.

Тоню не пришлось ждать, она прогуливалась у выезда из двора.

Оказалось, водителю как раз туда и нужно, в деревню, следующую по курсу за их местом назначения.

«Тоже хороший знак… Всё наше странствие по жизни — от знака к знаку. Только в детстве мы эти знаки безошибочно отличали один от другого: какой ангелом поставлен, какой фальшивый — а потом нас думать научили вместо того, чтобы чувствовать… и мы скоро забыли всё, что принесли оттуда…»

— Да нет, Антошка, я не грустный… Задумчивый.

— Расскажешь?

— Вот приедем, надерусь, тогда расскажу.

Тоня засмеялась:

— Ты? Надерёшься?

— Есть такое страстное желание… Где твой Валик?

— В Стокгольме.

— Что на сей раз?

— Перестань… Интересно это тебе?.. К тому же, коммерческие тайны мужа я не разбалтываю.

— Ну, ясно… А куда мы едем?

— Приедем, увидишь. А ты вырядился, как знал!..

— Это я одно мероприятие удачно на другое променял. Спасибо тебе.

— Тебе здорово хреново?

— Прорвёмся…

«Прорвёмся. Если через ад прорвались, через это недоразумение и подавно сможем… Главное зарубочку на носу… на лбу лучше — позаметней сделать… чтобы больше не вляпываться в фигню всякую… И нутро слушать, а не… да, а не пение гормонов… Гормоны под гармонь — как Сирены рулады выводят…»

Он засмеялся в голос.

— Ты что смеёшься?

— Да так… Не обращай внимания. Нервы… Чем там потчевать будут?

— Думаю, по высшему разряду. Там мне, кстати… в смысле, нам с Валентином комната выделена. Думаю, всем гостям. Так что, остаёмся ночевать.

— Как в детстве — в одной комнате…

— Да. Как в детской.

— А милая у нас детская была, да?

— Да…

— А что за публика? Бизнес?.. Политика?..

— Богема.

— А ты каким образом туда угодила?

— Валик с хозяином когда-то в одном экипаже летал. Друзья по гроб, сам понимаешь.

— Надерусь сегодня… решено.

— Давай. Я хоть посмотрю на тебя… А то ни одного пьяницы вокруг. Скажи кому…

— Помнишь, в школе учили: нет ни одной семьи, которая бы не потеряла кого-то в войне. А теперь вот — ни одной семьи, которой пьянство не коснулось бы.

— Да. Я чуть ли не одна в классе была из семьи, где отец не пил.

— Это твой отец не пил… Я зато был из подавляющего большинства.

— Прости… я не хотела…

— Нормально всё. Твоё счастье, что ты маму только радостной видела.

— Можно я к тебе прижмусь? Обними меня.

— Я же не Валик…

7.

— Может, позвонить?

— Оставь её! Сама провоцируешь! Ты ж даёшь понять, что на крючке! Вот она тебя и водит за уздечку.

— Ты прав…

«Бедная моя девочка… Я тоже, правда, сочувствия заслуживаю. Может даже — вдвойне. Сначала мама, потом дочь… Изводили меня обе по полной программе. Проклятие какое-то… Наверно, легче было бы, если бы и я той же бациллой поражена была. Папу моего мать в гроб свела — понятно… А мой муж на ровном месте споткнулся… Вот что бы не жить ему по сей день?.. Выбор?..»

— Ты о чём там? А?

— Валерку вспомнила. Вот скажи, мой умный, мой продвинутый старший брат. Мы о выборе говорим постоянно… Почему Валерка выбрал… выбрал уйти? Ведь мы так счастливы были. У него столько планов было…

— Я думаю, это не был осознанный выбор… В том-то и проблема наша — в неосознанности. Вот когда мы каждый шаг проживать будем в тот момент, когда совершаем его, а не в мыслях о прошлом, которого уже нет, или о будущем, которого ещё нет, тогда и происходить с нами будет только то, что мы сами выбрали. Тогда и уходить… то есть, переходить будем осознанно.

— А как бы ты хотел перейти?

— Как Иов. Насытившись днями… — Он засмеялся. — Не раньше.

— Аминь.

— Есть подозрение, что вон то такси по тому же адресу, что и мы направляется…

— Ну кто ж на пьянку за рулём ездит…

— Вот и приехали.

— Да, домик впечатляет… круто!

— Не пугай меня!

— Я имею в виду — из ряда вон. Вон из ряда нуворишеских зáмков и прочих закидонов.

— А-а… тогда принимается…

— На твоём рейнджерском фордике стыдно к такому приближаться.

— Ну, ты ж знаешь, у меня теперь… кхе-кхе… крайслерчик будет чёрненький.

— Буржуй!

— Скорей уж, кулак. Своим трудом нажито, а не за счёт прибавочной стоимости…

— Боже, какие вещи ты помнишь!..

— Всё, вылазте, дамочка! И отключайте телефон! У нас, как в английском клубе — никаких телефонов и часов.

8.

— Антонина, привет!

— Привет, Володь! Я вот… вместо Валика… Вы же не будете возражать? Это мой брат, Женя… Евгений.

— Очень приятно. Владимир. А это моя сестра… — Он засмеялся, и дама рядом с ним тоже едва держалась. — Евгения…

— Можно просто Женя, — сказала она и протянула руку.

Засмеялись все.

— Надо же… как забавно, — сказала Тоня.

— Это ещё не всё… — Женя хохотала, уже не сдерживаясь, и смотрела на Евгения, который тоже как-то странно смотрел на неё.

Тоня и Володя то переглядывались между собой, то смотрели на своих спутников.

— Мы сегодня… в лифте… это же были вы? — Она всё не могла успокоиться.

— Судя по духам и перстню…

— Ах, вот так вот!.. Больше во мне, значит, ничего не…

«Почему я так обрадовалась, увидев здесь этого мужчину?..»

— Я скромный парень и на женщин в лифтах не заглядываюсь…

«Чёрт… так приятно снова встретить её.»

9.

— Расскажи мне, что это, где мы?

— Володина жена — архитектор. Весьма известный. Можно было бы сказать — модный… только я не люблю этого слова применительно к людям. Но, судя по достатку, это так. Она преуспела в своём деле… как видишь. Сегодня новоселье.

— Да… дом… хм… неординарный весьма…

— Я не буду говорить, что это её произведение, и так понятно.

— Ну, муж на шее не сидит у жены, похоже?

— Володя тоже хорошо зарабатывает. Он всё ещё летает. Он из редких асов… Как мой Валентин. Э!.. Ты притормози, это ещё только аперитив… Ты что, вправду решил надраться?..

— Нет. Уже передумал.

— Откуда ты Володину сестру?..

— В лифте сегодня случайно оказались… Нет, что я говорю! Случайностей не бывает! Так вот, в лифте сегодня неслучайно встретились… На неё же невозможно не обратить внимания, а?.. Как ты думаешь? Как она тебе?

— А что у тебя с твоей… с твоей внезапной и противоречивой подругой?

— Ой, не надо…

— Прости… Я же так, из чистого участия…

— Это был вывих мозжечка.

— У тебя?

— У меня. У неё-то диагноз, похоже, посуровей… А что ты мне про какой-то протокол наплела?

— Просто хотела тебя вытащить. Я одна не умею…

— Ты молодец! Нет, ты ангел божий! А кто она?

— Кто?..

— Ну, сестра Володи… тёзка моя.

— Какое-то небольшое издательство… типа, литература не для всех.

Он рассмеялся.

— Что?..

— Было дело, как-то в прокате попросил я какой-нибудь фильм не для всех… Услужливый парень с понимающей улыбочкой под прилавок нырнул, потом выдаёт мне в газетке кассетку. Я газетку приоткрыл, а там порнушка… Она замужем?

— Муж погиб… давно… больше ничего не знаю. Я её только одну у них встречала.

10.

— Ну вы тут и рванули за зиму! Я же помню, в ноябре кроме канализации и электричества ничего не было, пустая коробка.

— Да, чудеса героизма. Очень уж хотелось на лето переехать сюда… Слуш! А что это за мэн?

— Тебе ж его представили! — Она засмеялась. — Кстати, как это ты до сих пор не знаком с братом жены лучшего друга?

— Ты же знаешь наш узкий круг… К тому же, у него беда случилась, он на дно залёг на несколько лет… Ты не заминай давай, откуда ты его?..

— Я ж говорю, в лифте сегодня… как ты понимаешь, неслучайно… Такого нескоро забудешь, а?.. Как он тебе?

— Ты за кого меня принимаешь? — Он засмеялся.

— Налей ещё виски… кажется, меня отпускает. Расслаблюсь в кои веки… Народу много созвали?

— Нет, не очень. Вдвадцатером будем.

— Решили нарушить принцип раздельного дружения?

— Сегодня да. Не устраивать же десять новоселий!

— Мудрая это тактика… Друзей много, но с каждым свои отношения…

— И с каждым говоришь на его языке.

— И никаких тебе сплетен, ревнований, интригований…

— А дядька этот из лифта, по-моему, на тебя глаз положил…

— Вов! Оставь! У тебя воспаление синдрома старшего брата!

— Здрасте!.. А я тебе кто?

— Не надо меня с рук сбывать… И вообще, может, он женат.

— Неженат.

— Ну, может, у него есть дама… И помоложе меня…

— Ты, моя дорогая, идеальное сочетание зрелости и опыта с молодостью духа.

— Льстец!.. Скажи это ему! — Она рассмеялась. — Не, ну это же надо!.. Тоже Женя!.. Пойду Ольке помогу…

11.

— А у тебя тут что, никого знакомых, кроме хозяев?

— Шапочно почти со всеми знакома, но в компаниях не бывала… Они вообще, насколько я знаю, компаний не собирают. Две-три пары, не больше. Я не люблю этих клублений толпами… не знаю, что делать, о чём говорить… по мне, так это пустая трата времени…

— Да, я тоже предпочитаю общаться, а не клубиться. А в большой компании какое общение?..

— Ну вот и посмотрим сегодня, какое общение в большой компании… Жень, скажи честно, тебе хреново?

— Да нет, не могу сказать, что прям уж так. Гаденько как-то… Этот мой роман дурацкий… Вляпался, как юнец безмозглый… Нужно было при первых же признаках соскакивать.

— Я думала, она тебя вылечит…

— Думала… и поощряла меня, болвана… Ладно, прости, это я так… на тебя сваливаю собственную тупость. Хорошо, хоть ключи от квартиры не вручил торжественно и до родственных корешаний дело не дошло. Меня должны были в следующие выходные маменьке представлять…

— Ты решил закончить?

— Решил. Правда, мне сегодня по телефону сообщили приятнейшую весть — я буду папой!.. — Он допил большим глотком содержимое своего стакана.

— Серьёзно?..

— Если честно, я ей не верю. Но если это и так, мне плевать. Меня этими штучками не возьмёшь. Я ей едва ли не с первого дня говорил, что дети в мои жизненные планы больше не входят. Она утверждала, что со спиралью… Прости, я тебя в эту байду…

— Женёчек, перестань. Говори. Пожалуйста… это же я, а не кто-то…

— Да и без этой новости пора было кончать… Четыре месяца на американских горках — то депрессия, то эйфория… суицидальные поползновения… шантаж… Я понимаю, девочка больна, вот такое несчастье. Но я же не доктор! Я — не доктор! Я ещё сам пациент. Не хватит у меня сил тащить её на себе… Да, блин, не люблю я её, в конце концов! А без любви — на фиг это всё?

— А что тебя к ней?..

— Господи, Антош… Раненый навылет мужик… выполз на берег едва живой… мимо проходила хорошенькая… умненькая… Погладила по головке, заглянула в глазки… уложила в постельку… А в постельке она хороша… прости, конечно… Ну, мужик и поехал крышей. Что тут непонятного?.. Пошли, к столу зовут.

12.

— Вовка, отстань… потом… вон место свободное напротив него… пока не занял никто…

— Давай, девчонка, вперёд!

«Сколько ему?.. Думаю, ровесники… Интересно, откуда он — наука, искусство?.. Не бизнес, не политика, ясное дело…»

«Тоже знак?.. прямо глаза в глаза сидим. Плевать на знаки и не знаки… хочу флирта. На вечер… на ночь. Не больше. И только со зрелой женщиной. Да.»

«На ловеласа не похож… Беда случилась… В стакане не топил, это очевидно. У меня тоже беда случилась. Правда, так давно, что уже пережито… затянулось… заросло.»

«Не замужем… — Наверняка, есть кто-то… на голодную охотницу не похожа. Что ж, прикинемся охотником… — Кх-м… Что-то тебя, парень, разносит!.. — А может, без рефлексий обойдёмся? Разносит и пусть разносит, лишь бы не развезло…»

13.

— Можно вас пригласить?

— С удовольствием.

«Хорошо… помолчим пока… А может, так и лучше — молча… вообще молча… Без излияний. Без историй и продолжений…»

«Ну скажи же что-нибудь. У тебя голос приятный… Впрочем, как хочешь… Молча тоже неплохо…»

«Я танцор не слишком лихой… а вы очень прилично танцуете, мадам… чувство ритма, лёгкость…»

«Боже, как хорошо… я не танцевала три тысячи лет… Правда, даже не вспомнить, когда это было… Оказывается, это так волнует… всё ещё волнует… И мужчина этот волнует… По-моему, и волнуется тоже…»

— Привет… не видишь, я занята.

— Вы что-то сказали?

— Это я не вам. — Она засмеялась. — Приятельница решила поболтать со мной между делом.

— А вы не любите болтать, когда танцуете?

— Если только с партнёром.

— Поболтаем?..

— Начинайте.

— Хм-м… Как бы это пооригинальней?..

— Ну-ну?..

— Вы мне нравитесь…

— Кхе… Ну вот, лишили меня возможности быть оригинальной… вы мне тоже… нравитесь… я вас забыть не могу… с нашей поездки в лифте…

— Тоже оригинально… смело, во всяком случае.

Он отстранился и посмотрел ей в глаза.

— Нам что-нибудь мешает как-то по-иному выразить свою симпатию друг к другу?

— М-м-м… Мне нет.

— Мне тоже.

— Вы курите?..

Она засмеялась:

— По-моему, вы успели заметить, что курю.

— Покурим?..

— Пойдёмте. У меня в комнате лоджия с дивным видом на рассвет…

14.

— Мы можем отсюда удрать?

— Ну мы же не будем покидать гостеприимных хозяев в разгар вечеринки. Насколько я знаю, ещё далеко не вся программа исчерпана…

— Можно позже кому-то на хвост сесть… Кое-кто на своих машинах приехал.

— А завтра продолжение. Для ближнего круга… И вот видите… мне тут комнату выдали…

— Мне тоже. С сестрой на двоих…

«Целуешься ты гораздо лучше, чем танцуешь…»

«Как же я тебя хочу…»

— Вы теперь в моей помаде…

Стук в дверь:

— Женя! Ты тут?

— Вот салфетка, вытирайтесь… Иду! Мы тут курили… Вова!.. Что случилось?..

15.

— Я могу Аркадия попросить. Он за рулём и не пил…

— Ещё чего! Они к тебе на праздник приехали! Ты же не объявил никому?..

— Я даже Ольке пока не сказал.

— Вот и хорошо. Я вызываю такси и еду. Не беспокой никого… И Олю тоже пока не надо.

— Тогда я с тобой поеду.

— Не хватало! Сама справлюсь… Иди! Там на лоджии Евгений… Мы курили…

— Женя… ты в порядке?..

— Да! Иди. Я звоню… Господи, пин-код забыла… Дай твой телефон… Такси?..

-Ну, что?

— Через двадцать минут будет… Иди, Вов. Никому ничего… Ладно? Я буду звонить… Сейчас сосредоточусь и подключу телефон.

— Женя, простите, мне надо уехать.

— Что-то серьёзное?

— Думаю, не слишком… Но мне надо поехать. Надо.

— Можно с вами?

— Это ещё зачем?..

— Я здесь ради вас… как оказалось…

— А сестра?..

— Женя, перестаньте… Ну всё же уже понятно… Я поеду с вами. Если захотите, потом вернёмся. Не захотите…

— Ладно. Я оденусь.

— А я Тоню предупрежу.

16.

— Будете меня тут ждать?

— Да, конечно.

— А если я долго?

— Значит, буду ждать долго.

— Я дам знать, как там и что, ладно? А вы решите потом, остаться или нет.

— Хорошо. Мой дом в трёх шагах отсюда. Если что-то будет нужно…

— Спасибо…

17.

— Ну, что?

— Пойдёмте, выйдем… Спит… Сказали, прийти к десяти. Ничего страшного. Если не считать самого поползновения…

— Это впервые?

— Бывало… но больше разговоры, угрозы… Сегодня пугала. Володя с ней поговорил, нам показалось, успокоилась. Хотя… с этим не успокаиваются. Я вообще не знаю, можно ли что-то сделать с этим?.. Это глубинное… Куда мы идём?..

— Ко мне. Вы же не хотите вернуться?

— Нет. Не хочу. Давайте такси поймаем… Или я лучше вызову.

— Не стоит. Пойдёмте ко мне. Придёте в себя, тогда…

— Вы решили, что я не в себе?.. — Она усмехнулась. — Я почти привыкла. После смерти отца… ей шестнадцать было, она сломалась. Ну, и наследственные штучки сказались… У неё бабушка, моя мать, нервная особа была… Может, это и заставило меня как-то осознанней к себе относиться. Не знаю. Я помню, однажды испугалась не на шутку, что стану такой же, как мать. Давай книжки читать умные… в себе разбираться, в каждом шаге своём… Любое движение души и тела анализировала…

— Нам сюда. Прошу вас.

— Ну вот, снова лифт… — Она засмеялась.

Он попытался её поцеловать.

— Чшш… Нам же не на двадцать второй?

— На седьмой.

— Из семи возможных…

18.

— Глинтвейн? Или лучше грог?

— Грог, с вашего позволения.

— Если я сахар мёдом заменю, вы не против?

— Нет, не против.

«Как мило, мы всё на вы…

«Мне тоже на ты пока не хочется…»

— Простите, я брату позвоню.

— Конечно.

— Вова?.. Всё в относительном порядке. Да, как ты и сказал, они её почти без сознания уже нашли. Рядом телефон лежал. Они просмотрели недавно набранные номера… мой отключён, ещё какой-то был номер, она его сто раз набирала, он тоже отключён оказался. А до тебя дозвонились, потому что нашли в списке, ты там числишься под именем «любимый дядюшка», так-то… Да… я тоже не знала… Она выпила всю банку, а потом испугалась, видно, в скорую позвонила. Дурочка моя бедная… Господи… Я утром пойду к ней. Отряд не заметил потери бойца?.. то есть, двух бойцов?.. Ну вот и славно. Я, может, завтра после больницы к вам… Дома, где ж ещё?.. Одна, но ты не беспокойся. Я на связи. Пока!

Она положила трубку и засмеялась:

— Вот… вру старшему брату, как школьница нашкодившая…

Он протянул ей обёрнутый салфеткой стакан.

Она осторожно вдохнула горячий дымок.

— Вместо сахара мёд, а вместо рома — виски?

— У вас нюх…

— Да. Как у собаки.

— Вы не догадываетесь, почему она сделала это именно сегодня?

— Боже мой… вам это интересно? Если вы решили, что обязаны меня психотерапировать, то зря. Я в порядке. Возможно, это выглядит чудовищным: дочь только что пыталась покончить с собой, а я спокойна, как…

— Нет. Мне это не кажется чудовищным. Ни её попытка, ни ваше спокойствие.

— Правда?

— Правда. Я тоже книжки умные читал… всё хотел понять, почему одни люди такие, а другие — другие… а третьи совсем другие… и почему… как так получилось… такая пропасть между одноклеточными и теми, кто образ и подобие собой являет… Как будто знал, что мне это здорово пригодится…

— Почему вы замолчали?

— Да так…

— Говорите, если есть что.

— Вы мне нравитесь…

— Но вы не это хотели сказать…

— Хотел не это, а сказал, что сказал… Вы мне нравитесь. Я бы даже иначе это назвал…

— Назовите.

— А может, без слов обойдёмся?..

— Как вам больше нравится.

— А вам?

— Я люблю слова… я люблю звуки человеческого голоса… и мне нравится ваш голос… он меня прошил тогда… в лифте…

— Я что-то говорил?.. не припомню…

— Вы сказали пожалуйста, ничего страшного, а потом всего доброго.

— А меня ваш смех… как вы выражаетесь, прошил.

— Правда?..

— Правда… Вы музыку… какую любите?

— То есть, вы даже не спрашиваете, люблю ли я музыку…

— Нет, я знаю, что любите. Не знаю только, какую.

— Отгадаете?

— Классика… м-м… навряд ли…

Она засмеялась:

— Тепло.

— Что-то более… более…

— Ещё теплей…

— Более ударное…

— Горячо.

— С драйвом…

— Ну же!

— Как вам вот это?.. — Он подошёл к музыкальному центру.

На три такта — тарелка, брек — барабаны… Фафа-фафа-фа-а…

Она рассмеялась.

— Не честно! Вы подслушали! В лифте!

— Подслушал.

— Вообще-то, я попсу не очень… я больше по року… Но вот этот что-то меня пробрал… Может, старею?..

— Не заметно. — Он протянул ей руку. — Можно вас?..

— Вы же не слишком любите танцевать…

— С чего вы?.. Люблю. Но вы же не заметили, что не умею?..

— Нет… не заметила… А вы поёте?

— Не намного лучше, чем танцую.

— Мне кажется, если бы вы пели, вы бы пели, как вот этот парень. Или как Гленн Хьюз.

— Забавно! — Он засмеялся.

— Что такое?

— Однажды как-то на день рождения жены я на спор с дочкой выучил один куплет из Dance With The Devil…

— Ничего себе!..

— Дочь на скрипке мне аккомпанировала… Там скрипка начинает, вы же помните?..

— Ещё как помню. Хотела бы я послушать…

— Они потом мне прохода не давали: спой, да спой…

— Я их понимаю…

— Да… было дело… они обе утверждали, что у меня его голос… где-то как-то…

— Вы… расстались?..

— Они погибли.

— Господи… простите… вы так легко говорили… я не…

— Я же не кажусь вам монстром?

— Да нет, конечно… Я понимаю вас… Давно?

— Шесть лет… Пусть ещё разок споёт?..

— Нет. Не надо. Можно воды?

— С газом, без?..

— С газом. Спасибо.

— Грог остыл. Подогреть?

— Нет, спасибо… Мне пора.

— Вас ждут дома?

— Нет. Я живу одна.

— Я тоже живу один. Были попытки, правда… не получилось… Не получается…

— У меня тоже…

— Вибрации не совпадают…

— Аналогично…

После долгого поцелуя он сказал ей на ухо:

— Я вас хочу… Это не грубо звучит?

Она засмеялась.

— Что?.. Вы чему?..

— Лет пятнадцать тому назад вы схлопотали бы по физиономии за такую грубость… а я, развернувшись на каблуках, гордо удалилась бы за горизонт…

— Правда?.. И что изменилось за эти пятнадцать лет?

— Развеялась пыль веков… рассосалась вся эта чепуха, которой нам забивали головы…

–…что такое хорошо и что такое плохо?

— Именно.

— То есть, теперь это звучит…

–…это звучит искренне… Я тоже… хочу вас…

— Я уже давно хочу…

— И я давно…

19.

— Мне пойти с тобой?

— Не стоит. Нет.

— Дай мне твой номер.

— Только в обмен на твой.

— Записывай… Позвонишь после?.. Или придёшь?

— Вовка будет ждать, думаю. И ты сестру там бросил одну.

— Так что, поедем?

— Не знаю… Я позвоню, когда выйду.

— Ладно… Мне было очень хорошо… как никогда… как очень-очень давно…

— Мне очень легко с тобой…

— Я уже тоскую… Скажи, ты же не сбегаешь?

— Нет. Мне просто нужно туда.

— Я понимаю… конечно…

— Если ты о том, хочу ли я уходить от тебя… Нет, не хочу. Мне очень…

— Да, я именно это хотел…

20.

— Как вы себя чувствуете, как вы настроены?..

— Я совершенно адекватна, доктор.

— Что вы ей собираетесь сказать?

— То, что думаю, то и скажу.

— Простите… Но я сейчас отвечаю за состояние своей пациентки… Мне бы хотелось узнать ваш настрой.

— Я скажу ей, что люблю её и не хочу потерять… или видеть несчастной… Но её жизнь в её руках, и только она сама вольна ею распоряжаться…

— Понятно.

— Что-то не так?

— Всё очень так. Вы совершенно правы… Нужно дать ей понять, что поступок не достиг цели, что подобными…

— Да, я всё понимаю.

— Это в первый раз? Чем спровоцировано, вы не знаете?

— Она с детства нервная, неуравновешенная… Может, наследственное? Её бабушка, моя мать, была неврастеником. Потом, после смерти отца, мужа моего, всё обострилось… Она лечилась, принимала таблетки… Диагноз — гиперстеническая форма неврастении.

— Понятно… А вы?

— Нет, мне не передалось… И её дочке, моей внучке, тоже. Пока, по крайней мере, ни малейших признаков.

— Как она жила в последнее время? Личная жизнь?..

— Муж, честно говоря, попросту сбежал от неё. Года три тому назад. С ней очень трудно… Ей самой с собой трудно, вот и окружающим достаётся… Были романы… Всё какое-то нестабильное… Кто-то есть сейчас, но я пока не знакома. И не очень-то в курсе… Обещала познакомить. Может, получилось… Не знаю… Хотя, навряд ли получилось, если она так…

— Зайдите ко мне после.

— Хорошо.

— Обязательно.

— Да, конечно.

21.

— Как ты, Танюш?

— Никак.

— Что-то случилось?

— Тебе дело?

— Ну что ты говоришь…

— Тебе же дела нет до меня!

— Не говори так. Ты сама меня от своей жизни отстраняешь.

— А ты и рада.

— Таня, я в таком тоне не хочу говорить. Ты прекрасно знаешь, что я тебя люблю, я всегда пыталась быть ближе к тебе… Но после смерти папы ты словно и меня закопала. Или я не права?.. Ты сбежала от меня замуж… Ты Милочку родила, не понимая, что такое ребёнок, что такое быть матерью… Словно назло всем… себе, мне… мужу своему… Ты…

— Хватит!

— Хорошо. Хватит. Как ты себя чувствуешь?

— Великолепно!

— Ты сейчас ждёшь, что я скажу «хорошо, ну я пошла». Да? Чтобы ещё раз себе доказать, что твоя мать — бесчувственная баба, которой ты до лампочки… Ты ведь эту картину упорно вырисовываешь?.. Так вот, я тебя люблю, Таня. Люблю, даже когда ты меня отпинываешь. Мне очень жаль тебя… я хотела бы и могла бы тебе помочь. Могла бы! Если бы ты позволила мне приблизиться к тебе. Ты ни сама не рассказываешь ничего о себе, ни меня не спрашиваешь о моём. Что ты знаешь обо мне? Как я смерть папы пережила, ты знаешь? Ты знаешь только, как тебе больно было. Но я ведь тоже лишилась любимого человека. С которым была счастлива, как только женщина может быть счастлива с мужчиной… и могла бы быть счастлива всю жизнь… долгую жизнь. Мы любили друг друга. Я до сих пор любого мужчину по нему меряю… И похожих нет. А с другими у меня ничего не получается. Что ты плачешь?.. Ну позволь же мне хотя бы обнять тебя… Можно?.. Боже… Моя девочка… Плачь… плачь… И прости меня…

— За что?..

— Если мы так с тобой жили, значит, есть за что… Может, я ещё не всё поняла из своей вины… Если хочешь, можешь мне высказать всё, чем ты была недовольна… Нам давно нужно поговорить… держи салфетку…

— Я не смогу сказать… это ужасно…

— Нет ничего ужасней нашей отчуждённости! Всё остальное — семечки.

— Нет… Ты умрёшь от горя…

— Горе это наши с тобой нынешние отношения.

— Это и есть про наши… наши отношения…

— Танюша. Говори, я тебя умоляю. Скинь этот груз. Он ни тебе, ни мне не нужен. Вытащи… выдерни эту занозу… Я тебе помогу. Ты увидишь, как дышать станет легче.

— Я лучше напишу…

— Лучше, конечно, сказать… но, как тебе проще, так и сделай.

— Сколько меня тут продержат?

— Это только от тебя зависит. Вот как напишешь всё, что сказать мне хочешь, так и отпустят.

— Меня к психоаналитику потащат?..

— Ну, ты же уже знаешь, что это такое… Это же не больно.

— Это бесполезно…

— Я совершенно согласна. Пока ты сама себе не откроешься, никто тебе ничем не поможет. Правде же?

— Да…

— Ну, я попрошу у доктора бумаги?.. А ручка есть у тебя?

— А где мой телефон?

— Не знаю. Наверно, у доктора… Я сейчас вернусь, хорошо?

— Ладно.

— Я сейчас, моя хорошая…

22.

— Можно?..

— Да, входите. Ну, что?..

— Мы поговорили… С ней, по-моему, уже что-то происходит. Она хочет мне в чём-то признаться… В чём-то ужасном, она сказала. Только она не решилась сказать, хочет написать… Я могу попросить у вас бумагу и ручку? И ещё она спросила, где телефон?.. Он же у кого-то из врачей был…

— Телефон, часы, кольца, одежда, всё, что на ней было, в камере хранения. Я объясню, что ей это отдадут потом…

— Можно, я сама ей скажу это? И бумагу отнесу. Кстати, она в палате общего… как это называется?..

— Она в палате государственного медицинского обслуживания, если вы об этом.

— Да. Об этом. А есть какие-то другие? Платные…

— Зря все думают, что у нас другое отношение к пациентам в платных палатах… Но если вы настаиваете…

— Сколько ей здесь быть?

— Вы же понимаете, что я сейчас ничего сказать не смогу. Нужно проследить динамику… Я запрошу историю. Она в поликлинике наблюдалась?

— Да, по месту жительства.

— А помимо?

— Кажется, пыталась к психологу ходить. Но я не в курсе, куда, к кому… Если нужно, я поговорю с её подругой.

— Нет! Пока ни с кем об этом не говорить. Если только с теми, кто в курсе.

— Ну да, конечно.

— В самом лучшем случае, ваша дочь пробудет здесь не меньше пяти дней.

— А больничный… как это будет выглядеть?

— Не волнуйтесь, ей это не повредит. Опять повторяю, если всё будет идти хорошо, диагноз будет завуалированный. Вот, возьмите… тетрадь, это удобней, чем листы бумаги. И отношение другое. Психологический ход… Ассоциации со школой. Заставляет мобилизоваться и сосредоточиться.

— Спасибо. Я отнесу. Я вам больше не нужна?

— Я сейчас запишу ваш телефон… Да, и вот ещё… Врачи искали, с кем связаться… в мобильном был один номер, который она набирала много раз перед тем, как… Мы тоже по нему звонили, но он был отключён. Вот… вам не знаком этот номер?

— Нет, вроде бы… Можно я запишу?.. Мне сказали, что квартиру закрыли ключом…

— Да, ключи тоже в её вещах.

— Мне нужно их взять.

— Я напишу записку, обратитесь в регистратуру.

— Спасибо.

23.

— Где Милочка?

— У Наташи на даче. Не беспокой её пока, ладно?

— Позвони Наташе, пусть она тебе сообщит, когда они возвращаться будут. Собирались в воскресенье часов в шесть. Ты же встретишь её?..

— Ну конечно! Танюша! Конечно. Ты об этом не думай. Я Милочке позвоню чуть позже, на дачу… просто поболтаю с ней.

— А где мой телефон?

— Доктор сказал, что не положено… я просила… Нет, сказал, категорически. Кстати, тебе хорошо тут? Может, попросить платную палату?.. Хотя, доктор сказал, что нет никакого смысла…

— Всё хорошо. Я не собираюсь здесь задерживаться… И сестры здесь хорошие… Всё хорошо… Мам… прости.

— Моя хорошая… Не плачь… Я простила тебе всё и навсегда, когда родила тебя… Я тебя люблю, помни, хорошо?

— Хорошо…

— Ты не передумала написать мне?..

— Нет, мам. Не передумала. Только я, скорее, себе буду писать… Ну, тебе, конечно, тоже.

— Танюш… Если хочешь, я останусь тут с тобой. Попрошу доктора…

— Нет. Я полусплю. И сейчас опять капать что-то будут… Опять усну. А потом попишу… А как тебя нашли?

— В твоём сотовом нашли «любимого дядюшку»… позвонили ему, я же у них с Олей была…

— А, да…

* * *

— Добрый день! Посетителям, пожалуйста, выйти! Мы сейчас процедурку будем принимать, да, девочка моя?..

23.

— Вов! Привет. Всё в относительном порядке.… Нет, пять дней, минимум.… Кроме Оли не говори никому ничего.… Я ещё не знаю.… Да нет, я в порядке… Мне кажется, что-то произошло с Таней.… Нет, не испуг, что-то другое. Мы с ней впервые за последние сто лет поговорили как-то по-другому… Ну, ладно, потом. Если я решу поехать к вам, я позвоню.… Милочка у Наташки на даче… Ну да, с подружкой.… До воскресенья вечера.… Нет, конечно, нет! Что-нибудь придумаю… отравилась… Не знаю… Как вы повеселились?… Оставили для нас фейерверк? Для кого это для нас?… А-а…… Я не знаю, у его сестры же есть с ним связь… Ладно, пока. Я позвоню в любом случае.

Она села на скамью во дворе клиники.

«Господи, как прекрасен этот мир… Как можно желать добровольно его покинуть!.. Интересно, что бы могло меня заставить?.. Несчастная любовь?.. Но это не любовь в таком случае. Кого-то любишь больше, чем свою жизнь?.. Это не любовь… Скажи кому, что это не любовь, а ущемлённое самолюбие… гипертрофированное эго… Ладно, не будем судить хромых душой и горбатых духом. Это не их вина, а их беда… Что за номер набирала Таня?.. Шесть, шесть, семь… Что?!.»

— Алло.

— Женя, это я.

— Я знаю, что это ты.

— А ты больше ни от кого не ждёшь звонка?

— Что ты имеешь в виду?..

— Моя дочь, перед тем как выпить таблетки, набирала твой номер…

— Что?..

— Да.

— Как зовут твою дочь?

— Таня… Татьяна Юрьевна.

–…

— Что ты молчишь?

— Где ты?

— Сижу в сквере клиники.

— Иди ко мне, я тебя встречу.

— Хорошо.

24.

— За четыре с половиной месяца мы расставались раз пять… Вчера, когда я вышел на двадцать четвёртом этаже, я понял, что не хочу больше этих отношений. Я не люблю её. Она меня… не знал я никогда, любит ли она меня. Всё, что я могу сказать о наших отношениях, это… это физиология. Думаю, только это нас и тянуло друг к другу… Но жизнь-то не только в постели проходит… А за пределами было… было сначала никак, потом стало тяготить… потом какие-то ссоры непонятные, на пустом месте… потом… Ну, ты можешь всё это себе представить… Я устал, короче. А вчера она устроила истерику… Мы собирались в ресторане встретиться… она позвонила и сказала, что беременна. Но я не верю. Не то чтобы я думаю, что это не от меня… Мне кажется, это просто блеф. Ловушка для одинокого мужчины… Дело в том, что у меня проблемы были… Мы с женой после дочки хотели ещё ребёнка… Не получалось… мы обследовались… у меня что-то там… то ли недостаточное количество клеток, то ли с подвижностью их что-то не то…

— Она что-то вчера Вове по телефону говорила, а он замял, не сказал мне. Может, она ему об этом?.. Если она выдумала это для тебя, тут всё понятно. А дядьке зачем врать?.. А может, правда, от кого-то другого?

— Я не уверен, что ей нужен ребёнок.

— Я тоже не уверена… Хотя, что-то с ней произошло, определённо.

— То, что ты рассказала, обнадёживает.

— Да.

— Будешь ещё кофе?

— Нет, спасибо. Попроси счёт. Тебе сестра не звонила?

— Звонила. Спрашивала: вы приедете?

— Она о тебе уже во множественном числе?

— Я думаю, она просекла. Я вчера говорил ей, что ты меня зацепила…

— Правда?

— Правда.

— Я тоже выдала себя Вовке… не слишком откровенно, правда.

— Так что, поедем?

— Не знаю…

— Пойдём ко мне и там подумаем.

— Пойдём.

25.

— Я ничего не хочу загадывать… мы здесь и сейчас.

— Ты права.

— Господи, как хорошо на одном языке говорить…

— Это не хорошо. Это — счастье…

— Обними меня…

* * *

— Я бы не поверил, что ты… что ты одинока. Если бы сестра не сказала.

— А я и не одинока… у меня есть я. Ты же знаешь, всё, что нам необходимо — внутри нас. Я училась много лет не ждать ничего извне… И научилась.

— Но за тобой хочется волочиться… тебя хочется соблазнять и добиваться…

— Это тебе хочется… Я что-то не очень замечала других желающих.

— Ну да… ты не на всякий вкус. Ты женщина для утончённых мужчин…

— Скорее, для цельных.

— Да, для цельных.

— Для тех, кто тоже не ищет чего-то вовне.

— Интересная мысль…

— Интересная…

— Когда двое самоценны каждый по себе, между ними не возникает конфликта. Не возникает причин для манипуляции друг другом. Им хорошо вместе, им хорошо самим по себе…

— Как нам с тобой.

— Мне хорошо с тобой.

— Мне тоже. Легко… Нет чувства опасности, что поработишь… или наоборот, впадёшь в зависимость. Не нужны подпорки для эго в лице другого… Просто хорошо отдавать себя и брать то, что отдают.

— Помнишь, кто-то сказал: отдавать себя, а не своё…

— Помню… Отец Павел Флоренский.

— Возьми меня.

— Неужели ты ещё не устал?..

— Удивляюсь, но нет… Ты ведь тоже отдаёшь мне себя…

— Закон сохранения энергии…

— Да… да…

— Да…

* * *

— Ты спала?

— Я куда-то провалилась… наверное, в тебя…

— Я тоже… в тебя.

— Тебе было там хорошо?

— Очень.

— Мне тоже.

— Мы никуда не поехали, и уже не поедем…

— А там так вкусно кормят…

— Ой, правда…

— Я есть хочу.

— И я бы не против.

— У тебя есть дома пища для тела?..

— Должна быть.

— Или махнём в гостеприимный дом?..

— Пять часов… Думаю, можно… — Он взял трубку. — Прости, это Тоня… Да, Антош?… Мы как-то не заметили, как время пролетело… Ой, дурак… это я так сходу себя сдал!… Ладно, мы взрослые люди, правда?..… Рыбачили?! И ты тоже?… Не знаю, кем надо быть, чтобы отказаться.… Да?..… Кх-м-м…… И что?..… Ладно.… Хорошо… Пока.

— Я всё поняла.

— Ты не сердишься?

— Что ты нас сдал?

— Да.

— Нет.

— Совсем?

— Совсем… Может, мне это льстит…

— А ты поняла, что звонок раздался именно в то время, когда нужно было решить вопрос…

— Последние двадцать четыре часа со мной всё происходит именно в этом формате… Начиная с якобы забытого телефона… Ты вообще понимаешь, что происходит? Если бы я не решила, что забыла телефон, не найдя его в сумке на своём месте, я бы вышла из лифта и благополучно уехала бы к Вовке… Хотя… твоя сестра, так или иначе, привезла бы тебя туда…

— Не уверен.

— Почему?

— Потому что всё случилось, когда мы поднимались наверх… Этот твой смех… твои духи… Я, конечно, этого не осознавал в тот момент. Но когда я вышел из лифта, я уже не хотел ни в какой ресторан, я хотел всё закончить с… господи… с твоей дочерью хотел всё закончить… Я был полон решимости. Когда она позвонила, я мог бы разрулить ситуацию, не повестись на истерике, успокоить… Сколько раз я это делал! Мог бы, если бы уже не ощутил ясного намерения… Поэтому сестре пришлось бы искать другую компанию… Или ехать одной.

— Ты знаешь… даже этот Танькин выбрык — благословение для… ну, как минимум, для нас с ней. И уж точно, для неё самой.

— Дай-то бог!.. Мне с ней ещё предстоит объясниться. Не думаю, что это будет трудно… Она же умная девочка. Она всё понимает распрекрасно… пока её не занесёт.

— Да. Я сама порой удивлялась, как в одном человеке уживаются такие противоположности… Я надеюсь, что, начав писать и анализировать, она разберётся в себе… Скажи… а почему ты тянул с ней? Ты сказал, что не раз разруливал ситуацию, идя на поводу у неё… Но ты-то шёл на поводу у себя.

— Конечно, у себя на поводу. Только.

— И?..

— Нам было хорошо в постели, я говорил тебе… До неё у меня была пара каких-то недоразумений… Я, видно, из тех мужиков, которые с возрастом становятся активней… После гибели жены я долго лежал на дне. Я мучился от неудовлетворённости… Все эти детские штучки… ну, ты понимаешь… они не помогали. Мне нужно духовное общение, а не порножурнал. Мечтал стать импотентом… Ирония, да?.. Подвижность клеток нулевая, а подвижность…

–…а подвижность продуцирующего органа зашкаливает…

— Зашкаливает?..

— Ещё как…

— Вы что-то имеете против?..

— О нет, что вы…

— Нет?..

— Нет…

— В смысле — да?

— Да… да…

* * *

— Поедем на такси или на моей?

— Если ты будешь за рулём, значит, мы останемся там ночевать?

— Ты права. В разных комнатах.

— Если даже и в одной, это не то… Не в смысле оскорбления принимающей стороны… они-то нормальные люди…

— Я понимаю, о чём ты…

— Понимаешь?

— Понимаю.

— Понимаешь?

— Понимаю, понимаю! Я понимаю, что тебе нравится слышать мой…

— Твой рык.

— Мне тоже нравится слышать тебя… А ты не хочешь отдохнуть от меня?

— Пока нет. Может, ты хочешь?

— Тоже пока нет. И вообще, если бы не необходимость пополнять энергетические ресурсы…

— Тогда такси?

— Такси.

26.

— Милочка тебя знает?

— Нет. Мы не виделись ни разу. Мы оставались у… у Тани, когда её не было. Ещё одно благословение?..

— Ты знаешь, Милочка сама по себе благословение. Я просто не знаю, откуда она такая… с такой матерью… с таким детством…

— Скорей всего, с неба.

— Да, она из тех детей, определённо… Она живёт в своём мире… Общается с этим… да так легко. Ей всё всегда так, всё всегда по ней… А какой она миротворец… как она умеет отдавать себя, служить… и так естественно, так неназойливо…

— Сегодня она поделилась тобой со мной?..

— Это невероятно! Я после работы пришла, покормила её… нет, не так, кормить её не надо, конечно, она давно сама себя обслуживает, и ещё и маму свою обслужить может… так вот, мы с ней потрапезничали, поговорили обо всём на свете. Потом она говорит: ну что, бабуля, у меня свои дела, у тебя свои. Я говорю: у меня дел никаких, разве что книгу редактирую, но это не срочная работа, и мне ещё одну главу не отдали из авторской правки. А она мне: ты уверена, что никто тебя сегодня не ждёт? Я даже растерялась: кто меня может ждать? Тебе лучше знать, говорит мне этот ангел… и тут звонишь ты. Я ещё не успела тебе ответить, а Милочка заявляет: бабуля, я думаю, что ты не должна отказывать, если в тебе нуждаются, от меня ты свободна, усвоила?..

— То-то я сначала не понял, что с тобой… чуть было не испугался, что сейчас скажешь что-нибудь такое…

— У меня речь отняло…

— Ещё бы…

— Когда мы с тобой поговорили…

— Ты это называешь разговором?..

— Ты о чём?

— Ты произнесла в трубку: да? Я задал тебе вопрос: мы сможем встретиться? И ты ответила: да. Весь наш разговор.

— Правда, забавно… Я потом говорю Милочке, что приеду утром, проводить её в школу. А она мне: бабуля, может, ты думаешь, что я ещё ни разу не разогревала себе завтрак, не одевалась, не причёсывалась, не выключала везде свет и не закрывала дверь ключом?..

— Так ты до утра?..

— Пока не выгонишь.

— Господи… четверо суток не видеть тебя…

— Мы же обедали вчера вместе…

— Лучше бы не обедали…

— Я тоже чуть с ума не сошла…

— Четыре ночи одиночества…

* * *

— И ты хочешь всё это слушать?

— Если ты хочешь говорить.

— Хочу… почему-то хочу. Не знаю, почему… Всё пережито, всё осознано…

— Может, если хочется о чём-то говорить, значит, не всё ещё осознано?

— Может быть… Да. Скорей всего так.

— Ты это поймёшь только в процессе.

— Я никогда ни с кем не раскрывался так, как с тобой. Я раньше считал душевные излияния проявлением слабости…

— Ещё одна заморочка… Я называла это «раздеться догола»…

— Образно весьма… Потом я понял, что, рассказывая о себе, мы не столько ищем помощи и рецептов, сколько вводим другого в свой мир… Доверяя сокровенное, мы обогащаемся взаимно — тот, кто говорит, и тот, кто слушает, становятся другими.

— Я вообще теперь уверена в том, что любой человек, однажды появившийся в твоей жизни, не исчезает бесследно… независимо от того, как долго вы общались, что за отношения связывали вас: симпатия, вражда, пара мимолётных ничего не значащих фраз — он остаётся в тебе навсегда. Так же, как и ты в нём.

— Удивительно…

— Что?..

— И я никогда прежде не ощущал так ясно, что не гружу собеседника.

— Собеседник собеседнику рознь.

— Ты права. А ты — всем собеседникам рознь…

— Потому что.

— Да. Потому что… Я сейчас, кажется, сформулировал это самое потому что.

— Ну?..

— Знаешь, как много женщин произносит фразу вроде: все вы, мужики, сволочи… ну и так далее… по списку…

— Ещё бы не знать.

— И сколько мужиков говорят, что все бабы дуры.

— Догадываюсь.

— И поди, объясни тем, кто так говорит, что они заблуждаются… что столько на самом деле настоящих мужчин и настоящих женщин…

— Не объяснишь…

— Они убедились на собственном опыте… а что может быть убедительнее?..

— Ну?..

— Так вот. Все несчастья из-за несовпадений. А в чём причина несовпадений?

— В не…

— Да, в неосознанности. Попадается настоящему… или настоящей что-то посредственное…

— Начнём с того, что просто попадается что-то… в смысле, кто-то.

— Да. Пока суть да дело, пока феромоны с гормонами выполняют своё извечное предназначение…

–…программу «плодитесь и размножайтесь»…

–…вот, вот… пока всё идёт на автопилоте, включаются другие программы типа социумных заморочек, стереотипов… клубок наматывается, и оказываются эти оба связанными по рукам и ногам всяческими путами неразрывными…

–…по их мнению, неразрывными…

–…по навязанному им внешним миром мнению… Захлопнулась ловушка.

— А в ней не-совпавшая пара…

–…а оттуда эманация неудовлетворённости, равнодушия к себе и к миру… а чаще озлобленности. А найди они в себе силы пойти на поводу у себя…

— Чтобы пойти на поводу у себя, нужно как минимум знать, кто я есть и чего хочу… Но нас этому не учат. Из нас это выколачивают…

— Ты заметила, какой синхрон между нами?

— Так это и есть это самое потому что.

— Да, совпадение. Мы с тобой совпали.

— И я могу говорить тебе, что я тебя люблю, и ты поймёшь, что это значит.

— Пойму.

— И не испугаешься.

— Не испугаюсь.

— Я люблю тебя.

— И я тебя люблю.

— Я хочу слушать всё, что ты хочешь мне рассказать.

— Расскажу. Налить тебе ещё вина?

— Да, с водой, пополам… спасибо.

— Ты правда, не голодна?

— А ты? Ты правда, не голоден?

— Сейчас гляну… нет пока…

— Женя… ты… я тебе уже говорила, что ты… ты неподражаем?..

— Как же я люблю твой смех…

— Рассказывай.

— Расскажу, не гони… Ты виделась сегодня с Таней?

— Виделась.

— Как она?

— Исписала почти всю тетрадь… Завтра собиралась мне её отдать.

— Когда её выписывают?

— В понедельник-вторник. Доктор сказал, что, поскольку она не рвётся на волю, лучше её подержать подольше.

— А она не рвётся?

— Она выглядит умиротворённой. Это, конечно, лекарства… но не только. Доктор хочет закрепить это состояние, хочет с завтрашнего дня перевести её на плацебо и посмотреть, что получится.

— И это обычный доктор, в обычной клинике…

— Да. Просто он — ангел. Ещё один ангел в нескончаемой череде…

— Так вот, об ангелах… Это и будет мой рассказ… Ангелам посвящается…

27.

— Первым моим ангелом был пьющий отец. Точнее, он был мне отчимом… но я потом об этом узнал. Он бил маму… Он её, по сути, убил. Медленно убивал… Когда мне было десять, он попал под поезд. Слава богу, он умер на второй день… Не в том смысле, конечно, что получил по заслугам… нет, мне чужда идея мести и возмездия… а в том смысле, что избавил маму от ухода за калекой — ему оторвало обе ноги, руку, череп был расколот… обрубок, короче, остался… я видел его… Почему я называю его ангелом?.. Благодаря ему, у меня выработалось стойкое отвращение к алкоголю. Это отвращение было таким сильным, что переросло физиологическую защиту. Позже, уже в институте, когда после первой сессии меня принялись подначивать однокашники… ты знаешь, как это бывает у пацанов… я выпил стакан водки. И представляешь, ничего… Так, слегка усталое состояние, не больше. Потом я стал выпивать, чтобы белой вороной не быть, и понял, что алкоголь меня не берёт… сколько бы ни выпил, у меня не получалось догнать компанию. Оказывается, каждый организм содержит определённое количество ферментов для расщепления алкоголя… короче, в моём их оказалось больше… или они более активны, чем обычно бывает… Может, простое совпадение, и это мне досталось при рождении… не важно. В любом случае, с алкоголем у меня с детства всё было решено. После гибели отца мама начала умирать… Сначала она падала в обморок, потом просто работать не смогла… А потом сказала мне, что скоро умрёт, что разыскала моего настоящего отца, у него семья, дочь, и тот согласен взять меня к себе. Так у меня появилось ещё три ангела: жена отца, маленькая сестричка и родной отец. Вот в таком вот порядке… Потом я узнал, что отец не хотел меня брать к себе, но его жена чуть ли не условие поставила, или он забирает меня в семью, или она его оставляет. Антошку я полюбил, как только увидел. Ей было около пяти. Это было моё сокровище… Я с ней нянчился всё свободное время. И даже когда уроки делал… Она поэтому сразу во второй класс пошла вместо первого. Мачеха, конечно, во мне души не чаяла. Гордилась мной. Позже, когда я окончил институт, пошёл работать, мы сблизились с отцом. Даже почти друзьями стали. Он рассказал мне свою жизнь и мою историю. Моя мама оказалась его ошибкой молодости, они хоть и поженились, но расстались почти сразу после моего рождения. Она уехала домой, там сразу сошлась с бывшим одноклассником, тот меня усыновил… Мать обеспечивал, она нужды не знала первые пару лет. Потом всё пошло прахом из-за выпивок отца по служебной необходимости.

— Чьё отчество ты носишь?

— Отгадай с трёх раз.

— У твоих отцов одно имя.

— Как ты?..

— Да ладно!.. по одному твоему вопросу.

— Это ещё не всё…

–…у обеих твоих мам тоже…

— Да… Напиши о таком в романе, не поверят ведь…

— Не поверят…

— Ты не устала меня слушать?

— Отгадай с трёх раз.

— Ладно. Следующим ангелом был мой друг… Впрочем, о нём позже… Он должен появиться под занавес моей истории… хотя промелькнул на самой заре нашей с тобой… Ладно, потом… Потом я влюбился… Не в первый раз, конечно, но крепко. Кстати, все мои любови до этой тоже были ангелами… Одна научила меня тому… Тебе и про это хочется слушать?

— Ещё как! Не отвлекайся на глупые вопросы!

— Так вот, первая моя любовь в девятом классе… Да что это я?.. У меня и до девятого были любови… просто в девятом это получилось взаимно… Ладно, как-нибудь на досуге я повспоминаю, в чём заключалась ангельская миссия моих неразделённых любовей… Итак. Моя любовь в девятом классе научила меня тому, что целовать женщину нужно неагрессивно, мягко… поддаваясь её руководству, так сказать…

— Сколько твоей любови девятого класса было лет?

— Ну как ты умеешь смотреть в корень?..

— Скажешь, отгадай с трёх раз?.. Двадцать пять!

— Потрясающе!.. Двадцать три.

— Дальше!

— Ты хочешь, чтобы я продемонстрировал её урок?

— Ты это уже не однажды демонстрировал…

— И как?.. я усвоил?..

— На шесть… по пятибалльной системе…

— Ну можно ещё?.. Чтобы не потерять квалификацию…

* * *

— Ты готова слушать дальше?..

— Почти… да… уже… готова… Только без демонстраций того, чему тебя научил твой следующий ангел… а то у нас времени не хватит до утра…

— Попробую… Следующий ангел научил меня… Да, правильно… Он… то есть, она научила меня всему остальному… А потом я женился. На ней. И мы были счастливы всю нашу жизнь. Двадцать один год… Потом… Это может прозвучать кощунственно… жутко… но ты поймёшь, я знаю… Следующий ангел забрал у меня любимую и дочь…

— Как звали твою дочь?

— Ты ещё не догадалась?

— Женя?

— Женя.

— Боже мой…

— Женю сбила машина. Жена… Аня, поехала в больницу… она уже не застала дочь… я ничего не знал… она не позвонила мне, ехала сказать… чтобы не по телефону… не справилась с поворотом… Тот, кто сбил Женю… да он же и Аню… косвенно, конечно… короче, он не мог понять, почему я не хотел, чтобы его осудили… А я знал, что он и виноват-то не был… Не важно всё это. Уже не важно. Мы встретились через пару лет, случайно… Он пришёл к Богу… так это называется. Я тоже ходил с ним в церковь. Читал, слушал… Вникал. Вник в то, что Бог не такой, каким его люди себе представляют… пошёл дальше… И вот я там, где я есть.

— А с Таней?..

— Таня тоже ангел. Она расставила все точки над и в моём понимании себя. В понимании того, кто мы есть и зачем мы ходим по земле.

28.

— Да, прочла.… Не торопи. Я конечно же тебе всё расскажу. Мне нужно немного времени, чтобы всё это осмыслить… чтобы главное выпало в осадок.… Конечно, увидимся. Ты мне ещё не про всех своих ангелов рассказал.… Я тоже… Милочку снова собираются взять на выходные на дачу…… Да, с подружкой.… После школы. Я провожу её, а потом съезжу к Тане. Я позвоню тебе.… Ты настаиваешь?… Ладно, приеду без звонка.… Ничего… Мне кажется, мы ждали гораздо дольше…… Давай потоскуем.… Я люблю тебя, Женя. Боже мой… я тебя люблю…

29.

— Я вся мокрая… Во дворе не было места, пришлось парковаться с улицы… где-то под твоей гостиной. А дождь!..

— А хочешь грозу?

— Хочу. А то какое же начало мая без грозы…

— Будет тебе гроза! Когда все уснут. Только для тебя и для меня.

— Обними меня крепко… Всё… всё… теперь корми, как обещал. Я голодная… с Танькой проговорила, пока не выгнали… и сразу к тебе.

— Пойдём.

* * *

— Теперь можешь говорить?

— Ой… так всё было вкусно… Где ты научился готовить?

— Моя вторая мама учила. А Аня доучивала всяким изыскам.

— Правда, хорошо вот так вот помнить… без боли и тоски?..

— Правда… Знаешь, первое, чему меня научил тот человек, который… который привёл меня в церковь, это что душа вечна, и что жизнь вечна. Я вцепился в эту идею, как в спасательный круг… Она и спасла мою душу от разрушения… Говори.

— Нет, ты мне ещё не досказал то, что в четверг начал…

— Да, я пропустил ещё одного ангела. Но я оставлю его на десерт. Ладно?

— Ладно… Первое, что я прочла в Таниной тетради, была фраза: мама, я ненавидела тебя всю свою жизнь, с детства…

— Круто…

— Круто. Но если бы ты знал, как я счастлива, что она сумела это из себя исторгнуть… Оказывается, она ревновала меня к отцу и ненавидела как соперницу. Надо ли говорить, что после смерти отца её ненависть укрепилась… Потом она сбежала от меня замуж. Муж не дотягивал, естественно, до её папы ни по одному параметру. Они промучились лет шесть, и он ушёл, оставив их в своей квартире… потом эмигрировал. Она заводила какие-то беспорядочные романы… чуть даже снова не вышла замуж… привела этого парня в дом. Я его заранее жалела… не смела только ни слова ему сказать, чтобы подумал семь раз, прежде чем… Но он тоже сбежал… Вот, и с тобой собиралась меня знакомить завтра…

— Да, помню… В ежедневнике записано: день рождения Татьяниной матери.

— Ты её Татьяной называл по собственной инициативе?

— Ну, поначалу, естественно, по имени-отчеству, потом как-то не знал, что придумать… Таня мне не очень нравилось… Так и осталось — Татьяна.

— Она признавала только это имя. Папа её так звал… А я всё никак не могла перейти с Таня и Танюша на это официальное имя… Вот… но это всё голая история… А в исповедальной тетради я прочла взгляд изнутри на её жизнь… Боже, в каком кошмаре она жила… нет, я, конечно, догадывалась, что ей тяжело с самой собой… и даже догадывалась, до какой степени… но что бы я ни делала, как бы я ни пыталась к ней приблизиться, она держала непробиваемую оборону… И она пишет об этом. Она считала меня недостойной отца. Она хотела, чтобы он оставил меня… вместе с ней бы ушёл к другой женщине… и даже присмотрела мне замену, у него в отделе… Господи, глупышка!.. Я помню эту Гелену Чеславовну, мы в молодости в одной компании бывали. Она старше нас лет на пятнадцать, синий чулок и зануда страшная… по-моему, старая дева, замужем, во всяком случае, никогда не была… Сейчас Таня расценивает это как подсознательное стремление быть красивей жены папы, тогда он будет любить дочь больше, чем жену, точнее, принадлежать ей полностью… И вот, моя дочь решила, что это лучшая пара для её любимого папы. Она была уверена, что я тоже ненавижу её, что я хочу избавиться от неё… понятно, это оправдывало её ненависть ко мне. Потом решила, что я хочу забрать у неё память об отце… это когда я утешала её после его смерти. Я, разумеется, утешала, как могла и чем могла… но она решила, что это проявление моей нелюбви к отцу, желание отвлечь её от памяти о нём… Ну и результат: ещё более сильное неприятие. Снежный ком, короче… Ну и о тебе…

— Думаю, всё ясно со мной. Кое-что она мне открытым текстом говорила. Что я ей напоминаю папу, но ей не хватает моего внимания, заботы, нежности… она не на первом месте в моей жизни, а так она не может… она каждую секунду ждёт, что я её брошу…

— Это всё слова, это озвучивание осознанного. А в подсознании у неё сидела заноза другого рода. Да, ты больше кого-либо напоминал ей отца… и твой возраст… Знаешь, почему она придумала легенду о беременности?

— Так это всё же легенда?

— Конечно… Но покончить с… уйти она решила вот почему… Когда она объявила мне, что познакомит со своим избранником… нет, для начала — зачем она решила это сделать, представить нас друг другу… Она понимала, что ваши отношения весьма непрочные. Ты сам говорил, что вы расставались несколько раз. Понимала, что на одном сексе далеко не уедешь, что надо как-то привязывать тебя. Она решила меня настроить таким образом, чтобы я поговорила с тобой, убедила тебя, что ты — её спасение, что я возлагаю на тебя большие надежды в том смысле, что отдаю любимую дочь — любимую дочь, заметь! — отдаю в надёжные руки, чтобы ты поклялся мне быть ей защитой и опорой, каковой был для неё отец. Ты — человек порядочный и ответственный, она это очень хорошо понимала, ты не сможешь нарушить обещание. Чем меньше оставалось времени до знакомства, тем больше она начинала нервничать… И я тебе скажу позже, по какому поводу…

— Я сам тебе скажу.

— Да?.. Ты догадался?.. Ладно. Короче, ей нужно было обложить тебя флажками понадёжней. И хоть она неглупая девочка и понимала, что насильно никто никого ещё к себе не привязал, но, сказал а, говори б… Пошла в ход классическая уловка: я беременна. Куда он — такой благородный и ответственный — теперь денется…

–…и уж тем более, не переметнётся к её маме…

— Боже мой… да… это так… Мать не сможет увести отца от родных внуков…

— И всё это она осознавала?

— Нет, конечно. Это глубинные механизмы… архетипы… Когда она выпила таблетки… а выпила она более чем достаточно… тут блефа не было… Когда сознание начало отключаться… точнее, переключаться… она почувствовала это переключение, ощутила переход в какие-то другие измерения… она встретила отца… он дал ей понять — как она говорит, не словами, а как будто что-то переслал ей в сознание, какой-то импульс… он дал ей понять, что она может прямо сейчас, в этот момент переустановить софт… перенастроить программу… что-то в этом духе… У меня просто мурашки по коже… Она даёт ему понять, что согласна, но как это сделать? Тогда перед ней возникает пульт телефона, а на нём высвечиваются кнопки, на которые нужно нажать. Она нажимает. Отвечает служба спасения… Она внятно объясняет, что приняла большую дозу транквилизаторов, называет препарат, называет адрес, открывает дверь и падает в прихожей. Этого она не помнит… Помнит только светящиеся кнопки на телефоне. Всё.

— М-да…

— Когда она очнулась в клинике, сначала не помнила ничего, ничего не понимала. А потом в себя пришла, когда со мной разговаривала. Она сначала была прежней собой… грубила и отталкивала меня, а потом, когда я несколько раз произнесла слово папа, у неё, как она написала, словно новая программа запустилась. Стал доходить истинный смысл моих слов, а не их интерпретация её сознанием. А когда писать начала, тогда вспомнила то, что произошло… и говорит, как со стороны на себя посмотрела. Вот такая история…

— Про меня не говорила сейчас?

— Сказала, что знакомство наше не состоится. Она собирается тебе звонить, встретиться, поговорить… а может, даже и встречаться не придётся, сказала. Вообще, она сожалеет, что стольким людям портила жизнь… Представляешь, какая метаморфоза…

— Да. Почти из области фантастики… Ладно. Мы с тобой подумаем, как сделать так, чтобы её не ранить…

— Ты заглядываешь в наше будущее?

— А ты нет?

— Стараюсь не. Не заглядывать дальше нашей оговоренной встречи. Ты же знаешь, я научилась жить здесь и сейчас. Нет, конечно, я не настолько продвинулась, чтобы не думать о завтрашнем дне. И в отношениях, в том числе. Дай я себе волю, я бы ночами не спала, думала бы о том, как у нас всё сложится, и что будет со мной, когда я тебе наскучу…

–…или наоборот…

— Ну да, в этом плане…

— Значит, не будем про навсегда и никогда.

— Не будем.

— У нас с тобой есть… ближайшие двое суток, так?

— Так.

— И мы.

— И мы…

— И я соскучился…

30.

— В тот день, когда мы встретились в лифте, я получил документы на эмиграцию.

— Вот как…

— Вот так.

— Поздравляю.

— Спасибо.

— Когда?..

— Не спеши.

— А что?

— Я думаю, нужно ли мне это.

— Ну, когда документы подавал, ты же всё учёл…

— Кроме фактора случайности…

— Ты имеешь в виду…

— Поездку в лифте.

— Ты же не скажешь, что она изменила твои планы столь радикально.

— Не знаю, насчёт изменения планов, но пересмотр явно потребуется… Что ты притихла?

— Да нет…

— Можно интимный вопрос?

— Можно.

— Ты жила одна… Ты не мечтала о… о спутнике жизни?

— Конечно, мечтала. Это и есть твой интимный вопрос?

— Это была его первая часть.

— А сколько частей всего?

— Две.

— Ну?..

— А ты себе его представляла?

— Пыталась.

— Каким?

— Это уже третий вопрос…

— Это вторая часть второго вопроса…

Она засмеялась:

— А сколько подвопросов во втором вопросе?

— Два.

— Угу… Значит, это — последний?

— И основной. Если тебе угодно.

— Таким, как ты.

— Прямо вот таким.

— Прямо вот таким.

— Не толще, не тоньше… не лысей, не волосатей…

–…не умней, не глупей… А Таня в курсе?

— В курсе чего?

— Твоего переезда.

— Возможного переезда, добавим. Никто не в курсе. Кроме моего друга. Кроме ангела, о котором я тебе ещё не рассказал.

— И Тоня не в курсе?

— Наполовину… Я когда-то заикался о такой возможности.

— И что за друг-ангел?

— Школьный друг…

— Ну?..

— Он уехал шестнадцать лет назад…

— И зовёт тебя.

— Уже дозвался.

— Прости, я надоела тебе своими вопросами… Что-то ты не в ударе сегодня…

— Да, что-то не в ударе… прости.

— Тогда замнём.

— Замнём.

«Вот и всё… замяли… Только трагедию делать не стоит. Всё это мы уже проходили… Я всегда мечтала о таком, как ты… Все ваши мечты только о себе любимых…»

«Ну… докури… не спеша, медленно погаси сигаретку и иди… Только без драм… ты уже взрослая девочка… понимаешь, что к чему… Ну, показалось… бывает…»

— Я пойду.

— Не смею задерживать…

— Не провожайте.

— Как изволите.

31.

«Давненько ты не плакала, девушка… — Поплакать иногда полезно… — Ну, это аргумент!.. — Для глаз полезно… — Конечно! — И для души. — А как же!.. — Да, для души, между прочим, тоже. — Ладно, вытирай глазки, и поехали… — Сейчас, ещё немного… Ой, меня что, грабить будут?..»

— Женя, открой!

— Что случилось? Я что-то оставила у тебя?..

— Ты плачешь?..

— Нет, это от смеха…

— Боже мой, Женя… Прости меня… Ну выйди же!

— Лучше ты сядь.

— Сел. Женя… Прости.

— За что?

— За то, что не сдержал эмоций.

— Мы оба не сдержали эмоций.

— Ну, слава Богу, значит, не роботы…

— Не роботы…

— Женя! Повернись же ко мне! Отстегни ты этот ремень… Иди ко мне… Вот так… Теперь плачь… Плачешь ты тоже здорово, как и смеёшься… Плачь… только на моём плече позволяю тебе плакать…

— Значит… я… значит, я плачу… последние… последние денёчки…

— Разберёмся с этим… Плакать иногда полезно.

— Вот я только что… только что себя в этом… в этом убеждала…

— Убедила?..

— Я не успела понять… кто-то в окно затарабанил… я думала, грабить будут…

— Ну… успокойся…

— Да… сейчас…

— Пойдём… И прости ещё раз.

— Ты меня тоже.

— Хорошо. Прощаю. Пойдём. Я психанул что-то…

— И я психанула…

— Ну мы же не упыри какие, чтобы вот так…

— Конечно…

— Всё решаемо.

— Конечно.

— Мы же не собираемся давить друг на друга…

— Нет, конечно… Прости меня.

— И точек ставить не будем.

— Не будем…

— Пошли.

— Пошли.

* * *

— А почему ты называешь его ангелом?.. Нет, я понимаю, конечно, что все мы друг другу ангелы… И всё же?

— Через него я научился принимать людей такими, какие они есть… Во всяком случае, осознанно принимать…

— Интересно…

— Да. Очень… Мы были знакомы с восьмого класса. Он приехал из другого города, пришёл в наш класс новичком, был средним учеником, хорошистом. И я его не любил. Он меня раздражал. Чем — я не мог понять. Манерами своими… не как все был, короче, а меня учили быть, как все. И я старался. Но, сейчас понимаю, я завидовал ему. Тому, что он может себе позволить не соответствовать. Он был незаметный, не выделялся, жил как-то в стороне… при этом не отлынивал от общих комсомольских дел… Короче, как все и не как все. Я долго не мог нащупать эту грань и психовал, когда думал о нём. А чем дальше, тем больше я думал о нём… свои неблаговидные поступки я вдруг начал чистить под ним. Это выводило меня из себя… Ты не представляешь… я увеличил его физиономию из восьмиклассной общей фотографии, повесил у себя в комнате на стену и разговаривал с ним… точнее, я кричал на него… не в слух, конечно, про себя… Ну что пялишься! — орал я ему, — что? что тебе нужно от меня?!. Потом швырял в него чем-нибудь… потом сдирал со стены, опять вешал… замусолил эту карточку… Тебе не странно это слышать?

— Нет, я тебя понимаю.

— Правда?.. Ладно… Где-то в середине десятого я на него наехал… не помню, за что… я прицепился к нему: что ты выделываешься?! — кричал я… кричал, как на его карточку кричал миллион раз. Он спокойно мне ответил, что вовсе не выделывается. Ну и меня занесло… я вмазал ему… у него пошла кровь из губы. Народ оттащил меня. А он даже не попытался ответить, достал платок — у него всегда в кармане был платок… чистый… чистый платок! — прижал к губе и пошёл в туалет… А я сбежал из школы, за школьные сараи убежал… и там плакал… так зло, безнадёжно… В голове готово было взорваться всё, что я в ней хранил — правила, понятия, внушённое, выстраданное… Я едва ли не бился ею о стену… Я ничего не мог понять… перед глазами стояло его лицо — то, с карточки… а я продолжал кричать… я кричал теперь тихим шёпотом, но свирепо, так что связки рвались… я кричал: что пялишься?! я тебя ненавижу!.. Ну и так далее. Потом устал. Потом стемнело, я замёрз. Пошёл, забрал пальто из раздевалки, поплёлся домой, снял его обдрипанный портрет и порвал на мелкие клочки. Ужинать не вышел. Мама пришла, спрашивала, что со мной, я сказал, что не знаю, мне плохо, она предложила отдохнуть, не идти завтра в школу… Она иногда чувствовала, что мне нужно отдохнуть, и писала классной записку, что меня не было по семейным обстоятельствам… Я ни разу этим её доверием не злоупотребил, надо сказать… если она на следующее утро спрашивала: ну что, отдохнул, или ещё денёк поленишься? — я отвечал честно: или нет, не отдохнул, или да, я иду в школу. Ну вот, я не пошёл в школу. Потом не пошёл снова. На третий день мама спросила, что же всё-таки со мной, не стоит ли к врачу сходить… Я тогда взял и ляпнул: я ударил одноклассника. Ну, и всё-всё ей рассказал. Про карточку злосчастную, про мою ненависть… про то, что не знаю, почему и откуда она взялась. А мама говорит: кто-то мудрый сказал, что самый простой способ получить ответ — это задать вопрос…

— Это сказал Аристотель.

— Правда?.. Так вот, она говорит: ты просто должен пожить с этим… попытайся задавать себе вопросы, самые неожиданные и даже нелепые на первый взгляд вопросы, ты разберёшься с этим… в школу, говорит, можешь не ходить пока, только домашние задания узнавай и выполняй. В этот же вечер позвонил… позвонил Олег… этот, мой заклятый… ненавистный… Сказал: прости меня. Я опупел просто: за что? А он сказал: просто, прости и всё, — и положил трубку. Я сначала взбесился. Потом было ощущение, что из меня выпускают кровь… Я лежал на своём диване и умирал… уходили силы… туманилось в голове, я улетал. Потом испугался. Пошёл, разбудил маму. Плакал, рассказал ей о звонке. Она сказала, что я сейчас из гусеницы превращаюсь в бабочку… или, добавила она, из семечка вырастаю в дерево. Поэтому так больно, непонятно, страшно, говорила она. Я говорил, что лучше мне умереть, ни бабочки, ни дерева из меня не получится, я гад, сволочь, подлюга, гниль… мне не место среди людей… и тому подобное… А у мамы было какое-то особое свойство, дар, я бы сказал, всё и вся умиротворять вокруг себя… импульсивный отец очень быстро успокаивался в её присутствии… и дома у нас было как-то по-особому тепло, мирно… тогда говорили — уютно. Теперь это называют хорошей энергетикой. Короче, она сказала: ты сейчас заснёшь, а утром проснёшься с решением. Я тут же провалился в сон, а утром проснулся и словно на потолке прочёл… прочёл что-то вроде: каждый имеет право быть таким, какой он есть, не нравится — отойди, не дружи, а дружишь — принимай человека со всеми его особенностями. Я подумал: и правда, чего я на него взъелся, он же мне в друзья не набивается, и мне он на фиг не нужен, гуляй, парень, стороной и не трогай его, не обращай внимания, живи своей жизнью. Это как-то помогло мне подняться и отправиться в школу… я не могу сказать, что проснулся бабочкой… или деревом. Нет, даже на моль я не тянул… даже на тонкую рябину… Что ты смеёшься?

— Просто… Так хорошо тебя слушать… так хорошо слушать тебя…

— Я проснулся тем же обалдуем, только кое-что в голове утряслось. Как минимум, я понял, что могу жить, не касаясь этого Олега. Или должен постараться так жить. Я шёл в школу, как Матросов на амбразуру… То есть, я понимал, что от школы никуда не уйти, что я должен… и что Олег тоже будет маячить передо мной ещё почти полгода, и это будет теперь больно вдвойне, из-за его извинения и из-за моего полупрозрения… Но его в этот день не было. Я, конечно, ни у кого не спрашивал о нём, делал вид, что произошедшее всем приснилось… ну, или было так давно, что уже забылось, да и было таким пустяком, о котором и помнить не стоит. Потом классная сказала, что у него воспаление лёгких. Ты знаешь… ситуация была, как в песне Высоцкого — он вчера не вернулся из боя… Я… ты не представляешь… я затосковал… Блин… передо мной зияло его пустое место… Нет, чувства вины тут не было и в помине. В этом я отдавал себе отчёт вполне. Я никоим образом не связывал эти два события — то, что я его ударил, и его воспаление. Но меня взяла тоска… На третий день я попёрся к нему. Спросил по телефону у его матери, можно ли мне навестить Олега, как он себя чувствует, если нельзя, то, может, позже, не сегодня… Она сказала, что он поправляется, но лежит в постели пока, и что я могу с ним поговорить немного. Я прошёл в его комнату. Увидел его в подушках, бледного, он читал затрёпанный номер журнала «Москва». Почему-то мне захотелось его… Прости, я закурю… мне захотелось его… обнять… прижать к себе, как сестру… Когда Антошка болела, я страдал страшно и всё время ходил проверять, как она там — дышит?.. Вот и тут на меня накатило… Но я, конечно, сел, как ни в чём не бывало… «Мастер и Маргарита»? — спрашиваю так небрежно, кивнув на журнал… Ну и всё… Можно дальше не рассказывать… потому что этого не пересказать, как не пересказать жизнь… Собственно, мы и пересказали друг другу наши жизни… наши жизни до. Не в тот день, а позже, постепенно. Мы всё свободное время проводили вместе. Но главного я тогда не узнал. Хотя потом, когда он мне рассказал, наконец, я вспомнил тот свой порыв… тот импульс — обнять, как сестру… Курсе на третьем мы учились, я уже со своей будущей женой встречался… ну, и как-то у него спрашиваю: ты когда девушку заведёшь, в смысле, знаешь, как хорошо, когда девушка есть… Ну, он тогда и рассказал… Он и уехал поэтому… Сразу, как границы приоткрыли… Я бы затосковал смертельно… если бы Аня не отвлекала. Мы переписывались с ним, иногда он звонил. Потом появился интернет, стало проще, мы стали ближе в пространстве. Он меня и раньше зазывать пытался, а когда я остался один, так просто насел на меня. Работу нашёл мне… потенциально. Вот так.

— Вот так… И тут снова вмешивается женщина…

— Мы договорились пока не трогать этого вопроса.

— Договорились.

— Жизнь продолжается.

— Да… Life goes on…

— Квартира на продажу выставлена… уже двое смотрели…

— Билеты не купил ещё?

— Нет.

— А с языком как?

— Учу уже год… мне не даются языки… ну напрочь не даются…

— Тяжко работать будет.

— Там, где он мне предлагает — просто невозможно… там постоянный контакт… владеть нужно едва ли не в совершенстве… Олег говорит, я тебя подтяну… А ты спикаешь?

— На бытовом уровне. Но мне бы в голову не пришло уезжать. Когда-то было, правда… когда здесь всё в тартарары летело, работать невозможно было… казалось, что мы все обречены, а где-то идёт жизнь… Но всё это были иллюзии, сейчас понимаю. И прошло давно. Всё на свои места встало… и в голове, и на земле этой…

— А вот у меня, похоже, нет… Я всё время гоню от себя вопросы типа: зачем я еду… за чем?.. Чего жду от этого перемещения?..

— Так ты не знаешь ответов?

— Нет.

— Так это — неосознанный шаг?..

— Знаешь, вот прямо в эту секунду та же мысль пришла… Я в последнее время… с тех пор, как потерял… потерял семью, стараюсь осмысливать каждое своё движение… и души, и тела. А в этом деле почему-то постоянно заминаю все попытки… я конкретно гоню все вопросы и сомнения…

— Чтобы ответы на них не заставили тебя передумать?

— В точку!..

— Так тут диагноз ясен, как божий день… это же…

— Ну-ну?..

— Это же бегство от себя самого.

— Похоже…

— Причём, классический случай.

— Да уж… ты права…

32.

«Пусть будет так… Значит так нужно. Значит, другого варианта нет. Или — точнее — я к другому не готова. Буду готова — придёт то, к чему готова. Значит, надо готовиться… Только позитив в мыслях! Вперёд — шагом марш!..

Не шагается что-то… Негатив душỳ всеми силами, а позитива не проглядывается.

Надо дать себе право и время поплющиться. Даю… до конца рабочего дня… Поработать смогу и в расплющенном состоянии… Так, у меня на это час и семнадцать минут, потом — короткая встреча с автором… Окей… поехали…

Мы едем-едем-едем в далёкие края…

При чём здесь далёкие края?.. Про далёкие края сейчас не думаем! Не-ду-ма-ем!!!»

На три такта — тарелка, брек — барабаны… Фафа-фафа-фа-а…

«Ну вот и дальние края, видно, обрисовались…»

— Да, Женя?

— Да, Женя!… Что ты молчишь?..

— А ты что молчишь?

— Я не молчу…

— Тогда говори.

— Я вот билеты купил…… Ну, а теперь что молчишь?

— Я проявляю бурную радость…

— Я так и знал. Ты очень хотела посмотреть этот фильм. Сегодня в девять…

* * *

2011