Бессмертное пламя

Юлия Диппель, 2018

Одни называют их просто бессмертными, другие – демонами, третьи – духами или дэвами. Сами же они предпочитают название «праймус», что значит «первый» на латыни. Когда на Ариану нападает таинственный незнакомец, чьей воле неожиданно начинают повиноваться все вокруг, жизнь девушки навсегда меняется. Ариана узнает, что лицеем, в котором она учится, руководит тайная организация «Плеяда». Она контролирует праймусов и защищает от них человечество на протяжении многих веков. Но похоже, что и у самой Арианы есть особая сила. И чтобы спастись от того, кто открыл на нее охоту, девушке придется воспользоваться помощью самого демона…

Глава 8. Обо всём на свете

Какой-то промежуток времени я просидела в студии Люциана одна. Кроме кучи одежды, сваленной на кресле, квартира Люциана была очень аккуратной. На стенах не было ни картин, ни фотографий, а на отдельно стоящем книжном стеллаже, который придавал открытой спальной зоне немного уединения, стояло только одно не особо выразительное собрание произведений мировой литературы. В общем и целом, абсолютно безличное пространство ничем не выдавало присутствия сверхъестественного жильца. Под крючками для одежды к стене прислонился чехол для гитары. На кухонной стойке одна кофейная чашка. Рядом с ней — iPad, пара газет и открытая записная книжка. После короткого внутреннего спора со своим хорошим воспитанием я рискнула сунуть туда нос. Страницы были исписаны ровным убористым почерком, но я все равно не смогла прочесть ни слова. Все надписи были не просто на незнакомом языке, отличалось и начертание букв. Некоторые знаки я уже видела на печати, которую дал мне Люциан.

— Сомневаюсь, что тебе это как-то поможет, — сказал Люциан, выходя из каменной стены. Порыв ветра из волшебного перехода еще играл в его волосах.

Я неловко переступила с ноги на ногу:

— Я… я не хотела… ну, я хотела просто… — заикалась я.

Люциан махнул рукой:

— Все нормально. Сам виноват, раз оставил ее открытой, — мимо барной стойки он прошел на кухню и открыл холодильник.

— Что ты сделал с Викториусом? — я сменила тему.

— Стер опасные воспоминания, создал пару-тройку фальшивых и запихнул его в машину, на которой он приехал.

Люциан достал бутылку тоника, потом бутылку джина, лимоны и кубики льда и смешал все это в стеклянном графине. Только тогда до меня дошло.

— Лучший джин-тоник, который ты когда-либо пробовал, — это твой собственный? — спросила я, пока он доставал два стакана из кухонного шкафа.

— Когда-то я работал в одном баре на Манхэттене, — ухмыльнулся он. Подтверждая сказанное, он с профессиональной ловкостью покрутил стаканы в воздухе, прежде чем разлить в них коктейль. Подмигнув, он толкнул стакан по барной стойке в мою сторону и поднял свой:

— За ответы, которые мы, надеюсь, скоро получим.

Да у нас разговор по душам! Мы чокнулись. Он выпил половину и снова наполнил стакан. Я не спешила и просто потягивала напиток. Это и правда был потрясный джин-тоник.

— Удовлетворена? — лукаво поинтересовался Люциан и направился со стаканом и кувшином к дивану. Я кивнула.

— По крайней мере в том, что касается обещания джин-тоника.

Хорошее настроение испарилось. Он виновато вздохнул и сел.

— Ариана, послушай. Мне очень жаль, что я втянул тебя во все это, — в своей прагматичной манере он просто дернул плечом.

— Это же вина Джирона, — отмахнулась я, но Люциан покачал головой.

— Я должен был знать, — с неудачами бессмертный демон справлялся так же плохо, как с опекой несовершеннолетних. Но его настроение могло помочь мне выпытать хоть какие-то ответы.

— Кто вообще этот Джирон? Ну, кроме того пункта, что его лучше избегать, — спросила я, тоже усаживаясь на диване. Я долго не могла найти себе место поудобней между подушками, а когда наконец подняла глаза, заметила, что Люциан за мной наблюдает. Он улыбался, а мне ничего не оставалось, кроме как признать правоту Викториуса. Этот праймус и правда сливочная пеночка. Слава богу, пеночка, кажется, не заметила, что я замечталась, и вместо этого ответила на вопрос:

— Джирон вышел из Лиги пару веков назад. Обычно отступники держатся особняком и скрываются, но Джирон быстро создал целую сеть, которая поддерживает его сомнительную деятельность и преступления. Уже несколько десятков лет он не пачкает руки.

— Как мафия? — поразилась я.

— Да, и уничтожить их так же тяжело.

— Финиш! Меня хочет прибить бессмертная мафия. — Большой глоток джин-тоника достиг моего желудка и помог немного притушить панику. Это и серьезный взгляд Люциана, когда он произнес:

— Я этого не допущу.

Он откинул волосы со лба. Я успела привыкнуть к этому жесту.

— Использовать меня было ошибкой. Джирон, должно быть, под большим давлением, раз пошел на такие рискованные меры. Жалко, что память Викториуса защищала печать.

Хотя мне не понравилось услышанное, я не могла не улыбнуться, вспомнив об эпатажном сиреневом павлине.

— Похоже, он по-настоящему на тебя запал, — поддразнила я Люциана. Он хмыкнул и налил себе еще.

— Викториус хорошо знает правила игры, иначе он бы не поднялся так высоко у Джирона.

— Что ты имеешь в виду под «так высоко»?

— У отмеченных праймусом существует своего рода иерархия. Чем мощнее у человека печать, тем выше его положение среди приближенных. Видела символы у него на шее? — спросил он. Я кивнула. — Это метка Джирона. Она — как контракт на особых условиях до самой смерти. Викториус продал душу своему хозяину.

— Ты прикалываешься? — вырвалось у меня. Люциан озадаченно посмотрел на меня.

— А ты думала, истории, где люди продают душу дьяволу, взялись сами собой из воображения писателей?

Самонадеянность Люциана испытывала мое терпение, но еще сильнее я злилась на саму себя. Всего за несколько дней мой мир перевернулся с ног на голову, а у меня все еще постоянно отвисала челюсть, когда я натыкалась на новое откровение. Почему я никак не могла привыкнуть? Мне определенно не понравилось висеть в петле неведения. С твердым намерением свести на нет свою способность удивляться я залпом допила коктейль, усердно игнорируя ухмылявшегося праймуса. А стакан-то был не маленький…

— Значит, Джирон коллекционирует души… — я вернулась к теме. По мышцам прокатилось ощущение расслабленности: джин начинал действовать. Люциан потянулся за графином.

— Не совсем так. Души — это чистая энергия. Их нельзя коллекционировать, как почтовые марки. Метка Джирона — это договор, который — помимо всего прочего — после смерти Викториуса переправит высвободившуюся энергию его души Джирону.

Он наполнил оба стакана, не замечая, как мастерски я контролирую свое лицо. Гордясь собой, я как можно более уравновешенно спросила:

— А что происходит с душами других умерших?

— Почему ты меня об этом спрашиваешь? — со смешком возмутился Люциан. — Может, нас и называли божественными, но это еще не значит, что мы и есть Бог.

Мой рот открылся сам собой:

— Ты веришь в Бога?

«Вот блин…» А вот и он, с недавних пор такой знакомый мне шок. Люциан поморщился, как будто мой вопрос сделал ему физически больно.

— Эй, ты пользуешься тем, что я пьян, чтобы меня разговорить?

— Ты? Пьян? — фыркнула я.

— Конечно, еще двенадцать таких, — он постучал указательным пальцем по стакану, — и я слегка опьянею.

— Так нечестно. Я уже опьянела, — неожиданно я икнула, словно организм решил подтвердить мои слова. А потом еще раз. «Наверно, надо было что-нибудь съесть», — поругала я себя.

Тогда мне пришло в голову, что стоит притормозить с джин-тоником. Как бы заманчиво это ни звучало, не могла же я напиться в доме у бессмертного, прямо внутри скалы.

— Хорошо, тогда будем играть честно. — Люциан спрыгнул с дивана, чтобы порыться в шкафчиках на кухне. — За каждый твой вопрос мне я задам один тебе.

Это очень напоминало фильм «Молчание ягнят», но я не смогла найти подвоха.

— По рукам, — через плечо прокричала я на кухню. Единственным ответом был звон посуды и звук рвущейся упаковки. Если бы мир вокруг меня так не кружился, я бы обернулась посмотреть, чем он там занимается. А так мне оставалось только гадать и разглядывать пустой диван перед собой.

— Итак: ты веришь в Бога? — допытывалась я. Снова шуршание, и наконец-то приглушенный голос Люциана. «Он что, с головой в шкаф залез?»

— Во всяком случае, я верю, что есть кто-то, кто причастен ко всему, что с нами происходит. А Бог ли это, судьба или что-то еще, мне по большому счету все равно.

Скоро он вернулся в поле моего зрения. Подражая официантам, в одной руке он нес сразу несколько тарелочек с закусками, а во второй — снова полный графин.

— Другой еды здесь, к сожалению, нет. Тимеон не любит заполнять продуктами свои убежища.

«Ого, я так плохо выгляжу, что он решил помочь мне протрезветь? — Но когда сам Люциан зачерпнул большую горсть орешков кешью, я мысленно пожала плечами: — Начну волноваться, когда он предложит мне кофе».

— Ты постоянно твердишь об этом Тимеоне, как будто ты с ним знаком. Он праймус? А если да, как он допустил, чтобы его именем назвали бесполезные ворота посреди леса?

Люциан бросил на меня осуждающий взгляд.

— В качестве исключения я дам тебе фору в один вопрос — но только из уважения к хозяину дома. — Он скрестил ноги. — Тимеон очень-очень старый праймус. Прошли столетия с тех пор, как он отгородился от мира, и ему безразлично, кто там что называет в его честь. В его убежищах может останавливаться кто угодно, но есть определенные правила, — объяснял Люциан. — Эти укрытия — что-то типа Швейцарии. В сущности.

«Нейтральная территория, значит?» Звучит не так плохо. Люциан откашлялся и напряженно посмотрел на меня: у нас же была договоренность.

— Валяй!

— Сколько тебе было лет, когда твой отец от вас ушел? — захотел он знать.

— Двенадцать, — если так пойдет и дальше, я спокойно продержусь до конца этой сделки. Моя очередь.

— Если душа Викториуса уже принадлежит Джирону, почему он тогда просто его не убьет и не получит свой «душевный энергетик»?

Люциан непринужденно махнул рукой и закинул в рот еще парочку орешков.

— Это была бы пустая трата ресурсов. Человеческая душа — это как… дойная корова. Живой она намного полезнее. Ее можно каждый день доить и периодически подкармливать. И только когда она состарится и перестанет давать молоко, ее убьют и съедят всё мясо. Так всегда бывает, кроме крайней необходимости, естественно.

«Эммм…»

— Вау, это было до такой степени неполиткорректно, что я даже не знаю, как реагировать.

Люциан невинно пожал плечами, что можно было трактовать как: «Ты сама спросила». Потом он запил орехи оставшейся половиной стакана джин-тоника и долил себе еще. Он пил уже пятый стакан.

— Теперь я: ты видела отца после развода?

Опять легкий вопрос.

— Нет.

Я продолжила:

— У меня есть душа?

— Да, — он так же быстро задал свой вопрос: — Как думаешь, твоя мама знает, что Харрис не твой биологический отец?

«Как она может не знать?» Смешно. Или не очень? В любом случае, довольно неловко, поэтому я была вынуждена ухватиться за спасательный круг, который стоял передо мной на столе, налитый до краев.

— Ну, да, надеюсь. Иначе всё вообще пойдет наперекосяк. Она никогда даже не намекала на что-то подобное.

Странный вопрос, странный ответ. Лучшего он не заслужил. Настало время переходить к тяжелой артиллерии.

— Ты считаешь, что мой… настоящий отец, вероятно, был праймусом? — сказала я. Люциан немного помолчал, а потом задумчиво кивнул:

— Теоретически такое возможно. Но в таком случае ты не унаследовала его силы. Магию полукровки я бы в тебе почувствовал.

Да, верно. Что-то такое он уже говорил.

— До развода ты часто оставалась с отцом наедине? — продолжал он. Я прикусила губу, вспоминая.

— Время от времени мы выбирались куда-то с ним вдвоем. Кроме этих поездок я не припоминаю моментов, когда мамы не было бы с нами, — поразительно, но я и сама этого не понимала. Раньше никто меня об этом не спрашивал. Люциан снова запустил руку в тарелку с едой, а потом пододвинул ее ко мне. «Всё так очевидно?» Я сделала ему одолжение и съела чуть-чуть… «Это печеньки-жирафы?!» Как ни странно, они оказались очень вкусными, особенно учитывая, что я нормально не ела уже несколько дней.

Выжидательный взгляд Люциана напомнил, что сейчас моя очередь.

— У всех полукровок есть души?

— Это сложноватый вопрос.

— Попробуй, — предложила я, уговорив еще пару жирафов.

— У праймусов могут быть дети от людей. Если отец — праймус, а мать — человек, у ребенка будет душа и слабые сверхъестественные способности. Вы называете таких людей ведьмами, магами, жрецами вуду… — Я изумленно подняла глаза от своего «звериного» перекуса. Прежде чем до меня дошло, что он только что сказал, Люциан уже вернулся к игре в вопросы: — Куда вы ездили с отцом?

«Вот пристал!»

— По-разному. Мы часто ходили в кино. Кажется, я смотрела «Русалочку» десятки раз. Еще я помню ярмарку и зоопарк.

Мне нужно было время, чтобы осознать существование ведьм, но я решила не тратить на это следующий вопрос. Куда любопытней было то, о чем он умолчал.

— А что будет, если праймус — мать?

Его глаза сообщили мне, что эту тему он бы с удовольствием замял. Но глазам противоречила улыбка. «Боже мой, когда ехидная улыбочка успела так высоко подняться в моем рейтинге Самое сексуальное, что делают парни”?»

— Ни одна душа не выживет в теле праймуса, не говоря уже о девяти месяцах беременности. Ребенок бы родился нежитью. У него бы не было ни души, чтобы жить, ни способностей праймуса, чтобы питаться чужими эмоциями. Поэтому ему бы пришлось искать другие пути.

Даже с алкогольным туманом в голове я заметила, что этот хитрец все время пытается увести разговор в другую сторону. Хотя я все равно не желаю знать от чего.

— Маленькая Ариана когда-нибудь думала о том, кем работает ее папочка? — спросил он дальше.

— О, долгое время я думала, что он стоматолог, — сказала я с ухмылкой. — Только намного позже я узнала, что он генеральный директор гигантской фармацевтической корпорации. Но к тому моменту я уже убедила всех детей в садике, что мой папа придет и просверлит им зубы, если они не прекратят надо мной смеяться.

Это вызвало смех у сидящего передо мной демона. И его смех звучал так красиво и тепло, что в какой-то момент я просто им заслушалась. Уже давно я не позволяла воспоминаниям выползать из темного уголка, куда они были надежно упрятаны. Но даже тогда мне бы никогда не пришло в голову, что будет так приятно слышать, как кто-то смеется над ними.

— Теперь ты, — тихо напомнил он.

— Какие другие пути нашли полукровки-нежить, чтобы питаться?

— Живое человеческое мясо или кровь несут в себе минимальный след связанной с ними души. Это утомительно и не очень продуктивно, но так они могут выжить.

— Ты же сейчас не о вампирах говоришь? — шокированно воскликнула я. Он засмеялся.

— Да, но это уже два вопроса.

— Ничего подобного! — запротестовала я, прежде чем поняла, что вообще-то он прав. — Это был всего лишь… удивленный… риторический… возглас. — Его зеленые глаза смотрели на меня в упор, так что я сдалась и выдохнула: — Спрашивай!

— Почему стоматолог? — выдал он.

— Ой, без понятия.

Люциан скептически уставился на меня. Я искренне выпалила: «Честно!», а усмешку над его помрачневшим лицом спрятала за стаканом джин-тоника. Люциан смиренно вздохнул.

— Предвосхищая твой вопрос: да, я говорил о вампирах. По крайней мере, вы называете их так. Мы называем их сущим наказанием. Они тупее сахарной ваты, потому что не получали необходимого питания в период развития. Убивают без разбору, когда им вздумается.

— А я не об этом хотела спросить, — соврала я. Конечно, Люциан видел меня насквозь.

— Врушка, — тихо рассмеялся он.

— А ты докажи! — потребовала я. Зеленые глаза нашли мои. Блеск в их глубине выдавал, что он раздумывал, а не принять ли мой вызов. Прохладное покалывание побежало вниз по позвоночнику. Я неловко поерзала на подушках. Это то же ощущение, что я часто испытывала рядом с Люцианом. Между тем я гадала, не воспринимала ли я так его силу? С остальными праймусами тоже так будет?

В конце концов Люциан проиграл в гляделки. Он отвел взгляд, и покалывание пропало. Его рука — снова — скользнула к волосам. Почему-то у меня возникло впечатление, что он был бы рад закончить нашу викторину.

Но он этого не сделал.

— Ты когда-нибудь была у отчима на работе?

«Ого, да он помешался на Уилсоне Харрисе!»

— Не так чтобы я об этом знала. Когда мы куда-то выбирались, часто приходилось проезжать мимо его работы, потому что ему надо было что-то передать. Но мы никогда не задерживались, и за работой я его тоже ни разу не видела, — рассказала я и сразу спросила сама: — Если вампиры ничего не соображают, почему никого из них еще не обнаружили?

— Уже один факт того, что ты знаешь о вампирах, подтверждает, что им в этом не всегда везет. Обычно родители этих бестолочей следят за тем, чтобы они не попались. Если нет, об этом заботятся брахионы, — лаконично объяснил он. А я снова не смогла уберечь свою челюсть от падения.

— Вы охотитесь на вампиров?

Люциан укоризненно приподнял бровь, напоминая, что я снова задала лишний вопрос.

— Прости, — смутилась я и сделала еще глоток джин-тоника. Он правда был слишком вкусным…

— У тебя осталось что-нибудь, что подарил или дал тебе отец? — от нетерпения он подался вперед всем телом.

— Нет. После развода я все закопала в лесу.

«Ха! Я тоже могу уходить от прямого ответа». Зеленые глаза снова остановились на моем лице. Он точно знал, что я делала.

— Вы охотитесь на вампиров? — повторила я свой вопрос. Люциан медленно кивнул и снова откинулся на спинку дивана, сцепив руки на затылке.

— Более-менее. Уже несколько веков праймусам запрещено заводить детей с людьми. Тем не менее среди отступников это время от времени происходит. И да, тогда мы вмешиваемся и охотимся на них.

Очередь перешла к нему.

— Есть у тебя какие-нибудь особо выдающиеся способности или таланты?

«Это еще что за вопрос?»

— Эмм… Нет, — озадаченно начала я. — Лиззи считает, что я хорошо пою, но, думаю, тебя интересует не это.

Он, улыбаясь, покачал головой и налил себе шестую порцию джин-тоника. Или это уже седьмая? В мой стакан он тоже долил.

Чтобы отвлечь внимание от своих несуществующих талантов, я поскорее вернулась к вопросам.

— Запрет на рождение детей появился из-за вампиров?

Он со вздохом закинул ноги на диван и поставил тарелку с соленой соломкой себе на живот.

— Нет, не совсем. На самом деле их не так много. Они треплют нервы, но по-настоящему для нас не опасны. Особенно после того, как пиар-служба Лиги превратила вампиров в чувствительных слабаков в глазах людей. Нет, запрет наложили из-за ведьм.

— Подожди. Ты сказал, что запрет действует уже несколько веков. Если у ведьм есть души, если они — люди и смертные, то сколько же ведьм может быть сейчас?

— Мда… Ведьмы передают свой магический дар наследникам. А если они рожают детей друг от друга, то их возможности становятся безграничными. Конечно, они не могут восстанавливать силу от человеческих душ, как мы, и они не живут вечно. Но все же они могут нанести серьезный вред, объединяя в кланы сильнейшие кровные линии и выступая против нас.

— Зачем им это? — вставила я.

— А вот в этом мы, видимо, сами виноваты.

— Дай угадаю: когда все из себя могущественные праймусы смекнули, что их дети могут представлять для них угрозу, они решили принять срочные меры и объявить на них охоту.

— Инквизиция — не самая светлая глава в наших Хрониках, — устало заметил он.

— Да ты меня разыгрываешь! Сжигание ведьм на кострах — тоже ваша вина? — закричала я. — Не удивительно, почему ведьмы вас недолюбливают.

— Итого четыре вопроса подряд…

— Да, да, хорошо. Я только быстро схожу в туалет, а потом буду в твоем полном распоряжении.

Ухмыльнувшись, он показал на незаметную дверь между кухней и спальней. Я, пошатываясь, поплелась туда. Вата в голове и качающаяся перед глазами комната ударили по всем сигналам тревоги. Я не просто была слегка навеселе, я напилась. Всего двумя коктейлями? Тут что-то не так. Сидя на унитазе, я всеми силами пыталась сохранить в себе печенье в форме жирафов, потом вымыла руки и перед выходом побрызгала на лицо холодной водой. Так я еще не напивалась…

Пока я шла обратно к дивану, вокруг всё кружилось. И это не прекратилось, даже когда я села и зажмурилась.

— Все хорошо? — осведомился голос Люциана с другого конца кофейного столика.

— Ага… просто слегка перепила, — пробормотала я. — Давай свои вопросы, — после этого вечера я ни в коем случае не хотела остаться у него в должниках.

Наступила тишина, но я чувствовала, что он за мной наблюдает. Возможно, он перебирал в голове вопросы о моем отце, которые еще не успел задать. «Об отчиме», — исправилась я. Какой бы желанной ни была мысль о том, что во мне не течет кровь этого человека, а от старых привычек избавиться нелегко.

— Кто были те ребята на парковке?

Я распахнула глаза и посмотрела на Люциана. Он был само спокойствие, но в его взгляде светилось что-то, что я не могла разгадать.

— Брендон? — уточнила я, наморщив лоб. Этот праймус правда умел удивлять. — Он полный придурок и мой бывший. Невыносим и сам по себе, а уж когда с приятелями… — Я повела рукой в воздухе и изобразила на лице, как мне казалось, пренебрежительное выражение. Но в таком состоянии ни в чем нельзя быть уверенной.

— Если он такой невыносимый, почему ты с ним встречалась? — он все еще пронзал меня горящими зелеными глазами.

— Отлииичный вопрос. Была наивной и влюбленной, — это еще мягко сказано. «Безмозглая, по уши влюбленная дура» было бы точнее. К несчастью, часть про влюбленность можно было применить только ко мне.

— Он причинил тебе боль?

«О, да».

— Не думаю, что тебя это касается.

Мои воспоминания о Брендоне были надежно спрятаны в запертом сундуке. Там пусть и остаются.

— Когда я вас увидел, от тебя исходил страх, — докапывался Люциан. От него не укрылось, как я сжала зубы. — Что он тебе сделал, Ариана?

Независимо от моей воли его мягкие вопросы перенесли меня назад, в ночь вечеринки в общежитии для мальчиков. Миссис Кент спрашивала у меня то же самое. Тогда я ей не ответила и не собиралась делать это сейчас. Это никого не касается.

— Просто он урод, — уклончиво прошептала я в ответ и вытащила из кармана мобильник. «Быть не может!» Мне казалось, что было уже три часа ночи, а на самом деле только одиннадцать. Наверно, часы отставали. Я еле-еле поднялась на ноги. Язык заплетался. — Пора домой. Уже поздно.

Причем в срочном порядке. Потому что у меня не получалось держать равновесие, не опираясь на диван. Люциан тоже встал и протянул ко мне руку, готовый в любой момент меня поймать.

— Тебе нельзя домой, — спокойно сказал он. Я закатила глаза и решительно потопала к стене, где предположительно должен был находиться выход.

— Да знаю я… имею в виду… к Лиззи, — пол отказывался не менять своего положения в пространстве. Мои ноги шагнули в пустоту. Неожиданно я схватилась за кухонную стойку, которая, по моим прикидкам, находилась значительно дальше от меня. Сильная рука на моей талии спасла меня от неконтролируемого падения.

— Опля… думаю, никуда ты не денешься, — прошептал Люциан мне на ухо. В его голосе угадывалась улыбка.

— Я точнне будзесь спать, — сердито выговорила я и предприняла попытку высвободиться из его захвата. Бесполезно.

— Да ты уже почти спишь. А Лиззи только упрекнет меня в том, что я тебя споил, — говорил он, ведя меня перед собой. Выход и кухня остались где-то позади.

— Ткты и споил! — обвинила я его. Он тихо рассмеялся, теплое дыхание коснулось моего затылка.

— Ну, может, самую малость.

— Ты знал… я б не стала… рзгварть… об отце… — Довольная своей потрясающей дикцией, я мельком отметила, что завалилась на что-то мягкое. Сначала я подумала, что он привел меня обратно на диван, но моя голова свободно откинулась назад, не встретив никакого сопротивления.

— Он не твой отец, малышка.

«Черт, — я уже опять забыла, что моя заветная мечта сбылась. — Уилснхаррс не мой папа. Уилснхаррс не мой папа. Уилснхаррс не…» Моей ноги что-то коснулось и потянуло ее в сторону. Я отвлеклась.

— Ты чтмня рздваешь?! — я начала отчаянно брыкаться, чтобы избавиться от его рук. Люциан осуждающе цыкнул и снова поймал меня за ногу. Судя по холодку, который я почувствовала пальцами ног, он снял с меня ботинки и носки. Потом лицо Люциана показалось прямо надо мной. Его взгляд опустился ниже и остановился на моей груди. Я подозрительно покосилась на него. Ладонь с кольцом на указательном пальце оказалась слишком близко к моему телу. Я шлепнула его по руке. Ну, по крайней мере, попыталась.

— Лежи спокойно, — проворчал он и расстегнул молнию на толстовке Лиззи. У меня судорожно сжалось сердце. Потом он приподнял меня и стянул кофту с моих плеч. Я смутно припомнила, что под ней на мне еще майка, но у меня все равно началась легкая паника.

Люциан скривился, когда сосредоточенно вытаскивал мои руки из рукавов. Я не сдержалась и захихикала.

— У тебя ткое лицо, кбудто ты съел лимон, — лепетала я. Одна рука на свободе. Здорово, теперь я могла дать отпор… если бы вспомнила, как это делается.

— У недоверия отвратительный вкус, — пояснил он, и до меня дошло. Он вытащил вторую руку, а я рухнула на матрас.

— Ты от мня крмишься? — спросила я потолок. Лицо Люциана снова возникло в поле зрения. На этот раз он смотрел мне прямо в глаза.

— Нет, потому что у недоверия отвратительный вкус, — повторил он подчеркнуто медленно, словно разговаривал с маленьким ребенком. И снова куда-то пропал.

«Ох…»

— А ты уже… ну, от мня?

— Один раз, — его голос раздавался откуда-то издалека. — Когда сегодня после пробуждения ты не дала мне уйти. Ты доверилась мне без всяких на то оснований, я не смог удержаться.

— Пспшила, да? — спросила я.

— Чего? — голос снова приблизился.

— Ну, с дверием… Ты ж всравно за мня взялся, — пробубнила я. Люциан засмеялся.

— Расслабься, малышка. Ты для меня слишком маленькая.

Правильно, он же у нас бесмееееертный демон, а я-то решила, что он западет на меня, как мальчишка-подросток. «Пфф…» Я успокоилась. Покрывало подо мной выглядело таким заманчиво прохладным и уютным. Тихонько вздохнув, я подтянула его и скомкала под головой.

— Сршенно верно, дедуля! — промямлила я в свою импровизированную подушку. — Не ндейся пнапрасну, — снова смех прямо надо мной. Под мою спину скользнули руки и чуть приподняли, чтобы снова уложить. Я негромко возмутилась, потому что из-под меня убрали нагретое покрывало. Мне стало холодно, но теперь подо мной лежало большое мягкое нечто. А вообще-то, не такая уж и плохая идея тут переночевать, нет? Мама и так не знала, где я, а Росси вряд ли расстроятся. Кроме того, эта кровать стоит прямо в Тимеоновской Швейцарии. А вечер вышел довольно забавным, если не принимать во внимание намерения Джирона меня убить. У меня уже сложилась почти полная картинка всей ситуации. За исключением планов Люциана…

— Терь я пняла! — крикнула я и открыла глаза. «Танатос!»

— Что еще? — откликнулся Люциан, который как раз вытаскивал покрывало из-под моих ног.

— О чем я тебя всвремя хтела спрсить. Ты мня прост отвлек этой ведьмо-вампирной фигней!

Этот праймус улыбнулся мне без зазрения совести.

— Я знал, что ты меня раскусишь. Только не знал, получится ли у тебя это до того, как ты утопишься в джине, — спокойно произнес он, накрывая меня одеялом.

— Извните, что я не ткааая выносливая, как вы, гспдин демон-Робокоп! — фыркнула на него я. Казалось, Люциана невозможно вывести из себя. Он почти заботливо завернул меня в одеяло. Неожиданно на меня навалилась усталость.

— Эт оччнь подло! — я широко зевнула. — Мел сказала, ты должн за мной прсматривать, а не спаивать!

— Поверь мне, малышка, мы бы занялись здесь совсем другими вещами, если бы я за тобой не присматривал!

Он лукаво мне подмигнул. Но прежде, чем я задалась вопросом, что он мог иметь в виду, я потеряла эту мысль: он выключил свет. На его лицо легли длинные тени.

— Люциан? — спросила я. — Кто такой Танатос?

Он закрыл глаза и глубоко вздохнул. А я и не замечала, какие длинные у него ресницы. Или все дело в полутьме? Они создавали идеальный контраст линии бровей…

Люциан резко вскочил и, обойдя перегородку, ушел в гостиную.

— Викторина окончена, спи.

— Так нечестно! — заныла я, но особенно сильно не возмущалась. Для этого я слишком устала.

Последнее, что я увидела, было то, как блеснули его зубы, когда он ухмыльнулся.

— Я демон, забыла?